История Палача

Александр Лучанинов

Судьба юного паренька, живущего в изолированной тихой деревне, готовит ему множество тяжелых испытаний. Болезнь, увечья, погони и магия, осады замков, подземные комнаты, наполненные тайнами прошлого. А причиной всему этому безумию послужила странная девица, которую он выловил из местной реки.

Привет, старик

— Господин! — разведчик без церемоний влетел в палатку Отца. — Южный лагерь…

— Тише, тише. — глава кампании оценивающе осмотрел запыхавшегося подчиненного и жестом пригласил его к столу. — Давай без лишних криков и суеты.

Из увесистого бурдюка он плеснул немного вина в серебряный кубок и протянул его разведчику.

— На, вот, испей.

Замешкавшись, мужчина все же принял кубок и в два больших глотка его опустошил.

— Что скажешь? По-моему, слишком терпкое и недостаточно сладкое.

— Прошу прощения, господин. В винах разбираться не научен.

— Ах вот оно как, — Отец медленно встал из-за стола и зашел разведчику за спину. — Теперь ты просишь прощения. Значит элементарные манеры у тебя все же имеются. Но тем не менее ты не посчитал нужным спросить разрешения войти в мои покои.

— Виноват, Господин. Я подумал, что вести важнее манер.

— Ах важнее? — рука Отца мягко легла на плечо разведчика и тот невольно вздрогнул. — Ну тогда скажи мне эти вести.

— На н-наш южный лагерь н-напали, — голос мужчины дрожал. — Выживших нет.

— Действительно важные. И кто это сделал?

— Не могу знать. Следы говорят, что нападавший был всего один. После схватки он скрылся в лесу у Южного хребта.

— Всего один… — протянул Отец и его взгляд задумчиво устремился в никуда.

Постояв еще с минуту практически не шевелясь, разведчик все же осмелился повернуть голову и спросить: — Господин, я могу идти?

Отец отрешенно кивнул, но в последнюю секунду все же сжал ладонь на плече у разведчика и остановил его.

— В следующий раз зайдешь без спросу — я посажу тебя на цепь и запрещу говорить. Будешь вместо этого лаять, как бродячая собака. Ибо, ставя задачу превыше манер ты уподобляешься животному, а животным не место в священном войске Создателя. Ты меня понял?

— Понял, — проскулил разведчик и пулей вылетел из палатки.

Проводив невежу взглядом, Отец отвернулся к столу и посмотрел на свое отражение в серебре винного кубка.

— Значит все же жива… — он обхватил кубок своими грубыми мозолистыми пальцами и сжал так сильно, что металл не выдержал и начал проминаться, пока, наконец, не лопнул, вонзившись острием осколка в кожу.

Отец нервно отбросил испорченную посуду в сторону, затем вытер проступившую кровь о штанину и распахнул края палатки.

— Грит, — он подозвал к себе неприметного паренька лет восемнадцати, ошивавшегося неподалеку и, в основном, помогавшего с грязной работой, которой обычно старшие чины боялись как огня, — зайди ко мне на минутку.

Паренек молча юркнул в палатку.

— Дело секретное и важное, — начал Отец и непроизвольно провел пальцем по порезу на ладони. — Мое предчувствие не подвело, мерзавка каким-то образом выжила.

— Палач Мерцающего Пика? — обеспокоено переспросил паренек. — Вы уверены?

— Тише ты, — Отец покосился в сторону входа. Он специально отбирал для операции в долине людей издалека, незнакомых с Мерцающим Пиком и связанными с ним делишками, но лучше было поостеречься. — Никто ничего не должен знать. Паника — это последнее, что нам сейчас нужно.

— Но она не могла… С такими ранами просто невозможно…

— Заткнись и послушай меня. Она жива и продолжает свои зверства. Разведчик доложил, что какой-то неизвестный в одиночку разбил наш южный лагерь и скрылся. Ничего не напоминает?

— Может это просто местные? Сбежали в партизаны и теперь пытаются нас напугать, — Грит прекрасно знал, что никакие местные не сравнятся в хитрости и жестокости с этой женщиной, а потому надеялся, что это все же они.

— Вот это то ты и выяснишь. Мои предчувствия пока еще ничего не значат, и мы должны убедится наверняка. Сейчас я отправлю усиленный отряд для восстановления разбитого лагеря, а ты проследишь за ними. Только держись на расстоянии. Если это действительно она, то нападение повторится.

— И с чего бы ей нападать второй раз?

— С того, что деваться ей больше некуда. Либо южный лагерь, либо основной. Еще она может в обход пойти на перевал, но там ее встретят наши. Ладно, все, — Отец торопливо накинул плащ, — я отправлять людей, а ты сразу из палатки не выходи. Подожди пару минут, чтобы никто не догадался. Если вдруг спросят, скажешь, что…

— Спокойствие, — отмахнулся от наставлений Грит. — Не надо учить ученого. Лучше скажи, брата с собой брать?

