Психотехнологии. (Базисное руководство)

Александр Лазаревич Катков

В монография описываются системные характеристики направления «Психотехнологии». Приводятся данные о видах психотехнологической активности. Рассматриваются перспективы развития данного направления в условиях Новейшего времени. Некоторые фрагменты текста ранее были опубликована в книгах А. Л. Каткова «Общая теория психотерапии», «Научные исследования в психотерапии». Книга представляет интерес для специалистов психотехнологического профиля.

РАЗДЕЛ II.

Структура и компоненты научно-практического направления «Психотехнологии» (по результатам реализации Базисной НИП)

Вводная информация

Настоящий раздел монографии, по сути дела, охватывает все, наиболее существенные компоненты универсального алгоритма (помимо компонента проблематизации, проработанного в предыдущем разделе), выводящего направление «Психотехнологии» в статус состоятельной авангардной науки.

Именно здесь мы найдем исчерпывающие ответы на вопросы того, почему направление психотехнологической деятельности не может оставаться в статусе прикладной или профессиональной психологии — т. е. в поле весьма «удобной» и аргументированной с точки зрения психологической науки позиции — и в то же время энергично продвигаться по маршруту решения сложнейших проблем, изложенных в предыдущем разделе.

И далее, если нас не устраивает настоящий статус психотехнологического направления деятельности, то почему бы множество имеющихся психотехнологий не перераспределить между таким же множеством наук о психике, включая, конечно, и профессиональную, т. е. прикладную психологию. И тогда все вопросы о внятной систематизации и классификации имеющихся психотехник и психотехнологий следует переадресовать методологам, действующим в секторе наук о психике. Это было бы вполне логичных ходом, если бы такой сектор, проработанный в духе авангардных эпистемологических подходов, состоялся и был выделен в общем корпусе науки. И если бы существовали подготовленные специалисты-методологи, способные решать задачи обозначенного уровня сложности.

Пока же, эпистемологическая реальность в рассматриваемом секторе наук о психике, да и в общем корпусе науки такова, что самый короткий, достойный и продуктивный путь продвижения по намеченному маршруту адекватного решения сложнейших проблем (см. заключение по предыдущему разделу) связан с выведением направления «Психотехнологии» в статус авангардной науки. При том, что в данном случае вот эта авангардная наука будет выполнять донорские функции и по отношению к сектору наук о психике, и к общему корпусу науки в целом. А заявленная здесь эпистемологическая проблематика найдет свое сущностной решение.

Мало того, выведение направления «Психотехнологии» в статус самостоятельного и состоятельного научного направления, и обязательная в данном случае проработка вектора дифференциации-интеграции с будто бы «материнскими» науками о психике и с корпусом науки в целом, в итоге как раз и обеспечит необходимую синергию с этими науками, и столь необходимый импульс для их развития.

Структура настоящего, несущего основную инновационную нагрузку раздела монографии по сути повторяет разделы Базисной НИП, реализованной в период 2020—2023 гг.

Таким образом, главными задачами настоящего раздела является изложение стержневых компонентов Базисной НИП и обоснование статуса направления психотехнологической деятельности в качестве авангардной и во всех отношениях состоятельной научной дисциплины.

Характеристика системных компонентов научного-практического направления «Психотехнологии»

Системный стержень научного-практического направления «Психотехнологии» (НПН) представлен следующими концептами:

• общая рамочная концепция психотехнологической науки и практики — многоуровневая сложная система, стержень которой представлен нижеследующими проработанными компонентами:

• принципы построения современной науки и организации научных исследований, отвечающие современному уровню развития фундаментальной и прикладной науки, а также сложности предмета исследования в сфере профессиональной психотерапии;

• универсальный исследовательский алгоритм выведения НПН «Психотехнология» в статус авангардной науки и в формирующийся сектор наук о психике общего корпуса науки;

• полноценная Базисная научно-исследовательская программа, в которой представлена и аргументирована научная методология исследования фундаментальных и прикладных проблем психотехнологического направления деятельности;

• концепт предметной сферы НПН «Психотехнологии», в котором представлены основные требования к выведению сущностных характеристик и собственно содержание предметной сферы психотехнологической науки и практики;

• концепт основных векторов дифференциации-интеграции НПН «Психотехнологии», демонстрирующих как сущностное отличие рассматриваемой научной дисциплины от так называемых материнских дисциплин (прикладная психология, другие науки о психике), так и «донорский» информационный потенциал данного научно-практического направления;

• концепт дисциплинарной матрицы, демонстрирующий иерархию структурных уровней рассматриваемого научно-практического направления;

• разработанные теоретические, психотехнические и инструментальные концепты — компоненты рамочной концепции психотехнологической науки и практики — распределяемые по соответствующим уровням дисциплинарной матрицы, агрегированные в искомую общую теорию психотехнологий;

• система оценки состоятельности теоретической базы НПН «Психотехнологии» выводится на основании устанавливаемого в рамках реализации корректных исследовательских проектов соответствия критериям, адекватным для рассматриваемой сферы деятельности, согласованных и принятых научным и профессиональным сообществом.

Рамочная концепция психотехнологической науки и практики

Понятие «общей рамочной концепции», с точки зрения выдающихся ученых-исследователей в области клинической психологии и психотерапии психотерапии К. Гравэ, М. Перре, У Бауманн, (2012), отражает границы, в которых могут быть локализовано и описано множество существующих направления и модели психотерапии, консультирования и других проработанных форм психотехнологической деятельности; это термин, который говорит о наиболее общей форме исследовательской и профессиональной деятельности.

Последнее утверждение в данном определении нам представляется особенно важным, поскольку подчеркивает значимость проработанной исследовательской методологии, ориентированной на раскрытие и исследование специфики предмета рассматриваемой сферы деятельности. В данной связи нелишним будет напоминание о том, что в нашем случае рамочная концепция научно-практического направления «Психотехнологии» является вполне закономерным и обоснованным следствием проведенного эпистемологического анализа — комплексного, высокосложного метода, разработанного именно для углубленного исследования в секторе наук о психике (А. Л. Катков, 2023).

В ходе разработки обновленной рамочной концепции психотехнологической науки и практики ключевое значение имеет уточнение следующих вопросов:

• зачем вообще нужна обновленная рамочная концепция психотехнологического направления деятельности;

• какова специфика предметной сферы традиционных и современных психотехнологий;

• какое именно поле профессиональной и иной деятельности охватывается традиционными и современными психотехнологиями;

• какие именно группы населения охватываются психотехнологической деятельностью;

• является ли психотехнологии искусством, ремеслом, психотехническим приложением к «материнским» дисциплинам, либо обособленным научно-практическим направлением;

• необходимо аргументированное (дифференцированное) определение того, что есть психотехнологии, и далее — определение состоятельного научного направления «Психотехнологии»;

• в каком именно, наиболее перспективном направлении следует развивать психотехнологическую деятельность, в частности авангардную научную дисциплину «Психотехнологии».

Для обновленной рамочной концепции психотехнологической науки и практики характерен целостный подход в понимании и определении термина «психотехнологии» в системе родовых понятий. Данный подход опирается на следующую ступенчатую логику выведения сущностного понимания термина «психотехнологии»:

• практика — отличается от хаотической активности прежде всего наличием функциональной цели и осмысленного способа действий по ее достижению;

• технология — отличается от обыденной практики наличием проработанного научного обоснования определенной последовательности (алгоритма) действий по достижению планируемого результата;

• высокие технологии — в данном случае наукоемкий компонент таких технологий имеет приоритетное и определяющее для всего технологического цикла значение;

• гуманитарные технологии и психотехнологии («соль соли» гуманитарных технологий) — в нашем случае безусловно «высокие» и особо сложные технологии — опираются на проработанные эпистемологические основания авангардного сектора наук о психике.

Таким образом, обновленная рамочная концепция психотехнологической науки и практики в максимальной степени учитывает актуальные потребности человека и общества, а также — наиболее перспективные варианты развития психотехнологической сферы деятельности в эпоху Новейшего времени; это наиболее действенный инструмент обеспечения психологической безопасности, устойчивости и развития человека, группы, общества в агрессивной среде.

Наконец, следует иметь ввиду, что в современном мире успешно развиваются и уверенно смотрят в будущее только те профессиональные направления, которые энергично прокладывают дорогу в это будущее, генерируют креативные идеи и планируют достижения в соответствующих секторах науки, образования и практики. Вне всякого сомнения, психотехнологическая наука и практика должна быть в авангардном фронте таких направлений.

Принципы построения современной науки и организации научных исследований

Наличие данного, проработанного системного компонента аргументирует принадлежность НПН «Психотехнологии» к ареалу авангардной науки.

Настоящим принципом утверждается факт того, что проводимые в сфере психотехнологий научные исследования опираются, во-первых, на современные эпистемологические установки, адаптированные к специфике предметной сферы психотехнологической деятельности.

Более детальное изложение принципов построения современной науки и достижений в области авангардной эпистемологии приведено в следующих подразделах.

Универсальный исследовательский алгоритм выведения научно-практического направления «Психотехнология» в статус авангардной науки

Настоящий универсальный алгоритм исследовательской деятельности является методологическим каркасом Базисной НИП, о значимости которого было много сказано в предыдущих разделах монографии. Разработанный нами алгоритм включает следующие ключевые позиции: проблематизация — концептуализация — теоретизация — технологизация — инструментализация — институализация (внедрение) — трансляция (подготовка профессионалов) — реализация — мониторинг результатов.

Так, например, в ходе реализации Базисной НИП по профилю психотехнологической науки и практики было обеспечено продвижении по всем позициям вышеприведенного алгоритма, за исключением реализации последней, девятой позиции, предполагающей регулярное проведение масштабного мониторинга результатов психотехнологической деятельности на уровне какого-либо крупного региона или национальном уровне.

Полноценная Базисная научно-исследовательская программа, реализуемая по профилю психотехнологической науки и практики

Настоящий системный компонент является необходимой методологической основой организации научных исследований в сфере психотехнологий, обеспечивающей углубленную проработку актуальной проблематики сложно организованной предметной сферы психотехнологической науки и практики.

Базисная НИП, реализуемая по профилю психотехнологий, воплощает один из важнейших принципов современной науки в части того, что целостность и системность какого-либо научного направления обеспечивается не только и не столько общей, принимаемой научным сообществом концепцией или теорией, сколько наличием аргументированной и методологически проработанной Исследовательской программы в понимании И. Лакатос (2003).

Именно в ходе реализации Базисной НИП находят решение сложные методологические проблемы в сфере психотехнологий, которые, по мнению многочисленных авторов, затрудняют или даже «ставят крест» на любых попытках причисления психотехнологий к корпусу научных дисциплин.

Более подробное описание Базисной НИП приводится в разделе общей методологии научных исследований в сфере психотехнологий.

Концепт предметной сферы психотехнологической науки и практики

Данный концепт был разработан нами в ходе реализации общего раздела Базисной НИП. Предварительно — с учетом разработанных установочных позиций Базисной НИП — были сформулированы следующие требования, предъявляемые к оформлению предметной сферы психотехнологий: концептуальная состоятельность, эвристичность; параметрическая определённость; научно-методологическая проработанность основных универсалий и конкретных психотехнических моделей, интегративная эвристика (адекватность векторов дифференциации-интеграции); практическая (технологическая) проработанность и эвристичность; функциональная состоятельность; возможность выведения основных профессиональных установок и институций.

Далее, было установлено, что дифференцированные содержательные характеристики предметной сферы психотехнической деятельности, т. е. собственно психотехнологий могут быть представлены следующими функциональными рядами: феноменологическим; концептуально-методологическим (объяснительная модель); технологическим, параметрическим; нормативно-профессиональным; нормативно-этическим.

Согласно разработанному, в ходе реализации Базисной НИП, Паспорту научной специальности «Психотехнологии» непосредственным содержанием предметной сферы психотехнологической деятельности» являются:

• различные аспекты психической активности, адаптивные кондиции, качество жизни и социальные характеристики человека, группы, общества;

• собственно технологическое оформление специфики используемых психотехнологий на различные аспекты психической активности человека, группы, общества;

• комплексная и сравнительная эффективность наиболее проработанных и состоятельных в содержательном плане психотехнологий, таких как: консультирование (психологическое, социальное, бизнес-консультирование, консультирование без уточнения целеполагания и контактной группы); развивающие и адаптивные тренинги (психотерапевтические, психологические, социальные, тренинги без уточнений целеполагания и клиентской группы); коучинг; медиация, образовательные и воспитательные психотехнологии; психогигиена; психопрофилактика; эффективная самоорганизация с использованием ресурсов психического; иные проработанные психотехнологии;

• методологические и содержательные характеристики по главным профессиональным спецификациям психотехнологической деятельности: профильная научно-исследовательская деятельность; специальное образование; практическая деятельность; организация; нормативное регулирование; экспертная деятельность;

• актуальная проблематика, всегда присутствующая в поле современных психотехнологий: психологическая безопасность; психо-экология; психо-этика; искусственный интеллект — человек; виртуальная реальность — человек; возможные вредные последствия у человека, группы, общества в связи с использованием тех или иных психотехнологий; адекватная, в том числе правовая оценка таких негативных последствий.

Перечисленные требования к оформлению предметной сферы психотехнологий входят в систему критериев состоятельности разработанной рамочной концепции и общей теории психотехнологий. А также — используются при решении экспертных вопросов (экспертиза качества психотехнологической деятельности и другие виды экспертиз).

Концепт векторов дифференциации-интеграции психотехнологической науки и практики

Проведенный нами эпистемологический анализ помимо прочего продемонстрировал и то важное обстоятельство, что при разработке темы методологической целостности психотерапевтической науки и практики речь должна вестись не только о подходах и способах адекватной интеграции психотехнологической деятельности, но и о состоятельных векторах дифференциации собственно психотехнологий от так называемых материнских дисциплин — психологии, психобиологии, психофизиологии, психиатрии, педагогики, философии и поч. Т. е. именно от тех, сложившихся научно-практических направлений, к которым многие исследователи склонны причислять психотехнологии (последние, как уже было сказано, выводится здесь в качестве психотехнического фрагмента соответствующих практик).

В данной связи, в ходе реализации соответствующих фрагментов эпистемологического анализа нами была аргументирована целесообразность выведения и проработки следующих векторов дифференциации-интеграции, обеспечивающих целостность и научный статус психотехнологического направления деятельности:

• культурно-исторического, проясняющего подлинную информационную «генетику» психотехнологической деятельности;

• внутреннего — между множественными секторами психотехнологической деятельности, понимаемыми в том числе и как отдельные профессии (например, психотерапия, психологическое консультирование, коучинг); здесь же прорабатывается вопрос интеграции между различными направлениями, модальностями и методами, реализуемыми в этих обособленных кластерах профессиональной психотехнологической деятельности;

• междисциплинарного — с другими направлениями профессиональной деятельности, не причисляющими себя к сфере психотехнологий (например, с деятельностью в сфере информационных технологий, создания искусственных интеллектуальных систем, политтехнологиями, маркетингом), а также — сложившимися помогающими, развивающими и духовными практиками;

• внешнего — с современным корпусом науки; сектором наук о психике, сопредельными научно-практическими направлениями (философия, медицина, педагогика)

Углубленная проработка вышеприведенных векторов дифференциации-интеграции показала, что исторические рубежи появления, оформления и реализации ключевой для традиционных и современных психотехнологий идеи психопластичности, в частности темпоральной пластики — на несколько столетий предвосхищают первые попытки оформления видов деятельности, претендующих на статус «материнских» по отношению к рассматриваемой научно-практической дисциплине (подобных научных идей, как и обновленного понимания функциональной активности психического в таких дисциплинах просто нет). Но кроме того, выведение и апробация такой векторной системы показали верность исходной позиции относительно достижения целостности и научного статуса профессиональной психотехнологической деятельности, возможности конструктивной интеграции НПН «Психотехнологии» как с формирующимся сектором наук о психике, так и с общим корпусом науки.

Далее было показано, что раскрытие беспрецедентного потенциала эвристики, заложенного в фундаментальных идеях складывающегося НПН «Психотехнологии», выстраивает именно такую систему отношений с сопредельными научно-практическими направлениями и корпусом науки в целом, в которых статус психотерапии как самостоятельного и авангардного научного направления не подвергается сомнению.

При этом обязательное условие дееспособности вышеприведенной системы векторов дифференциации-интеграции в части реализации их специфических функций и общей миссии — это углубленная проработка основных позиций Базисной НИП с адекватным распределением получаемых инновационных концептов по уровням дисциплинарной матрицы НПН «Психотехнологии».

Концепт дисциплинарной матрицы психотехнологической науки и практики

Понятие дисциплинарной матрицы было сформулировано выдающимся методологом науки Томасом Сэмуэлем Куном в 1962 году для уточнения содержательных характеристик базисного эпистемологического понятия «парадигма». Данное понятие учитывает, во-первых, принадлежность ученых к определенной дисциплине и, во-вторых, систему правил исследовательской деятельности в определенном секторе науки, которые состоят из символических обобщений (законов и определений основных понятий теории); метафизических положений, задающих способ видения универсума и его онтологию; ценностных установок, влияющих на выбор направлений исследования; «общепринятых образцов» — схем решения конкретных задач, дающих ученым методику разрешения проблем в их исследовательской практике. В свою очередь эпистемологический концепт парадигмы генерирует несущие параметры порядка в такой нестабильной и быстро развивающейся сфере, как сфера производства научных знаний, и, по мнению автора данного термина, в существенной степени уберегает как научное, так и мировое сообщество от непредсказуемого хаоса.

Для сферы психотехнологической деятельности, в которой такого хаоса («джунглей») более чем достаточно, уточнение и содержательное наполнение этих базисных эпистемологических понятий — дисциплинарной матрицы и парадигмы — является важнейшей методологической задачей. Такая задача была решена в ходе реализации исследовательских фрагментов общего раздела Базисной НИП.

