Разумная жизнь. Книга первая

Александр Краснов

Как зародилось человечество? Что ждет его впереди?.. Кто мы? Откуда? И для чего мы живем?.. Что такое вселенная на самом деле? Есть ли у нее границы, а если и есть, то что за ними находится?.. Существует ли жизнь во вселенной? Что из себя представляет феномен НЛО?.. А есть ли Бог?.. На эти и на многие похожие вопросы пытаются ответить главные герои романа, каждый своим путём. И все началось в 2035 году, с высадки первых колонистов на Марс… А может быть, все началось гораздо раньше?..

Глава 4

ЖДК медленно шагал по «Равнине Утопия», усыпанной камнями разного размера и формы. Шесть толстых, квадратных балок, перемещавших его, неторопливо двигались взад и вперед, при этом то поднимаясь, то опускаясь вниз. Поэтому, со стороны ЖДК напоминал громадного паука, а если приделать сверху, на небольшую и слегка приплюснутую кабину управления, две антенны, как усы у таракана, то он был бы похож на большого жука, ползущего непонятно куда и непонятно зачем.

Впереди, метрах в пяти, шёл Этьен. Он аккуратно ставил ботинки скафандра между камней, тщательно выбирая место для следующего шага и иногда всматривался в даль, в поисках наилучшего пути. Справа шли Катя и Ник, слева Томоко. Они то и дело погладывали на «ходули» ЖДК и на те места, куда опускались квадратные балки.

Красно-желтое солнце, лениво пробивалось сквозь легкую, пыльную завесу и освещало поверхность Марса так, что ребятам казалось, будто они идут по огромной, каменистой пустыне, полностью усыпанной мелкой ржавчиной. Пыль, поднятая реверсивными двигателями, еще до конца не осела, и легкий ветерок как бы препятствуя этому, снова поднимая ее вверх и иногда закручивал в небольшие смерчи, очень похожие на Земные.

Катя шла за Ником, задрав голову, и с каким-то присущим только ей восторгом, смотрела на солнце, то опустив, то подняв золотой светофильтр на шлеме скафандра. Остальные шли молча, изредка крутя головами, посматривая по сторонам.

— А солнце-то, почти такое же как и на Земле, — вдруг сказала Катя, — только чуть-чуть поменьше размером.

— Да тут все смахивает на земное, — вставил Этьен, — Абсолютно все. Камни, ветер, горы, пыльные вихри и даже есть облака. Только вот озер и рек не хватает… И зелени. У меня почему-то такое ощущение, что здесь когда-то была жизнь. Я не знаю, как это объяснить, но я это просто чувствую. На Земле я много читал и слышал теорий о зарождении человечества на Марсе, но я не думаю, что именно это является причиной моих ощущений.

— И у тебя тоже? — спросила Томоко, — Я думала, что у меня одной так. Я уже стала подозревать, что схожу с ума, и как доктор, начала ставить себе диагнозы. Думала, что это сказались перегрузки, сильный эмоциональный всплеск и повышенное содержание адреналина в крови во время посадки.

— А у вас, у докторов, всегда так? — засмеялся Этьен, — Чуть что-сразу диагноз. Заболела голова — на тебе таблетку, не болит голова-значит что-то другое должно болеть. Ничего не болит-значит пора в морг.

Томоко засмеялась.

— Много смеешься, значит ты псих. Мало смеешься, значит у тебя депрессия, — продолжал Этьен, — вас докторов не поймешь. У вас вообще существует диагноз «Здоровый человек»?

— Томоко, — влез в разговор Ник, — когда в следующий раз, здоровый французский человек придет к тебе за таблеткой от головы, ты сразу посылай его в морг. Ах да. У нас же морга нет. Тогда ты его просто пошли. В направлении… — Ник остановился и засмеялся, — …в направлении некультурно-похабном.

— Так и сделаю, Ники, — ответила заливаясь от смеха Томоко, — Так и сделаю.

— Ковбой, вообще-то, ты должен быть за меня, — сказал посмеиваясь Этьен, — мы с тобой как будущие пациенты, должны держаться вместе. Неизвестно, каких диагнозов она нам с тобой наставит месяцев, так скажем, через шесть. А может она и раньше нас с ума сведет своими еженедельными медосмотрами. Ник, ты просто не представляешь себе, как она достала меня в космосе.

— Представляю, Этьен, представляю, — ответил американец и обратился к Томоко, — Вообще-то он прав. Меня тоже достали эти твои, как их там, голокардиограммы, голомардиограммы и-и-и, тому подобное. Простите доктор, если я что-то произнес неправильно.

— Первое название процедуры, ты произнес правильно, — ответила Томоко, — а вот второе, ц-ц-ц… — зацокала она, — я тебе потом объясню, как это слово нужно выговаривать, когда удвою, нет утрою, количество твоих посещений медпункта и в твоей личной картотеке наставлю таких диагнозов о которых ты даже и не подозревал, — Томоко, еле заметно хихикнула, а затем вдруг замолчала и задумавшись добавила, — …Не-е, ребят, шутки шутками, но я после приземления чувствую… — она снова замолчала, подыскивая слово, чтобы правильно описать то, что она хочет сказать.