— А? — Отец на секунду растерялся. — Ах, да, брата. Нет, лучше скажи ему, пусть тоже ко мне зайдет попозже. Для него есть другое дело.

***

Рыцаря знобило.

Как только Ада притащила его в лагерь, то первым же делом сунула окровавленный обрубок в костер. Огонь мгновенно остановил кровотечение и прижег рану. После, она оторвала от своего сарафана, уже больше похожего на короткое платье, еще один кусок ткани и наложила повязку. Это должно было помочь предотвратить попадание болезни в кровь.

Не помогло.

Рыцаря знобило. Временами он приходил в себя, что-то неразборчиво бормотал про мертвых детей, пожарища и смерть, а затем снова проваливался в страну грез.

— Кто это? — Бак сидел рядом с незнакомцем и держал сохранившую чувствительность руку у него на лбу. Даже сквозь огрубевшую корку магического ожога он ощущал жар.

— Обычный идиот, — только и ответила Ада. Ее сейчас больше заботило не то, как зовут этот ходячий труп, а его слова про священный поход и какого черта все это воинство фанатичных садистов забыло в долине двух хребтов. Неужели Отец решил убедиться, что раскаленное копье сделало свое дело? Тогда ситуация гораздо хуже, чем предполагалось. Ни на какой эффект неожиданности теперь рассчитывать не стоит.

— Аделаида, — прервал ход ее мыслей Бак, — почему этот мужчина в броне? Что происходит? У нас в деревне таких доспехов не водится.

Паренек нервно водил рукой-клешней по латным пластинам.

— Да тихо ты! Дай подумать.

«Допустим, я опоздала и поход зашел настолько далеко… Что теперь? — пламя костра перекинулось на свежее полено и начало потрескивать, составляя аккомпанемент стонам и бормотанию рыцаря. — Нет, без своих вещей я мало что могу… Нужно в Мерцающий Пик, но, даже если доберусь до перевала, вряд ли Отец настолько глуп, чтобы оставить его без охраны.»

Мысли в голове Аделаиды устроили дикую скачку, а нервы, отвыкшие от рабочего напряжения, натянулись до предела. Девушка, не обращая внимания на непрекращающиеся расспросы Бака, задумчиво пялилась в костер и грызла ноготь.

— Ладно! — вдруг выпалила она, оттолкнула слепого парнишку в сторону, затем схватила рыцаря за воротник стеганой рубахи и встряхнула как следует. — А ну просыпайся, ты, мешок с говном! У меня нет времени смотреть, как ты подыхаешь.

— Что ты делаешь? — Бак неловко встал на ноги и принялся заступаться за незнакомца. — Он же болен. Разве не видно?

— Это тебе должно быть не видно, — огрызнулась она и влепила рыцарю звонкую пощечину, но это не принесло результатов. На его мертвенно бледной щеке даже следа не проступило. — Поменяйся вы местами, так он тебя прирезал бы без сомнений.

— Прирезал? Но почему?

— В том мире, в котором живут он и ему подобные это считается милосердием. Зачем бороться за жизнь? На все есть воля Создателя. Так ведь? — она отпустила еще одну пощечину. — Прирезал бы тебя как миленького, чтоб ты наверняка окочурился. Видите ли, путь смиренных и убиенных лежит прямиком в небесные чертоги.

— Так он из этих? — Бак слегка отстранился. — Из божьих людей?

— Из этих, из этих… — потеряв надежду привести рыцаря в чувства, Ада уселась рядом с ним на землю и разочарованно стукнула костяшкой указательного пальца ему по лбу. Рыцарь нахмурился, но через мгновение его лицо снова расслабилось. — И если этот не выживет, то у нас с тобой будут большие проблемы, пацан.

— Это от чего?

— От того, что перед тем как отключиться он успел сказать, что в долину пришел священный поход. Везде, куда приходит священный поход начинаются проблемы.

Нир, купеческий сынишка, кое-что рассказывал про божьих людей, но в этих рассказах никогда не упоминались походы. Только костры и страх. Но даже будучи обычным фермером Бак смог сложить в своем воображении одно с другим. Картинка получилась огорчающая.

— Так они пришли чтобы всех сжечь? — решил он уточнить свою догадку.

— Не всех, но многих.

— Но тогда нам нужно срочно предупредить долинных! — Бак вскочил на ноги, но быстро понял, что сам он далеко не уйдет, а Ада не особо-то спешит помогать ему. — Ты чего?

— Сядь и успокойся. По своему опыту знаю, что паника ничем не поможет, а вот хорошего пинка в сторону могилы даст.

— И что теперь? Мы будем просто сидеть и ждать пока моих друзей… пока моего отца… — он не мог выдавить из себя нужные слова.

— Нет. Мы будем сидеть не просто так. В первую очередь нам нужна информация. Вот сам подумай, если этот красавец однорукий, — она подняла рыцарский кортик и начала чертить на земле простенькую карту, которую все равно Бак не видел, — оказался в лесу, на юг от твоей деревни, а перевал на большую землю — на севере, то, о чем это нам говорит?

