Тирольский оборотень. Книга 1. На тропе волка

Александр Ланс, 2023

Альтернативная Австрия. Александр Кёлер – необычный оборотень, он не переносит вида крови, ни на кого не охотится, предпочитая еду из супермаркета, а особенно обожает поджаренный в сухарях шницель. Но ему не верят егеря из долины Лойтош, считая, что именно он причастен к кровавым бойням на пастбищах герра Пфеффера на южных склонах Тирольских Альп, потому что он единственный оборотень с опасной первой степенью в округе. Александр хочет свободы, хочет беспрепятственно бегать по лесу в обличии волка и хочет быть с девушкой-человеком, в которую безумно влюблен со школы. Но вместо этого ему приходиться соблюдать определенные правила, сидеть дома в полнолуние и опасаться егерского инспектора фрау Хофлер, которая положила глаз на красивого оборотня.

Глава 2. Сабина

— Обязательно нужно было выпендриваться, Кёлер?

Она всегда называет меня по фамилии, с тех пор, как мы поссорились. А если я её называю Артнер, то обижается. Хотя по мне, так очень красивая фамилия.

Оборачиваюсь, Сабина стоит на той стороне дороги, на тротуаре, за белой линией. Автобус уже ушел, и она одна.

— Привет, — говорю ей. — Иди сюда.

— Ещё чего? — фыркает она.

Демонстративно отворачивается и идет к повороту на Гассе.

— Ну, Сабина, — прошу я. — Я же не могу сейчас пересечь линию, сама знаешь.

— Вот и хорошо, — радуется она.

— А я бы помог сумку донести…

— Сама справлюсь, — отрезает она, поправляя на плече лямку от объемной сумки.

Я иду за ней, но между нам дорога. Пинаю опавшие пожелтевшие кленовые листья.

— Тебе так нравится издеваться надо мной? — грустно произношу я.

— Нет. С чего ты это взял? — надменно отвечает она.

— Вижу, — вздыхаю я.

— Тебе кажется, — фыркает она.

Пожимаю плечами. Когда мы расстались, я сначала очень обрадовался — я устал от неё, а она от меня, и вот появился повод больше не быть вместе. Но я всё равно наговорил ей кучу гадостей, потому что инициатором разрыва была она, что очень сильно дало по моему самолюбию. Ну, подумаешь я заигрывал ещё и с другими, не считаю, что это повод для разрыва. Через пару недель я начал скучать по ней. И мне очень хотелось, чтобы всё стало как раньше, чтобы она любила меня и восторгалась мной. Я стал извинятся за свои слова, просил вернуться, а она мне сказала, что я абьюзер, и что ей лучше без меня. Тогда я снова наговорил ей гадостей. Подтвердил, так сказать, свое абьюзерство.

Она доходит до перекрестка и пересекает по прямой дорогу на Гассе, я останавливаюсь около белой линии, смотрю ей вслед.

— Сабина, подойди ко мне или я сам подойду к тебе, — с угрозой в голосе произношу я.

Она оборачивается и удивленно на меня смотрит.

— Тебе нельзя, — отрезает она.

Озираюсь по сторонам — вроде пустые все улицы, и пересекаю белую линию, иду к ней. Она испуганно ахает.

— Кёлер, ты с ума сошел? — кричит она. — Сегодня же гюфеликс-мондциклус!

— Ну и что? — Равнодушно пожимаю плечами.

— Только посмей прикоснуться ко мне, — угрожающим тоном говорит она.

— А я не к тебе вовсе, — усмехаюсь я.

Прохожу мимо неё и иду к колонке, торчащей столбом на лужайке. Дергаю за рычаг, и чистая прозрачная вода выплескивается в корыто, брызжа во все стороны. Наклоняюсь и жадно пью из крана.

— Кёлер, одумайся, — говорит она, дергая меня за плечо. — А если кто-нибудь увидит? И донесет егерям?

— Разве тебе не всё равно? — насмешливо спрашиваю я, отрываясь от крана, и рукавом худи вытираю мокрые губы.

Она вздыхает и театрально закатывает глаза.

— Мне всё равно, — отмахивается она.

— Но всё же ты переживаешь за меня, — подмигиваю я.

И отпускаю рычаг. Вода больше не хлещет в корыто.

— Кёлер, ну, почему ты такой упрямый?

— Пошли погуляем, — предлагаю я.

— Ты с ума сошел?

— Я не сдвинусь с места, пока ты не согласишься прогуляться со мной, — серьезным тоном обещаю я.