— Что? — не выдержав долгой паузы, спросила Катя.

–…ощущение «Дежавю», — как бы очнулась Томоко, — Мне кажется, что я здесь уже когда-то была. Может не я? Может другая я? Не знаю. Не пойму. Не могу пока разобраться, но я чувствую, что мы все уже здесь были. Давно. Очень давно.

— Кто мы? — спросил Этьен.

— Не знаю, — ответила та, — мне кажется…

— Надя. Стоп, — резко и неожиданно сказал Ник.

ЖДК остановился и стал похож на застывшего на месте, с чуть-чуть приподнятыми, передними лапами, насекомого.

— Правую, первую «ходулю» сдвинь немного назад, — скомандовал Ник, — Крупный, полукруглый валун.

— Поняла, — ответил в наушниках голос Нади.

Передняя балка слегка сдвинулась обратно и опустилась рядом с камнем.

— Все, можешь трогаться, — приказал Ник и ЖДК медленно зашагал по красной пустыне.

— И я тоже что-то чувствую, — вдруг сказала Катя удивившись сама себе, — Я не хотела об этом говорить. Я думала это личное. Но я должна об этом сказать. Внутри меня тоже что-то происходит. Это похоже на столкновение двух стихий, которые борются друг с другом. Как будто прошлое и настоящее ведут смертельную борьбу за существование во мне, и никто не хочет сдаваться. Мне кажется, что я сделала что-то не так и вот только сейчас начинаю это осознавать. В голову лезут всякие нехорошие мысли. Не спрашивайте меня какие. Я не хочу о них говорить. Я всячески пытаюсь их отогнать, а они лезут и лезут. А вместе с ними, в меня хочет проникнуть еще что-то, и это что-то несет в себе ужас и уныние, — Катя сделала паузу, — Это началось тогда, когда мы приземлились. Я почувствовала сильный страх и невыносимую тоску. Я никогда раньше такого не испытывала. Ну… Или почти никогда. Кто-нибудь чувствует что-то подобное?

— Я чувствую! — Ник обернулся, посмотрел на Катю и шутливо добавил, — Я чувствую, что с такими навигаторами как вы, мы никогда не доберемся до жилой зоны…

Катя скромно улыбнулась.

–…Господа первопроходцы, — продолжил Ник, — давайте повнимательней следить за дорогой, которой нет, и перестанем обсуждать ужасы и уныния.

— Правильно ковбой, — в наушниках скафандров раздался голос Нади, — Нашли тему для разговора. Все эти ощущения, это адаптивная реакция организма на изменение внешней, хорошо усвоенной ранее, среды обитания. Наш организм попал в совершенно иные условия, абсолютно отличающиеся от прежних, и я думаю, что все эти не обычные, на первый взгляд, ощущения, в скором времени пройдут сами собой, после того как наше тело привыкнет к новому дому. Томоко я права?

— Да командир, — послышался утвердительный ответ, — я на это надеюсь.

— Это не ответ, Томоко, — сказала Надя, — Ты доктор. Надеяться должны на тебя, а ты обязана внушать людям уверенность.

— Я поняла. Я постараюсь.

— Не нужно стараться, Томоко, — звучал спокойный голос Нади, — просто делай хорошо то, что хорошо умеешь делать. А нам сейчас это, ой как нужно, — Надя выдержала паузу, — и это касается всех остальных.

— А у меня все тот странный гул из головы не выходит, — вмешалась Катя, — Ненормальный он какой-то. Необычный. И в тоже время жуткий. Есть в нем что-то пугающее, но не пойму, что. Вспомню, аж мурашки по коже бегут. Да ещё и это марсотрясение…

— Кэт, ты опять? Довольно, — остановила ее Надя, — Довольно, Кэт. Со временем мы во всем разберемся. Нам здесь и без этого проблем хватит на долгие месяцы, а то и годы. Поверь, когда-нибудь мы найдем причину этого шума, — голос в наушниках замолчал, а затем ободряюще продолжил, — Кажется я уже вижу жилую зону. Этьен, ты что-нибудь видишь?

— Нет, командир, — ответил тот, — Хотя, что-то непонятное вдалеке виднеется.

— Это зона, — сказала Надя, — Дальномер показывает, что до нее осталось всего 53 метра. Давайте поднажмем, ребята. Когда прибудем на место, надо будет отдохнуть. Я тоже что-то чувствую усталость. Поспим часа три, а может и больше. Потом, Томоко нас немного помучает своим обследованием, а затем начнем обживаться. Все согласны?

— Да, командир, — раздалось в наушниках, — Да. Согласны.