Бак сперва не ответил, раздумывая над задачкой, а через пару секунд сказал: — О том, что он очень долго шел.

— Нет же, балда. Это значит, что как минимум силы похода укрепились на перевале, и может быть даже в долине. Иначе как бы он оказался так далеко на юге, да еще и порубленный? Очевидно, было сражение. Теперь надо выяснить, кто с кем сражался, кого победили и сколько еще осталось. Сомневаюсь, что ваши мужики с вилами и топорами смогли бы так рыцаря уделать.

На лицо Бака упала тень отчаяния. Всего две недели назад он не мог и представить себе, что в его монотонной и скучной жизни может случиться хоть что-то, отличающееся от рабочей рутины. «Сей да паши, — как частенько говаривал его отец. — Сей да паши и не будешь знать горя.» Сейчас же, стоя в кромешной темноте слепоты с изуродованным лицом и руками, и думая о том, как его село пожирают пожары войны, он хотел, чтобы все стало как прежде. Он хотел снова увидеть Рака, согнувшегося под слабым утренним солнцем и ворчащего обо всем подряд, потому, что деревянный разметочный колышек, который он забивал, уперся в валун и никак не двигается дальше. Он хотел увидеть хитрый прищур Нира, задумавшего очередную пакость, за которую в итоге непременно получит по шее. Было бы здорово снова почувствовать непередаваемый запах стряпни Мирты, разносящийся ветром по округе и заставляющий добрую половину деревни завидовать белой завистью кузнецу Ульфу…

— Нет! — слово прозвучало резко и сильно, словно удар грома.

— Нет? — удивленно переспросила Ада, ведь паренек просто молча стоял и стоял, а потом нате вам. Но Бак не обратил на вопрос никакого внимания.

Его душа стремительно заполнялась сиянием. Оно просто возникло из ниоткуда, стало расти и ширится, питаясь воспоминаниями, скорбью и злостью, разливалось словно жидкий свет, озаряя даже самые отдаленные уголки сознания. Паренек не противился ему потому, что знал: это сияние не навредит. Он, будто выйдя из собственного тела, став чужим самому себе, наблюдал со стороны за тем, как руки и ноги обретают волю и поступают так, как им того хочется, выполняя то, что должны.

Со стороны же Аделаида видела, что фермерский отпрыск, встав на колени перед лежащим рыцарем, положил ладони-клешни ему на щеки и замер.

Бак более не мог сдерживать свет внутри себя. Не зная, почему, но он был уверен, что должен отдать сияние рыцарю, исцелить его страждущее тело. Направив свой внутренний взор на лицо под ладонями, он с удивлением обнаружил, что видит его во всех подробностях. Даже более того, Бак видел не только лицо, но и тело, скрывавшееся под доспехами. Оно было покрыто шрамами, синяками и грязью.

Сконцентрировавшись еще сильнее, он погрузился вглубь, прощупывая мысленным взором мышцы и сосуды, инстинктивно ища что-то. Бак пока еще не знал, что именно, но был уверен, что поймет, если найдет. Так и произошло.

— Вот она — прошептал он себе под нос.

Новым зрением Бак видел, как зараза распространяется в крови, отравляя измученное тело. Она текла густым дегтем, пропитывала смертью все вокруг и медленно убивала рыцаря. Этому нужно было положить конец и как можно скорее.

Собрав всю волю, парень направил уже заполнявшее его до краев сияние сперва себе в руки, а после — в тело рыцаря. Это оказалось настолько просто и естественно, будто он делал это всю свою сознательную жизнь. Мысленно Бак наблюдал за тем, как свет неудержимой волной прокатывается по новому сосуду, поглощая на своем пути болезнь, затягивая порезы, заживляя раны и стирая шрамы.

С точки зрения Аделаиды ситуация выглядела более чем странно. Паренек ни с того ни с сего выкрикнул в никуда слово «Нет», схватил рыцаря за щеки, посидел так с минуту, а после грохнулся рядом.

— Эй, пацан, ты чего? — она настороженно встала, наступив ногой на не дочерченную карту.

Бак не ответил. Он лежал на животе, лицом в притоптанной скудной траве и со стороны казалось не дышал, но Аделаида прекрасно слышала, что это не так. Просто дыхание слабое, вот и все.

Зато ответил пришедший в себя рыцарь.

— Проклятье… — прохрипел он, приоткрыв глаза, — я все еще жив.

— О как… — Ада нахмурилась. — У вас что, смена караула? Ладно, неважно. Главное, что ты можешь говорить, красавчик. И говорить ты будешь.