Проведенный нами углубленный эпистемологический анализ предметной сферы психотехнологической науки и практики позволил обосновать позицию того, что под дисциплинарной матрицей здесь следует понимать наличие проработанной общей схемы и аргументированного содержания дифференцированных уровней исследуемого научно-практического направления с пониманием того, что детальная проработка такой иерархическая структуры, «раскладывающей» предметную сферу на соответствующие уровни, есть важнейший шаг к формированию подлинной методологической парадигмы в НПН «Психотехнологии».

В ключе сказанного наличие проработанной дисциплинарной матрицы следует интерпретировать как отчетливый признак «зрелости» рамочной концепции и теоретического базиса НПН «Психотехнологии», и в то же время — как свидетельство состоятельности основополагающей парадигмы, являющейся методологической основой разработанного теоретического базиса. Что, собственно, и является итоговым критерием, по которому можно судить о правомерности претензий НПН «Психотехнологии» на статус самостоятельного и состоятельного научно-практического направления.

По результатам реализованных исследовательских фрагментах Базисной НИП было обосновано выделение следующих иерархических уровней дисциплинарной матрицы НПН «Психотехнологии»:

• уровень фундаментальных допущений обосновывает самостоятельность психотехнологической науки и практики, ее принадлежность к ареалу науки в целом и в частности — к авангардному фронту науки;

• уровень базисных научных дисциплин, теорий и концепций представляет именно те научные дисциплины с их основополагающими теориями и концепциями, с учетом которых формируются исходные установки НПН «Психотехнологии» как состоятельного научно-практического направления;

• уровень собственно дисциплинарных теорий и концепций, на котором представлены обоснованные доктринальные установки, универсальные теоретические концепты, разрабатываемые в рамках собственно психотехнологической дисциплины, а также принципы их реализации в системе действующих профессиональных институтов;

• уровень актуального профессионального поля, представленный регулярно обновляемым, четко структурированным набором именно таких актуальных знаний-умений-навыков, которые являются основным функциональным инструментом специалистов, действующих в сфере психотехнологий;

• нормативно-этический уровень, представленный разработанными концептами и инструментами управления качеством профессиональной психотехнологической деятельности (включая научную, образовательную, практическую, организационную (в том числе нормативно-творческую) экспертную деятельность).

Все вышеприведенные уровни дисциплинарной матрицы НПН «Психотехнологии» являются взаимодополняющими, взаимодействующим и взаимозависимыми информационными конгломератами, демонстрирующими с одной стороны специфику анализируемого направления науки и практики, а с другой — его общность с ареалом науки в целом.

Номинация теоретических концепций, собственно технологических и инструментальных компонентов, распределяемых по дифференцируемым уровням дисциплинарной матрица НПН «Психотехнологии», следующая.

На первом уровне дисциплинарной матрицы — фундаментальных допущений — методологический стержень НПН «Психотехнологии» представлен следующими базисными концептами и выводимыми отсюда эвристическими следствиями:

• концептом объёмной реальности, обосновывающим в том числе пластичность категории времени, обусловленность данной категории генеративной активностью феномена психического, неустранимость феномена психического из любых моделей реальности;

• концептом обновленного понимания структуры и функций психического, выводимого из идеи объемной реальности;

• концепт информационной (темпоральной) генетики или рамочный концепт методологии эпистемологического анализа;

• концепт диалогизированного когнитивного стиля;

• концепт кольцевого научного архетипа;

• концепт ассоциированной эпистемологической платформы.

С учетом особой важности вышеприведенных базисных концептов для понимания подлинных научных основ НПН «Психотехнологии» но так же и всей сложности данных теоретических положений, в настоящем материале их описанию и интерпретации уделено повышенное внимание. Здесь же представлена аргументированная и расписанная для корпуса науки и сопредельных научных дисциплин эвристика, выводимая из теоретических концептов первого матричного уровня рассматриваемого научного направления. Такого рода эвристика оформлена в виде соответствующих гипотетических тезисов и положений, истинность которых устанавливается в ходе реализации Базисной НИП.

Второй уровень дисциплинарной матрицы — базисных научных дисциплин, теорий и концепций, формирующих установочные позиции нижележащего матричного уровня НПН «Психотехнологии» — представлен следующими базисными концептами:

• классификацией наук о психике; выводимым отсюда местом научного направления «Психотехнологии» в секторе наук о психике;

• теорией адаптации, выстраиваемой в соответствии с проработанным концептом пластического потенциала психики человека;

• универсальной моделью адаптивно-креативного цикла с проработанным алгоритмом и вариантами (нормативным, кризисным, сверхнормативным) прохождения данного цикла;

• концептом качественных характеристик психического здоровья индивидуального, семейного, группового (организованные группы) — формирующих кластер универсальных мишеней современных помогающих и развивающих психотехнологий;

• концепцией деструктивных социальных эпидемий, обосновывающей необходимость существенного обновления общего рамочного концепта психотехнологического направления деятельности;

• систематика и объяснительная модель негативных эффектов в сфере психотехнологий.

По сути, обновленное содержание вышеприведенных теорий, концептов, моделей выводится за счет углубленной проработки соответствующих позиций вышележащего матричного уровня в реализуемых фрагментах Базисной НИП. Использование устоявшихся терминов, обозначающих представленные здесь идеи и понятия — адаптации, эпидемии, психического здоровья (в большей степени характерных для биологических, психологических и социологических дисциплин) — в нашем случае означает также и возможность эвристического обогащения этих рамочных идей и понятий.

Такого рода ответственная констатация отсутствия слепого, некритического заимствования есть важная характеристика теоретической базы, которая вполне адекватна именно для рассматриваемого второго уровня дисциплинарной матрицы НПН «Психотехнологии». В данной связи эвристика, генерируемая на уровне базисных теорий и концепций, всесторонне аргументированная и расписанная для сопредельных научно-практических дисциплин, является реальным обоснованием «донорского» информационного потенциала психотехнологической науки по отношению к данным дисциплинам.

Третий уровень дисциплинарной матрицы — собственно дисциплинарных теорий и концепций НПН «Психотехнологии» — представлен следующими концептами, системами и моделями, демонстрирующими возможность достижения методологической целостности рассматриваемой сфере высокотехнологической деятельности, и проясняющими способы неконфликтного сосуществования множества обособленных психотехнологических кластеров:

• концепция психопластичности, в частности — темпоральной пластики психического;

• концепция трёхуровневой психотехнической коммуникации;

• систематика, классификация мишеней, основных групп используемых психотехник и психотехнологий;

• взаимодействие дифференцируемых технологических кластеров в модели трехуровневой психотехнологической коммуникации;

• обоснование принципов построения классификации современных психотехнологий, выводимых на основании обновленной эпистемологической платформы;

• общая и специальная методология, инструментарий научных исследований, проводимых в сфере психотехнологической деятельности.

Эвристика вышеприведенных фрагментов общего теоретического базиса НПН «Психотехнологии», проявляющаяся в том числе и в обосновании беспрецедентного расширения возможностей технического синтеза, подкрепляется доказательной исследовательской практикой, демонстрирующей преимущества используемых инновационных подходов.

Эвристика в отношении методологии тематических научных исследований здесь не ограничивается только лишь обоснованием возможности «доказательной психотехнологической практики», адекватной для любых психотехнических методов и методик, но также включает проработанный кластер инновационных методов исследования, используемых в ключевых разделах Базисной НИП. В частности речь идет о методе эпистемологического анализа, используемого при обосновании наиболее сложных концептуальных построений первого матричного уровня общей теоретической базы НПН «Психотехнологии».

Четвертый уровень дисциплинарной матрицы — уровень актуального профессионального поля — представлен следующими функциональными концепциями, концептами и технологиями, дифференцированными группами инструментов управления качеством психотехнологической деятельности

• концепция качества психотехнологической деятельности;

• основные инструменты обеспечения качества в сфере психотехнологий

• модельные блоки универсального профессионального стандарта;

• технология экспертизы качества психотехнологической деятельности;

• профессиональная подготовка в сфере психотехнологической деятельности.

Эвристика данного дисциплинарного уровня, ориентированного прежде всего на запросы населения в сфере повышения качества психотехнологической практики, должна четко аргументировать возможность обеспечения безопасности и существенного повышения эффективности используемых психотехник и психотехнологий. И далее, специфика технологической эвристики здесь состоит в обосновании того, что принятие «дополняемой психотехнической реальности» в виде проработанных инновационных концептов универсальных уровней психотехнологической коммуникации не содержит какой-либо реальной угрозы для идентичности используемых структурированных психотехнологий. Универсальное психотехническое дополнение в данном случае оформляется именно с учетом того обстоятельства, что последнее выполняет функцию вполне приемлемого и «безопасного» катализатора эффективности основного психотехнологического процесса.

Пятый уровень дисциплинарной матрицы — нормативно-этический — представлен следующими концепциями, концептами и модельными документами по нормативно-этическому регулированию психотехнологической деятельности:

• концепция психоэтики;

• этическое содержание и правила оформления психотехнической коммуникации;

• нормативно-этическое регулирование психотехнологической деятельности;

• правила психотехнологической деятельности (модель этического кодекса);

• стратегия развития НПН «Психотехнологии» на среднесрочную и долгосрочную перспективу.

Необходимо иметь в виду, что все обозначенные здесь позиции есть главные функциональные компоненты концепции управления качеством психотехнологической деятельности. И что выделение такого специального (в значительной степени инструментального) уровня дисциплинарной матрицы, во-первых, существенно повышает шансы на приверженность профессионального сообщества к идее обеспечения высокого и постоянно растущего качества психотехнологической деятельности. Во-вторых — а это и есть самое главное — обеспечивает реальный разворот населения к сектору высококачественной психотехнической, оказываемой на понятных условиях и как раз теми специалистами, которые наилучшим образом подготовлены к оказанию профильной помощи. В-третьих — как следствие — существенно повышает конкурентоспособность легализованных психотехнологий с гарантировано-позитивным вектором воздействия на агрессивном и быстро растущем психотехническом рынке. Ну а в-четвертых — и это тоже весьма важное обстоятельство — повышает шансы на оплату такого рода деятельности со стороны государственных, страховых и иных финансовых структур и фондов, требующих полной ясности в оформлении оплачиваемых ими видов профессиональной деятельности. В чем, собственно, и заключается практическая и в высшей степени востребованная эвристика функциональных концептов настоящего уровня дисциплинарной матрицы НПН «Психотехнологии».

Наличие «в руках» профессионального психотехнологического сообщества должным образом разработанных и используемых концептов и инструментов регулирования психотехнологической деятельности существенно повышает шансы на реализацию подлинной миссии НПН «Психотехнологии» выстроенной в соответствии с реалиями Новейшего времени.

Общая эвристика совокупной содержательной части дисциплинарной матрицы психотехнологической науки и практики заключается в первую очередь в том, что рассматриваемые компоненты общего теоретического базиса НПН «Психотехнологии» здесь представлены в виде систематизированного — по понятным функциональным принципам — конгломерата фундаментальных и прикладных теорий, концепций, концептов, моделей, собственно технологических подходов, профессиональных стандартов и правил, а также выводимого отсюда поистине беспрецедентного набора эвристических гипотез и следствий.

То есть в данном случае речь идет не о какой-то «отдельной» теории, но о сложным образом организованной системе, в которой эвристика каждого вышележащего уровня генерирует инновационное содержание всех последующих матричных уровней психотехнологической науки и практики. И в то же время такая эвристика как минимум востребована в сопредельных научно-практических направлениях. Как максимум — в эпистемологических построениях авангардного фронта современной науки. Что, собственно, и является главным свидетельством состоятельности и самостоятельности научно-практического направления «Психотехнологии».

И далее генерируемая таким образом эвристика здесь, безусловно, заключается еще и в том, что содержание концептов каждого матричного уровня никоим образом не конфронтирует с оформленным и устоявшимся содержанием множества помогающих и развивающих психотехнологий. Речь, следовательно, идет только лишь о дополняемой концептуальной, макро — и мета-технической реальности современных конструктивных психотехнологий, развертываемой в «параллельном» — по отношению к устоявшимся методологическим идиомам — универсальном пространстве.

Теоретические, психотехнические и инструментальные концепты теоретического базиса НПН «Психотехнологии»

Как уже было сказано, разработанные компоненты (концепты) теоретического базиса психотехнологической науки и практики, распределяемые по соответствующим уровням дисциплинарной матрицы, соотносятся друг с другом по типу взаимозависимости, взаимовлияния, взаимодополнения. Что, собственно, и обеспечивает искомую синергию и целостность рамочной концепции НПН «Психотехнологии». Только в этом случае и можно говорить о наличии сестемообразующего стержня, представляющего эпистемологические, методологические и многогранные технологические характеристики рассматриваемой сложнейшей психотехнологической сферы. Т. е. именно такого системного стержня, который во-первых, дает ясные представления о механизмах взаимодействия психики человека и реализуемых психотехник, и психотехнологий. А во-вторых, — демонстрирует возможности существенного повышения эффективности психотехнологического воздействия.

Система оценки состоятельности теоретической базы психотехнологической науки и практики

Данная система включает в себя практически все известные критерии, используемые при оценке уровня состоятельности научных теорий, но также и ряд критериев, разработанных в ходе реализации тематической Базисной НИП. Так, например, нами был выведен критерий эпистемологической состоятельности рассматриваемого научного направления, который полностью учитывал возможность преодоления ключевых признаком системного кризиса в сфере наук о психике, сформулированный У. Джемсом и Д. Н. Робинсоном (см. содержание предыдущих разделов). А также — впервые были использованы специальные критерии перехода исследуемого сектора от эмпирической к теоретической стадии формирования научной дисциплины.

То есть, используемая оценочная система, по уровню сложности и степени разнообразия используемых критериев, не имеет аналогов в секторе наук о психике, секторе гуманитарных наук, а по используемым эпистемологическим критериям состоятельности — и в общем корпусе науки.

Базисные эпистемологический концепты первого уровня дисциплинарной матрицы теоретического базиса психотехнологической науки и практики

Вводная информация

В настоящем разделе описываются важнейшие, и наиболее сложные для понимания сути нашего подхода к оформлению специфики теоретического базиса рассматриваемого научно-практического направления и сектора наук о психике в целом, концепты первого матричного уровня данной базиса — фундаментальных допущений. В совокупности теоретические построения рассматриваемого здесь матричного уровня представляют эпистемологические основания НПН «Психотехнологии», а следовательно — один из главных аргументов к утверждению данного направления в статусе авангардной науки.

При раскрытии содержания компонентов рассматриваемого теоретического базиса акцент делается на следующих позициях: уточнении главной функциональной задачи, решаемой на каждом матричном уровне; уточнении методологии исследования, используемой для обоснования представленных здесь концептов; описании наиболее существенных аспектов данных концептов; обосновании эвристических следствий (при наличии). Фундаментальная и прикладная эвристика рассматриваемых концептов по возможности соотносится с нижележащими уровнями дисциплинарной матрицы, сопредельными научно-практическими направлениями и корпусом науки в целом. Такое структурирование подразделов, раскрывающих концептуальное содержание соответствующих матричных уровней, только лишь подчеркивает системную организацию компонентов теоретического базиса НПН «Психотехнологии».

Главная задача, решаемая при описании базисных концептов настоящего матричного уровня — это, прежде всего, выявление стержневых характеристик предметной сферы с дополнительным обоснованием эпистемологических ограничений и препятствий для развития рассматриваемого направления деятельности, обоснование возможности преодоления этих ограничений и препятствий с использованием современных научных подходов.

Общая методология решения этой главной задачи так или иначе выстраивалась вокруг современной версии метода эпистемологического анализа со всеми его дифференцируемыми компонентами. Таким образом, оправданной здесь является последовательность выстраивания основных информационных блоков (концептов), соответствующая этапам проведенного эпистемологического анализа.

Концепция (модель) объемной реальности

По результатам проведенной на начальном этапе реализации Базисной НИП культурно-исторической реконструкцией предметной сферы профессиональной психотерапии было показано, что наиболее востребованным эффектом психотерапевтической практики — как бы она не именовалась в разные исторические эпохи — была возможность достижения желаемых изменений в состоянии человека с использованием пластического потенциала его психики. Такие особые психопластические возможности раскрывались при использовании специальных средств и методов, обычно непонятных и недоступных современникам (М. Элиаде, 2008, 2014; Н. Г. Сафронов, 2008).

Между тем с учетом проведенного нами комплексного исследования есть все основания полагать, что стержневой для психотехнологической сферы феномен психопластичности, в частности — темпоральной пластики психического (см. описание концептов третьего матричного уровня) имеет гораздо более глубокое уровни репрезентативного содержания — не только собственно феноменологические и психотехнические, но и фундаментальные. И что речь в последнем случае идет о сложнейшем алгоритме генерации структурируемых параметров реальности, включающем следующие взаимозависимые и взаимодействующие компоненты: генеративная активность психического — фиксируемый импульс активности сознания (ФИАС) — феномен субъективного времени — первичная информация — память — личность — актуальные планы «объективной» и «субъективной» реальности (вторичная информация) — модификация ФИАС — генерируемые атрибуты «объемной» реальности (далее по тексту данный алгоритм обозначается сокращенным термином «сознание-время»). Отсюда становится понятно, что психика в самом первом приближении есть инструмент генерации и форматирования категорий пространства, времени. И что именно психика формирует информационный, главный для всего живого уровень реальности. Но еще боле интересными в данном фундаментальном алгоритме представляются две последние позиции, которые — ни много ни мало — обосновывают возможность управления временем и, соответственно, гибкими пространственными форматами генерируемой реальности. Отсюда, собственно, и выводится ключевой для рассматриваемого матричного уровня тезис о том, что именно эти фундаментальные свойства и их эмерджентная функция — процесс управления временем — лежат в основе феномена психопластичности.

Таким образом, проясняется и то, что вся непростая история становления психотехнологической деятельности — особенно в аспекте взаимоотношения данного направления с корпусом науки и устоявшимися религиозными институтами — может быть адекватно интерпретирована лишь с позиций осмысления и понимания сущностного содержания этого стержневого для рассматриваемой сферы деятельности феномена психопластичности и темпоральной пластики.

