Наследник, которому по…

Александр Курзанцев, 2022

Его звали архимагом, его звали богом, его звали императором, иногда богом-императором одновременно. Когда-то он даже имел титул, – Смертоностный Бог Убийца Царь Смерти. Временами он был Светлым властелином, и тогда к нему приходили войной тёмные, временами, – Тёмным, и тогда приходили войной светлые. О его любовных похождениях рассказывали легенды, в его гаремах были тысячи первых красавиц, но однажды он совратил высшую суккубу, – жену верховного демона – и жизнь величайшего мага современности трагически оборвалась. А, когда он переродился в совсем другом времени и мире, в теле наследника магического аристократического рода, то понял, что в новой жизни надо что-то менять… В книге присутствует нецензурная брань!

Глава 3

Я стоял у окна в коридоре и, задумчиво глядя на простиравшийся за окном хвойный лес, ложкой по чуть чуть зачерпывал пломбир из стеклянной вазочки, растягивая удовольствие.

Большая перемена ещё не закончилась, мимо постоянно кто-то проносился, стояли шум и гам, но я умел отстраняться от всего постороннего, всецело погрузившись в угрюмую красоту природы там, за стеклом.

Вывело меня из этого состояния лёгкое покашливание за спиной и раздавшийся следом звонкий мальчишеский голос, — Сударь, позвольте попросить вас чуть-чуть пододвинуться.

Обернувшись, я увидел школьника лет пятнадцати, застывшего с доброжелательной улыбкой за моей спиной, на воротнике которого тоже блестел значок аристократа. Пожал плечами, собственно, а почему бы и нет, парень был вежлив, а мне было не принципиально.

— Конечно, сударь, никаких проблем.

Я сместился на шаг в сторону, развернувшись и опёршись задницей о край подоконника, а третьеклассник, кивнул, — Благодарю, — затем шустро распахнул две крайние оконные створки и крикнул в класс, дверь которого была напротив, — Выносите!

Тут же в дверях показалось четверо крепких подростков, державшие за ноги и руки пятого, отчаянно брыкавшегося и пытавшегося высвободится.

— Давай, давай, тащи, — подбадривал их аристократ возле окна и я решил поинтересоваться, что они хотят предпринять.

— Сударь, — произнёс я, зачерпывая новую ложечку мороженого, — не будете ли вы столь любезны просветить относительно ваших планов с этим субъектом? — я ткнул ложечкой в сторону отчаянно дрыгавшегося пацана.

— Конечно, сударь, — вновь улыбнулся тот, — этот субъект, как вы изволили выразиться, нанёс грубое оскорбление мне и моим глубокоуважаемым товарищам, чем вызвал благородный гнев и неодолимое желание его покарать. Благородным собранием было решено вышвырнуть наглеца из нашего общества, чем мы и планируем немедленно заняться.

Я посмотрел из окна вниз, на зеленевшую далеко внизу травку, вздохнул и как бы невзначай заметил, — Третий этаж…

— О да, — кивнул третьекласник, — у него будет время подумать о своём поведении, пока будет лететь.

— И всё-таки, — произнёс я вновь, — всецело поддерживая ваше желание справедливо наказать наглеца за дерзость, не могу не заметить, что при массе в шестьдесят килограмм, сброшенное с высоты семи метров тело, долетев до земли, будет иметь скорость около двенадцати метров в секунду и при соударении выделит не менее четырех килоджоулей кинетической энергии. А это, уважаемый сударь, весьма вероятно труп, особенно если в грунт он воткнётся головой. А вам-ли не знать, как крайне негативно администрация школы относится к жмурам.

— Экая досада, — задумался парень, жестом руки останавливая готовых уже начать раскачивать тело подельников. Испытующе взглянув на меня, спросил, — И что вы посоветуете?

— Выкидывайте с первого, — произнёс я, со вздохом выскребая последние сладкие потёки мороженого, — там пол килоджоуля, и вам приятно и ему не смертельно.

— Благодарю, сударь, — третьекласник расплылся в довольной улыбке, махнул своим, — Тащите его на первый.

Проводив их взглядом, я подумал, — «Физика рулит», после чего, оставив вазочку на подоконнике, пошел на очередной урок.

В классе ожидаемо наткнулся на сиявшего новым фингалом Иванова, что-то угрюмо втиравшего ещё двум нашим одноклассникам. Звонок уже прозвенел, но учитель задерживался, и наш герой-простолюдин проводил очередную агитационную беседу. Полюбовавшись на сочный бланш, хмыкнул, и обошел по дуге, проходя к своему месту.

