Суицид лезвием книги. Монологи Пальтиеля

Александр Лепенский

И я прекрасно помню тот момент, когда решился написать эту книгу, точно, подобно, как то, что сегодня лил весь день дождь, был уверен, это все будет не о любви, собирая по малейшим земляным крошкам слова, истории, я уверял себя – не о любви. Здесь было все, посрамленные гибели, в которых я проявил себя совсем незаурядным палачом, пророческие вечера, туманные, с оттенком запачканных надежд, на надежды больше! Книга содержит нецензурную брань.

3 глава

Кто же такой этот я?

Могу предположить, что мне нужно рассказать чуть больше о себе. Начнем с того, что в рассказе мне 26 лет, я подрабатываю в банковской школе своего родного города, где у меня мама декан, а вот самому мне посчастливилось преподавать теорию ценных бумаг, применяя при этом практику, ведь сами ценные бумаги являются моим главным источником дохода с 13 лет. Само преподавание давало мне отвлечение от всего, а также цельные положительные эмоции, потому что (противоречиво самому себе), я любил выступать, быть на сцене, быть услышанным, а исходя из того, что современные учителя и прочие у меня вызывали плотный негатив, не из-за самой профессии, а исходя из их подготовки к системе, к методу лекторства. Я уверен, их самих нужно учить иначе, добавив к знаниям и методику, обучать харизме, а может даже актерскому мастерству, уровню демагогии, их должно быть интересно слушать. А потому много времени мной было посвящено именно умению взаимодействовать со студентами, думаю, это значительно помогло, ведь процент посещения моих лекций близок к 100%. Но к этой теме я еще вернусь, обещаю. Далее, живу с котом, зовут Сабзиро, а если ласково, то Сабз, Сабзюзя, Сабзизуз, Саби, и еще много, ему 5 лет, его мама была британкой, и когда-то вышла на улицу, там ее отбарабанил русский, и получился британо-русский Сабз с серо-бело-черной окраской, еще на лапке у него белое пятнышко, а подбородок прямо до живота белый, ну и длинные вибриссы. У нас с ним идиллия, он задает только умные вопросы, едим мы одновременно, в туалет ходим тоже, он нравится женщинам, а это всегда плюс в мою копилку, он однозначно важнейшее живое существо в данной жизни. Живем в центре города, двушка с выходом на один из главных мостов, с многими барами в округе. Перейдем к тому, что я люблю. Конечно, мясо практически всех видов, жалую собственное приготовление как хобби, симпатизирую различным сэндвичам, пицце, алкоголю, пюре. Ненавижу гороховый суп. А вот переходя к интересам, я прочитал сотни книг, художественная литература — плюс, а психология и мотивация — минус. Я люблю душевные разговоры, природу, банальный набор меланхолика, да и в наушниках чаще меланхолия. Но это не то, что нужно знать обо мне, главное совсем не это, но скоро и до всего дойду, терпение!

Прошло две недели, как я в Сером городе в большинстве своем пытался набирать все больше и больше букв в свое творчество, если его таковым можно назвать. Стал замечать, что больше двух часов писать — это беспредельно тяжко, прокурил здесь все, бутылки выношу одну за одной, периодически выскакивая на улицы, чтобы писать что-то отвлеченное, ведь если писать просто все, что со мной происходило, то на книгу точно не хватит, максимум рассказ на пару десятков страниц. Вспоминал, как пишут великие, чтобы ориентироваться как-то на структуру. Не получалось. Иногда включал паранойю, вдруг кто взломает мой ноутбук, прочитает все раньше, но позже отгонял мысли, потом снова шел на прогулки, оглядывался, писал заметки в телефон, смеялся над своими шутками. Получил скидку 6 процентов в вино-водочном, достижение. Крис торопила звонками, я психовал внутри, как же сложно писать. Мне просто необходимо было с кем-то поговорить, вдвоем, не более, тогда я и решился набрать номер Ализ.

Но трубку она не взяла, а я встретил это с улыбкой отчаяния, и сразу же получил от нее сообщение, завязался диалог.

— Саш, не надо звонить, я же говорила, он будет точно недоволен.

— Я понял тебя, ладно.

Спустя 5 минут:

— И это все?

— Ты о чем, Ализ?

— Не называй меня так, будто старушка какая-то. Так что ты хотел?

— Увидеться, я в Сером городе.

— Ну конечно, ты всегда появляешься не вовремя.

— А когда-то будет вовремя?

Спустя еще 15 минут:

— Ладно, давай.