Модель «объемной» реальности, выводимая в том числе на основе множества прорывных идей и высказываний признанных лидеров в сфере науки, философии, эпистемологии (см. цитирование в нижеследующих подразделах), основывается на аргументируемой необходимости: 1) выделения категории информационного в понятии реального; 2) сущностного растождествления этих двух слитных в парадигме классической науки понятий; 3) выведения чёткой зависимости параметров первичной информации о реальности от такой переменной, как скорость нервных (психических) процессов (на зависимость картины мира от скорости «нервных процессов» у субъекта указывали, в частности, Альберт Эйнштейн и Вернер Гейзенберг).

Детальный анализ и качественное уточнение последнего, ключевого в данном случае понятия показали, что под «скоростью нервных (психических) процессов» следует понимать содержательно-временные характеристики момента настоящего, формируемые ритмическими импульсами активного сознания. При этом длительность такого стандартного импульса бодрствующего сознания — темпорального кванта форматируемой реальности — колеблется, по данным многочисленных исследований, вокруг параметра в 25—30 миллисекунд, а содержательные характеристики представляют ту пространственную структуру реальности, которая формируется посредством первичной дифференциации общего поля реальности на объекты — предметы — среду — события. Важнейшей особенностью такой первичной дифференциации является сопоставимость устойчивости всех поименованных компонентов с характеристиками импульсной активности сознания. Так, например, можно утверждать, что вероятность актуализации тех объектов и событий, параметры устойчивости которых не вписываются в обозначенные характеристики импульсной активности бодрствующего сознания, в «стандартной» картине мира будет стремиться к нулю.

С учетом сказанного, полный спектр функциональной активности фиксируемого импульса активности сознания человека (ФИАС), в смысле вклада в генерацию сложнейшей категории объемной реальности, включает следующие позиции:

• ФИАС генерирует основные темпоральные единицы — моменты настоящего — ритмическое и постоянное воспроизведение которых и есть способ первичного форматирования реальности, в чем, собственно говоря, и заключается неразрывная связь категорий времени и пространства;

• ФИАС кроме того является генерирующим импульсом формирования моментальной или иконической памяти — первичных единиц информации о реальности, складывающихся в итоге в эпифеномен осознаваемой личности субъекта (механизм интеграции первичной и вторичной информации в эпифеномен «Я» заслуживает особого внимания и рассматривается нами как еще одно фундаментальное проявление феномена психопластичности);

• ФИАС кроме того обеспечивает эффект присутствия «Я» в актуальных планах реальности и возможность синхронного опознания получаемого среза моментальной информации как картины «объективной» реальности (такой план реальности всегда отстает от оригинала на момент настоящего; при этом параметры ФИАС субъектом никак не фиксируются и не осознаются, что, собственно, и лежит в основе эпохальной иллюзии «объективного», т. е. независимого от субъекта времени и пространства);

• таким образом, ФИАС выступает в роли важнейшего творческого импульса, дифференцирующего вполне понятным теперь образом общую категорию реального до трех основных статусов: статус объекта; статус субъекта; статус потенциального, не проявленного в заданных характеристиках «объективного» времени поля реальности. При этом два первых статуса образуют собственно информационный полюс объемной реальности, который может быть исследован с использованием, прежде всего, инструментария первичной и вторичной информации, так или иначе представленного в общем корпусе науки. Потенциальный, непроявленный статус образует недифференцированный и, соответственно, не попадающий под категорию «информация» полюс реальности, исследование которого возможно лишь с использованием инструментария авангардной науки, оперирующей пластичными категориями ФИАС, времени-пространства (данный интереснейший аспект рассматривается в подразделе эвристики концептов первого матричного уровня);

• пластичные параметры ФИАС в свете сказанного представляют собой основу глубинного взаимодействия и трансформации дифференцируемых полюсов и статусов объемной реальности. Данный процесс, следовательно, может быть представлен как модификация параметров ФИАС и синхронная трансформацию статусов и полюсов реальности за счет «открываемой» таким образом обновленной информации. Что, собственно, и демонстрирует возможность осмысленного управления пластичными категориями времени-пространства.

Уточнение сущностного содержания и функциональных характеристик ключевого в концепции объемной реальности понятия «скорости нервных (психических) процессов» позволяет представить развернутые характеристики общего алгоритма генерации дифференцированных компонентов суперсистемы объемной реальности следующим образом.

Общая генеративная активность психического-бессознательного обеспечивает старт ритмических импульсов активного сознания. Действуя в коридоре заданных параметров, ФИАС растождествляет недифференцированное поле реальности на статусы объекта и субъекта, статус потенциального, не проявляемого в заданных параметрах поля реальности. В качестве первородных «кирпичей» такого строительства выступают универсальные единицы первичной информации (информационные эквиваленты темпорального кванта форматируемой таким образом реальности), которые в равной степени соотносятся как с объектом, так и субъектом, образуя общий для них информационный полюс объемной реальности.

Параллельно разворачиваются важнейшие процессы моментального (синхронного, симультанного) опознания первичной информации субъектом и моментального же форматирования первичной (или «объективной») структуры пространства-времени с выделением соответствующих объектов, предметов, среды, событий. При этом должно быть предельно понятно, что в отсутствии постоянного взаимодействия механизмов ФИАС, памяти и её носителя — осознаваемой личности субъекта — ни о какой генерации пространственно-временных параметров реальности речи быть не может. И что всякая попытка удаления субъекта из данной схемы заканчивается автоматическим свёртыванием получаемой картины мира в недифференцированный полюс объёмной реальности. Статус некой «объективности» реальности, таким образом, поддерживается лишь консенсусом популяционного сознания, действующего в режиме бодрствования, и прозорливые философы прошлого века (С. А. Аскольдов, 1922) это хорошо понимали.

Процесс «достраивания» реальности в непрерывную цепь событий, или протяженные во времени актуальные планы «объективной» и «субъективной» реальности, осуществляется за счёт того, что содержательные характеристики момента настоящего — такие, например, как «размеры» моментальной мнемонической единицы — не осознаются субъектом и не воспринимаются как дискретные. Соответственно, процесс фиксации и утилизации моментальной памяти интерпретируется субъектом как непрерывное восприятие объективно-автономной реальности с такой неотъемлемой характеристикой, как объективное линейное время. Отсюда понятно, что эпистемологические корни этих эпохальных иллюзий следует усматривать в том, что темпоральная дистанция между первичным недифференцированным полюсом реальности и свершившимся «фактом» получаемой таким образом картины мира если и фиксировалась, то не осмысливалась в рамках целостной концепции, обоснованной с позиций авангардной науки.

Дифференцируемые статусы и полюсы объемной реальности, следовательно, разделяются дистанцией в один темпоральный шаг, параметры которого, как понятно из всего сказанного, могут существенно отличаться от стандартных, задаваемых «объективным» временем. И далее пластичные параметры ФИАС открывают возможность выведения по крайней мере «части» потенциального непроявленного статуса в принципиально познаваемый информационный полюс объемной реальности. На что, собственно, и должна опираться авангардная методология исследования фундаментальных категорий, образующих суперсистему объемной реальности. Такого рода методология может быть представлена в том числе и технологиями сверхсложного моделирования, разработанными на основании принципов подвижной когнитивной оптики и кольцевого научного архетипа. Что, собственно, и является сущностным способом решения кране важной проблемы глубинного эпистемологического конфликта двух полярных способов познания реальности — «гнозиса» и «логоса», препятствующего развитию авангардного фронта науки.

В отношении более развернутых характеристик основных компонентов — дифференцируемых статусов и полюсов объёмной реальности, выводимых из темпорального принципа организации этой сложной системы, можно говорить о следующем.

Статус так называемой объективной реальности, или статус объекта, выстраивается из блоков первичной информации, формируемых в процессе моментального взаимодействия недифференцированного полюса реальности с психикой субъекта, но не ранее того. Получаемая таким путём первичная информация характеризует отнюдь не всю картину мира, а только лишь определённый срез — актуальный план, открываемый либо с использованием стандартных параметров (в этом случае мы имеем дело с хорошо знакомой нам картиной «объективной» реальности), либо — произвольно заданных параметров ФИАС. Непростой нюанс этого последнего способа форматирования пространственных характеристик категории объемной реальности заключается в том, что с в случае спонтанного опыта изменения стандартных параметров ФИАС получаемые таким образом эффекты, хоть и воспринимаются — согласно многочисленным свидетельствам — с потрясающей убедительностью, но никаким образом не находят и, конечно, не могут находить подтверждения в привычных и регулярно воспроизводимых форматах «объективной» реальности. Отсюда, собственно, и берет начало эпохальный конфликт «логоса» и «гнозиса». И только лишь с использованием инструментов авангардной науки, в частности — упомянутого сверхсложного моделирования процесса взаимодействия дифференцируемых статусов и полюсов объемной реальности, открывается возможность устойчивой репрезентации ее актуальных планов с иными пространственно-временными характеристиками, не менее «легальными», чем стандартные планы «объективной» реальности. И очень возможно, что о перспективах создания именно такого универсального способа репрезентации реальности писал Вильгельм Готфрид Лейбниц в своих знаменитых эпистемологических этюдах о грядущей «универсальной науке», или «универсальном — философском исчислении».

Далее необходимо иметь в виду, что блоки первичной информации являются базисом для формирования понятий и классов информации второго уровня (или вторичной информации), включая любые произвольные когнитивные построения и пережитый опыт субъекта, которые могут быть адекватно поняты лишь при наличии скрытого или явного перевода на язык первичной информации. В метафорическом смысле первичная информация — это проект некой Вавилонской башни, обитатели которой говорят на едином, понятном для всех первоязыке, и которая, конечно же, никогда не разрушалась. Эта «башня» стояла, и будет стоять, пока известная всем нам картина мира будет форматироваться стандартными форматами ФИАС. И в этом, безусловно, присутствует грандиозный смысл, «приватизированный» классической наукой. Другой вопрос, что, возможно, вокруг такой «малогабаритной» башни в это самое время выстраивается и другая конструкция, не менее легальная в смысле строгости принципов научной архитектуры, но при всём том — гораздо более просторная, понятная и удобная для пользования. А обновлённый, универсальный язык, предлагаемый обитателям этой новой конструкции, будет существенно более гибким и совершенным. Последний тезис особенно важен для понимания того, на каких основаниях выстраиваются принципы конструирования новой эпистемологической платформы, преодолевающей ограничения всех предшествующих этапов формирования научного мировоззрения — от классики до постнеклассики и постмодерна.

Еще одним, безусловно важным аспектом исследования ключевых характеристик дифференцированных статусов сверхсложной категории объемной реальности является поиск сущностных закономерностей взаимодействия данных статусов в процессе информационного кругооборота, а также определение степени пластичности-ригидности в генерации стержневых форматов и характеристик объемной реальности.

В связи со всем сказанным, представляется абсолютно оправданным тот факт, что статус «объективной» реальности в общей комбинации рассматриваемых основных компонентов модели объёмной реальности обладает наименьшей степенью свободы. Это достаточно жёсткая система координат, ориентирующая субъекта в той нише возможностей, которую он пока что занимает, и придающая ему необходимое ресурсное ощущение определенности и уверенности. Но также следует признать и такой очевидный факт, что одного только «стандартно» оформляемого ресурса «объективной» реальности уже явно недостаточно для поиска и нахождения адекватных ответов на беспрецедентные вызовы Новейшего времени.

Статус субъекта выстраивается из тех же эквивалентных блоков первичной информации, блоков вторичной информации переживаемого индивидуального опыта, складывающихся в эпифеномен осознаваемой личности. При этом мы обосновываем смысл выделения нормативного вектора рассматриваемого статуса, который «примыкает» к полюсу так называемой объективной реальности, и креативного вектора, который взаимодействует с потенциальным, непроявленным субстатусом объективной реальности. В этом достаточно широком диапазоне и располагаются степени свободы данного важнейшего компонента объёмной реальности.

Осмысленное управление креативной активностью статуса субъекта — например, за счет использования навыков так называемого диалогизированного сознания в психотерапевтической практике, или использования процесса множественного моделирования актуальных планов реальности при помощи инструмента подвижной когнитивной оптики, определяемой пластическими параметрами ФИАС — существенно повышает степень свободы статуса субъекта. А понимание того, что полный цикл генерации научных знаний о функционировании объектного плана реальности должен включать абсолютно необходимое в данном случае взаимодействие блоков вторичной, или «субъективной» информации с первичной информационной матрицей объектной реальности (подробнее об этом см. в нижеследующих подразделах) только лишь подчеркивает значимость данного статуса в модели объемной реальности.

Специально здесь следует отметить то обстоятельство, что согласно логике построения модели объёмной реальности, таинство творческого процесса формирования статуса субъекта из отдельных информационных блоков первичной и вторичной информации как раз и должно происходить в «недрах» потенциального, непроявленного статуса объёмной реальности, для которого неадекватны линейные пространственно-временные закономерности, и даже сами понятия времени и пространства. И, наоборот, для этого недифференцированного полюса реальности вполне адекватны такие понятия, как вечность (понимаемое как отсутствие самого факта импульсного форматирования поля реальности и, соответственно, факта линейного времени) и бесконечность (отсутствие какой-либо пространственной протяженности, выводимое из факта отсутствия генерации актуальных планов реальности). Иначе сложно или даже невозможно объяснить возможность сверхскоростного «сворачивания» множественной, разнокалиберной и разнопрофильной информации в целостный феномен «Я», как и возможность «разворачивания» данного феномена в такие конструкции, как «Я — мышление», «Я — память», «Я — поведение» и пр. с сохранением при том всех характеристик целостного «Я»; возможность произвольных (ментальных) путешествий во времени и множество других парадоксов психического.

Полноценное осознание того факта, что в метафорическом смысле мы — как личности, а не биологические субстраты — по крайней мере «одной ногой» пребываем в полюсе вечности-бесконечности и по большому счёту никогда из него выходили; и что «рукописи» — сконденсированные письмена памяти — в таком случае действительно «не горят», способно многое поменять в нашей жизни. И, конечно, в нашем отношении к тому, что мы называем смертью.

Понимание всей сложности генеза статуса субъекта, его беспрецедентной «посреднической миссии» во взаимодействии двух других дифференцируемых статусов объемной реальности (в ходе чего, собственно, и генерируется такое понятие как «информация»), безусловно, должно учитываться во всех авангардных научных построениях. Особенно в тех разделах авангардной науки, которые разрабатывают философское обоснование ассоциированной эпистемологической платформы, теории «всего», а также инновационные подходы к созданию искусственного интеллекта.

Потенциальный, непроявленный статус объемной реальности, как следует из всего сказанного, не предполагает возможности его форматирования механизмами стандартного времени. Следовательно, говорить о его пространственной локализации не приходится. В этой относительной, как теперь понятно, «не-бытийности» и кроется основная сложность легализации обсуждаемой категории в идиомах, координирующих бытие живущих ныне людей. Здесь надо понимать, что личный опыт переживания состояния измененного сознания и «открытия» измененной картины объектного и субъектного мира доступен немногим, и к тому же не сводим в некую общую модель мироустройства с обновленными ресурсными функциями. Концепт же «слепой», то есть не подкрепляемой личным и регулярно возобновляемым трансперсональным опытом веры, также не в состоянии существенно расширить горизонты бытия современного человека и адаптировать его к беспрецедентным вызовам Новейшего времен. Что, конечно же, является еще одним напоминанием об эпистемологическом конфликте «гнозиса» и «логоса» и необходимости поиска сущностного решения этого эпохального конфликта.

По этим же обстоятельствам затруднена легализация обсуждаемого компонента модели объемной реальности в корпусе науки, опирающегося на тот постулат, что все исследуемые феномены должны быть измеряемы. А значит, это должны быть в какой-то степени наблюдаемые феномены, так или иначе соотносимые с понятием «объективной реальности» (поэтому, например, «серьезные» науки о психике вплоть до настоящего времени представлены в основном нейронауками и близкими к этому сектору дискурсами).

Между тем все эти сложности легко преодолеваются с использованием инструментария авангардной науки, опирающейся на тот факт, что активность не проявленного в стандартных форматах ФИАС статуса реальности как минимум может быть измерена за счёт: 1) фиксации изменения параметров ФИАС; 2) определения степени смещения получаемой таким образом картины мира от стандартных характеристик так называемой объективной реальности; 3) определение степени изменения сущностных характеристик субъекта (т.е. качественных, рефлективных характеристик личности, а не только констатации признаков измененного сознания). Как максимум — исследуемые параметры недифференцированного полюса реальности могут быть доступны для наблюдения и измерения за счет разработки сверхсложных программ моделирования объемной реальности и динамики взаимодействия всех ее компонентов. Последняя констатация чрезвычайно важна для полноценной легализации рассматриваемого статуса сверхсложной категории объемной реальности в системе кодифицированных научных знаний и, соответственно, признания профессиональной психотерапии — опирающейся во многом на беспрецедентные пластические возможности данного статуса — в качестве состоятельного научно-практического направления.

Вопрос об основной функции рассматриваемого статуса объемной реальности не является таким уж простым. На поверхности — функция некоего вместилища потенциальных, не проявляемых в условиях форматирования стандартным временем планов бытия. И далее приходится признать, что стандартные «размеры» бытия, чётко ограничиваемые форматами стандартных же значений ФИАС, могут серьёзно уступать практически необозримому и не проявленному в знакомых нам горизонтах реальности её «небытийному» потенциалу. И если принимать во внимание идентифицированную динамику взаимодействия рассматриваемых компонентов объемной реальности, то полный цикл функциональной активности исследуемого статуса должен включать весь алгоритм генерации данного сложнейшего феномена, начиная с инициации ФИАС и заканчивая возможностью раскрытия потрясающего многообразия возможных планов реальности. Таким образом, перед нами — истинный творец континуума сознания-времени-пространства, создатель уникального феномена жизни, архитектор самоорганизованной информации, парадоксальным образом сфокусированной в «точке Я», но также и сверхнадежный хранитель всей поступающей сюда информации, начиная от «сотворения мира» до сегодняшнего дня.