ЖДК стоял возле полупрозрачного, почти незаметного купола. Только легкая, электромагнитная рябь, и иногда, еле слышимый, слабый треск, подсказывали о том, что впереди находится какой-то невидимый, непонятный барьер. Мелкая пыль, несомая ветром, натыкалась и огибала этот полукруглый купол. А иногда она пробивалась сквозь него, поэтому, он то и дело искрил, и покрывался кривыми, сверкающими полосками, чем-то напоминающие молнии. Высота купола была примерно около десяти метров, а его круглую границу очерчивали невысокие, шестиугольники, находящиеся, на небольшом и одинаковом расстоянии друг от друга. Из этих черных, похожих на раскрытый зонт, устройств, был слышен еще более сильный треск, а если прислушаться, то можно было различить и монотонный гул, напоминающий работу включённого, электрического трансформатора. Рядом с «зонтами», внутри купола, стояли раскрытые паруса солнечных батарей, которые подпитывали их и уже успели покрыться не большим слоем красной пыли. Возле купола были навалены груды камней, вынесенных роботами наружу и аккуратно разложенных в виде небольших, неравномерных пирамидок.

Внутри купола царила работа. Два больших дрона, напоминающие марсоходы старого образца, ездили взад и вперед на своих крупных колесах, и железными клешнями, похожими на руки терминатора, что-то грузили на себя, перевозили с места на место, разгружали, ворочили, а затем снова грузили в небольшой кузов, расположенный чуть выше восьми колес, и снова куда-то везли. И это продолжалось постоянно, без отдыха и перекуров. Они, как заводные, суетились между нескольких, больших ящиков и все время что-то делали.

Справа, от длинного, полукруглого ряда железных ящиков и коробок, были поставлены каркасы трех теплиц, которые только осталось покрыть специальной пленкой. Рядом с теплицами находилось свободное место, заранее приготовленное для ЖДК. Со стороны все это напоминало необычный муравейник, в состав которого вошло всего лишь два крупных муравья.

Этьен стоял в метре от купола и наблюдал за хаотичным движением муравьев. Затем, обведя хозяйственным взглядом «муравейник», он удовлетворенно вздохнул и сказал: — «Дом. Милый дом». После этого, он протянул к электромагнитному щиту левую руку и добавил: «Мне это все напоминает старые фантастические фильмы, виденные мной в детстве, когда главный герой протягивает свою руку к чему-нибудь загадочному и инопланетному. А ведь тогда, когда я их смотрел, мне и в голову не могло прийти, что когда-нибудь и сам окажусь в похожей ситуации».

— Да-а-а. Жизнь непредсказуема, — отозвалась Надя.

— Это точно, командир, — подтвердил Лао, а затем обратился к Этьену, — Ну ты будешь входить? Или нет?

— Да подождите вы, — отмахнулся француз, — Дайте мне насладиться моментом. Помню ребенком, я представлял себе нечто подобное, и вот это происходит на самом деле.

Он закрыл глаза и его рука, стала медленно приближаться к защитному экрану.

— Этьен, пока ты там протягиваешь руку, мы здесь все протянем ноги, — засмеялся Ник, — Давай входи уже.

В наушниках раздался громкий смех.

— Да ну вас всех, — француз опустил руку и открыл глаза, — Все ржете и ржете. Никакой серьезности.

— Кто бы говорил, — сквозь смех сказала Катя.

— Во. Во. Кто бы говорил, — подтвердила Томоко, — Кто бы говорил.

Этьен еще раз обвел глазами купол, слегка нагнулся, отряхиваясь от осевшей на него пыли и шагнул во внутрь. Вокруг него сразу появилась электрические молнии и раздался слабый, потрескивающий звук. Потом, за ним, медленно шагая, аккуратно вошел ЖДК, с все так же идущими с боку Томоко, Ником и Катей.

Через 15 минут ЖДК уже находился на уготованном ему месте. Его дно стояло на шестнадцати твердых пружинах, две из которых были немного свернуты в сторону, а по бокам, для улучшения стойкости конструкции, были раскинуты «ходули», балки которых, твердо упирались в поверхность Марса.

Роботы, не обратив внимания на изменения в «муравейнике», все так же продолжали трудится, как ни в чем не бывало. Закончив ковыряться в одних коробках, они смело приступали к другим, абсолютно не замечая то, что происходит вокруг.

Еще через 15 минут, ребята принимали свой первый, инопланетный душ и готовились к первому отдыху, находясь в дали от родного дома под названием: «планета Земля».

Катя сидела в отсеке связи и печатала на голоклаве текст сообщения, который после одобрения Нади, необходимо было отослать на Землю. Дверь-жалюзи была задернута. Сверху, из колонок, еле слышно играла легкая, классическая музыка.