***

Несмотря на неприметную внешность разнорабочий Грит, которого так любил держать у себя под рукой глава священного похода, был совсем не прост. Неприятные поручения являлись лишь прикрытием для его основной деятельности, а именно — разведки и сбора информации. Недоброжелатели бы назвали Грита грязным шпионом, хотя он сам больше предпочитал специалиста по сбору информации и обеспечению безопасности. У таких больших людей как Отец есть множество противников, готовых на разные пакости ради того, чтобы спихнуть конкурента с теплого местечка любыми доступными способами, а Грит за регулярную и, что не менее важно, хорошую плату готов обламывать таким конкурентам планы. В свои годы он умудрился не один раз доказать верность ордену, Отцу и самому Создателю, предотвратив три покушения, не меньше десятка отравлений и даже одну подставную дуэль. Немногие шпионы могли гордится подобными заслугами, а все потому, что за ту самую регулярную плату вы получали не одного, а целых двух помощников, ведь у Гита был брат — Брит, похожий на него, как две капли воды. И этому брату Отец поручил отправиться на перевал.

Задумка главы священного похода была проста, но вряд ли бы получила одобрение Чтеца, узнай он об этом, потому, как дело могло закончиться весьма трагично. Отец во что бы то ни стало хотел заполучить голову Палача Мерцающего Пика. Он даже готов был пожертвовать собой ради такого, ведь слухи о том, что эта бешеная баба разбилась о несокрушимые латы рыцарей Создателя, могли бы отбить желание противников истинной веры чинить сопротивление. Поэтому Отец решил устроить из долины Двух Хребтов ловушку, приманкой в которой он был сам. Пока новый, усиленный отряд разведчиков в сопровождении Грита отправлялся восстанавливать Южный лагерь, в деревне велось приготовление сигнального костра. В том случае, если Палача Мерцающего Пика не удастся остановить собственными силами, Отец собирался поджечь высокую конструкцию из высушенных и промасленных веток. Пламя, подкрепленное дымом, послужит знаком для Брита на перевале и тот передаст основным силам приказ к наступлению. Даже если бешеная баба каким-то образом сумеет расправиться с Отцом и лагерем в деревне, против всего воинства похода ей выстоять точно не удастся.

***

Отряд из пяти опытных рейнджеров и двух менее опытных солдат поддержки маршировал по лесу. День подходил к концу и лучи закатного солнца, проскальзывавшие меж кронами, отблескивали на отполированных доспехах.

— Как думаете, — прошептал рядовой сержанту, покосившись на угрюмых разведчиков, — кого мы ищем?

— Рот закрой и шагай молча, — рявкнул тот в ответ и звонко ударил латной рукавицей его по шлему. — Дезертиром он был, сердцем чую… У меня на таких нюх.

— Не думаю, что нас за тем рыцарем отправили.

— Нет, ты дождешься! — брови сержанта сошлись на переносице, а лицо привычно побагровело. — Тебе знать не положено, чего там начальство по округе рыщет. Велено в лесу сидеть — будем сидеть. Велено рейнджеров охранять — будем охранять. Али ты приказ Самого, — он благоговейно помахал кулаком, — оспаривать собрался? А?

— Ну вы того… за дурака-то меня не держите.

— Да чего тебя держать-то? Вон, на роже так и написано: дурак.

— Обидные ваши слова, — рядовой поправил сползший от удара шлем. — Между прочим я может из благих побуждений спрашиваю? Вы же сами учили, что врага надо знать в лицо. Так?

— Это да, — на этот раз сержант улыбнулся. Ему льстило, что его наставления цитируют, — было такое.

— Ну так вот я и подумал, что было бы неплохо знать, против кого воюем. А то не дай Создатель выйдет как при штурме Лагоракского замка.

Этот позорный день не было принято упоминать в бытовых разговорах, и сержант снова нахмурился. В то осеннее утро великое воинство умудрилось взять штурмом уже захваченный ими же замок. Потери были колоссальными, ведь в их список входили не только люди, боеприпасы и большая часть самого замка, но еще и честь всего ордена.

Как так вышло никто не знает, да и разбираться не особо кто хотел. Высшие чины заявили, что виновные наказаны по все строгости порядков, а семьям погибших выплачены компенсации из казны церкви, этого оказалось достаточно, чтобы замять происшествие. Естественно обычные вояки проглотили позор и стали постепенно забывать прискорбную оплошность, но среди молодняка до сих пор хаживали слухи, что это была своеобразная разборка между кем-то из верхов.

— Ты тут это самое, давай потише. Кто старое помянет… И вообще, к чему разговор? Сказано охранять южный лагерь, вот мы и идем его охранять. Какие могут тут быть непонятки?

— А такие, — рядовой понизил тон и перешел на заговорческий. — Кто знает, что приключилось с прошлым отрядом? Правильно, никто. Где те разведчики? Куда подевались?

— Слышь, ты страху-то не нагоняй, — сержант бросил грозный взгляд на рядового, но после все равно опасливо огляделся по сторонам.

— Я тут, перед отправлением, возле телеги с конфискатом…

— Так! Погоди ка. Ты чего это там вообще шастал?