В метафорическом ключе рассматриваемый перманентный акт творения можно представить как выстраивание общего информационного лика реальности перед зеркальным полем её актуального плана — что не является таким уж новым сюжетом в древнеиндийской и восточной философии. Другой вопрос, что основные коллизии данного во всех отношениях интересного процесса выводятся из абсолютно понятного и доказуемого факта — протяжённости момента настоящего и уточнения понятия «скорость нервных (психических) процессов». Здесь же необходимо принимать во внимание и очевидную сложность темпоральной организации процесса «кругооборота» информационных программ с этапом их реализации в актуальных планах реальности. Что, в свою очередь, позволяет предполагать, что функциональная активность рассматриваемого статуса объемной реальности сосредоточена не столько на «обналичивании» определенного темпорального плана данного статуса, сколько на развитии его беспрецедентного информационного потенциала.

Специфическая функциональная активность потенциального, непроявленного статуса объемной реальности (обозначаемого в классических философских, психологических и психотерапевтических дискурсах анонимным термином «бессознательное»), определяемая при соответствующем взаимодействии со статусом субъекта, собственно, и обеспечивает высокую скорость терапевтической трансформации дезадаптивных информационных программ субъекта, притом что последние являются мишенями профессиональной психотерапии. Более подробно данный прагматический аспект функциональной активности бессознательного будет рассматриваться нами в нижеследующих подразделах.

В связи со всем сказанным следует констатировать, что степень свободы данного сверхважного статуса реальности представляется, во-первых, наивысшей, а во-вторых — необходимой для обеспечения неисчерпаемого многообразия планов объёмной реальности, так же и как для формирования обновленных модусов бытия современного человека в эпоху Новейшего времен

Обновленное понимание сущности и основных функций психического

В самых кратких тезисах выводимое из концепта объемной реальности понимание сущности и основных функций психики следующее. Исходя из логики разрабатываемого нами авангардного научного подхода, психика, в первую очередь, есть инструмент генерации сверхсложной системы объемной реальности. Данный подход в понимании психического кардинальным образом отличается от сведения функций психики к отражению и познанию неких «объективных» характеристик стандартного — единственно возможного в классических концептуальных построениях — плана реальности, а также регуляции адаптивной активности индивида (У. Джеймс, 1890), выстраиванию коммуникаций и системы отношений с субъектами и объектами окружающего мира (Б. Ф. Ломов, 1984) с допущением того обстоятельства, что сам человек может в доступных ему границах изменять конфигурации объектной реальности с использованием креативной функции психики (Я. А. Пономарев, 1976). В контексте такого предельно упрощенного понимания функций психики само по себе существование феномена психического представляется совершенно не обязательным и во многом случайным в картине мироздания, рисуемой адептами естественно-научной классики (Ф. Т. Михайлов, 2001). В то время как известнейшие представители естественных наук — например, такие как химик, лауреат Нобелевской премии Илья Пригожин и физик Роджер Пенроуз — настаивают на том, что следует разрабатывать описание мироустройства, проясняющее необходимость самого существования человека, и что «правильные» физические теории должны описываться с помощью феномена сознания (см. цитирование в следующих подразделах). Чему, собственно, и соответствует разработанное нами определение функциональной сущности психического.

Итак, основная функция психики — генеративная. При этом, как следует из всего сказанного, в синхронном режиме генерируют следующие базисные феномены — компоненты объемной реальности:

• феномен сознания — диссоциирующие импульсы ФИАС;

• феномен «объективного» времени и пространства;

• дифференцированные статусы и полюсы реальности, формирующие сложную конструкцию объемной реальности;

• феномен информации — как основной «продукт» деятельности психики;

• феномен пластичности, в том числе пластичных категорий времени, пространства, рефлективных характеристик субъекта — как возможность сверхэффективного, «моментального» взаимодействия и трансформации статусов и полюсов объемной реальности.

Ниже будет представлена гипотеза «информационной (темпоральной) генетики», проясняющая глубинную взаимозависимость феномена жизни как такового, и взаимодействия статусов объемной реальности (включая ту сферу психического, которая в философской и научной литературе обозначается как «бессознательное» и представляет потенциальный-непроявленный статус объемной реальности).

Выведение генеративной функции психического в ее полном объеме дает основания полагать, что сам по себе феномен психического, являясь по сути и содержанием, и сферой взаимодействия компонентов объемной реальности, участвует в сложнейшем «информационном кругообороте», обеспечивающем развитие общего поля объемной реальности. Таким образом, складывается понимание подлинных истоков и предназначения феномена психического, много что проясняющее, в том числе в отношении дифференцируемых форм активности и структурных компонентов психики.

В свете сказанного также понятно и то, что классическое описание функциональной активности психики раскрывает лишь достаточно узкий аспект взаимодействия объектного и субъектного статусов объемной реальности в ее «единственно возможном» стандартно форматируемом плане. И все позднейшие добавления к этому стандартно оформляемому профилю функциональной активности психического (например, эмотивная, конативная, аксиологическая функции) здесь по сути ничего не меняют. В то же время обоснование базисной, генеративной функции психики, во-первых, даёт возможность гораздо более объёмной репрезентации собственно феномена психического, а во-вторых — существенно дополняет функциональную реальность классических определений психической активности. Так, например, познавательная функция психики получает грандиозный «бонус» в виде легализованного способа репрезентации невообразимого многообразия возможных планов бытия, но также со всеми необходимыми здесь оговорками — небытия. Регулятивная и креативная функции получают возможность осмысленного, эффективного использования суперресурсного потенциала психики, открываемого в непроявленном полюсе объемной реальности. Коммуникативная функция в этих же условиях дополняется возможностью полноценного развивающего общения субъекта с открываемыми суперресурсными инстанциями психического. Таким образом, новое понимание и открывающиеся здесь возможности по форсированному развитию генеративных функций психического будут способствовать беспрецедентному росту адаптивных кондиций субъекта, особенно востребованных в эпоху Новейшего времени. И, разумеется, все эти возможности в первую очередь будут представлены в переработанной предметной сфере психотехнологической науки и практики.

Исходя из всего сказанного, настоящий концепт первого матричного уровня общей теории психотерапии является наиболее прагматичным — в смысле возможностей использования его функционального потенциала в практических целях — и востребованным на уровне всех нижеследующих теоретических построений.

Концепция информационной (темпоральной) генетики

Идея информационной (темпоральной) генетики в каком-то смысле является проработанной «когнитивной оптикой» некоторых актуальных аспектов рассмотренной нами фундаментальной теории объемной реальности. Настоящая концепция фокусирует внимание на информационном полюсе объемной реальности (статус «объективной реальности» или «объектности», а также статус субъекта); выдвигает эвристические гипотезы в отношении основных принципов взаимодействия данного полюса с потенциальным — непроявленным статусом объемной реальности; обосновывает идею информационного (темпорального) кругооборота как основного результата такого взаимодействия, но также идею приоритета актуальной информации в процессах преобразования хорошо известного нам статуса «объективной реальности».

Концепция информационной (темпоральной) генетики в методологическом смысле является наиболее оснащенной. Ибо следующие теоретические блоки первого матричного уровня — концепты диалогизированного мыслительного стиля, кольцевого научного архетипа и ассоциированной эпистемологической платформы — как раз и являются проработанными эпистемологическими инструментами данного теоретического блока.

Итак, в самом кратком виде идея приоритета актуальной информации в процессах активного преобразования объектной сферы реальности, в концепции информационной генетики может быть представлена следующими тезисами:

• в современном мире наука понимается в том числе и как процесс производства знаний, обладающих высокой степенью сложности (такие знания нельзя получить за счет простых умозаключений или обыденных действий) и предсказуемости — т. е. последствия использования полученных таким образом знаний более или менее понятны, и само это выстраивание вероятной перспективы существенно уменьшает степень неопределенности бытия современного человека;

• в функциональном смысле научная деятельность традиционно предстает как познавательная (объясняющая, мировоззренческая, а также имеющая непосредственное отношение к процессу образования) и производственная — обеспечивающая поступательные и революционные темпы научно-технического прогресса. Однако в условиях Новейшего времени более востребованными становятся адаптивная и собственно эволюционная функции науки, выражающаяся в многократном усилении возможностей по управлению пространственными (объектными) характеристиками реальности и их трансформации в заданном направлении;

• следовательно, есть все основания полагать (и актуальные футурологические прогнозы лишь подтверждают такие прогнозы), что объектная структура реальности будет стремительно меняться в соответствии с фундаментальными установками и активным информационным каркасом авангардной науки. И что эти изменения по своим масштабам и темпам будут существенно превосходить и вытеснять обусловленный природными закономерностями ход событий. Данная и в целом понятная составляющая концепта «информационной генетики» разворачивает фокус нашего внимания в сторону актуальных эпистемологических установок современной науки, выполняющих функцию «информационных генов», вокруг которых происходит программируемая трансформация объектных характеристик реальности, и углубленного исследования такого эпистемологического каркаса.

Между тем, как понятно из всего вышесказанного, еще более перспективной и, конечно, более сложной для понимания составляющей концепта «информационной (темпоральной) генетики» является аргументированная возможность управления другим интереснейшим аспектом реальности — категорией времени. Что обеспечивает поистине безграничные адаптационные и эволюционные перспективы популяции homo sapiens, и кроме того, является наиболее радикальным и эффективным способом решения накопившихся цивилизационных проблем и перманентных кризисов самого разного толка.

Однако в целом аналогия с программируемым форматированием объектной сферы по «лекалам» особой информационной программы здесь более чем уместна. Такая аналогия в какой-то степени проясняет сложнейшую динамику актуализации и развертывания в информационном полюсе особой темпоральной генетики потенциального, не проявляемого в стандартных параметрах ФИАС статуса объемной реальности.

Подобная постановка вопроса разворачивает фокус нашего внимания уже в сторону феномена жизни, традиционно — т. е. с позиции доминирующих установок естественно-научного подхода — понимаемого как некий способ самоорганизации наблюдаемого материального субстрата реальности (притом что наличие каких-либо других, не наблюдаемых и не измеряемых в стандартно заданных условиях аспектов реальности здесь отрицается).

Исходя их этих допущений, изначально должен возникнуть феномен жизни — некий атрибут высокоорганизованной материи — а затем уже и феномен психического, выводимый из взаимодействия этой живой и высокоорганизованной материи с объектами, предметами, явлениями окружающего мира, иначе говоря — средой. Нелепость такого допущения, а значит и всех традиционных определений психики, совершенно очевидна. Ибо феномен жизни — по авторитетному заключению лауреата Нобелевской премии Эрвина Шредингера (2018) — не выводится из фундаментальных закономерностей физического мира. Мало того, феномен жизни им прямо противоречит. То же самое можно сказать и в отношении сложных форм организации материи. Для того чтобы такие системы сложились, функционировали и развивались — изначально необходима генерация системного стержня (информационной программы) с отчетливым антиэнтропийным вектором активности. А в нашем случае — еще и такой программы, которая бы предусматривала сложнейшую темпоральную динамику формирования и развития статуса субъекта.

И здесь мы никак не сможем обойтись без хотя бы краткого фрагмента эпистемологического анализа, демонстрирующего, во-первых, всю сложность охватываемой в данном случае проблематики. А во-вторых, сам факт того, что концепция информационной (темпоральной) генетики серьезно и глубоко прорабатывалась в ходе реализации первых этапов Базисной научно-исследовательской программы по психотерапии. Данный фрагмент, кроме того, указывает на глубокие корни идеи информационных (темпоральных) генов, берущих свое начало от провидческих высказываний гениальных мыслителей прошлого, но также — а это еще более важно — и самую суть неприемлемого эпистемологического дефицита, присутствующего в этих опередивших свое время высказываниях.

Так, например, фундаментальный концепт авторов раннего буддизма (а именно к этому учению проявлял повышенный интерес Шредингер) — идея «дхармы» — имеет прямое отношения к импульсному процессу генерации времени и всего сущего. Об этом прямо говорят определения понятия «дхармы», прописанные в наиболее ранних, дошедших до нас источниках. Здесь дхарма рассматривается как «первичное явление», «неделимая составляющая бытия», «абсолютная природа реальности», «характеристика — так как она есть — реальности», «элементарный блок, мельчайшая частица сознания», «мгновение». Дхармы непрерывно появляются и исчезают; их «волнение» образует человеческую суть; дхармы содержат мир и дают возможность воспринимать мир (Ф. И. Щербатский, 1988; С. Радхакришнан, 1993; С. Чаттерджи, Д. Датта, 1994; М. Мюллер, 2009; К. Ринпоче, 2017; Е. Торчинов, 2017). Примечательно то, что в этих определениях представлены актуальные (объектные) планы реальности — события, явления; характеристики импульсной активности сознания-времени, а также статус субъекта. Субъект и объект, таким образом, взаимосвязаны концептом дхармы. Отсюда, что называется, рукой подать до идеи объемной реальности. Однако именно в этом контексте «темпорально-информационных генов» объемной реальности концепт дхармы если кто-то из «серьезных» ученых и рассматривал, то уж точно не пытался выстраивать сверхсложные математические модели объектных планов реальности с использованием идеи дхармы. И уж тем более — модели объемной реальности с использованием пластических характеристик элемента сознания-времени в этих подлинных «атомах» пространственно-временного-информационного континуума.

Наиболее отчетливо идея о наличии нематериальной информационной основы реальности была представлена Платоном в развиваемом им понятии анамнесиса. Под этим термином Платон, во-первых, подразумевал «присутствие» в неком особом и недоступном для живущих людей пространстве определенных идей (или, как бы мы сейчас сказали, информационного потенциала). А во-вторых — возможность актуализации или припоминания этих идей, после чего такие актуализированные идеи становятся реальной движущей силой и собственно объектами в хорошо знакомой нам «объективной реальности». Откуда, собственно, и появился термин анамнесис. И далее вот эти провидческие высказывания гениального мыслителя Платона о сложной структуре реальности были квалифицированы как «объективный идеализм» и сданы в исторический архив, как и многие другие идеи, скрыто или явно конфронтирующие с допущениями естественно-научного подхода.

Далее в наиболее известной и, вне всякого сомнения, наиболее полной из дошедших до нас исследовательских работ — трактате Аристотеля «О душе» (около 350 г. до н. э.), близкая к теме настоящего подраздела проблематика раскрывается следующим образом. Относительно сложности исследуемой сферы Аристотель пишет так: «Добиться о душе чего-нибудь достоверного во всех отношениях… безусловно, труднее всего… относится ли она к тому, что существует в возможности, или, скорее, это есть некоторая энтелехия: ведь это имеет немаловажное значение» (Аристотель, цит. по изд. 1975). Понятие энтелехии в отношении рассматриваемой сложнейшей категории Аристотель раскрывает следующим образом: «Что душа есть причина и смысл сущности — это ясно, так как сущность есть причина бытия каждой вещи, а у живых существ быть означает жить, причина и начало этого — душа; кроме того, основание (logos) сущего в возможности — энтелехия. Душа есть энтелехия в таком смысле как знание… обладающего в возможности жизнью». Мы бы сказали, что речь здесь идет о потенциальном статусе информационной программы, благодаря которой развертывается «бытие» или феномен жизни. И здесь важно понимать, что Аристотель имел в виду именно информацию (чистые смыслы), но не какие-то материальные носители этих смыслов. В еще одном фрагменте цитируемого произведения по этому поводу он высказывается предельно ясно: «Так вот, благодаря чему мы прежде всего живем, ощущаем и размышляем, — это душа, так что она есть некий смысл и форма, а не материя или субстрат». И это очень важное уточнение, поскольку отсекает любую возможность спекуляции темой биологической генетики. Следуя логике Аристотеля, гены есть вторичное образование, возникающее вокруг первичной информационной программы (энтелехии), а не наоборот. Однако в силу отсутствия во все времена после Аристотеля возможностей по «опредмечиванию» потрясающей когнитивной оптики этого автора идея энтелехии также была отправлена в исторические архивы.

Проблему участия инстанции души (монады) в процессе активной генерации как первичной, так и вторичной — в нашей классификации — информации исследовал и такой великий ученый как Готфрид Вильгельм Лейбниц, творивший на рубеже XVII—XVIII веков. В частности, в одном из главных философских сочинений «Монадология» он описывает сферу функциональной активности души-монады следующим образом: «Монада есть простая субстанция, не имеющая частей… В этой простой субстанции необходимо должна существовать множественность состояний и отношений, хотя частей она не имеет. Преходящее состояние, которое обнимает и представляет собой множество в едином или в простой субстанции, есть ни что иное, как то, что называется восприятием (перцепцией), которое нужно отличать от апперцепции, или сознания». И далее Лейбниц развивает идею о том, что имеет место восприятие и в отсутствии сознания, или — неосознаваемое восприятие. И, что характерно, именно в этом своем пассаже он прямо называет души живых существ энтелехиями. То есть Г. В. Лейбниц четко дифференцирует различные состояния монады-души и постулирует зависимость генерируемой информации именно от этих кондиционных характеристик. Так, например, в следующем фрагменте цитируемой работы Лейбниц пеняет философам картезианского толка именно за то, что они этих различий не делают и совершают таким образом грубую методологическую ошибку: «И здесь картезианцы сделали большую ошибку, считая, что за ничто неосознаваемые восприятия… поэтому же они, разделив ходячее мнение, смешали продолжительный обморок со смертью в строгом смысле» (Г. В. Лейбниц, цит. по изд. 1982).

И далее Лейбниц говорит о трансцендентной функции совокупность монад разного уровня развития (всего им выделялось четыре таких уровня) — последние, по его собственному выражению, «живые зеркала Вселенной». Однако разумные души — монады более высокого уровня — представляют собой вместе с тем отображения самого Божества как творца природы, или монады самого высокого уровня. И в этих высказываниях Лейбница опять-таки можно отследить намек на сложную темпоральную структуру психического; на главную, дифференцирующую и связующую функцию психики, явленную в том, что психика — суть средство и способ развертывание основополагающих статусов объемной реальности, но также и возможность полноценной, двусторонней коммуникации между ними. Главное условие такой полноценной коммуникации между статусом субъекта и, как понятно из сказанного, не проявляемым в стандартных форматах сознания — времени статусом объемной реальности, по Лейбницу, есть достижение уровня развития психики субъекта до монады-духа (третий из возможных уровней). Что предполагает возможность освобождения от проявлений телесности, в частности — от смущающего влияния перцепций и апперцепций. Таков, по мнению Готфрида Лейбница, человек будущего, или сверхчеловек, трансцендентная сущность которого максимально приближена к ангелам и Богу.