В соседних кубриках спали ребята, поэтому Катя вела себя максимально осторожно, чтобы ненароком не нарушить ласковую тишину, окутавшую собой все пространство ЖДК. Она, то и дело, останавливалась и задумавшись таращилась в небольшой круглый иллюминатор, находившийся справа от нее.

Снаружи медленно вечерело и чувствовалось, как мгла уверенно накрывала ржавую планету, а холодная ночь, постепенно отвоёвывала территорию за территорией у последних, цепляющихся за свою жизнь, солнечных лучей.

— Несколько часиков, — улыбнулась Катя, уставившись в иллюминатор, — Как минимум уже пятый час спят. Лентяи. Да и пускай, — подумала она, — Завтра начнем заниматься делами. Сразу с утра и начнем. А сейчас пусть отдыхают.

Катя продолжала смотреть в иллюминатор, и тут внезапно на нее нахлынула грусть. Она снова вспомнила Землю, свое детство, юность и ей так сильно захотелось заплакать. Нет, не просто заплакать, а завыть и зареветь, как ревут и воют раненые, попавшие в силок звери. Ей захотелось встать и громко, что есть силы заорать, и пусть все проснутся. Неважно. Главное, чтобы ей было хорошо, а остальные… Да плевать на них. Какое мне дело до них. Да пошли они… Пусть они все сдохнут…

Вдруг, Кате стало страшно и что-то ужасное, тревожное стало наполнять ее душу. «Господи, что я несу», — подумала она, — «Что за мысли», — она потерла руками глаза, — «Господи помоги… Это все перегрузки. Это должны быть перегрузки. Может я схожу с ума. Нет. Надя права. Все это скоро пройдет…»

Внезапно распахнулись жалюзи и в проеме показался Ник. Он посмотрел на Катю, улыбнулся, потом, как шпион покрутил головой по сторонам, и убедившись в том, что он никем не замечен, осторожно проскользнул в радио-кубрик.

Увидев его, Катя слегка вздрогнула от неожиданности.

— Тс-с-с, — Ник прислонил указательный палец к губам, — Это всего лишь я, — затем он захлопнул за собой «шторку», и повернувшись тихо спросил, — Ты что не спишь?

— Да… Да я уже выспалась, — заикнувшись ответила Катя, — Хватит с меня. А ты что не спишь?

— А вот тебя ищу, — в глазах Ника сверкнула странноватая искорка, — Заглянул в ваш отсек, а тебя там нет и тут слышу, музыка играет. Дай, думаю, зайду. И вот она, ты.

Он нагнулся и попытался поцеловать Катю. Та осторожно отпрянула назад.

— В чем дело Кэт? — Ник внимательно посмотрел на Катю, — Думаешь нас услышат. Не беспокойся. Они спят как убитые. В отсеках такой храп стоит, — Ник улыбнулся, — Ты не поверишь.

Он еще раз попытался поцеловать Катю, но та снова увильнула от его губ и отвернулась в сторону.

— Да что случилось, Кэт? — лицо Ника стало серьезным.

Катя повернулась. Из ее глаз бежали слезы.

— Помнишь? — сказала она шепотом и посмотрела Нику в глаза, — Помнишь, как ты там на Земле признался мне в любви? — Катя еле заметно улыбнулась и опустила глаза, — Как мы скрывали свои отношения и нам казалось, что никто о нас не знает? Помнишь, как ребята догадавшись, дразнили нас и говорили, чтобы мы перестали скрываться, а мы их не слушали?

— Помню, — Ник улыбнулся в ответ и большим пальцем, нежно вытер слезу с Катиной щеки.

— Помнишь, — продолжала Катя, — что мы обещали друг другу не лгать. Никогда не лгать.

— Помню, Кэт. Я все помню.

— Ник, — Катя посмотрела ему в глаза, — Я солгала тебе. Я солгала себе. Я вам всем солгала. Мой скелет из шкафа, по сравнению со скелетом Томоко, это все равно, что гора Фудзияма и дерево сакуры. Я не должна была лететь.

— Что ты несешь, Кэт?

— Мои данные. Моя биография. Все ложь. Почти все. Я соврала, когда записывалась в «колонию Марс-1». Да никто особо тщательно и не проверял. А теперь прошлое воздействует на меня. Эта грязь от которой я не смогу никогда отмыться, — Катя опустила глаза, — и здесь достала меня. Прошлое влияет на меня. Оно гнетет меня. Внутри, в моей душе что-то происходит, Ник. Что-то не хорошее. Я чувствую.

— Так, успокойся, — Ник пододвинул соседний стул, сел на него, взял Катю за плечи и посмотрел ей в глаза, — Рассказывай.

— Мое детство, — Катя посмотрела на Ника, — если так можно выразиться, было не совсем нормальным, или как это еще можно назвать, трудным. И мне больно об этом вспоминать, Ник. Я не хочу об этом вспоминать, но я должна выговориться. Я должна хоть кому-нибудь об этом рассказать. Пусть лучше это будешь ты… Это должен быть ты… А не Томоко.