— Ладно, — сдается она. — Только вещи домой занесу, — она показывает на дорожную сумку. — А ты иди за белую линию.

— Хорошо, — киваю я. — Но если ты меня обманешь, то я заявляюсь прямо к тебе домой.

— Не обману.

И я ей верю. Что её отличает от других легкомысленных девушек, это то, что она всегда держит свои обещания и умеет хранить секреты.

Я отпускаю её и ухожу за белую линию. Сажусь на скамейку возле дома Михаэля и жду её. Она приходит быстро, смотрит на меня как-то по-деловому, словно делает одолжение. Мне хочется сломать её эту холодность.

— Пошли прогуляемся, — говорю я, вставая, и неопределенно показываю вперед, получается в сторону Ленера.

— Ладно, — кивает она.

Мы идем вдоль домов, на улице ни души, только ветер гуляет, шевеля упавшие листья.

— Как учеба в университете? — интересуюсь я.

— Хорошо, — отвечает она.

— Нравится?

— Ага.

— Как тебе Иннсбург? Наверное, непривычно жить в большом городе после тихой деревушки?

— Вполне нормально.

— Наверное, много новых друзей появилось? Особенно мальчиков, — грустно произношу я.

— Конечно, — отвечает она.

— Ясно.

Молчим. Я немного насупленный. Хочется нагрубить ей, но тогда она уйдет, поэтому держу язык за зубами.

— А у тебя как дела? — в свою очередь спрашивает она.

— Потянет, — бурчу я.

— Ты не думаешь где-то учиться? Твои одноклассники тоже изомеры, но поступили в Иннсбург, только на гюфеликс-мондциклус уезжают домой.

— Но у них ни у кого нет первой степени, — с унылой улыбкой произношу я. — Я не выездной. Мне даже в митле-мондциклус запрещено покидать Ленер.

— Поняла, — отвечает она, и с сочувствием смотрит на меня.

Мы доходим до двух отелей, стоящих напротив друг друга: Штутцлерхоф и Ленерхоф, и останавливаемся.

— Ну, мне пора домой, — говорит она.

— Так быстро?

— Угу.

— Или ты просто боишься находиться на территории обортней в гюфеликс-мондциклус? — язвительно произношу я. Хотя в детстве, когда об этом новом законе никто и подумать не мог, простые люди и обортни спокойно уживались друг с другом.

— Кёлер! — вспыхивает она.

— Ладно-ладно, я пошутил, — примирительно говорю я. — Пошли вон туда, — и я киваю на пансионат Ленерхоф.

— Зачем?

— Покажу тебе кое-что. Или ты боишься?

— Нет, — фыркает она. — Гостиница всё равно закрыта.

— Можно пройти через амбар, — подмигиваю я.

— Ты уверен?

— Конечно, я сто раз уже так делал, — хвастаюсь я.

Тащу её за собой во внутренний дворик пансионата, там, упираясь в каменную стену сделана деревянная пристройка. За небольшим выступом у самой стены здания легко отходит доска, отодвигаю её и пролажу первым, Сабина вслед за мной, и я возвращаю доску на место. Через амбар мы попадаем собственно в саму гостиницу.

— Прикольно, — говорит она, рассматривая пустующий просторный холл.

Любопытство ведет её дальше, и она попадает в кафе. Обеденные столики покрыты хлопковыми скатертями в красно-белую клетку, на окнах висят легкие тюлевые занавески. Как будто тут до сих пор ожидают постояльцев. Но никто не придет, не спустится из гостиничных номеров и не сядет за маленькие квадратные столики, давно уже пуст пансионат.

В другом конце кафе находится длинный прилавок для «шведского» стола. Перевернутые чистые стаканы стоят на подносе, под стеклянным колпаком тарелка с засохшим овсяным печеньем, из маленькой плетеной корзинки торчат длинные узкие пакетики с сахаром.

— Хочешь чай? — спрашиваю я, заходя за прилавок.

— Ты серьезно?

— Ага, — киваю я. — Тут всё работает: и электричество, и водопровод.

С этими словами я беру электрический чайник, открываю кран, и холодная прозрачная струя хлещет в раковину. Наполняю чайник и включаю в розетку.

— Круто, — говорит она.

— А то, — хмыкаю я. — Какой будешь чай?

Я вытаскиваю из-под прилавка коробку с пакетиками разных сортов чая и ставлю перед ней.

— Я знаю, ты любишь с мятой, — говорю я, показывая на зеленые пакетики, — но в коробке только один сорт таких.

Она листает чайные пакетики:

— Тут есть твой любимый с бергамотом. Будешь?