— Чего лыбишься!? — немедленно взвился тот, — это всё твои дружки аристократики, наслали своих цепных псов, сами-то боятся ручки запачкать.

— Конечно боятся, — ответил я, — не прогуливал бы биологию, то знал бы, что даже в обычной пыли содержится до ста пятидесяти видов пылевых клещей, стрептококки, стафилококки, которые являются возбудителями таких болезней как пневмония, бронхит, менингит, фарингит, абсцесс и даже сепсис.

— Тьфу, — сплюнул опять на пол Иванов, собираясь ещё что-то сказать, но холодный, нет, даже ледяной голос за спиной, нарочито медленно произнёс, — Такаюки Иванов, соблаговолите объяснить, почему вы плюёте в классе?

Встав вместе с остальными, я с вниманием посмотрел на одетого в строгий чёрный костюм нашего двухметрового учителя пения — Василия Прокопьевича Смородянко, сжимавшего в руках шестиструнную гитару. На мой взгляд, ему больше была под его шкафообразную стать двуручная секира, смотрелась бы куда органичней, но и с гитарой он тоже производил впечатление.

Молниеносный взмах и корпус гитары разлетается об голову пытавшегося что-то вякнуть в своё оправдание Иванова. Вспыхнув гневом, Василий Прокопьевич откинул в сторону гриф с остатками висящей на струнах деки в угол, посмотрел поджав губы на класс, произнёс, — Позволить себе плевать на пол на уроке музыки может только самый отъявленный негодяй этой музыки недостойный.

С легким презрением толкнув ногой потерявшего сознание парня, он кликнул двух парней с ближайших парт, сказал, — До конца занятия, с урока я его удаляю. — Затем чуть смягчился, добавил, — в лазарет уносите, только быстро, — нашел меня взглядом, — Рассказов, проследи. Ну а мы, — повернулся он к остальным, — тогда сегодня поиграем на баяне.

Понятливо кивнув, я возглавил процессию по вынесению тела в коридор, а затем на первый этаж в лазарет, где властвовала бессменная школьная медсестра Элеонора Павловна, требовавшая, чтобы все ученики звали её Элен.

Зачем меня припрягли? Ну всё просто, чтобы два горе носильщика не огребли по дороге, не донесут ведь, заодно и сами где-нибудь прилягут. Вот поэтому я и шёл впереди них, заведя руки за спину, гордо выпятив грудь и насвистывая весёлый мотивчик. Получалась вполне стандартная картина, аристократ ведёт своих подручных несущих неугодное тело.

На встречу нам попалась ещё одна точно такая же компания и мы с незнакомым аристо постарше обменялись понимающими взглядами. Правда его клиент пытался шуметь и активно вырывался, в то время как мои несли бесчувственное тело спокойно, что не укрылось от взгляда благородного малдара и он, скривившись, буркнул своим, — Я же говорил, вырубать надо было.

В остальном в коридорах было почти спокойно, дошли мы без происшествий и, остановившись метров за десять до медпункта, я облокотился о стену и кивком головы показал на дверь парням, — Заносите.

Те разом замялись, а потом один из них, которого я обозначил как «первый», потому что не утруждал себя запоминанием имён одноклассников, неуверенно произнёс, — А может просто у двери его положим, постучим и убежим?

Второй тут же мелко-мелко закивал, его тоже не прельщала встреча с нашей незабвенной Элен.

Они дружно посмотрели на меня, на что я только пожал плечами, это уже было их дело, каким способом передать клиента родной медицине, махнул рукой, мол — валяйте.

Вот только, стоило им подойти к простой белой двери, как та, они даже не успели положить тело Иванова на пол, распахнулась и на пороге застыла монументальная, центнер с гаком, едва вписываясь в дверной проём, фигура медсестры.

«Чует она, что ли», — подумал в тот момент я, в который раз поразившись её способностям загодя улавливать приближение потенциальных жертв, а сам, невольно вновь пробежался глазами, по коротенькому белому халатику буквально трещащему по швам, в потугах удержать обильные телеса шоколадного цвета в рамках приличия.

Каким макаром в центр Сибири занесло самую натуральную негритянку, да ещё прозывавшуюся Элеонорой Павловной, я не знал, но точно понимал, что лучше куда угодно но только не сюда, поэтому благоразумно держал дистанцию.

Огромные сиськи уравновешивала здоровенная же корма, грозя при повороте снести всё на своём пути, а руки толщиной с мои ноги были готовы заграбастать любого мужика в радиусе охвата. Очень уж ей не хватало мужского внимания.