— Говори все. Не бойся.

— Мои родители, — Катя слегка покраснела, — много пили, особенно отец. По-русски это произносится, как «алкаш» или «пьяница». Мы жили скромно. Отец и мать, между пьянками работали. Хоть их часто из-за прогулов увольняли, они снова каким-то чудом находили себе способ заработать. В общем, деньги были, но основная часть уходила на спиртное. Были дни, недели и даже месяцы, когда я видела родителей трезвыми. Для меня, маленькой девочки, эти короткие обрывки времени, были наполнены счастьем, и это счастье так быстро проходило, а на смену ему вновь наступали дни, наполненные пьяным угаром. Шло время. Отец постепенно престал ходить на работу и начал пить еще больше, чем пил до этого, а на упреки матери сильно злился. Нет, он ее не бил, но он медленно тащил ее за собой на дно, а я, слабое, беззащитное существо, не в силах что-либо сделать, наблюдала за всем этим со стороны. Со временем, мать тоже перестала ходить на работу и начались беспросветные пьянки и скандалы. На что они пили, я до сих пор не понимаю, потому что все годное, что можно было вынести из квартиры и продать, было уже пропито. Я все это помню, Ник. Я все это хорошо помню, хотя много раз пыталась забыть. Это был настоящий ад. Ад для девочки, которой недавно исполнилось всего лишь восемь лет, — Катя заплакала.

Ник обнял ее и прижал к себе: «Поплачь. Поплачь. Помнишь, как нас учили не сдерживать эмоции в себе?»

— Помню, — ответила Катя, — помню.

— Вот и хорошо, — Ник слегка отодвинул от себя Катю и посмотрел ей в глаза, — Так что давай не стесняйся и знай, что бы ты не сказала, я все равно буду любить тебя.

Катя чуть-чуть улыбнулась, но через мгновение, еле заметное просветление радости, сменилось грустной гримасой. Она слегка вздохнула и продолжила: — «Чтобы не видеть пьяные лица родителей и дружков алкашей, которые нередко стали к нам захаживать, я убегала из дома, скиталась по улицам и ночевала где придется. А иногда… — Катя остановилась и ее лицо озарилось добротой, идущей откуда-то из глубин ее памяти, — …Иногда меня пускали к себе соседи. Мир не без добрых людей. Помню пожилую пару, квартира которых находилась напротив нашей. У которых, бывало, я жила неделями. Дети у них были взрослые и проживали отдельно, и я для них стала почти как родная. Тогда я впервые поняла, что есть другая жизнь. Есть другие люди. Есть другие семьи. И есть хорошие родители. Трезвые…»

Катя улыбнулась, а ее отсутствующий взгляд был направлен куда-то внутрь себя, и перед ее взором стояла та самая пожилая пара, доброта которой, навечно отпечаталась в бескрайних закоулках Катиной памяти.

«…Помню те дни…, — тихий голос Кати иногда подрагивал, — …когда мне не хотелось возвращается домой из школы, зная, что там идет очередная пьянка, а хотелось идти куда-нибудь, куда угодно, лишь бы не видеть нетрезвые лица родителей и не слышать их крики, и я подходила к двери квартиры напротив, и молча стояла и надеялась, что вот-вот откроется дверь. И она открывалась. Она всегда открывалась, — Катя снова еле заметно улыбнулась, а по ее щекам бежали слезы, — Николай Иванович и Ирина Петровна знали, когда я возвращалась из школы и уже ждали меня. Можно сказать, встречали. Встречали как родную дочь, — улыбка Кати засияла еще сильнее и немного помолчав, она продолжила, — Те недолгие, тихие вечера, казались мне самыми счастливыми, самыми светлыми мгновениями жизни, какие только могут быть на свете, и в моем, детском воображении, мне чудилось, что я как будто оказывалась в сказке. В доброй волшебной сказке. С хорошим концом. Как в одной из тех, которые рассказывала мне тетя Ира перед сном. И мне так нравились все эти сказки, все эти истории, что я однажды спросила ее: «Откуда она знает столько сказок?», на что она ответила: «Утром узнаешь», и на следующий день, тетя Ира показала мне библиотеку Николая Ивановича, — Катя посмотрела в глаза Нику, — У дяди Коли была огромная библиотека. Ник ты просто представить себе не можешь, сколько там было книг, и Николай Иванович с удовольствием ими со мной делился, и именно он объяснил мне, что читать полезно, и непросто полезно, а нужно. Он по профессии был каким-то ученым, не помню, но что-то связанное с изучением мозга. Да это и не так важно. В общем, дядя Коля разъяснил мне тогда, как ребенку…, — Катя улыбнулась, посмотрела на пол, а затем, взглянула на Ника и продолжила, — …хотя я его тогда не совсем поняла, но теперь понимаю, ох как понимаю. Так вот, он объяснил мне, что такое мозг, и как на него влияет чтение…

— Ну ка, ну ка. С этого момента поподробней, — сказал Ник, стараясь придать своему голосу привкус шутки, — Я тоже немало прочитал книг и мне интересно, что думает на этот счет русская наука.