— Да ничего. Так, нечаянно…

— Воровал поди? — сержант снова покосился на рядового. Тот яростно мотал головой.

— Честно вам говорю, просто мимо проходил.

— Точно?

— Точно!

— А не брешешь?

— Никак нет. Как есть говорю. Просто мимо проходил.

— Ладно, — протянул сержант. Он прекрасно знал, что рядовой врал и, что все понемногу тянули из той телеги себе всякую мелочевку, но нагоняй дать стоило. Чисто из профилактических целей. — Ну так и чего?

— Чего? — опешил рядовой. — Ах да. Шел я, значится, СЛУЧАЙНО, — он специально выделил это слово, — возле телеги с конфискатом, и, НЕЧАЯННО, — опять выделил он на всякий случай, — подслушал разговор парочки рыцарей-братьев. Трепались ни о чем, но одно меня насторожило. Слух зацепился, как говорят.

— Кто говорит?

— Да иди ты…

Сержант сипло расхохотался.

— Давай ближе к телу. А то так и до смерти не управишься.

— Короче в их разговоре я расслышал имя, которого лучше и не слышать вовек.

— Это что ж за имя такое? Свое что ли?

Сержант снова расхохотался, на этот раз пуще прежнего.

— А вот и не свое, — раздраженно ответил рядовой и выпалил на одном дыхании: — Палач Мерцающего Пика.

— Это что еще за зверь?

Подобно молве о штурме Лагоракского замка, среди вояк священного похода ходил еще один слух. Слух о Палаче из Мерцающего Пика. И, судя по всему, сержант об этом ничего не слышал, что было довольно странно, ведь история пользовалась огромной популярностью. Что может быть лучше старой доброй страшилки? Только напугать ею зеленого новобранца, конечно же.

— Вы не знаете Палача? — рядовой был изрядно удивлен вопросом сержанта.

— Не-а. Как по мне — дурацкое имечко. А кто это?

— Вы что? Опасно ее не знать. Все, кому на пути попадалась эта роковая красотка умирали долгой и мучительной смертью. Поговаривают, что она — сама смерть, гуляющая по белу свету и собирающая свой кровавый урожай.

— Что за ерунда? — сержант недовольно фыркнул. — Откуда вообще узнали, что этот Палач — девица, и уж тем более красавица? Она ж всех убивает. Да и при чем здесь Мерцающий Пик? Кто видел тот Пик? Одни сказки пустословные… Говно, а не история.

— Вот вы зря так. Люди за просто так молву пускать не станут. Может, конечно, приврут кое где. Может, вовсе она и не красавица, но уж что девица, так это точнее некуда. А то, что она совсем всех убивает, так это я так, для красного словца вставил.

— Лучше б палец себе в зад вставил. И то больше проку было бы. Никакого Мерцающего Пика нет, и девиц-красавиц оттуда тоже. Наслушаешься чего ни попадя, только голову свою пустую забиваешь.

— Ну, раз так, — почему-то неверие сержанта задело рядового за живое, — тогда, что, по-вашему, стало с южным лагерем?

— Да что там могло статься? Понапивалися от скуки, и хропака дали, а часового оставить забыли. Вот их местные и приняли. Зуб даю, хоть с пяток мужиков, но партизанить подались.

— Как знаете, сержант, как знаете. Но я бы на вашем месте по ночам на дежурствах не партизан высматривал.

— Ты не на моем месте, сопляк. Так что заткнись и двигай ногами, — сержант снова ударил латной рукавицей по шлему рядовому.

Грит крался немного позади отряда, скрываясь за деревьями, стараясь не попасться на глаза воякам и прислушиваясь к звукам леса. Он ступал так тихо, как только позволяли его ловкие ноги и сапоги из тонкой кожи. Задача была опасной и ответственной, ведь если Палач действительно выжила, и если она действительно скрывается в этих лесах, то ему предстояло совершить почти невозможное — наблюдать за ней в действии, выжить, и, что самое сложное, вернуться в деревню, чтобы доложить об этом.

***

Бак пришел в себя от того, что травинка с очередным вдохом попала ему в нос, и тут же закашлялся. Сквозь кашель он слышал звуки возни, где-то совсем близко. Кто-то громко кряхтел и сопел. Это был рыцарь. Он изо всех сил пытался выползти из-под оседлавшей его словно какую-то лошадь Аделаиды. Девушка же без особого труда пресекала все попытки на корню, при этом издевательски хихикая и вертя перед лицом рыцаря его же кортиком.

— Да отвали ты от меня! — ему наконец удалось выдернуть руку из-под ноги Ады, но свобода была недолгой. Девушка одним резким движением прижала ее обратно.

— А ты не быкуй, святоша. Нормальные люди за ножи не хватаются.

— Я же сказал, что никакой я не святоша, — выдохнул рыцарь и, осознав тщетность всей затеи, обмяк.