Но если бы только это, и на такую «красотку», нашлись бы любители, вот только дама совсем не знала слова «хватит». Выебет и высушит — это было про неё. Временами раздававшиеся из-за её двери дикие крики, плачь и мольбы, перемежались лишь её громким довольным гоготом и длиться это могло часами.

Правда, справедливости ради, лечить она тоже умела и даже магически, как раз через это самое. Но даже в таком разрезе, добровольно пошедших к ней на лечение можно было пересчитать по пальцам одной руки.

Вот и сейчас она железной хваткой уцепилась за парней и мило проворковала, — Мальчики, вы ко мне? Заболели?

Мальчики дружно замотали головами, разом струхнув. У второго и вовсе ослабли руки, отчего ноги Иванова с стуком ударились об пол.

— А, вы принесли больного? — заглянула та за спину первому. — Ну заходите, — улыбка медсестры стала акульей, — заодно и вам профилактику болезней проведу.

Мои одноклассники дружно побледнели и покрылись потом, пришлось вмешаться мне, — Госпожа Элен, — вежливо начал я, зорко следя, чтобы дистанция между нами не сокращалась, — У нас сейчас урок пения, под руководством Василия Прокопьевича и он будет очень недоволен, если мы не вернёмся хотя бы к середине занятия.

Круглое личико афророссиянки разом погрустнело, она вздохнула, обведя парней взглядом запойного алкоголика купившего чекушку и тут же её разбившего, затем с некоторой надеждой снова посмотрела на меня, — Ну хоть немножечко.

— Ладно, — посмотрел я со вздохом на часы, — десять минут, не больше.

— А сам? — чуть воспрянув произнесла медсестра, — полечиться?

— Спасибо, я полностью здоров, — отверг я «заманчивое» предложение, не горя желанием испытать себя на прочность под дико скачущим центнером с гаком.

Проводив взглядом исчезнувших в кабинете одноклассников, засек десять минут и постарался отключиться от звуков, доносящихся из-за двери. Судя по всему, Элеонора Павловна принуждала тех к тройничку, намереваясь по максимуму использовать выделенное время. Я так и представил бутерброд из котлетки по-киевски с прижатыми с двух сторон к ней маленькими беленькими крекерами.

Через десять минут оба парня по стеночке выбрались в коридор, обессилено рухнули на колени и второго, как более впечатлительного, тут же стошнило. Посмотрев на их бледные лица и полуобморочное состояние, впрочем, не мешавшее им целенаправленно отползать всё дальше и дальше, покачал головой и, подстроив свой шаг под их неуклюжее передвижение на четвереньках, медленно пошел обратно.

Когда мне снова навстречу попался тот же аристократ, то, увидев бледных, но упрямо ползущих по полу школьников, возле неторопливо прогуливающегося меня, то тут же, округлив глаза, поднял большой палец, а затем треснул по затылку одного из прихлебателей рядом, — Видишь, — рявкнул он тыкая пальцем в нашу сторону, — вот это я понимаю, унижения, а у вас ни фантазии, ни воображения, только и можете, что в унитазе топить — учитесь.

Пожав плечами, я пошел дальше, объяснять что-то или кого-то разубеждать я ни в чём не собирался.

Иванова, кстати, до конца дня больше никто не видел. Мысленно перекрестив покойного, а живым после четырёх часов проведенных с медсестрой, по моему личному мнению, выйти было не дано никому, я выкинул его из головы и рьяно взялся за идущую следом алгебру, где как раз начали проходить что такое интеграл.

А после занятий меня опять нашла Казимирова. Подкараулила, блин, в туалете. Ненароком я пожурил себя за предсказуемость, если уж даже такая не слишком умная девчонка способна вычислить где я буду находиться.

Стряхнув с ладоней последние капли, я развернулся к ней, нагло перегородившей проход и уперевшей руки в бока, произнёс, вытирая бумажными полотенчиками руки, — Женский туалет дальше по коридору, Вероника, ты ошиблась дверью.

— Нет, Дрейк, — произнесла та решительно, — я не ошиблась.

— Ну ладно, — философски пожал плечами, — кто я такой, чтобы осуждать. — Попытался обойти девушку, но внезапно был остановлен. Хмыкнув, перевел взгляд вниз, туда, где девичья ладошка легла прямо на дремлющий в штанах писюн.

— Дрейк, — прошептала Вероника, заглянув мне в глаза, — мы можем договориться по другому. — Она начала слегка поглаживать мою промежность. Бесполезное занятие, я с лёгкостью контролировал своё либидо, не давая орлу покинуть гнезда. Какой бы я был великий маг, если бы не умел управлять любой энергией своего тела.

— Я же говорил, мне не интересно, — произнёс я.