–…Наш мозг, — начала Катя и ее глаза наполнились необъяснимым светом, — это биокомпьютер и как любой компьютер его можно прокачать, улучшить, усовершенствовать. Но как это сделать? Хирургическим путем? Вшить в мозг нано чип, который сделает человека умнее? Можно. И сейчас этим на Земле уже занимаются. Но есть другой способ. Естественный. Нормальный. Безопасный. С появлением компьютеров и интернета о нем стали забывать, а сейчас, в век высоких технологий, и вовсе позабыли. И этот способ чтение. Как спортсмен накачивает мышцы, так и чтение может прокачивать мозг.

У нас в России очень давно была поговорка: «Книга лучший подарок», и это истина, книга действительно лучший подарок. Мне это объяснил Николай Иванович, и спустя много лет, я вспоминаю его слова и понимаю, как он был прав. Исследования, в которых учувствовал дядя Коля, показали: что частое чтение книг повышает скорость прохождения электрических сигналов по коре головного мозга, а это значит, что много читающий человек увеличивает скорость обработки информации своим биокомпьютером, а если говорить проще-у человека ускоряется соображалка; также, чтение книг увеличивает количество нейронных связей, что качественно влияет на нашу память, то есть, объём жесткого диска, находящийся в нашем мозгу, становится больше и пределов этому объёму памяти не обнаружено; и наконец, главное открытие, на которое Николай Иванович сделал особое ударение-чтение книг гармонизирует работу обеих полушарий головного мозга, — Катя ненадолго задумалась, пытаясь подобрать слова, — Наш мозг разделен надвое и каждая его половина выполняет свою функцию в мышлении человека. Правое полушарие отвечает за образное мышление-картинки, которые мы видим у себя в голове. Левое полушарие отвечает за внутренний диалог-голос в нашей голове, который никогда не утихает и дает оценку происходящему. Правое полушарие — это интуиция. Левое полушарие-это логика. Так вот у человека работа мозга разбалансирована, как и у животного. Одна половина полушария доминирует над другой. У одних людей — это правое полушарие, и тогда они мыслят чувствами, а то что чувствуют объяснить не могут. Вернее, не успевают. Логика отстает. Такие индивидуумы сначала делают, потом думают. И иногда, в порыве страсти, они совершают очень страшные вещи, о которых потом горько сожалеют. Потом. Когда правое полушарие успокаивается… У других людей доминирует левое полушарие. Эти субъекты эмоционально голодные. Им не хватает чувств. Обычно таких людей называют «холодными» или жестокими. Часто они занимаются экстремальными видами спорта, ну, или что-то в этом духе. Так вот, книги заставляют работать оба полушария как одно целое. Чтение, как будто прокладывает между двумя половинками мозга невидимый мост, объединяет их в один мощный биокомпьютер и заставляет работать как единый слаженный механизм. И нет никакого доминирования, как будто никогда и не было. У русских существует такое понятие: «Быть с царем в голове». Николай Иванович именно такую работу мозга и называл «С царем в голове». И он всегда это подчеркивал. Я тогда всего этого не понимала, — Катя улыбнулась, — А сейчас я вспоминаю его слова и думаю: «Как он был прав»… А еще, дядя Коля говорил, что по результатам исследования, так на мозг человека воздействует только чтение. Не аудиокниги, не кинофильмы к которым мы все так привыкли, а именно чтение. Он объяснил мне, что когда наши глаза бегают по строчкам книги и считывают информацию, зашифрованную в виде символов, то работает наше левое полушарие. Затем, эта информация автоматически поступает в правое полушарие, и образуются картинки внутри нас, и мы смотрим их как кино. Таким образом, одновременно и слаженно работают сразу два полушария, и при этом каждое выполняет свою, предназначенную ей природой, функцию. При прослушивании аудиокниг и просмотре кинофильмов этого не происходит. Когда человек слушает аудиокнигу, у него напрягается только одно полушарие, правое, а при просмотре фильма-не происходит даже этого. Я уже молчу о компьютерных играх. Также, Николай Иванович говорил, что кому-то выгодно чтобы люди не читали, что кто-то хочет, чтобы люди оставались животными. Он очень сильно переживал по этому поводу и даже грозился куда-то в пустоту, а я смотрела на него и не понимала кому он машет кулаком. Один раз он мне даже намекнул, что результаты исследования были кем-то специально скрыты и широкой огласки не получили, и он всячески старался хоть как-то это исправить и возможно, видел во мне единственную надежду передать свои знания и хоть как-то попытаться изменить этот мир к лучшему. Он стал прививать мне любовь к книгам. И у него получилось. Именно благодаря ему я начала читать. Именно благодаря ему и книгам я научилась мечтать. Именно в то время я полюбила книги, и книги стали для меня тем самым лучом надежды в темном царстве хаоса… — Катино лицо снова посерело, а от улыбки не осталось и следа, — …А хаос… Хаос продолжался. Ад, для восьмилетней девочки не закончился, он только начинался. Пьянки родителей становились все бурнее и бурнее, а скандалы, практически никогда не прекращались. Отец начал потихоньку бить мать. Он возненавидел ее еще сильнее, чем раньше. Да и она его не особо любила. Дело стало доходить до драк. Драк в пьяном угаре… — Катя немного помолчала, а затем, трясущимся голосом, продолжила, — …Зачем жизнь дает ребенку такие испытания? Я не знаю. Никто не знает. Но жизнь иногда бьет так сильно, и она не смотрит на возраст. Однажды, в один из таких пьяных скандалов, мой отец выбросил мою мать в окно, а потом выбросился сам. Но самое страшное, я все это видела своими глазами. Я стояла и смотрела, и не могла, и не пыталась ничего сделать, — Катя закрыла глаза, а ее голос задрожал еще сильнее, — Был обычный, летний вечер и была обычная домашняя попойка, к которым я уже так давно привыкла. Я сидела в своей комнате и читала. Окна везде были открыты, потому, что духота стояла страшная и свежий прохладный ветерок, хоть как-то охлаждал и проветривал, наполненную табачным дымом, квартиру. Сначала все было спокойно, но потом, с кухни стали раздаваться крики и маты, к которым я тоже привыкла, и поэтому перестала обращать на них внимание. Через несколько минут послышался страшный крик матери. Я испугалась, выбежала из своей комнаты и увидела, как отец душит мою мать на кухонном столе, а затем, немного приподняв, толкнул ее в открытое окно. Потом он повернулся и посмотрел на меня. Я видела его глаза. Я видела его выражение лица. Это был другой человек. Вернее, это был не человек. Это было что-то другое. Он стоял, смотрел на меня, как удав на кролика, и глубоко дышал, а я, как парализованный кролик не могла пошевелиться, и даже крикнуть. Отец, несколько секунд, молча таращился на меня, а затем он проревел: «Чтоб вы все сдохли». Потом он направился ко мне, но ударился о табуретку… И вдруг, с ним что-то случилось. Его взгляд изменился. Стал человеческим. Какая-то человеческая черта промелькнула в нем. Я смутно помню, но мне кажется это была жалость. Жалость ко мне. Отец как будто очнулся, быстро развернулся, подбежал к окну и бросился в след за матерью, а я стояла и смотрела, как кролик. Как парализованный кролик.