Однако взаимодействие с предметной сферой и генерация «разнокалиберной» информации, согласно Лейбницу, не является единственной функцией этой загадочной инстанции. Существенно более важной здесь представляется функция некоего внутреннего стимула, благодаря которому и происходит вот эта постоянная смена кондиционных состояний и отношений. Об этой функции Лейбниц высказывается следующим образом: «Деятельность внутреннего принципа, которая производит изменение и переходит от одного восприятия к другому, может быть названа стремлением. Правда, стремление не всегда может достигнуть цельного восприятия, к которому оно стремится, но в известной мере оно всегда добивается этого и приводит к новым восприятиям». То есть душа-монада-энтелехия, или особая программа — не так уж важно, как именно мы назовем эту сущность — обеспечивает еще и некий внутренний мотив (вспоминаем «волю к жизни» Шопенгауэра), и энергию, преодолевающую энтропию предметного мира.

Наконец Лейбниц, который был таким же блестящим математиком и физиком, как и философом, прекрасно понимал необходимость создания совершенно новой науки, способной продемонстрировать, обосновать и просчитать сложную картину реальности, из которой невозможно исключить «разнокалиберную» информационную активность души-монады. Разумеется, такая новая наука должна была действовать на основе обновленных априорных методологических принципов, разительно отличающихся от традиционных допущений естественно-научного подхода. И вместе с тем это должна быть именно наука со строгой системой доказательств и возможностью математического анализа выдвигаемых здесь гипотетических положений. О перспективах такой принципиально новой науки Лейбниц высказывался в следующих возвышенных выражениях: «Ибо тот, кто будет обладать этой наукой, прежде всего сделает для себя ясным с помощью точных доказательств то, что может быть установлено о Боге и о душе; а для этого нужно, чтобы мы уже имели достаточные данные» (Г. В. Лейбниц, цит. по изд. 1982). Однако сам Лейбниц смог только лишь набросать общий план и написать предисловие к книге под интригующим названием: «Начала и образцы новой всеобщей науки», из которых было понятно, что вот этих «достаточных данных», как и проработанной идей относительно того, каким образом могут быть добыты такие данные, у него во время написания цитируемого труда (т. е. за 250 лет до появления суперкомпьютеров, с помощью которых именно такие данные могут добываться и просчитываться) не было. В связи с чем изложенные здесь идеи Лейбница были отправлены в исторические архивы. А труд «Монадология» если и припоминается, то чаще всего лишь в связи с вводимым здесь понятием «неосознаваемого», неверно переформулированного как «бессознательное».

О степени сложности задачи, которую представляет полноценная репрезентация всей панорамы информационной (темпоральной) генетики сложной категории реальности, и которая, как оказалась, была «не по плечу» даже и Лейбницу, можно судить по работам другого величайшего мыслителя Иммануила Канта. В своем эпохальном труде «Критика чистого разума» (1781) Кант постулировал окончательный и, казалось бы, бесповоротный вывод категории души из предметной сферы принципиально познаваемого, а потому — научного опыта. Аргументы, представленные здесь Кантом, более чем убедительны:

1) понятие души не подпадает под априорный закон причинности, т. е. никакой системы априорного — понятного разуму — знания о душе построить в принципе невозможно;

2) во внутреннем чувстве — перцепции, апперцепции и тем более феномене «Я», который вообще не сводим к внутреннему чувству — нет аналога материи, которая является субстратом классического естествознания;

3) понятие души так же «выпадает» из формата чистых, по Канту, трансцендентальных условий получения какого-либо опыта: категорий пространства и времени (т. е. в известном нам пространственно-временном континууме такого «объекта» познания попросту не существует);

4) следовательно, такие категории как Бог, душа и вопрос о бессмертии души отходят в сферу трансцендентного, т. е. принципиально не проявляемого в категориях чистого разума статуса. (И. Кант, цит. по изд. 1993). Но далее в своих трудах «Критика практического разума» (1788), «Критика способности к суждению» (1790) Кант говорит о том, что познание психического может осуществляться не только эмпирическим — опытным путем и представлять, таким образом, обособленный раздел прагматической антропологии, но также этот познавательный процесс может и выступать в виде некоего аналога естествознания, в смысле использования метода самонаблюдения и научной интерпретации информации о феномене «внутреннего чувства», феномене «Я». Следовательно — и это очень важная констатация в процитированных трудах Канта — познание психического может представлять собой раздел трансцендентальной философии, исследующей фундаментальные и прикладные познавательные способности человека, в частности — способности конструировать условия опыта до появления самого опыта. Видимо, это обстоятельство Кант и имел в виду, когда говорил о новой науке — подлинной метафизике, которая, по его мнению, еще только должна появиться. И только с позиции этой абсолютно новой науки, по мысли Канта, и можно искать адекватные объяснения сложнейшего феномена априорного синтеза непосредственно данного нам актуального плана реальности (И. Кант, цит. по изд. 1993, 1994, 2015).

И вместе с тем даже и этот величайший мыслитель, по мощи своего гения сравнимый разве что с Гераклитом, сделав первый и самый главный шаг к установлению сущностной взаимосвязи между статусом субъекта, объекта и непроявленным статусом объемной реальности (предикация задаваемых форматов категории времени и пространства статусу субъекта (!), сделав и второй важнейший шаг в этом же направлении (акцент на фундаментальные, трансцендентальные, по Канту, познавательные способности человека), — так и не сделал завершающего третьего шага к созданию этой новой науки. Условия проявления трансцендентного — категорий души, духа, Бога — в форматах, понятных чистому разуму (например, за счет привносимой трансцендентальной пластики субъективных категорий времени и пространства) Кантом так и не были сформулированы и должным образом обоснованы. Трансцендентная сущность понятия души и эмпирическое (прагматическое) содержание понятия психики оказались разделенными на столетия. А с учетом мощного влияния на умы исследователей, которое оказывала философия еще в самом начале эпохи Нового времени и, принимая во внимание почти безграничный авторитет самого Иммануила Канта, — сложившаяся информационная матрица в отношении понимания категорий души и психики регулярно воспроизводилась и продолжает воспроизводиться в общем корпусе науки. И в частности, и особенно — в секторе наук о психике, вследствие чего исследователи сферы психического, даже и такие как У. Джеймс, Л. С. Выготский, столетиями упирались в одну и ту же стену отсутствия сущностного понимания истоков кризисного состояния системы рационального знания, сущностного же понимания рецептов преодоления этого фундаментального кризиса, по большей части прописанных в трудах величайшего мыслителя эпохи Нового времени Иммануила Канта.

Здесь же необходимо обратиться и к трудам Георга Вильгельма Фридриха Гегеля, имя которого именно в связи с концептами авангардной науки практически не упоминается. Не исключено, что и по причине особенностей изложения основных работ, тексты которых по сложности построения едва ли не превосходят предметы этих работ. Между тем основной предмет исследования Гегеля — понятия субъективного, объективного и абсолютного духа — безусловно соотносится и с концепцией, и основной проблематикой информационной (темпоральной) генетики. В частности, в фундаментальном произведении «Феноменология духа», впервые изданном в 1807 году, Гегель описывает субъективный дух как «дух непосредственный; в этом смысле он есть душа, или природный дух… в душе пробуждается сознание; сознание полагает себя как разум, который непосредственно пробудился, как себя знающий разум, освобождающий себя посредством своей деятельности до степени объективности, до сознания своего понятия». В этой сентенции Гегель по сути прямо говорит о том, что сознание, разум и, следовательно, субъект есть отформатированная механизмом сознания «часть» потенциального-психического. Важно здесь и то, что сознание и разум, по утверждению Гегеля, пробуждаются непосредственно, то есть генерируются вот этой потенциальной инстанцией психического. В этих утверждениях также просматривается и некое далеко выходящее за рамки обыденности целеполагание. По Гегелю, такое целеполагание заключается в развитии или становлении абсолютного духа или абсолютной идеи — именно за счет проработки инстанции «природной души» механизмами сознания и реальности, «через снятие которой он только и становится впервые духом для себя». И далее абсолютно логичным выглядит предположение Гегеля о том, что инстанция «природного духа» не такая уж стихийная и незрелая, как это полагается во многих философских, психологических и прочих дискурсах. Он, в частности, пишет, что «уже с самого начала перед нами дух — не как просто понятие, не как нечто просто субъективное, но как идея единства субъективности и объективности, каждое дальнейшее движение которой есть выхождение за пределы простой субъективности» (Г. В. Ф. Гегель, цит. по изд. 1977).

Значительными и перспективными представляются идеи Гегеля, высказываемые им и в отношении категории времени. Разделяя здесь точку зрения Канта на трансцендентный характер универсальных категорий пространства-времени, Гегель тем не менее постоянно подчеркивал, что пространство и время — это не просто близкие или тождественные понятия, но в сущности это одно понятие. Так, например, уже в другом своем произведении «Философия природы» Гегель утверждает следующее: «В представлении пространство и время совершенно отделены друг от друга, и нам кажется, что существует пространство и, кроме того, также и время. Против этого „также“ решительно восстает философия» (Г. В. Ф. Гегель, цит. по изд. 1977). И здесь же Гегель проясняет полную идентичность этих будто бы разделяемых понятий в следующих тезисах:

1) истиной пространства является снятие им самим его моментов;

2) время и есть наличное бытие этого постоянного снятия;

3) не во времени все (т. е. пространственные характеристики реальности — авт.) возникает и преходит, а само время есть это становление, есть возникновение и прехождение.

То есть время, по Гегелю, следует понимать как отдельную сущность, обладающую в том числе и пространственными характеристиками, которые являются субъекту только лишь в процессе «моментального снятия». И более того, согласно Гегелю, вот эта загадочная сущность — время — может пребывать и в состоянии длительности, и в состоянии вечности (вневременности). Причем и одно, и другое состояние неким образом «присутствуют» в реальности: «вечности не будет, вечности не было, а вечность есть». Отсюда буквально рукой подать до простой мысли относительно того, что вечность как раз и «располагается» сразу же за границами мгновения настоящего. Но простые мысли — это не для Гегеля. Зато сложнейшие процессы кругооборота генерации информации в полюсе «мгновений настоящего» и затем — препровождения рождающихся таким образом понятий в полюс вечности-бесконечности Гегель раскалывал как орехи. Так, например, он говорил о том, что: «Понятие.. не есть нечто временное. Наоборот, оно есть власть над временем… Идеи вечны» (Г. В. Ф. Гегель, цит. по изд. 1977). В этом смысле время — это даже не только и не столько пространственный феномены, сколько идеальный инструмент для генерации и ассимиляции информация в полюсе вечности-бесконечности. И здесь уже совсем близко до идеи темпоральной генетики, проясняющей сущность психического — целого, идеи — к которой Гераклит, Платон и даже Кант только еще «подбирались». Но не случилось. Так же, как не получилось у Гегеля связать масштаб «мгновенных снятий» с эпистемологической структурой реальности и выведением именно такой модели темпоральной реальности, которая пригодна для сложных математических расчетов.

Другой известный немецкий философ — Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг, главные труды которого были опубликованы во второй половине XVIII века, в своих произведениях постоянно возвращался к идее тесного взаимодействия духовного и органического начала сложной структуры реальности и доказывал невозможность их отдельного, изолированного существования. Такая сложная реальность, согласно Шеллингу, есть некий единым организм, инициированный феноменом жизни как таковой. И далее он ясно говорил о том, что в этом колоссальном вселенском «организме» присутствует видимая, контурируемая сторона и невидимая, не доступная какому-либо измерению, но ясно угадываемая основа. Так, например, в своем основном произведении с весьма красноречивым названием «О мировой душе. Гипотеза высшей физики для объяснения всеобщего организма, или Разработка первых положений натурфилософии» Шеллинг высказывается о взаимодействии выводимых им ипостасей следующим образом: «Исследование всеобщих изменений в природе, а также развития и состояния органического мира действительно приводит естествоиспытателя к общему началу, которое, паря между неорганической и органической природой, содержит первопричину всех изменений в первой и последнее основание всей деятельности во второй; поскольку это начало есть повсюду, его нет нигде, и поскольку оно есть все, оно не может быть ничем определенным или особенным; именно поэтому в языке для него по существу нет обозначения — идею его древняя философия (к ней, завершив свой круговорот, постепенно возвращается наша) передала нам лишь в поэтических образах» (Ф. В. Й. Шеллинг, цит. по изд. 1987). В этом весьма емком пассаже Шеллинга сокрыто многое. Тут можно усмотреть и осмысленную попытку выведения дифференцируемых статусов объемной реальности — объектного, субъектного и потенциального-непроявленного. И, конечно же, ключевую характеристику этого последнего статуса объемной реальности в виде отсутствия здесь привычных нам (и тем более апологетам естественно-научного подхода) атрибутов времени и пространства. Но главное — абсолютно беспрецедентную роль этого сверх-интересного статуса в обеспечении «бытия» двух других статусов теперь уже объемной реальности, между которыми вот этот невидимый импульс начала всего и вся «парит». Однако возможно еще более важным — с точки зрения идентификации главной эпистемологической проблемы, существующей в способах репрезентации сложнейшей категории реальности — представляется последний тезис Шеллинга, касающийся того, что и философия, и наука в целом в отсутствие сущностного решения относительно понятных способов репрезентации вот этой загадочной, вневременной и внепространственной основы «всего», так и будут ходить по замкнутому кругу. То есть и здесь мы возвращаемся к теме конфликта «гнозиса» и «логоса» и понимаем всю важность нахождения сущностного решения этого эпохального конфликта.

Надо сказать, что Шеллинг с его абсолютно выдающейся научной интуицией подошел к сути решения этой ключевой эпистемологической проблемы совсем близко. Так, например, он не считал отсутствие возможностей идентификации вот этой «невидимой» ипостаси реальности современной ему наукой какой-то вечной проблемой. Здесь Шеллинг совершенно определенно высказывается в том плане, что: «Если нам хотят сказать, что первые истоки органической природы недоступны физическому исследованию, то это необоснованное утверждение ведет лишь к утрате исследовательского мужества… То, что наш опыт не дает нам данных о преобразовании одной и той же организации… о переходе одной формы и вида этой организации в другие формы и виды… не является доводом против такой возможности». И далее он говорит о том, что к таким вот переходам и, соответственно, к теме идентификации непроявленных инстанций реальности в принципе, возможно, имеют отношение временные периоды, с позиции которых следует рассматривать данную сложнейшую проблематику. Однако именно это темпоральное направление философской мысли Шеллингом не развивалось, и скорее наоборот, он все более углублялся в аспекты пространственной организации реальности с вполне предсказуемым результатом — никаких подлинных начал «всего и вся» он здесь не обнаружил. Факт такого фиаско (он считал, что в итоге ничего не так и не добился) Шеллинг переживал настолько, что все его труды были опубликованы не им самим, но его учениками и последователями.

Между тем и все последователи, и мы с вами можем только лишь восхищаться гениальной интуицией и глубиной научного мышления Шеллинга, предложившим осмысленную и проработанную идею «всего», выстроенную с учетом сложнейшей структуры реальности и принципа неустранимости психического из этой теоретической конструкции. Он, пожалуй, был ближе, чем кто либо к реализации третьего Кантовского шага к созданию совершенно новой науки, ибо глубоко понимал суть предложенных Кантом революционных преобразований в репрезентации того, что именуют реальностью. Так, в своей, почти забытой статье «Иммануил Кант» самую большую заслугу этого величайшего философа Шеллинг усматривает в том, что Кант».. прежде всего коренным образом перевернул представление, согласно которому воспринимающий субъект пребывает в бездеятельности и покое, а предмет деятелен, — переворот, проникающий, подобно электрической искре, во все отрасли знания» (Ф. В. Й. Шеллинг, цит. по изд. 1989). То есть нам здесь прямым текстом говорят о генеративной функции психического в отношении информации о каких-либо объектах, но также и об отсутствии любых пространственно-информационных отношений в реальности при исключении субъекта из этих отношений. Информация, исходя из подобных и других, еще более определенных высказываний Шеллинга, — как раз и есть то «парящее», что объединяет объектный и субъектный статус реальности. И вот именно такая констатация в эпоху поднимающегося «воинствующего материализма» была проявлением подлинного научного мужества блестящего философа и смелого человека — Фридриха Вильгельма Йозефа Шеллинга.

Выдающийся русский философ Семен Людвигович Франк в своем известном произведении с говорящим названием «Непостижимое» (раздел «Дух» и «душа») обращал внимание на исключительную важность понимания генеративной миссии данных инстанций психического в отношении феномена бытия конкретного человека, но также и на сложность разграничения этих понятий: «В сущности, — пишет Франк, — еще доселе никому не удавалось определить различие между «духом» и «душой» столь ясно и однозначно, чтобы этим установлены были бы точные границы между этими двумя областями». И здесь же он дает перечень вопросов, которые возникают при использовании феноменологического (рефлексивного) анализа этих инстанций психического: «Есть ли «дух» нечто, что принадлежит ко мне, к моей внутренней жизни, как имманентная часть последней, или же он есть в отношении меня нечто численно иное, другое — т. е. нечто мне трансцендентное? Имею ли я сам «дух» в том смысле, что я сам есмь дух (а не только «душа»), или я имею дух так, что я имею отношение к нему как к внешней реальности? Принадлежит ли «дух» ко мне, или он только принадлежит мне наподобие всего другого, чему я могу быть только причастен? Или, быть может, мы должны сказать, что то и другое имеет силу одновременно, что я имею, с одной стороны, начало «духа» как элемент моей душевной жизни, и с другой стороны — через него соприкасаюсь с духовными реальностями, выходящими за пределы моего «Я» (Л. С. Франк, цит. по изд. 1990).