— Ага, рассказывай мне тут. Вон, латы орденские, с отличительными знаками… эм… третьей сотни, если не ошибаюсь. Нахрена стирал?

— Они мне противны, — он отвернулся, но Ада успела заметить на его лице мелькнувшую тень стыда.

— О как! Что ж такое? Денег мало заплатили?

— Да как ты… за кого ты меня принимаешь? — возмутился рыцарь. — Я не какой-нибудь паршивый наемник. Мое имя — Теллан Анрийский, и за этим именем стоит славный аристократический род, а аристократы всегда ставят идею прежде денег.

— По-моему, ты обычный калека в латах.

Теллан презрительно фыркнул.

— Перестань издеваться надо мной, женщина. Не лучшее время для того, чтобы пинать беззащитного пса.

— Беззащитного… тоже мне, — Ада перевела свое внимание на очнувшегося Бака. — Ты слыхал, пацан? Беззащитного пса. Слышь, паскуда, — это обращение опять было адресовано рыцарю, — по велению твоего сраного Создателя столько голов полетело, столько крови пролилось, что ты просто не имеешь никакого права просить пощады.

— Ты меня не слышишь, — выдохнул Теллан. — Я отрекся от церкви. Вот почему я стирал отличительные знаки. И уж кому как не мне знать о сложенных головах.

— Отрекся от церкви? — откашлявшись и переведя дух, вступил в разговор Бак. — Это как?

— А так, — ответила за рыцаря Ада, — что этот аристократишка решил сдриснуть по-тихому, сказать, мол я не я и хата не моя. Что, Теллан, совесть заела?

— Да, заела. Не проходит и минуты без ее зубов в моем сердце.

— Поэтичненько, но не отменяет твоей паскудной натуры. И как много времени тебе понадобилось, чтобы понять свою тупость?

— Слишком много, — перед глазами рыцаря пронеслись лица тех, кого ему пришлось убить во имя «правого» дела. — Слишком…

— Так вы что, просто передумали верить в великого и единого Создателя? — с искренним интересом поинтересовался Бак. У него в голове не могло уложиться, что так вообще можно.

— И вовсе не просто, юноша. Это долгий, болезненный путь, который я только начал.

— Помнится мне, совсем недавно кое-кто скулил, чтобы ему дали умереть, — в голосе Ады читалась издевка. — Совсем не похоже на долгий и тернистый путь к исправлению.

— Да, я был готов покинуть этот мир, но только лишь для того, чтобы проверить на себе существование небесных чертогов. И если, вдруг, они в действительности есть, то я бы предстал перед самим Создателем и спросил с него за все смерти, причиной которых он стал. Но, пока меня мучила лихорадка, я осознал, что Создатель никогда не станет слушать доводы грешника. Я поклялся самому себе, что, если выживу, — сделаю все возможное, чтобы, сперва, искупить свои грехи и обрести вес в Его глазах.

— Начало про отречение от веры было многообещающим, но теперь, — Ада недовольно поморщилась, — с этими «доводами грешника», мне кажется, что каша в твоем котелке просто в другую сторону перемешалась. Короче, раз уж решил грехи искупать, начинай сотрудничать, а не то вторую руку отниму.

— Сотрудничать?

— Ты же теперь против похода? Было бы неплохо, если бы ты нам рассказал о том, что вы забыли в долине, сколько вас и…

— Вы напали на деревню? — перебил ее Бак.

— Да.

И Теллан во всех мельчайших подробностях, которые способен был вспомнить, описал им все. Рыцарь рассказал о нападении своего отряда на деревню долины Двух Хребтов, о том, как местные жители, не желая смерти близких просто сдались на милость святым воинам. О том, как в ответ на неподчинение Отцовским наказам уверовать в Создателя и его учение, всю деревню было велено разграбить. Особо ретивых и подозреваемых в связях с магией обезглавили, остальных же заперли в сарае возле купеческого дома и сожгли за неповиновение церкви. Еще Теллан рассказал о своих подозрениях, что Отец повел людей в долину вовсе не ради скупой наживы и зверств, а чтобы найти кого-то.

— Я даже знаю, кого… — Аделаида сказала это вполголоса, и ее никто не услышал.

— Всех? — Бак замер, пытаясь осознать ужасающие масштабы произошедшего. — Они убили всех…

— Не время терять присутствие духа, пацан. Сперва нужно понять, как пережить это дерьмо, а оплакивать погибших будешь позже, — она перевела свое внимание на Теллана. — Так ты говоришь, что вас для этой операции отбирал сам Отец. Почему так? Какие были критерии отбора?

— Не уверен, что могу ответить, но мне кажется, не брали тех, кто раньше жил поблизости.

— А вот это очень интересно. Не боевой опыт и способности? Ты уверен?

— Уверен ли? — Теллан хмыкнул. — Не хотелось бы кичиться, но я в одиночку умудрился четверых убить в южном лагере. Какой тут может быть боевой опыт?