Катя открыла заплаканные глаза.

Ник пытался что-то сказать, но ее ладонь прикрыла ему рот.

— Не перебивай, — тихо сказала Катя, — я еще не закончила. Жили мы на восьмом этаже. Мать погибла сразу. Отца чудом спасли. Он еще долго лежал в больнице весь переломанный и ничего из прошедшего не помнил. Полиции я соврала. Сказала, что был несчастный случай. Конечно мне не поверили, но уголовного дела заводить не стали. А меня… Меня на время приютили Николай Иванович и Ирина Петровна. Именно они похоронили мою мать и написали письмо моей бабушке. Бабушке, которая жила от нас очень далеко и которую, я совсем не помнила. Моя милая бабушка. Я ей до сих пор за все благодарна. Она удочерила меня, когда отца лишили родительских прав, увезла к себе в деревню и воспитывала с той любовью и нежностью, которая присуща только пожилым людям. Как говорится: «Все что не делается, все к лучшему». Ад закончился. Ад родительских пьянок завершился. Ники… — Катя бросила взгляд на Ника, внимательно всматриваясь то в один глаз, то в другой, — …Ники, никто не знает правды, кроме тебя. Слышишь. Я никому об этом не рассказывала. Даже бабушке. Хотя должна была рассказать. Рассказать там на Земле, психологам. Рассказать вам. Но я все это скрыла, Ник. Я осознано подвергла всех вас опасности. Я осознано подвергла опасности всю миссию. Хотя нас предупреждали, что любой скрытый, негативный, даже незначительный факт из прошлой жизни, может сказаться на психологическом состоянии человека и повлиять на дальнейшую судьбу всех колонистов. А я утаила. Я виновата, Ник. Я очень виновата. Прости. Я просто хотела все забыть. Я думала, что забыла. Но здесь, на Марсе, я кажется стала понимать, что истинная причина, из-за которой я записалась в «колонию Марс-1» — это бегство от себя. Бегство от прошлого. Бегство от своих воспоминаний и желание все забыть. Ведь я хотела забыть. Очень сильно хотела. И думала, что у меня получалось. Пока… Пока мы не приземлились на Марс. Эта планета как-то влияет на меня. Со мной что-то происходит, Ник. У меня нехорошее предчувствие и мне страшно. Я боюсь, Ник. Я боюсь за тебя. За всех нас. Мы зря сюда прилетели. Это гиблое место. Это нехорошее место. Я не знаю, как, но я просто это чувствую. И я иногда молюсь. Молюсь, чтобы все было хорошо. Меня бабушка научила. Но мне страшно, Ник. Страшно. И бывают моменты, когда я снова чувствую себя кроликом. Парализованным кроликом.