— Но может, я смогу пробудить твой интерес чем-нибудь другим? — чуть приподняла девушка левую бровь.

— Это ещё чем?

— Я могу подарить тебе такой секс, что ты просто забудешь обо всём на свете.

«И эта туда же, — с неудовольствием подумал я, — ещё одна озабоченная».

Я имел десятки жён. Я имел сотни наложниц. За те долгие столетия, что прожил, я переспал с тысячами женщин, перепробовал все виды наслаждения, от самых невинных, до самых извращённых. Не было такой позы какую бы я не использовал сотню раз, не было такого отверстия в которое я бы не засунул… гм… гм… сотню раз. Я трахал всё что шевелится, а что не шевелится, расшевеливал и снова трахал. Я брал всё больше, от жадности и похоти.

Но в какой-то момент это превратилось в порочный круг, чем больше женщин я имел, тем меньше удовольствия получал. Когда тебе нужно трахать по три женщины в день, каждый день, весь год, без передыху, только потому, что иначе какой-то бедняжке не достанется хотя бы раз в год внимания господина, то это уже не удовольствие, это работа, нудная, рутинная и не интересная. Я просто затрахался трахаться.

И вот, наконец, я избавился от них всех, и могу просто жить в своё удовольствие в этом мире и в этом теле, без необходимости удовлетворять чьи-то сексуальные желания и на тебе. Так и норовят запрыгнуть на член, только успевай отбиваться.

— Ну так что, Дрейк, — её голос опустился до интимной хрипотцы, — я бы могла прямо здесь выдать тебе маленький аванс. Тебе когда-нибудь делали минет?

Последнее слово она шептала так, как будто предлагала не обычный оральный секс, а как-минимум полёт в космос. Вот кстати, надо как-нибудь слетать. Ни разу в невесомости не был.

— Фу, — скривился я, — пихать член в чей-то рот, но там же зубы!

— Я не кусаюсь, — открыто улыбнулась она.

— Это ты сейчас так говоришь, а потом как откусишь, вон какие зубы отрастила. И вообще, — я поджал губы, — я не совершеннолетний ещё, мне такое предлагать.

— Тебе восемнадцать через год! — со злостью в голосе воскликнула Вероника.

— Вот через год и приходи, — гордо вскинув подбородок, ответил я, и протиснувшись мимо нее, вышел из туалета, оставив яростно шипеть и сыпать проклятиями мне в спину.

И снова за воротами меня ждал чёрный Стингер Аэро и предупредительно открывший передо мной дверь Вениамин. Кивнув ему, я остановился, задержавшись у двери, посмотрел на серое здание школы, проводил взглядом набивавшихся в школьные автобусы простолюдинов. Школа, школа, как же много идиотов учатся в твоих стенах, не понимающих, что сила не в мускулах, сила не магии, сила в знаниях и только в них.

Отвернувшись, сел в автомобиль и привычно раскрыл «Занимательную физику».

* * *

Директором школы «Последний Путь» был широко известный в узких кругах — Зонов Григорий Борисович. Сам — потомственный учитель высшей категории, прошедший суровую школу жизни, он как никто знал о унижении и том эффекте, что оно оказывает на учебный процесс.

Посматривая из окна на суетящихся возле автобусов школьников, он передвинул тлеющую сигарету из одного уголка губ в другой, покосился на сидевшего в кресле зама по учебной работе, тоже педагога с двадцатилетним стажем — Уколова Степана Абрамовича, сказал, неприятным голосом, — Плохо, Степан Абрамыч, плохо. Мне уже жалуются на недостаточный уровень унижения какой даёт школа, и это тогда, когда мы боремся за звание самого унизительного учреждения среднего магического образования.

— Школьники какие-то малахольные пошли, — цыкнул Уколов в ответ, — мы такими не были. В наше время работал чёткий принцип: унизили старшие, пойди и унизь младших. Осуществлялась нормальная преемственность, опыт, можно сказать, передавался из рук в руки. А теперь многие аристократы даже не считают нужным сколачивать вокруг себя банды. Исчезла здоровая конкуренция. Кое как ещё регулируем в плановом режиме, на уровне учителей, но без самоорганизации долго не продержимся.

— И что ты предлагаешь? — посмотрел на зама Григорий Борисович.

— Нужно что-то, что заставит их сбиваться в банды и взбодрит аристократов.

— И что именно?

— Бунт низов, — ощерился Степан Абрамыч, — банда простолюдинов со средних курсов, которая посягнёт на аристократскую неприкосновенность. И вот тогда-то всё и завертится.

— Заманчиво, заманчиво, — глубокомысленно покивал Зонов, затем добавил, — действуйте, коллега.