Инстинкт свободы, или Анатомия предательства. Страшный роман о страшном 1991-м годе

Александр Леонидов (Филиппов)

Дантовы круги «леонидова ада»: высший круг, масонерия, омерзительные нелюди, сознательные сатанисты. Тузы. Их психика, способность эмпатии к людям — необратимо сломана. Под ними — круг пониже, прикормленная, далеко не всё понимающая уголовщина: короли, генералы. Кругом ещё ниже пребывают «валеты» — мало что понимающие жадины средней руки, бизнесмены. Ещё ниже — «шестёрки» — несчастные и сломленные движимые страхом. Книга содержит нецензурную брань.

ПРОЛОГ

–…Ты меня любишь? — предсказуемо спросила она поутру, лаская взглядом его точёный латинский императорский профиль, монетно отчеканившийся на соседней, взмокшей от их ночного неистовства, гостиничной подушке. Она тогда была ещё очень молода, и являла «продукт чисто-советского воспитания», смуглая тонкокостная брюнетка с «комплексом отличницы», с новеньким, «красным» дипломом, который ещё пах свежатиной полиграфии, «папина дочка», строгость нравов которой усиливалась техническим направлением её специализации.

— Ты меня любишь? — спрашивала с чисто женской хитростью, не вчера вечером, а сегодня утром. Чтоб не отвертелся.

— Нет. — ответил этот итальянского вида генерал секретной службы своей доверенной и ответственной, и слишком уж покладистой сотруднице. Просто, буднично, выпуская в потолок «колечки» от сигареты. Снова босс. Даже одеваться ему не нужно — достаточно только этого тона, и этого взгляда, и этой сигареты в постели…

— Тогда зачем ты… — в тёмных, как ночной омут глазах её копились слёзы, губы дрожали. — Зачем же тогда вы, Савелий Манулович… Зачем же…

— Ты видела? — мрачно спросил генерал с особой киношной, флорентийской внешностью, красавец и сердцеед. — Ты должна была видеть во сне…

— Видела.

— И что ты видела?

— Тьму внешнюю, и скрежет зубовный. И люди мутировали, стали каннибалами, чудовищами, морлоками… И то, что это кошмар ближайшего будущего. И хохочущего дьявола…

— Тогда какого же хрена… — еле сдерживая себя, прорычал босс — Ты, девочка моя, спрашиваешь про какую-то любовь?! Мне нужно было показать тебе, что ждёт человечество, если мы не остановим… Проще и быстрее всего это передаётся половым путём. Ну, а то, что я у тебя был первым… Извини, не думал… За это — вот, положа руку на сердце — прощения прошу…

— Что значит, вы… Ты не думал?! — взвилась Азира, у которой недаром кличка и позывной — «Пума». — Сколько, по-вашему… по-твоему, мне лет?! Я что, такой старой выгляжу?!

— Если ты не наврала в личном листке учёта кадров, то тебе двадцать три года. Обычно в этом возрасте уже…

Азира отвернулась от него, целясь в его бесчувственный цинизм острыми лопатками с родинкой под правой. И еле сдерживала себя, чтобы не расплакаться, как ребёнок.

Азиру Амирхановну Бе́кову, аудитора сводной следственной чрезвычайной группы военно-финансовой разведки СССР, обманул не только её шеф, но и она сама себя.

Только теперь ей открылось, насколько глубоко и дико она влюблена в этого легендарного призрака, овеянного спецслужбистской мифологией и тосканским («потаскунским» — говорили злые языки) шармом, насколько безрассудно, словно заворожённая, тянулась к нему с первого же знакомства, самообманчиво истолковывая все его намёки — или даже то, что она лишь принимала за намёки…

А он ей хотел только страшный сон показать. Который легче всего передать половым путём. Но ведь — если быть честной с собой — она же его и не спрашивала ни о чём! Она же хитрила, думала, что хитрит, приберегая вопрос о любви «до-после» близости…

Как же мало она разбирается в таких делах, это ведь не хищников в «белых воротничках» по «липовым» отчётам вычислить! Она почему-то думала, что если лучше всех станет «колоть» этих «белых воротничков», то любимое чудовище ею проникнется и приблизит, и прочувствует, и… и…

А он только «передал ей кошмар завтрашнего человечества». Бесчувственное бревно! Мерзавец! Развратный, растленный загранкомандировками негодяй!

— А я тебя люблю. — отомстила Пума боссу.

— Поздравляю. — он равнодушно затягивался сигаретой — У тебя хороший вкус.

— То есть, я так понимаю, разводиться с этой своей… ты не собираешься?

— У тебя какие-то странные извращённые представления о браке, испорченная девочка — змеино скалился генерал Кравино — После одного раза с кем-то в гостинице — уж и семью, ячейку общества, разрушать?! Да так на вас, оторв, никаких ЗАГСов не напасёшься…

— Ты меня обманул, Савл.

— Каким это образом?

— Я думала, что…

— Я, по-твоему, телепат? — перебил её босс. И это говорил человек, передающий образы грядущего мироздания половым путём! Даже и не понимая скверны собственного цинизма в этой чёрной бездне «конца света»…

— А сказать ты мне не могла? У тебя язычка нет?

Так дразнят детей, он обидно подчёркивал, что она для него ещё ребёнок. И не стеснялся тут же скабрезно довесить:

— Судя по прошедшей ночи, он у тебя очень даже есть…

— Что теперь с нами будет? — спросила Бекова.

— Ну, ты же умная, крошка! Придумай что-нибудь…

— Я серьёзно. По службе.

— А, ну тогда, в таком случае… Что и раньше. Ты видела. Мы отвратим Апокалипсис и сдохнем. Или — не отвратим, и всё равно сдохнем. Мы в любом случае умрём, детка, на этот счёт можешь не сомневаться, но разве тебе не хочется спасти миллионы людей от посажения на кол?

— Меня ты уже посадил. — Азира старалась быть предельно циничной, получалось не слишком — Ничего, мне понравилось.

— Там немножко другое имеется в виду! — как ни в чём ни бывало, пояснил шеф. — Поверь, миллионам не понравится…

Так, в канун крушения мироздания, начались «внеслужебные связи» генерала ВФР Кравино и аудитора его «чрезвычайной группы» Бековой. Малопонятного полукровки, полуитальянца на советской службе и амбициозной молодой карьеристки, рвущей подмётки на ходу, вписавшейся в чрезвычайщину с первых же дней, ни в чём не уступая матёрым коллегам.

— Мала ещё меня учить! — бывало, бранит её считавший себя «без Кравино за старшего» Паша «Нитрат» — У тебя ещё молоко на губах не обсохло!

— А это не молоко… — нагло и чувственно облизывала она языком верхнюю губку. От такого даже охальник и матерщинник (в прошлом кандидат искусствоведения) Паша терялся…

Так сложились эти, тёмные, мутные отношения, в которых, надо признать, Савл и Азира очень сильно, но и очень странно любили друг друга. Он её оберегал от себя, она ему каждым шагом мстила, не переставая вожделеть, всё ещё надеясь, что однажды он «пожалеет о своём поведении». И при этом оба готовы были отдать жизнь за другого без колебаний…

Не слишком-то они ценили жизнь, ни тот, ни другая.