Ну а дальше мы уже договорились о времени, месте; зная нас, ничего удивительного, что место было тихое, а в руках шампанское и плед, так мы и оказались на набережной. Было даже несколько волнительно, ведь в целом наша последняя «серия» была негативной, по ее словам, конечно, я оказался очень плохим, это самое мягкое слово из всех. Вкратце, мне тогда было 23, а ей 18, познакомились мы через общую знакомую на расстоянии, просто в упоминаниях, и сразу загорелись в диалогах, я тогда только начал писать блог, она тоже что-то писала, все само по себе было очень остроумно. Символично то, что встретились мы на Новый год в моей квартире, где я находился в толпе людей, сам этот поступок со стороны Ализ уже восхищал, это было решительно, кстати, там мы и поцеловались первый раз, но так как она была с подругой, то та ее через пару часов уже утащила, а мне оставалось только вспоминать, как это было. Дальше было караоке, а поет она, как прокуренный ангел, там я оказался со своим коллегой, она же с двумя подругами; проблемой оказалось то, что после завершения вечера мне пришло в голову спросить у нее номер одной из подруг, это первый наш негатив. Но дальше были еще встречи, прекрасные, все это разбавлялось потрясающими диалогами в сообщениях, и она уже была готова ко всему, а я все остановил, просто резко сославшись на ерунду, мол, возраст у тебя, Ализ, не тот, понимаешь? Не понимает она. И правильно. Дальше были только интрижки и чувство незаконченной истории. Но я тогда не мог рассказать ей настоящей причины, а здесь после одного диалога все же понял, что она достойна знать одной из первых.

Ночь приближалась, а потому диалоги подходили уже к самому ядру, ибо начинали мы с поверхности. Она оделась в стиле «смотри, с кем ты мог быть», меня это улыбало, Ализ всегда говорила, что наши разговоры слишком сложные, а ей хочется легких, но не в этот раз, а ядро было таковым.

— Саш, сейчас ощущение, будто меня внутри щипают, не люблю так.

— Я так тебя чувствую и понимаю, но бегать за историей не хочу, если ты не видишь новой, то увы, это твой якорь.

— Якорь — это даже романтично. Навсегда иметь забитый гвоздь в голову, который не под силу никому выкорчевать, — она чуть помолчала и продолжила: — А я думаю, у тебя будет свой якорь в виде перекуров на балконе. Которые никогда не удастся воспроизвести.

— Это ты уже романтику придумываешь, Ализ.

— Ой, ну все. Дело в том, что наше с тобой общение априори ни к чему хорошему не приведет, это всем понятно.

— Приведет. К большой любви! И смыслу жизни! — саркастично сказал я с такой довольной улыбкой.

— Нет, кто любил, уж тот любить не может, — как всегда серьезно восприняла она.

— Но ты не сгорела.

— Сгорела.

— Что, если я захочу тебя украсть?

— Саш, я очень злопамятна в этом плане, ты можешь хоть миллион раз сказать, что ничего не сделал, но сердце выжег. Полбеды, что я с выжженным никому не нужна, настоящая беда, что мне никто не нужен. И у нас не может быть постоянного общения, снова же, потому что я злопамятна, и ненамеренно, я серьезно не могу выкинуть из головы все, что чувствовала, особенно, если это со знаком минус!

— Но странно в этом винить меня.

— Ты дебил, что ли? Или нарочно?

Я рассмеялся.

— Посмейся еще.

— Ну это смешно, Ализ.

— Ну вот, год-два года не курила, с тобой поговорила, и вот опять.

Берет из моей пачки сигарету и закуривает. А я же чуть загрустил, улыбаясь, закурил тоже, это был интересный дым, важный. Тут я и решил все рассказать ей, почему я не полюбил ее, почему я вот такой, а теперь расскажу и вам.

Все дело в том, что моей памяти нет предела, мне достаточно увидеть на долю секунды что угодно, и через абсолютно любое время мне удастся все это воспроизвести до малейших деталей, мне достаточно просто пройтись по книге глазами, и она навсегда останется во мне, именно этому все всегда завидовали, что глупо. Худшее, что может случиться с человеком — это иметь такую память. Но главное здесь снова не это, а то, что я помню всю свою прошлую жизнь от и до, полностью, где я уже любил, об этом будет сказано много, и за всеми разговорами о жизни после смерти, за всей тошнотой от этой лжи мне не хватило сил молчать, потому я и захотел рассказать правду, это и было ошибкой.