— Они… всех… — Бак сел на траву, спиной к костру, подтянул колени к груди и, обняв их руками, стал покачиваться. — Они сожгли всех…

— Перебей меня, если я где-то ошибусь. Вас в долине не больше сотни и добрая половина — разведчики.

— Скорее треть, — поправил Теллан.

— Они… всех…

— Ага. Треть. Теперь к лагерям. Их всего четыре: основной с провиантом — в деревне, и по одному на каждую сторону света кроме севера, там укрепления установлены на перевале.

— Все верно.

— Все сгорели… — Бак не знал, что с ним происходит. Его голову будто окутало туманом, а думать он мог только о том, как горит купеческий сарай. Он столько раз видел этот сарай раньше. Бесчисленное множество раз. Они иногда вместе с Ниром сидели за его углом по вечерам, прячась от взрослых, и болтали о том о сем. Обычные детские разговоры, не больше. Но теперь все эти наивные, светлые воспоминания окрасились в цвета пламени. Крепкие доски сарая в сознании Бака полыхали ярко, с гудением присущим огню в кузнице Ульфа, но в этом гудении было кое-что еще, новый оттенок, посторонний звук — крики сотни деревенских жителей, сгорающий заживо.

Парень не мог себе представить ту боль, которую испытывали его родные и близкие в последние минуты своей жизни. Воображение рисовало ему, как их кожа постепенно обугливалась, покрываясь твердой коркой, наподобие той, которая сковала его пальцы в клешню. Их лица искажали гримасы отчаяния и ужаса, а из ртов вырывались вопли, раздирая глотки до крови. Но боль… такую боль невозможно вообразить, не испытав ее хотя бы однажды.

Еще он не мог представить, как у человека вообще поднялась рука запереть их там и бросить факел внутрь. Он всеми силами хотел оправдать этот ужасный поступок, но не мог. Просто не мог придумать достаточного повода. Его юной и наивной душе было мерзко осознавать, что есть на свете настолько испорченные люди. Да, испорченные. Именно это слово он выбрал, для их описания. Не злые, не жестокие — испорченные. И во что бы то ни стало, он хотел их «исправить».

–…а здесь стоит телега? — Аделаида показывала кортиком в плохо начерченную на земле схему деревни.

— Нет, — ответил рыцарь, стирая ладонью добрую половину рисунка и начиная выводить пальцем новый, — вот тут. А здесь…

— Аделаида, — Бак перестал качаться и замер, словно всматриваясь в чащу леса. Если бы не повязка на глазах парня, Теллан был бы уверен, что все именно так.

— Не отвлекай, — она, не отрываясь от разглядывания рисунка, отмахнулась.

— Аделаида, — повторил он более настойчиво.

— Да чего тебе?

— Помнишь свой долг?

— Конечно, пацан. А это может подождать?

— Я знаю, как ты можешь его вернуть, — голос Бака стал холодным и безжизненным. — Убей их. Убей их всех, для меня.

***

Южный лагерь разведчиков был простым, без изысков. Две двухместных палатки из парусины да кострище — это все, что было нужно рейнджерам для жизни. Правда сами рейнджеры были уже давно мертвы. Их тела лежали в разных частях лагеря, и по всему было понятно, что здесь произошло небольшое сражение.

Первым делом сержант нового, укрепленного отряда приказал похоронить покойных в братской могиле. С мертвых разведчиков сняли все обмундирование, ведь в небесных чертогах оно им не пригодится, после, трупы стащили в небольшой ярок неподалеку и закопали.

Затем, по указу все того же сержанта и под его чутким руководством, началось возведение защитных баррикад. Устройство обороны было простым, но, в то же время, действенным. В лесу рубились ветки достаточной толщины, чтобы человек не смог голыми руками их переломить. Длинной же они были в половину роста или выше. Эти ветки надлежало связать вместе посередине в некое подобие ежей, и расставить их по периметру лагеря. Подразумевалось, что такие стены из колючих связок задержат потенциального противника, уменьшая шансы на внезапную атаку, и дадут поднять лагерь по тревоге.

Обустройство шло бурно, быстро, и продлилось до поздней ночи. После линии обороны, в лагере наспех установили еще две палатки, одну для солдат, а во второй — предполагалось хранить провиант с инструментами и оружием. А место для костра расширили и обложили камнями. Такое действие уже можно было считать повышением статуса лагеря от временного до опорного.

Осмотрев проделанную работу, сержант остался доволен и отдал приказ на отдых, тем более, что рейнджеры не собирались сегодня устраивать никаких поисковых операций.

В ночную вахту сержант решил пойти сам, и себе в пару взял никогда не замолкающего рядового. Его болтовня поможет скоротать ночь и не даст уснуть. Тем более, что после упоминания по дороге сюда некого Палача Мерцающего Пика, поговорить было, о чем.

— Ну что, — сержант бросил в костер очередное полено, и огонь в ответ брызнул искрами на окружавшие его камни, — настроение боевое?