В этом же смысле примечательны выведенные Л. С. Франком уровни душевной жизни — души как начала жизни, души как носителя знаний, исходящих из «непостижимых глубин бытия», души как носителя формы и стадий сознания. В сочетании с ключевыми, по Франку, характеристиками данной инстанции, таким как «непротяженность», «непространственность», «невременность», «нелокальность», выведенные уровни функциональной активности приводят к тому, что рассматриваемая «часть» психического имеет самое непосредственное отношение к процессу генерации импульсной активности сознания-времени, но также и пониманию того важнейшего обстоятельства, что именно за счет пластических возможностей по оформлению такой импульсной активности, инстанция «души» может обеспечивать доступ к беспрецедентным информационным архивам «глубин бытия». То есть — в нашей интерпретации — выполнять посредническую миссию между идентифицированными статусами сложной категории объемной реальности. Однако у самого Франка вот этот необходимый в данном случае темпоральный аспект организации сложного взаимодействия субъектного, объектного и непроявленного статусов объемной реальности разработан не был.

Последняя и наиболее близкая к нам по времени волна подъема темы панпсихизма, отмечаемая с конца 70-х годов прошлого столетия, по всей видимости, связана с общей неуспешностью идей эмерджентизма. Данные идеи основаны на том допущении, что психика, в частности феномен сознания, возникает на какой-то определенной стадии развития материи, и что до этой стадии ничего подобного в реальности — так, как ее понимают сторонники эмерджентных теорий — не существовало. В солидных научных публикациях конца прошлого века было показано, что такой предельно упрощенный подход к интерпретации того, что есть реальность (психика и сознание — в том случае, если объектные планы реальности могут развертываться без их участия — попросту не нужны) — абсолютно тупиковая метапозиция, которая уже никому и ничего не объясняет. Такого рода утверждения базируются исключительно на убеждениях их авторов, они принципиально недоказуемы. И поэтому эти утверждения не подпадают даже под критерии научных гипотез, как это убедительно показали известные ученые-философы Сьюэл Райт (в статье «Панпсихизм и наука», 1977) и Томас Нагель (в статье «Панпсихизм», 1979).

Сторонники панпсихизма новой волны, такие как Гален Строссон (2006), Дэвид Чалмерс (2015), Джулио Тонони (2015), как раз и пытаются обосновать выдвинутые ими идеи «Квалиа», «Абсолютной реальности», «Интегрированной информации» в духе авангардной науки, признающей только лишь логически выверенные и экспериментально подтверждаемые (на примере так называемых mind-моделей или специально разработанных математических моделей) гипотезы построения реальности. Такова, например, теория «Интегрированной информации» Д. Тонони, которой приписывают точное математическое обоснование и предсказательную силу в отношении процессов сознания. С нашей точки зрения, прогресс в научном обосновании этой последней версии идеи панпсихизма очевиден так же, как и несомненная важность некоторых находок. Так, например, в структуре такого выделяемого им фундаментального свойства сознания как «исключение», Тонони прописывает следующее: «… опыт течет с определенной скоростью — каждый опыт охватывает, скажем, сто миллисекунд или около того, но у меня нет опыта, который охватывает всего несколько миллисекунд…» (цит. по К. Кох, 2014). То есть здесь усматривается некий намек на важность определения параметров форматирования актуальных планов реальности с использованием механизмов сознания-времени. Однако дальше этого ни Тонони, ни Чалмерс (в разработке того, что он обозначает как единицу опыта, или «квалиа») не идут. Таким образом, основной упрек, предъявляемый авторам концептов, выстроенных в духе панпсихизма новой волны, — отсутствие идеи, позволяющей в итоге обнаруживать и тестировать феномен сознания (А. Ревонсуо, 2013) — остается без достойного ответа. То есть и в данном случае мы встречаем все тот же эпистемологический дефицит, препятствующий конструктивному решению проблемы эпохального конфликта «гнозиса» и «логоса».

В концепции информационной (темпоральной) генетики — неотъемлемого компонента общей теории объемной реальности — все вышеприведенные эпистемологические сложности находят свое сущностное решение.

Согласно ключевым гипотетически положениям данной концепции, поистине неисчерпаемый «информационно-генетический» потенциал сложной категории объемной реальности представлен статусом потенциального-непроявленного, который, собственно, и можно обозначить, как энтелехия всего.

Но далее — и это самое главное — генеративная активность данного статуса по разворачиванию панорамы «всего» сопровождается возможностью моделирования-наблюдения актуализированных темпоральных планов этого «всего», каждый из которых не менее легален, чем план «объективной реальности».

Как уже было сказано, такого рода активность как минимум может быть измерена за счёт: 1) фиксации изменения параметров ФИАС; 2) определения степени смещения получаемой таким образом картины мира от стандартных характеристик так называемой объективной реальности; 3) определение степени изменения сущностных характеристик субъекта (т.е. качественных, рефлективных характеристик психического статуса, а не только констатации признаков измененного сознания). Как максимум — исследуемые параметры недифференцированного полюса реальности могут быть доступны для наблюдения и измерения за счет разработки сверхсложных программ моделирования объемной реальности и динамики взаимодействия всех ее компонентов.

То есть если для наблюдения удаленных или микрообъектов в традиционных, пространственных плоскостях реальности нужны были телескопы либо микроскопы, то для наблюдения и измерения пластичной объектно-субъектной структуры темпоральных планов объемной реальности необходимы оснащенные соответствующим программным обеспечением суперкомпьютеры или своеобразные темпоскопы. Вот этих вполне научных способов репрезентации реальности, собственно, и не хватило гениальным мыслителям прошлого, как и идеи о том, что психическое целое как раз и выполняет функцию такого темпоскопа. И вот эта очевидная и уникальная подсказка, как оказалось, всегда была у нас «в кармане» в виде феномена «гнозиса», уже почти препровожденного в пыльные исторические архивы. Но поскольку, с учетом всего сказанного здесь, данный способ познания сложнейшей категории реальности практически полностью реабилитирован, обоснован как вполне научный и более того — как инструмент авангардной науки, то и проблема эпохального конфликта «гнозиса» и «логоса» находит сущностное решение за счет понимания отношений дополнительности этих базисных способов познания реальности.

Отсюда понятно, что психическое целое — это и есть теперь уже вполне наблюдаемая и измеряемая информационная (темпоральная) генетика «всего». И что вот эти дифференцируемые по весьма произвольным и противоречивым критериям ипостаси психического целого, такие как: Абсолют или Бог — дух — душа — вне-сознательные инстанции психического — осознаваемая «часть» психики — наконец-то имеют все шансы обрести свои темпоральные границы. Вся проблема заключалась в том, что эти «неуловимые» инстанции искали в пространстве, между тем как подлинная стихия этих интереснейших инстанций психического — время.

Понятно так же и то, что развернутая функция психического целого — помимо того, что за счет актуализации информационного потенциала инициируется феномен жизни (дух живо-творящий, согласно известным гностическим интерпретациям) — состоит еще и в том, что получаемая за счет активного жизненного процесса обновленная информация транслируется в полюс вечности-бесконечности (или потенциальный-непроявленный статус объемной реальности), в котором и происходит непрерывный рост и качественное преобразование — т. е. подлинные мутации в условиях неограниченной свободы полюса вечности-бесконечности — информационной сущности объемной реальности.

И здесь мы еще раз обращаемся к базисному алгоритму генерации сложнейшей категории объемной реальности, идентифицированному по результатам наших исследований. Первый блок такого алгоритма, завершающийся открытием множества информационных планов объемной реальности (генеративная активность психического — фиксируемый импульс активности сознания (ФИАС) — феномен субъективного времени — первичная информация — память — личность — актуальные планы «объективной» и «субъективной» реальности (вторичная информация) — модификация ФИАС — генерируемые атрибуты «объемной» реальности) в рамках концепции информационной (темпоральной) генетики дополняется еще и вторым важнейшим блоком: трансляция полученной субъектом информации в непроявленный статус реальности — свертывание актуальной информации в структуру потенциальных информационных генов — качественные преобразования информационных генов (креативная мутация) в полюсе вечности-бесконечности — актуализация обновленных информационных структур в объектном статусе объемной реальности — целенаправленная модификация объектных характеристик определенного плана реальности в соответствии с обновленной информационной программой. Таким образом, используемая стартовая схема, проясняющая суть концепта информационной (темпоральной) генетики, обретает здесь свое начало и завершение.

Из данной итоговой схемы, помимо уже обозначенной нами возможности осмысленного управления импульсными характеристиками категории времени, выводятся и другие важные следствия, представленные в следующих тезисах:

• обосновывается возможность осмысленной трансформации общего информационного полюса реальности — его объективных и субъективных компонентов — в заданном направлении, и, следовательно, возможность корректного моделирования генерируемых таким образом атрибутов «объемной» реальности;

• устанавливается важнейшая взаимосвязь и взаимозависимость категорий «объективной» и «субъективной» информации, обосновывается необходимость постоянного информационного «круговорота» этих категорий, обеспечивающего непрерывное развитие информационного полюса реальности;

• обосновывается необходимость серьезной ревизии и реконструкции эпистемологических установок уже не только сектора наук о психике, но также и корпуса науки в целом;

• обосновывается тот факт, что психотехнологии — по «корневому» признаку обращения к феномену психопластичности, отслеживаемому на всех исторических этапах становления данной традиции — как раз и являются идеальной моделью для исследования и реализации всех обозначенных здесь беспрецедентных возможностей авангардной науки.

Концепт диалогизированного когнитивного стиля

Качественное уточнение и экспликация вышеприведённых тезисов, характеризующих модель объёмной реальности, позволили конкретизировать понятие пластичной когнитивной оптики, которое в нашем случае наполняется вполне определенным и достаточно строгим содержанием, отличающемся в этом смысле от «вольницы» радикальных вариантов постмодернистских и постнеклассических эпистемологических подходов, и которое мы обозначили как диалогизированный когнитивный стиль.

Такое определение указывает на имеющуюся здесь возможность адекватного перевода разноформатных «языков» описания весьма далёких друг от друга актуальных полюсов и планов объемной реальности без какого-либо когнитивного диссонанса. Последнее обстоятельство (т. е. наличие неустранимого когнитивного диссонанса), по материалам проведенного эпистемологического анализа, как раз и является основной причиной затяжного кризиса, или даже тупика, в котором пребывает доминирующая ныне диссоциированная эпистемологическая платформа.

Новый инструмент системного мышления (который при желании можно обозначить ещё и как новый тип рациональности) — диалогизированный когнитивный стиль — в первую очередь актуален для исследования тех объектов и событий, устойчивость которых несопоставима со стандартными параметрами ФИАС. Основная сложность исследования таких сущностей заключается в том, что получаемая от них информация так или иначе (и чаще всего без всякого осознания) переводится в стандартные масштабы ФИАС без должной ссылки на необходимые условия её адекватной репрезентации. В данном случае осуществляется скрытая подмена одних форматов реальности, в которых была получена определенная информация, другими — в которых данная информация будет заведомо искаженной и не соответствующей объемно-закономерной структуре «чужеродной» пространственно-временной матрицы.

Против засилия такого отнюдь не проясняющего и, конечно, не научного, а наоборот, псевдонаучного способа интерпретации реальности резко возражал М. Хайдеггер в своём знаменитом произведении «Что зовется мышлением?» (цит. по изд. 2007). В связи с важностью данного тезиса мы приводим его целиком: «К чему такие вопросы о деле, относительно которого каждый справедливо соглашается, что оно, мол, ясно всему миру как день — то, что мы на земле, а в данном избранном примере стоим напротив дерева. Но не будем слишком поспешны с такими допущениями, не будем принимать эту ясность слишком легко. Мы сразу же отказываемся от всего, лишь только нам такие науки, как физика, физиология и психология с научной философией, со всей их оснащённостью примерами и доказательностью объясняют, что мы, собственно, не видим дерева, а в действительности воспринимаем некую пустоту, в которой определённым образом рассеяны электрические заряды, мчащиеся с великой скоростью туда и сюда… Откуда берут эти науки полномочия на такие суждения? Откуда берут эти науки право определять местоположение человека, а себя приводить в качестве мерила этого определения?… Но мы сегодня склонны скорее повалить цветущее дерево, чем отказаться от наших якобы более ценных физических и физиологических знаний». Собственно говоря, приведённая цитата есть пример когнитивного диссонанса, присутствующего в самой основе доминирующей диссоциированной эпистемологической платформы, и никак не решаемого с помощью традиционного когнитивного репертуара, инструментов анализа, основанных на искаженной системе репрезентации исследуемых аспектов реальности.

Предполагаемая в модели объёмной реальности новая версия адекватного — для различных статусов и темпоральных уровней контурируемой реальности — перевода одних актуальных форматов в другие, как раз и представлена технологиями диалогизированного когнитивного стиля. И вот этот способ экологического в своей основе мышления позволяет и сохранить цветущее дерево Мартина Хайдеггера в своей прекрасной целостности, и адекватно воспринимать субатомный уровень организации объектной реальности, но также — и, пожалуй, это здесь главное — понимать, в каком именно полюсе объемной реальности вот эти будто бы совершенно разные информационные объекты могут «встречаться» без какого-либо намека на конфликт.

В этом смысле диалогизированный когнитивный стиль, конечно, прелюдия — первое приближение к обновленным эпистемологическим основам авангардной науки. Ибо любые, сколь угодно изощренные эпистемологические конструкции изначально формируются в креативной лаборатории психического, а затем уже переносятся в обновленные матричные конструкции авангардного поля науки и далее — в объектную реальность. Что, собственно, мы и пытались показать в концепции информационной (темпоральной) генетики.

Но если в сфере авангардной науки этот новый способ системного мышления с необходимостью должен транслироваться в эпистемологическую основу разрабатываемого научного архетипа, более гибкую и адекватную, чем жесткие ограничения естественно-научного архетипического полюса, то в сфере философии диалогизированный когнитивный стиль может применяться без всяких предварительных условий и процедур.

И здесь самое время еще раз вспомнить Мартина Хайдеггера и его понимание сущностного содержания метафизики. Таковое, по Хайдеггеру (цит. по изд. 2007), заключается в том, что: «Основное дело метафизики — всерьёз и по-настоящему спрашивать». При этом главный метафизический вопрос Хайдеггер ставит следующим образом: «Как обстоит дело с Ничто? Почему вообще есть Сущее, а не наоборот Ничто?». Полагаем, что в свете всего сказанного понятно, что в данном случае речь идёт об идентификации и соотношении потенциального-непроявленного и объектного статусов сложной категории объемной реальности. И да, — это есть основной вопрос философии, но мы бы переформулировали этот важнейший вопрос следующим образом: «Каким образом возможно Бытие (Сущее) и Небытие (Ничто) в одной и той же реальности? В каких отношениях находятся „бытийный“ и „небытийный“ статусы этой реальности?». И если теперь попытаться переформатировать вот эту последнюю версию главного метафизического вопроса в задачу, которую необходимо решить, то здесь можно вспомнить и двух других выдающихся ученых и мыслителей, которые представили эту задачу следующим образом: «Необходимо найти такой язык, который должен показать истинную суть обозначенных категорий проявленного и непроявленного» (выдержка из беседы Джидду Кришнамурти с Дэвидом Бомом «О самом важном», 1996).

Так вот, диалогизированный когнитивный стиль как раз и является тем самым темпоральным «языком» первичной Аристотелевской и Хайдеггеровской философии, с которой на самом деле должна начинаться вся подлинная наука, но ей же и заканчиваться (то есть метафизика буквально — это теперь не то, что «после физики», но и «до физики»).

В этом смысле диалогизированный когнитивный стиль — это еще и ответ всем критикам философии (метафизики, в понимании Аристотеля и Хайдеггера), требующим немедленной «отмены» вот этой, по их мнению, абсолютно не нужной, «умозрительной» дисциплины. По странному стечению обстоятельств, «легион» таких критиков представлен именно апологетами естественно-научного подхода, обосновывающими свою агрессивную позицию следующими аргументами:

• философское знание в своей основе — синтетически-априорное (т. е. предшествующее необходимому исследовательскому опыту), а поэтому — умозрительное и спекулятивное;

• там, где философия опирается на данные проведённых научных исследований — она вторична, по сути не сообщает ничего нового из того, что не было бы известно науке; то есть в таком своём качестве она абсолютно не нужна;

• философия не имеет своей собственной методологии в строгом смысле этого слова; основной вектор используемых данной дисциплиной исследовательских методов — историография — в существенной степени подвержен субъективным, зачастую полярно противоположным интерпретациям;

• философия, следовательно, лишь мимикрирует под науку — это псевдонаука, которая приносит больше вреда, чем пользы, и поэтому её нужно заменить общей методологией науки, научной картиной мира, психологией научного творчества и научного мышления, логико-эмпирической реконструкцией динамики науки;

• философия не способствует формированию целостного мировоззрения, то есть утратила своё основное предназначение; вместо этого она предлагает фрагментарные, противоречивые концепты, где почти каждому тезису соответствует антитезис;

• философия излишне абстрактна, ее язык сложен для усвоения; таким образом, философия не проясняет, а усложняет поиски решения сложных проблем бытия современного человека;

• и, разумеется, в качестве эссенциального объекта для всего вышесказанного выступает метафизика — концептуальное ядро философии как целостной дисциплины.

Даже и при беглом знакомстве со всем этими претензиями понятно, что концепция информационной (темпоральной) генетики и представленный здесь инструментально-методологический ряд, в том числе и рассматриваемый концепт диалогизированного когнитивного стиля, во-первых, полностью реабилитируют уничижительный в интерпретации такого рода критиков термин «умозрительного». Подлинная наука просто обязана начинаться и завершаться адекватным «умозрением», позволяющим избегать искаженных допущений на старте исследовательского процесса, но также крайностных, по сути неверных интерпретаций в процессе и в завершении любых проводимых исследований. А во-вторых, именно эти вышеприведенные и нижеследующие теоретические построения и концепты как раз и являются собственно методологией первичной философии, позволяющей находить сущностные решения для противоречий и конфликтов любой степени сложности (вспоминаем эпохальный конфликт гнозиса и логоса, метафору «цветущего дерева» и «бытийно-небытийные» вопросы Мартина Хайдеггера).