— Угу, — киваю я.

И она вытаскивает два голубых пакетика.

— Я тоже буду с бергамотом, — говорит она.

— Представляешь, в русском языке слово «бергамот» схож со словом «бегемот», ну, гиппопотам, значит. И они часто специально неправильно говорят — «чай с бегемотом», чтобы смешно звучало, — рассказываю я, беря с подноса стаканы.

Раньше для чая были кружки, но похоже хозяева забрали их, оставили только стаканы. Кто знает почему так решили.

— Как забавно, — смеется она. — Откуда ты об этом знаешь?

— Ну, у меня сейчас полно времени, изучаю всего понемножку через Интернет, — поясняю я.

Вскрываем голубые квадратики и бросаем в стаканы чайные пакетики. Она добавляет ещё сахар в свой, а я нет, не люблю. Чайник щелкает, и я разливаю кипяток. Ждем, когда заварится.

— Будешь печенье? — спрашиваю я, снимая с большого блюда стеклянный колпак.

— Нет. — Она качает головой.

— Оно не испортилось, просто подсохло, стали сухарики, — поясняю я, беря одно твердое круглое печенье.

— Нет, спасибо, я не хочу, — улыбается она.

— Ладно.

Я пробую его на зубок, оно совсем зачерствело.

— Ты можешь размочить его в чае, — советует она.

Что я и делаю, по вкусу вроде ничего, есть можно. Во время чаепития находим спокойную тему для разговора, не ссоримся, не укоряем друг друга, она часто улыбается. Мне хорошо с ней, не хочется её отпускать.

Потом я ополаскиваю стаканы и ставлю их снова вверх дном на поднос. Беру её под руку и веду по деревянной лестнице наверх.

— Так необычно — никого тут нет, только мы одни — волшебно, — таинственным голосом произносит она, когда мы доходим до полутемного коридора.

Я толкаю первую попавшеюся дверь и завожу её в номер. Она с любопытством разглядывает комнату.

— Никогда не была в гостиничных номерах. Хотя у нас вся коммуна в отелях, — признается она.

Комната обычная, как и во всех небольших отелях Австрии. Большая кровать со свернутыми одеялами, за низкой перегородкой у окна маленький диванчик, столик и кресло. Напротив у стены длинный комод, на нем до сих пор ещё лежат рекламные буклеты.

Я беру её за руку и тяну к кровати, скидываю кроссовки и ложусь спиной на матрас, покрытый белоснежной простыней. Она снимает туфельки, забирается на меня, смотрит мне в глаза. Мне нравится ощущать на себе тяжесть её тела. Кладу ладони на её ноги, спрятанные под черными колготками, легонько царапаю коленочки. Затем мои руки ползут выше под её юбку, пока не натыкаются на горяченькое местечко.

— Ксанди, не надо, — шепчет она.

— Хорошо. — Я убираю руки и кладу на её бедра, чуть сжимаю её тазовые косточки. — Но ты можешь трогать меня, если хочешь.

Она залазит ладошками под худи и гладит мой живот.

— Мне снять? — спрашиваю её.

— Ага, — кивает она, прикусывая нижнюю губу.

Я чуть приподнимаюсь и стаскиваю с себя худи, бросаю его на деревянную перегородку. Сегодня я без футболки, она рассматривает мой обнаженный торс. Ей нравятся мои мускулы, моя накаченная грудь, мой рельефный впалый живот. Думаю, ни один её знакомый парень не сможет похвастаться таким красивым телом. Но я многим проигрываю в росте, но не парюсь по этому поводу. Я выше её и многих девчонок и этого достаточно.

Сабина нагибается ко мне и целует меня в губы, я жадно целую её в ответ. Она чуть приподнимается и смотрит на меня, её глаза блестят. Я не даю ей выпрямиться, хватаю её за кофту, начинаю расстегивать пуговицы, пока не дохожу до самого низа, а затем распахиваю полы. Теперь я уже расстегиваю её белую блузку, и узкая полоска её нежной кожи предстает перед моим взором, она сегодня без лифчика. Сначала я провожу пальцами по впадинке, затем мои ладони расходятся в стороны, чтобы оказаться на холмиках. Сабина не сопротивляется, она любит, когда я касаюсь её малышек, когда её титечки наполняют мои ладони. Я нежно ощупываю соски, хватаю её за попу и толкаю на себя, целую и ласкаю её грудь.

— Ксанди… — шепчет она, обжигая меня своим горячим дыханием.