Катя замолчала. Ее глаза смотрели на Ника, в ожидании его реакции на услышанное.

Ник аккуратно вытер рукой остатки слез с Катиного лица, а затем нежно поцеловал ее в губы.

— Че-то ты совсем расклеилась, — нежно сказал он, посмотрев ей в глаза, — Ноешь как… Как это по-русски? Как ба-бья, кажется. Нет. Подожди. Не подсказывай. Как… — Ник ненадолго задумался, а затем, ломаным русско-английским языком, выговорил слово «баба», а ударение в этом слове, поставил на последнюю букву «а», — …как баба. Да. Точно. Вспомнил. Как баба.

Катя тихонько улыбнулась и так же с ошибкой сказала: «Я и есть баба».

— Нет. Ты не просто баба, — Ник улыбнулся в ответ, — Ты русская баба, — и он повысил голос на слове «русская», — Помнишь, как ваш поэт писал: «Коня на скаку остановит, в горящую… Как это по-русски?

— Избу, — правильным русским произношением ответила Катя, — По-английски это «Хаус», «Коттедж», «Хут».

— В горящую избу войдет, — продолжил Ник, коверкая неправильным произношением, слово «изба».

— Я не такая, — Катя опустила глаза, — Совсем не такая.

— Такая! — твердо сказал Ник, — Поверь мне, именно такая. Веселая, сильная баба.

И снова последнее слово он с произнес ошибкой.

Катя негромко засмеялась.

— Вот. Уже лучше, — спокойно сказал Ник, увидев улыбку Кати, — Вот теперь ты похожа на настоящую русскую бабу.

— Ты просто делаешь то, чему нас учили. Психолог хренов, — Катя внимательно посмотрела на Ника, и недавняя улыбка сползла с ее губ, — Ты хочешь проблему перевести в шутку. Ты хочешь, чтобы я увидела в своей проблеме светлые стороны. Но их нет, Ник. Эту проблему нельзя решить посмеявшись над ней. Эта ни та ситуация. Да, нас учили общается с юмором и как можно больше смеяться. Да. Нас учили шутить по поводу и без повода. Это разряжает обстановку, снимет стресс и так далее. Но повторяю-это другая ситуация и время шуток кончилось. Я серьезно, Ник. У меня проблемы. Я зря сюда прилетела. Я недолжна была этого делать. Мне кажется я схожу с ума…

— Послушай, Кэт, — Ник приблизил свое лицо к лицу Кати так, что та ощутила теплоту его дыхание на своей коже, — То, что было в прошлом, осталось в прошлом. То, что ты мне рассказала, ничего не значит ни для тебя, ни для меня, ни для кого бы то ни было в колонии, да и вообще во вселенной. Все это осталось позади. Далеко позади, — Ник посмотрел в иллюминатор, за которым тьма поглотила ржавую поверхность Марса, — Все это осталось там на Земле, — он перевел взгляд на Катю, — И ты теперь другой человек. Не та маленькая девочка. Не тот беззащитный кролик. А баба… — Ник улыбнулся, снова не правильно ставя ударение, — …Русская, сильная баба. Первая в России баба, совершившая полет на Марс. А это, поверь мне, чего-то стоит. Ты сильный человек, Кэт. И ты возьмешь себя в руки. Как и раньше. На Земле. Вспомни, ты мне рассказывала, как над тобой посмеивались. Как никто не верил, что ты полетишь на Марс. Как тебя одолевали сомнения и страхи. Как ты сильно переживала и плакала ночами. Но ты не сдавалась и шла к своей цели. И вот ты здесь. И ты еще будешь говорить, что ты слабая. Нет, ты не слабая. Ты сильная. Ты добрая. Ты веселая. И всегда была такой. И именно такую Кэт я увидел впервые на подготовительных курсах пилотов, и именно в такую Кэт я и влюбился, — Ник снова поцеловал Катю, — Поверь мне, я знаю какая ты на самом деле. Я знаю тебя лучше, чем ты знаешь себя. Ты справишься, Кэт. Мы справимся. Я за тобой присмотрю. Как всегда… Ну же улыбнись.

Катя скромно улыбнулась, обняла Ника, а затем поцеловала в щеку.

— Обещаешь, что присмотришь за мной? — тихо спросила она.

— Обещаю, — шёпотом ответил Ник, — Обещаю… Куда я денусь, — он осторожно отодвинул Катю и нежно посмотрел ей в глаза, — Обещаю. Ведь я люблю тебя.