Понятие диалогизированного когнитивного стиля, кроме того, много что проясняет в оформлении прагматической герменевтики психотехнологического процесса. И к этому важному вопросу мы еще вернемся при обсуждении концептуального содержания третьего уровня дисциплинарной матрицы общей теории психотерапии.

Кольцевой научный архетип

Следующий «большой» концептуальный инструмент, развивающий идею информационной (темпоральной) генетики в ареале науки, — кольцевой научный архетип, который по своим сущностным характеристикам принципиально отличается и от элементаристского, и от холистического научных архетипов.

Кольцевой научный архетип определяется нами как способ генерации научных знаний, специфика которого представлена: 1) возможностью репрезентации полного спектра исследуемых характеристик объёмной реальности в связи с возможностью актуализации любых темпоральных планов такой реальности (здесь используется метафора «кольца» с изменяющимся «диаметром» репрезентативной оптики, откуда, собственно, и выводится обозначение данного концепта); 2) перспективой выстраивания обоснованного континуума точек зрения и вариантов решения тех или иных научных задач в соответствии с масштабами и закономерностями проблемных узлов, проявляемых в заданных и других форматах реальности, в которых такого рода задачи находят адекватное решение; 3) ясным пониманием того, как именно приемлемые и адекватные в заданных обстоятельствах точки зрения и варианты решения тех или иных научных задач могут измениться на другие или даже полярно противоположные точки зрения и варианты решения задач в ином репрезентативном фокусе; 4) возможность наглядной демонстрации того, что такого рода динамика является отнюдь не конфликтной, а развивающей по существу.

Исходя из данного определения, кольцевой научный архетип может с успехом использоваться и в самых строгих научных дисциплинах, основным предметом которых является первичная информация об актуальных планах реальности, но также и в сфере психотехнологий, где основной акцент делается на исследование и трансформацию личного опыта (вторичную информацию).

Качественное уточнение и экспликация понятия «кольцевой научный архетип», используемого для исследования первичной информации, показали, что ключевым компонентом здесь является встроенный концепт «объёмного преобразователя» — наиболее перспективного, сложного, но в то же время и строгого инструмента в данной конструкции. Суть данного встроенного концепта представлена в следующих позициях:

• признание необходимости учета «момента репрезентативной (когнитивной) оптики» в содержательных характеристиках любых инструментов научного исследования (математические величины, физические константы, «объективные» законы, закономерности и проч.), т. е. именно того обстоятельства, которое и выносилось за скобки фундаментальных допущений естественно-научного архетипического полюса;

• выведение формулы универсального темпорального преобразователя, характеризующего соотношения объектно-предметно-закономерной структуры определённого актуального плана реальности;

• расчета момента когнитивной оптики (определенного параметра ФИАС), в рамках которого репрезентируется та или иная объектно-закономерная структура реальности по данной формуле;

• трансформация и интерпретация полученных результатов исследования в соответствии с пространственно-временным форматированием именно того плана реальности, в общем контексте которого и происходило измеряемое событие.

При этом понятно, что главным проблемным узлом здесь является вторая позиция по выведению адекватной формулы универсального темпорального преобразователя, для чего, собственно, и нужны суперкомпьютеры и адекватное программное обеспечение. И, безусловно, здесь можно использовать и исследовать самые разные подходы — от создания новой математики с обоснованием понятия пластической (темпоральной) математической единицы, до включения компонентов сознания-времени в систему констант физического мира.

Исторические прецеденты таких попыток известны. Так, например, в самом раннем из всех известных математических трактатов — одном из обнаруженных списков древнеиндийской «Шульба-сутра» — какие-либо знаки и значения цифрового ряда обязательно соседствовали со знаком нуля, обозначающего в данном случае бесконечность, а не что-либо другое (цит. по А. Н. Чанышеву, 2005). То есть в данном способе прописывания математической величины не хватает лишь знака переходного момента репрезентативной (когнитивной) оптики, открывающего подлинные форматы этих будто бы абстрактных математических единиц, величин, или, правильнее сказать, статичных характеристик «объективной» реальности. Следовательно, как раз в данном случае и можно говорить, что в качестве таких учитываемых единиц реальности выступают уже не абстрактные математические знаки, но формализованное понятие «дхармы» — подлинного темпорального атома объемной реальности. Что, конечно, может быть использовано в качестве исходной модели для более точных расчетов с использованием современных компьютерных технологий.

Уже в эпоху Новейшего времени авторитетнейший ученый-физик Роджер Пенроуз в своём известном произведении «Новый ум короля» об интересующем нас предмете высказывался следующим образом: «В самом деле, есть нечто весьма странное в том, как время входит в наше сознательное восприятие. И я думаю, что для интерпретации этого феномена в рамках наших традиционных представлений может понадобиться совсем другая концепция. Сознание — это, в конце концов, единственное явление, согласно которому время „течёт“. Я полагаю, что именно после открытия Правильной квантово-гравитационной теории (ПКТТ) у нас появится возможность описать её с помощью феномена сознания. В этом случае всё собирается. Появляется простота, ясность и единство» (Р. Пенроуз, 2011).

Здесь же уместно напоминание о том, что начало теории относительности было положено в мысленных экспериментах Альберта Эйнштейна по моделированию динамики пространственно-временных параметров реальности в условиях путешествия человека «вместе с лучом света». Но если продолжить вот этот мысленный эксперимент теперь уже с позиций кольцевого научного архетипа, мы должны учитывать то фундаментальное обстоятельство, что в соответствии с условиями поставленной задачи параметры когнитивной оптики — ФИАС в данном случае должны принимать значение вечности-бесконечности. А скорость света в соответствии с новыми правилами прописывания данной константы должна быть приравнена к нулю.

Таким образом, человек, «двигающийся» вместе с лучом света, с позиции кольцевого научного архетипа, оказывается в точке «конца света» в буквальном смысле этого слова, где свет действительно «стоит», а понятие скорости вообще исчезает. Что в архетипической логике естественно-научного подхода означает космологическую сингулярность — свертывания любых временных и пространственных характеристик реальности. В логике построения объемной реальности это означает препровождение субъекта к статусу потенциального-непроявленного, для которого стандартные характеристики времени и пространства принципиально не применимы, и наоборот, адекватны понятия вечности-бесконечности. И здесь нельзя не обратить внимания на тот факт, что соответствующим образом подготовленная психика человека с неимоверной легкостью совершает вот эти «гностические» перемещения между объектным и непроявленным статусом реальности. И что для этого совсем не обязательно отправляться в свое последнее путешествие без каких-либо перспектив возвращения в общество живущих ныне людей.

Попутно здесь же решается вопрос, который активно дебатируется в мире «объективной» науки и который Мартин Хайдеггер, наверное, сформулировал бы следующим образом: «А как обстоит дело с Большим взрывом? Он уже окончательно „прогремел“ или все еще продолжается?». Так вот, с позиции кольцевого научного архетипа и тех параметров ФИАС, о которых мы только что говорили (вечность-бесконечность) и которые, по логике вот этого обновленного способа репрезентации характеристик объемной реальности, обязательно следует учитывать, Большой взрыв еще и не начинался. Что же касается всех прочих, так или иначе контуририруемых параметров ФИАС и соответствующих пространственных форматов реальности — Большой взрыв, конечно же, «прогремел», но сопутствующие ему фазы и закономерности разворачивания дифференцированных характеристик объектных планов здесь могут быть разными. То есть за счет использования методологии кольцевого научного архетипа мы получаем сущностные и при этом весьма строгие ответы на такие важнейшие вопросы: «Каким образом возможно Бытие (Сущее) и Небытие (Ничто) в одной и той же реальности? В каких отношениях находятся „бытийный“ и „небытийный“ статусы этой реальности?»

Качественное уточнение и экспликация понятия «кольцевой научный архетип», используемого в психотерапии для исследования личного опыта клиентов (или вторичной информации), показали, что в сущности здесь речь идет об оформлении адекватных эпистемологических моделей феномена психопластичности, в частности механизмов «гнозиса», воспроизводимых психикой человека без каких-либо сложностей. В ходе чего процесс «путешествия» субъекта от энтропийного вектора бытия, т е. достаточно жёсткой привязки к стандартным форматам «объективной реальности», — к недифференцированному, креативному полюсу объемной реальности с его практически не ограничиваемой свободой, не только не выводится за скобки, но и является сущностным атрибутом ареала авангардной науки. Тем более — такой науки и практики, какую представляет в настоящее время НПН «Психотехнологии». Более того, для психотехнической практики актуализация феномена психопластичности является главным универсальным механизмом достижения искомой эффективности, обеспечивающим скорость конструктивной трансформации универсальных и специальных мишеней, а также — их последующей ассимиляции в устойчивый ресурсный статус, высокие уровни адаптации и показатели качества жизни субъектов конструктивного психотехнологического процесса.

Технологический аспект актуализации гиперпластического статуса субъектов в ходе развивающей, или помогающей психотехнологической практики более подробно будет рассматриваться нами при анализе концепций и концептов третьего матричного уровня общего теоретического базиса НПН «Психотерапия».

Ассоциированная эпистемологическая платформа

Настоящий компонент первого матричного уровня общей теории психотерапии, с одной стороны, является развитием идеи информационной (темпоральной) генетики. Но с другой — собственно эпистемологического ракурса — данный концепт является главным аргументом для легализации авангардного научного направления «Психотехнологии» и, возможно, необходимой модификации корпуса науки в целом. Отсюда необходимость в более подробном и обстоятельном раскрытии философского обоснования и содержательной сути понятия «ассоциированная эпистемологическая платформа».

Итак, важнейшим философским основанием данного понятия являются труды в области рекурсивной истории науки великих французских философов Мишеля Фуко и Гастона Башляра. Именно в такой последовательности мы и рассмотрим основные идеи этих авторов, имеющие непосредственное отношение к рассматриваемому здесь понятию.

Мишель Фуко формулирует главные тезисы разработанной им концепции «Археологии знания» (цит. по изд. 2012) следующим образом: объект или «вещи» — это прежде всего информационный объект, а не что-либо другое; информация об объекте образуется по правилу дискурса; следовательно, дискурс, понимаемый как совокупность высказываний и правил, по которым они делаются, присутствует в любом объекте — это и есть абсолютно реальная взаимосвязь слов и вещей; правила, по которым образуются эти взаимосвязи или конфигурации «археологического поля» и есть эпистемы (центральное понятие в эпистемологических построениях Фуко); эти правила — эпистемы не осознаются, но на них можно влиять в той степени, в которой они будут представлены в сознании исследователя; таким образом, процесс «археологии» информационных архивов накопленных знаний, по Фуко, — это исследование высказываний — дискурсивных «атомов», выявление (осознание) скрытых правил — эпистем, по которым эти высказывания формируются; но далее возможна ревизия информационных архивов, или по крайней мере понимание ограничений, со скрытым участием которых такие архивы были созданы. И, конечно же, в содержании вышеприведенных тезисов мы так же находим признаки идейного резонанса с концептом «информационной генетики» — одним из главных методологических компонентов разработанной нами версии эпистемологического анализа.

Эпистемологические исследования Фуко ограничивались только лишь историей западноевропейской культуры Нового времени. В этом, заметим, непродолжительном по историческим меркам периоде, на основании выведенных стержневых характеристик Фуко выделил три эпистемических конфигурации: ренессанс, классический рационализм и современность, кардинальным образом различающиеся между собой. В ренессансной эпистеме слова и вещи соотносятся по сходству; в классическую эпоху они соизмеряются друг с другом посредством мышления, путем репрезентации в пространстве представления; начиная с XIX века, согласно исследованиям Фуко, «слова и вещи связываются друг с другом еще более сложной опосредованной связью — такими мерками, как труд, жизнь, язык, которые функционируют уже не в пространстве представления, но во времени, в истории».

Понятно, что такое ограничение охватываемого исторического периода, а также и вполне очевидный лингвистический и культурологический фокус исследовательского внимания Фуко как минимум не способствуют адаптации и масштабному использованию концепции «Археологии знания» в каких-либо других секторах науки. Однако именно в таком перегруженном и запутанном в фактологическом ракурсе и явно обделенном в эпистемологическом смысле секторе наук о психике многие концептуальные находки Фуко обретают вторую жизнь. Так, например, чрезвычайно конструктивными для выстраивания дееспособной рекурсивной истории психотерапии являются следующие знаковые высказывания — рекомендации Мишеля Фуко, на которые, как мы полагаем, следует обращать внимание историографам наук о психике. В своей основной работе помимо прочего Фуко утверждает, что предназначенный для описания различных «пространств разногласия» метод археологии знания при рассмотрении этих «связностей-эпох» имеет своей задачей «разрушить старые и открыть новые противоречия — это значит объяснить, в чём они могут выражаться, признать их значимость, либо приписать их появлению случайный характер». И далее в том же ключе Фуко говорит о том, что для археологии знания «существенны прежде всего внутренне присущие дискурсам оппозиции… Она занята исследованием неадекватности объектов, расхождениями модальностей, несовместимостью концептов, случаями исключения теоретического выбора. Ещё одна её задача — выявить различие ролей всех этих форм оппозиции в дискурсивной практике». Он полагает, что именно за счет полноценной реализации вот этих последних утверждений «археология знания оказывается способной описывать переходы из не-философии в философию, из не-науки в науку».

Согласимся, что для становящейся психотехнологической науки вот эти тезисы-предписания Фуко — ровно то, «что доктор прописал». Ибо все, что мы имели здесь до самого последнего времени — это, по свидетельству многочисленных экспертов, некие непроходимые «джунгли» противоречий и несоответствий, прослеживающиеся буквально на всех уровнях организации психотехнологической традиции, практики и науки. Так, например, приходится говорить о конфликтующих мировоззренческих установках и реально существующей оппозиции «больших» ареалов психотехнологической традиции; об относительном или абсолютном несоответствии теоретических подходов, лежащих в основе многочисленных психотехнологий, и даже направлений и методов, «прописанных» в рамках отдельных психотехнологий; о несогласованных концепциях управления качеством психотехнологической деятельности и противоречивых установках в практике реализации такой деятельности и проч. Однако в нашем случае этот «гордиев узел» все же распутывается, в том числе и благодаря концептуальным положениям «Археологии знания» Фуко.

Далее необходимо остановиться на концепции «рекурсивной истории» Гастона Башляра (1972, 2000). Последний рассматривал процесс исторической реконструкции науки прежде всего как историю становления эпистемологических профилей через эпистемологические разрывы и преодоление эпистемологических препятствий в неких «эпистемологических актах». Прояснение этих базовых, в философских построениях Башляра, понятий — эпистемологических препятствий, профилей, разрывов, актов — представляет для нас особый интерес, поскольку рамочная методология эпистемологического анализа как раз и выстраивается вокруг данных понятий.

Эпистемологические препятствия, по Башляру, порождаются любым некритически усвоенным или утратившем критичность по отношению к себе знанием. Специалист-эпистемолог видит в них «тупики» или «ловушки», в которые могут попасть неискушенные исследователи, но также и «точки» возможного инновационного прорыва. Под эпистемологическими профилями Башляр понимал целостные типы порожденных научным разумом и соотнесенных с определенной культурой рациональностей. Такие профили «замкнуты на себя», соотносятся по принципу взаимодополнения (предполагают как минимум возможность друг друга). Появление новых типов рациональности соответствует «оси развития знания». На основе рекурсивно-исторического анализа сектора естественных наук Башляр сконструировал пять основных эпистемологических профилей: наивного реализма (донаучное физическое знание); позитивистского толка эмпиризма (доньютоновская опытная физика); классического рационализма (ньютоновская механика); полного рационализма (теория относительности А. Эйнштейна); дискурсивного или диалектического рационализма (релятивистская квантовая механика П. Дирака). Эпистемологические акты Башляр трактовал как «события разума»: либо заставляющие реконструировать опыт; либо изменяющие содержание понятий; либо ведущие к совершенствованию экспериментальной техники; либо осуществляющие теоретические сдвиги; либо обнаруживающие эпистемологические препятствия и диагностирующие эпистемологический разрыв. Что, конечно, не означает жесткого предписания в отношении изолированного использования только лишь одного из перечисленных методологических приемов в процессе проведении эпистемологического исследования любого формата.

Вполне соглашаясь с великим французским философом по трактовке трех выведенных им главных интеллектуальных новаций (эпистемологических препятствий, разрывов и актов), мы позволили себе — вполне в духе «событий разума» Башляра — достроить его базисный концепт эпистемологического профиля в соответствии с корневыми эпистемологическими проблемами и методологическими задачами, идентифицированными в поле становящейся психотехнологической науки.

Основное отличие предлагаемой нами конструкции «эпистемологической платформы» от базисного концепта Г. Башляра состоит в том, что в нашем случае невозможно ограничиваться только лишь рассмотрением выделенных им типов рациональности, за счет которых, по мысли Башляра, развивается сектор естественных наук и в первую очередь такой науки, как физика. Заметим, что в гуманитарном секторе наук, в системе выведенных Башляром приоритетных профилей «оси развития знания» каких-то чрезмерно высоких темпов развития не наблюдается. А что касается сектора наук о психике и в особенности такой становящейся науки, как «Психотехнологии», то здесь впору говорить о «тупике» или эпистемологической «ловушке», в которую раз за разом попадают простодушные исследователи, страстно желающие соответствовать выведенным для совершенно другого научного полюса типам научной рациональности. Соответственно, все сформулированные Башляром типы рациональности и выведенная им «ось развития знания» обозначаются в наших концептуальных построениях общим смысловым вектором «логос». Другой, конкурирующий с «логосом» вектор или способ получения знаний, доминировавший в интеллектуальной истории развития человека вплоть до эпохи Нового времени, мы обозначили как «гнозис», притом что в нашем случае термин «гнозис» следует понимать именно как особый познавательный вектор — и только лишь с учетом содержательных и смысловых дополнений, произведенных в ходе абсолютно необходимой в данном случае реконструкции, расширения и углубления семантического поля рассматриваемого понятия.