Я глажу её спину, затем опускаюсь ниже, приподнимаю её юбку и лезу под резинку колготок и трусиков, чтобы сжать её ягодички. Она дрожит. Ей нравятся мои ласки, но она ещё девственница и не хочет пока расставаться с этим статусом, хоть ей уже девятнадцать. Особенно ей страшно заниматься сексом с оборотнем, боится моего узла — моя головка может увеличиться, находясь внутри неё и некоторое время ей придется быть в связке со мной. Говорят, обычным девушкам, не изомерского происхождения, в этот момент очень больно.

— Ксанди, не надо…

— Ладно.

Я отпускаю её. Она выпрямляется, возвращая на свою попку трусики и колготки, оправляет юбку. Но не застегивает блузку и кофту. Во время ласк мой дружочек поднялся и мне хочется, чтобы она дотронулась до него.

— Расстегни на мне джинсы, — прошу я.

— Нет. — Она мотает головой.

— Ну, пожалуйста! — Я строю милую рожицу.

— Ладно, — наконец сдается она.

Она хватает зиппер, тянет полозок молнии вниз и в раскрывшейся ширинке видит мои трусики, а я её плавочки так и не увидел, хотя очень хотел.

— Потрогай его, — шепчу я.

— Нет.

— Ну, немножко, ну, пожалуйста.

Сабина слегка касается его, проводит двумя пальцами от основания до кончика. Хоть это происходит через трусики, мурашки всё равно пробегают от этого ощущения. Я ведь тоже девственник, потому что ни с кем не встречался, кроме неё. Мне хочется схватить Сабину, бросить на кровать, задрать юбку, стащить с неё колготки вместе с плавками и зайти в неё. Я еле сдерживаюсь. Конечно, насильно трогать я её не буду, я же не насильник, хоть и зверь.

— Сабина спусти мои трусики и потрогай его, — прошу я.

— Кёлер!

— Ну, ты это уже делала, что такого? Ну, сделай ещё раз. Мне будет приятно. Он уже вставший.

— В смысле?

— Он от твоих ласковых рук приподнялся.

— Как это?

— Ну, он в пассивном состоянии лежачий, а когда ты его возбуждаешь, он поднимается, — объясняю я.

— Серьезно? — удивляется она.

— А ты не знала?

— Нет.

— Ты же в прошлый раз трогала его.

— Я только немного, не обратила внимание. Подними попку.

Похоже, у неё проснулся интерес. Я приподнимаю попку, и она немного спускает мои джинсы, затем и трусики, внимательно разглядывает моего. Мне даже становится как-то слегка стыдно.

— Я не могу так, когда ты на меня смотришь, — краснея произносит она.

— Хорошо, я закрою глаза.

Поднимаю руки и ладонями прикрываю глаза. Сердце начинает учащенно биться от предвкушения, и наконец я ощущаю влажное прикосновение к своей головке. Я раздвигаю пальцы и вижу, что она целует моего прямо в купол. Дрожь расходится по всему моему телу, мой дружок дергается под её теплыми губками, увеличивается, становится твердым и напряженным. В мешочках сладостно разливается гудение. Мне хочется застонать, хочется, чтобы она продолжила, но она прекращает, приподнимается и натягивает обратно на меня трусики.

— Мне пора домой, — говорит она, застегивая пуговицы на блузке.

— Хорошо, — судорожно сглатывая произношу я.

Я понимаю, это её предел и больше ничего не будет.

— А хотелось бы продолжение, — вырывается у меня.

— Перехочешь, — усмехается она.

Слазит с меня, приводит себя в порядок. Я тоже поднимаюсь, надеваю худи. Она сует ноги в туфельки, и я опускаюсь на одно колено, чтобы застегнуть ей ремешки. Она взъерошивает мои волосы. Мне хочется поцеловать её, но она только что касалась губами моего, и я не уверен, что хочу ощутить вкус своего дружочка. Интересно, а как ей?

Она ждет, когда я обуюсь, и мы выходим из номера, тем же тайным путем выбираемся из пансионата. Солнце уже укатило за гору, и стремительно надвигались сумерки. Я помнил, что мне пора домой, но не проводить её я не мог.

Я довожу её до самого Гассе, до белой линии, целую её в щечку.

— До встречи, позвони мне как-нибудь, — шепчу ей в ухо, поглаживая её шелковистые немного волнистые волосы.

— Хорошо, Ксанди.

Я отпускаю её, и она уходит, растворяется в вечерних сумерках, но взгляд волка видит её, различает среди теней, провожает до самого дома, пока она не взбирается на крылечко и не исчезает за дверью.