Собственно, отсюда и выводится стержневые особенности предлагаемого нами подхода. Во-первых, определяется специфика принципа построения концепта «эпистемологической платформы» — несущей эпистемологической конструкции в разработанной общей теории психотерапии. В нашем случае такая конструкция выводится на основании признаков доминирования и диссоциации-ассоциации обозначенных «больших» познавательных векторов. Во-вторых, обосновывается оригинальная типология эпистемологических платформ: «недифференцированная» — по признаку приоритета гностического познавательного вектора в эпоху становления психотехнологической традиции; «диссоциированная» — по признакам декларируемого приоритета логического познавательного вектора, конфликта между двумя базисными познавательными векторами; «ассоциированная» — на основании аргументированной, в концепции «объемной реальности», возможности синергии обозначенных познавательных векторов. Здесь же следует сказать, что эта последняя эпистемологическая платформа, так же как и концепция «объемной реальности», есть важнейшие компоненты первого, фундаментального матричного уровня общей теории психотерапии. Наконец, в-третьих, на основании всего сказанного нами были определены сущностные, эпистемологические эпохи процесса становления и развития психотехнологической науки: «недифференцированная» — от начала появления исторической хроники до старта эпохи Нового времени (рубежи XIV — XVI веков); «диссоциированная» — от старта эпохи Нового времени, с продолжением в эпоху Новейшего времени и до прогнозируемого в ближайшем будущем кардинального изменения рамочной концепции психотехнологической науки и практики; «ассоциированная» — от момента утверждения обновленной рамочной концепции и далее с продолжением в обозримую проекцию будущего психотехнологической науки и практики. Такого рода обоснованная историческая типология помимо всего прочего позволяет избежать не вполне адекватного, с нашей точки зрения, разделения психотехнологической деятельности на «донаучную» и «научную», и мотивировать исследователей на генерацию подлинных эпистемологических прорывов в полном согласии с идеей «научного духа» великого философа-исследователя Гастона Башляра. Более подробно история становления психотехнологической традиции, науки и практики с результатами углубленного эпистемологического анализа данного процесса приведена в первом разделе монографии.

То есть, в наших эпистемологических построениях мы идем дальше и не ограничиваемся только лишь анализом дискурсивных исторических архивов и установлением взаимозависимости вторичной информации (т. е. субъективной информации в нашей систематике) и предметных характеристик так называемой объектной реальности. Мы также показываем сущностную взаимозависимость первичной информации от параметров фиксируемого импульса сознания-времени (то, что окончательно развенчивает миф о какой-либо единственно возможной «объективной» реальности и «объективном» времени). И далее — сущностные характеристики взаимодействия основополагающих статусов «объемной» реальности, аргументирующие возможность управления феноменом сознания-времени.

Такого рода концептуальные построения постулируются нами как наиболее перспективный и наименее «освоенный» научным истеблишментом потенциал сектора наук о психике и авангардной науки в целом. Что же касается интереснейшего — во всех отношениях — процесса взаимодействия первичной и вторичной информации (т. е. полюсов «объективной» и «субъективной» информации), то мы показываем возможность непротиворечивого и неконфликтного, а наоборот, максимально креативного со-существования и со-развития этих полюсов в общем поле ассоциированной эпистемологической платформы. То есть проработанная эпистемологическая альтернатива, на наш взгляд, много более способствует переходу психотерапии от неприемлемого для нее статуса не-науки к статусу авангардной науки, чем, например, эпистемологические концепты, описанные в трудах уважаемых философов.

Полагаем, что проиллюстрированная возможность развития потенциала сектора наук о психике в существенной мере способствует аргументированному пересмотру последнего по времени эпистемологического поворота с его главным тезисом отказа от наукоцентризма. Для становящейся психотерапевтической науки данное обстоятельство является критически важным, поскольку основной довод в пользу такого постмодернистского поворота — признание того факта, что наука не является единственной системой производства и постижения значимой, адаптивной информации — может быть истолковано и в том духе, что психотерапия как раз и представляет собой идеальный образец упомянутого «ненаучного» способа генерации адаптивной информации. С укоренением вот этого упрощенного и в чем-то даже привлекательного эпистемологического ракурса процесс какого-либо продвижения психотехнологического направления деятельности к признаваемому статусу самостоятельного и состоятельного научно-практического направления окажется крайне затруднительным.

Вместе с тем глубокая проработка концепции ассоциированной эпистемологической платформы, обоснованная реконструкция — с этих новых эпистемологических позиций — ключевого в данном случае концепта герменевтики как раз и предполагает аргументированный «возврат» альтернативных способов получения информации в поле авангардной науки. Например, такого крайне важного способа получения и усвоения информации, как «гнозис», с преимущественным использованием которого в продолжении тысячелетий развивалась психотехнологическая традиция.

Фундаментальные допущения обновлённой эпистемологической платформы, сформулированные на основании разработанных принципов конструирования модели объективной реальности и прокладывающие «дорогу» к неконфликтному, синергетическому сосуществованию и взаимодействию полярных систем координат современного человека, самым кардинальным образом отличаются от своих «предшественников» и выглядят теперь следующим образом:

• объектно-закономерные характеристики актуальных планов реальности зависят от характеристик импульсной активности сознания человека;

• существуют принципиальные подходы и механизмы измерения активности непроявленного полюса реальности и его легализации в обновлённой системе научного знания;

• с формированием ассоциированной эпистемологической платформы возможно снятие неадекватных ограничений предметной сферы науки, восстановление ресурсной целостности человека с перспективой существенного расширения горизонтов его бытия.

И здесь нелишне повторить, что ассоциированная эпистемологическая платформа, выстраиваемая на основе вышеприведённых фундаментальных допущений представляется наиболее адекватным способом преодоления эпистемологического разрыва, в общем поле и в зоне кризисного напряжения которого человечество существует в последние десятилетия.

Данный способ миропонимания не только элиминирует опасности расщеплённого бытия и снимает напряжение тупикового когнитивного диссонанса у мыслящих людей, способствует полноценному возвращению субъекта и таких категорий, как психическое целое в объёмную панораму реальности, а вместе с ними и возможностям «чудесных» преобразований картины мира, но утверждает человека в качестве активного со-участника, со-творца, возвышает его миссию в генерации всех мыслимых аспектах бытия-в-мире.

Ассоциированную эпистемологическую платформу, следовательно, можно представить как подлинный прорыв в разработке «теорию всего» (ТВС). Но не в смысле усечённой картины «всего», прорабатываемой в физической науке, в ходе чего ведутся поиски возможностей совмещения теорий относительности, гравитации, электромагнетизма и ядерного взаимодействия. Эта задача в модели объёмной реальности решается достаточно просто — за счёт идентификации ряда таких актуальных (темпоральных) планов физической реальности, которые отчетливо демонстрируют феномен схождения — расхождения соответствующим образом моделируемых и просчитываемых полевых характеристик исследуемых физических планов реальности. Притом что по крайней мере два таких темпоральных плана никем не оспариваются: план сингулярности, в котором любые дифференцированные характеристики реальности полностью сворачиваются, т. е. совмещаются, а также план хорошо известной нам «объективной реальности», форматируемой стандартными параметрами ФИАС. И далее с использованием технологий кольцевого научного архетипа вполне возможно развертывание не только «первой» и «текущей» страниц бытия, но и подлинной книги бытия со всеми ее «страницами» безо всяких изъятий и купюр.

То есть в случае ассоциированной эпистемологической платформы речь идет именно о феномене объемной реальности как подлинной модели «всего», из которой человек и психическое целое — как раз и выполняющее вот эту важнейшую функцию по генерации «всего» как панорамы явленного мира — никоим образом не изгоняются. В свете сказанного понятно, что выстраиваемая таким образом модель «всего», в смысле разрешающего, объясняющего и эвристического потенциала, не просто превосходит соответствующие характеристики ограниченного сектора такой панорамы, но и выходит за рамки собственно науки в традиционном — выстроенном в духе диссоциированной эпистемологической платформы — понимании данного термина.

Резюме по настоящему концептуальному блоку

Содержание настоящего концептуального блока полностью раскрывающее оформление первого уровня дисциплинарной матрицы НПН «Психотехнологии», по сути является полноценным эпистемологическим фундаментом рассматриваемого научно-практического направления.

Представленные здесь концепции демонстрируют наивысший уровень сложности организации таких фундаментальных основ. Достаточно сказать, что для идентификации глубинных основ предметной сферы НПН «Психотехнологии» понадобилась разработка обновленной эпистемологической платформы, преодолевающей неприемлемые ограничения предшествующей системы фундаментальных допущений.

Конструкция ассоциированной эпистемологической платформы, модель объемной реальности, обновленное понимание сущности и основных функций психического, а также концепции информационной (темпоральной) генетики — являются главными аргументами для выведения НПН «Психотехнологии в статус авангардного научного направления. Именно эти компоненты теоретического базиса рассматриваемого научно-практического направления — есть наиболее мощные эвристические стимулы для формирования обновленного содержания базовых и прикладных теоретических построений, практических инструментов для всех следующих уровней дисциплинарной матрицы НПН «Психотехнологии».

Приведенные в настоящем блоке теоретические компоненты рассматриваемого матричного уровня, обосновывают претензии НПН «Психотехнологии» на статус самостоятельного и состоятельного, авангардного научного направления.

Еще одним важным моментом вышеприведенных концептуальных построений является возможность преодоления неприемлемых разрывов между психотехнологической традицией и современной психотехнической практикой.

Таким образом, открываются перспективы для достижения ментальной целостности homo sapiens, практически утраченной в эпоху Нового времени.

Базисные теоретические концепты второго уровня дисциплинарной матрицы психотехнологической науки и практики

Вводные замечания

Главная задача, решаемая при описании базисных концептов всех матричных уровней общей теории психотерапии, здесь остается неизменной — это выявление стержневых характеристик предметной сферы психотехнологичской науки и практики,

Не менее важной, а именно для настоящего матричного уровня является задача идентификации и описания именно таких теоретических конструкций, которые, будучи представлены в сопряженных научных направлениях, имеют прямое или косвенное отношение к оформлению теоретических и методологических концептов третьего матричного уровня НПН «Психотехнологии».

Безусловно важным является понимание сути необходимой модификации, с учетом теоретических построений первого матричного уровня, рассматриваемого здесь концептуального блока; понимание донорского потенциала общего теоретического базиса НПН «Психотехнологии» по отношению к тем научным дисциплинам, теоретические концепции которых обсуждаются на данном матричном уровне. То есть, использование в раскрываемых здесь концептах устоявшихся терминов — адаптация, социальная эпидемия, психическое здоровье и других — практически всегда предполагает их расширенное семантическое (эвристическое) содержание, что обязательно поясняется в соответствующем тексте.

Общая методология решения этой главной задачи также выстраивалась вокруг разработанной нами версии метода эпистемологического анализа со всеми его дифференцируемыми компонентами. Вместе с тем обновленное содержание анализируемых здесь теорий, концепций и концептов, выводимое на основании результатов реализации основных фрагментов Базисной НИП, предполагало использованием предусмотренного в данной программе полного ассортимента исследовательских методов, включая метод психотехнического и комплексного анализа исследуемого психотехнологического процесса.

В описании концепций и концептов второго матричного уровня мы делали акцент именно на тех конструкциях, которые так или иначе транслируются на третий матричный уровень и участвуют в формировании универсальных психотехнических мишеней, стратегий и индикаторов эффективности психотехнологического процесса.

Классификация наук о психике. Место НПН «Психотехнологии» в секторе наук о психике

Вводная информация

Стартовая позиция настоящего подраздела в первую очередь обусловлена тем обстоятельством, что психотехнологии до настоящего времени воспринимаются научным сообществом — в общем и целом — как некое практическое приложение к многочисленным наукам о психике. И в большей степени — к научным направлениям, примыкающим к гуманитарному полюсу общего корпуса науки. Отсюда следует понятная схема того, что предметная сфера психотехнологий выводится из методологии построения классической «материнской» дисциплины, продолжающейся таким образом в практику. Однако, как мы знаем из результатов проведенного эпистемологического анализа, психотехнологии — как бы они не назывались в различные исторические эпохи — упорно не желали «вписываться» в упрощенные объяснительные модели получаемых здесь эффектов, насаждаемые «сверху». Такие объяснительные модели, по большей части, сами нуждались в объяснениях. А неангажированные исследователи (например, P. Cuijpers, 2019) прямо говорили о том, что не имеют ни малейших представлений об истинных точках приложения растиражированных психотехнологий. Таким образом, психотехнологии, с аргументируемой нами точки зрения, в настоящее время выступают в качестве основного драйвера форсированного развития сектора наук о психике. А значит, классификация наук о психике должна складываться с учетом обновленных эпистемологических принципов — а такие принципы как раз и были выведены в ходе углубленного исследования предметной сферы психотехнологической науки и практики — специфических именно для данного научного сектора. Вследствие чего, тезис о возможной систематизации современных психотехнологий на основании обновленной классификации наук о психике приобретает аргументированный эпистемологический смысл.

Настоящая классификация разработана в ходе реализации предшествующего исследовательского проекта по выведению психотерапии в статус самостоятельного научного направления (1996—2020 г.г.) И далее, по мере реализации настоящей Базисной научно-исследовательской программы, первоначальная цель определение места психотехнологий в общем секторе наук о психике была существенно расширена в плане обоснования реальной перспективы формирования сектора наук о психике в общем корпусе науки.

Таким образом, уже на первом этапе реализации тематической Базисной НИП был продемонстрирован беспрецедентный донорский потенциал становящейся психотехнологической науки и, главным образом, базисных концептов первого матричного уровня НПН «Психотехнологии».

В итоге мы представляем разработанную классификацию наук о психике как гипотетическое обоснование будущей и еще более масштабной исследовательской программы, реализация которой предполагается теперь уже в общем поле наук о психике. Соответственно, каждый номинированный в данной классификации системный уровень, научное направление (фронт) подается с позиции гипотетических положений о эпистемологическом статусе, особенностях предметной сферы, перспективной методологии исследования включаемых сюда наук о психике,

В связи со всем сказанным представляемая здесь классификация является не столько отражением настоящего положения дел в секторе наук о психике — данный сектор как обоснованная системная конструкция в общем корпусе еще не полностью сформирован — сколько проработанной «большой» гипотезой системообразующего стержня и выводимых отсюда эвристических перспектив для совокупности наук о психике и каждого научного направления в отдельности.

Другие существенные отличия представляемой здесь классификации от стихийно сложившейся агрегации заключаются в последовательном устранении неприемлемых эпистемологических разрывов, методологических провалов, которые собственно и являются основными препятствиями для опережающего развития данного важнейшего сектора и корпуса науки в целом.

Основным методологическим инструментом, используемым при разработке настоящей классификации, является расширенная версия эпистемологического анализа, предназначенная для углубленного исследования предметной сферы наук о психике (А. Л. Катков, 2016, 2020, 2023).

Общая характеристика функциональной макроструктуры (выделяемые уровни, оси) классификации наук о психике

Функциональная макроструктура разработанной нами классификации ориентирована на выведение и решение главных проблемных узлов сектора наук о психике (обоснование системообразующего эпистемологического стержня; столетиями не решаемая проблематика «параллелизмов» в объяснительных моделях наук о психике); адекватное решение ключевой эпистемологической проблематики современной науки (диссоциированная эпистемологическая платформа, препятствующая развитию авангардного фронта науки); поиски сущностного решения ключевых цивилизационных проблем Новейшего времени (стагнация несущих ресурсных смыслов, прогрессирующая инфляция этических принципов, координирующих процесс бытия человека и общества в эпоху Новейшего времени).

Разработанная функциональная макроструктура, таким образом, включает следующие, наиболее общие уровни агрегации наук о психике:

• уровень общей концепции сектора наук о психике включает фундаментальные эпистемологические конструкции и базисные концепции, представляющие системный стрежень наук о психике;

• уровень системообразующего научного направления представлен проработанной идеей такого направления и внятными перспективами его форсированного развития;

• уровень стержневых осей (актуальных фронтов) в системе наук о психике представлен подуровнями (осями) психофизического, психофизиологического и психобиологического параллелизма, а также осью авангардного фронта наук о психике с проработанной аргументацией соответствующих научных кластеров по каждому дифференцируемому подуровню.

Разработанная макроструктура классификации наук о психике, помимо того что должным образом оформляет данный сектор в общем корпусе науки, иллюстрирует возможности синергетического взаимодействия и взаимного эвристического обогащения выделяемых научных направлений.

Структура описания каждого выделяемого классификационного уровня содержит:

1) точное обозначение;

2) развернутую формулировку функциональных задач, решаемых на соответствующем уровне или подуровне;

3) краткие комментарии;

4) номинацию включаемых научных направлений;

5) комментарии по общему кластеру и по каждому включаемому научному направлению (при необходимости).

Возможности эвристического взаимодействия выделяемых структурных уровней, номинированных кластеров и отдельных научных направлений рассматриваются в соответствующих комментариях. Возможность эвристического обогащения общего корпуса науки и стратегии цивилизационного развития в эпоху Новейшего времени рассматривается в заключительных рубрикациях классификации.

Общие и специальные комментарии раскрывают и конкретизируют функциональные смыслы агрегации рассматриваемых здесь направлений, уточняют эвристическое содержание предметной сферы традиционных и инновационных научных дисциплин, и возможности использования авангардной исследовательской методологии для их форсированного развития.

Ниже следует по необходимости краткое описание всех вышеприведенных структурных компонентов разработанной классификации.

Характеристики выделяемых уровней и подуровней (осей) классификации наук о психике

Данный раздел представляет развернутую структуру настоящей классификации (выделяемые уровни, подуровни и кластеры включаемых научных направлений), содержит краткое описание каждого их выделяемых уровней и подуровней (осей), общих кластеров и номинированных научных направлений. При этом каждый из выделяемых уровней, подуровней и научных направлений кодируется соответствующим цифровым обозначением, а в совокупности они представляют систему кодифицированных научных знаний о психике.

Конец ознакомительного фрагмента.