В ответ рядовой неопределенно пожал плечами.

— И что это должно значить?

— Не знаю, — он не сводил мрачного взгляда с чащи леса. Небо в эту ночь затянуло тучами и, казалось, будто тьма, оплетенная ветвями деревьев, плотно обступила лагерь со всех сторон, сдерживаемая лишь светом костра.

— Как так, не знаю? Простой вопрос с простым ответом. Или боевое, или нет.

— Ты чего-то хотел, сержант?

— Эм… — он на секунду опешил. Ему никак не удавалось привыкнуть к тому, что этот сопляк постоянно попирает субординацию. — Просто поддержать разговор хотел. Нам всю ночь дежурить так что…

— Тогда нет, настроение не боевое.

— Отчего ж так? Все про свою сказочную девку фантазируешь? — сержант аккуратно выводил разговор в нужное ему русло.

— Это вы о Палаче? — рядовой сам того не заметив поежился. — Может и так. Предчувствие у меня нехорошее, вот чего. Прям нутром чую, как на меня кто-то из темноты смотрит. Наблюдает, оценивает.

— Вот опять ты за свое, — сержант уже привычно двинул его кулаком в шлем, но на этот раз почти без усилия. — Думается мне, что это все суеверия, да и только. Знаешь, как в деревнях народ чего объяснить не могёт, али боится, то на всякую потусторонщину списывает? Ну, чтоб не заморачиваться. Так и у солдат все то же. Сплетни распускают, чтоб таких, как ты пугать. Вот взять те же трупы разведчиков. Ты раны их видел? Одного закололи, другого зарезали. Все как всегда и ничего необычного.

— А вы думаете она взглядом людей убивает? — не выдержал рядовой. — И в деревнях люд тоже неспроста во всякое верит. Вон, в магов-то раньше тоже никто верить не хотел, а теперь походом целым идем, режем гниду.

— Тоже верно, — кивнул сержант. — Ну тогда может расскажешь поподробнее про всю эту историю с мигающими шпилями?

— Мерцающий Пик, — поправил его рядовой. — А чего это вы так вдруг заинтересовались? Днем еще отмахивались, а сейчас…

— Да ничего, — он не хотел пока выдавать свои умозаключения, чтобы не показаться в глазах подчиненного дураком, — просто ночь будет длинная.

— Это уж точно, — рядовой мельком взглянул на сержанта, а потом снова уставился в темноту леса. — Я про Пик мало знаю, да, как и все, наверное. Говорят, странное это место. Будто нету там ни дня, ни ночи, а воздух затхлый, как в темнице.

— А отчего ж он тогда мерцающий?

— Ты перебивать будешь, или слушать?

От такого ответа лицо сержанта снова начало багроветь, но он быстро взял себя в руки и жестом показал, что будет молчать.

— Мерцающий он, — продолжил рядовой, — от того, что сделан из чистого хрусталя и солнце играет на его гранях.

— Откуда ж там солнце, ежели ни дня, ни ночи нет? — не выдержав, ляпнул сержант, за что был тут же награжден недовольным взглядом.

— А мне почем знать? Я там не был, и говорю, что сам слышал.

— Выходит, что-то ты слышал не то. Ну а про бабу-то, про бабу расскажи. Что она за зверь такой?

— Не баба она, а девушка, и поговаривают, что красоты неписанной. Живет в том пике вместе с древним магом, и вместе они всякими мутными делами занимаются.

— Замужем она за ним чтоль?

— Это вряд ли. Кто ж их там поженит? Они же не прицерковленные.

— Ты понял, о чем я.

— Вот чего не знаю, того не знаю.

— Ну а сам как думаешь?

Рядовой пожал плечами.

— Думаю, что не без этого. Ясное дело, одиноко ей на том пике и выбирать не приходится. А может маг ее околдовал. И вообще, отчего такой интерес? Свататься собрались?

— Не, — отмахнулся сержант. — Так, из любопытства просто. Ну и чего там с той девкой?

Он достал из небольшого мешочка на поясе красивую трубку с тонкой резьбой и начал набивать ее табаком.

— А ничего. Выходит она из того пика в белый свет время от времени, и смерть с собой берет. Куда ни явится — везде люди мрут, да не простые, а прицерквленные али волшебные. Никто не знает, чего у нее на уме, и кого она в следующий раз своей жертвой выберет, но ежели попался, то живым не уйдешь, это точно.

Рядовой замолчал, а сержант не спешил продолжать разговор. Он смотрел, как в костре горят поленья, раскуривал трубку и обдумывал услышанное.

— Слушай, а ты уверен, что она только прицерквленных и волшебных бьет?

— Нет, конечно. Вы же сами сказали, что все это слухи да байки. Не думаю, что кому-то вообще хотелось проверять. Да и я бы не хотел больше о Палаче говорить. И без того боязно.

— А придется, — лицо сержанта помрачнело, а изо рта вырвалось облако густого сизого дыма. — Я рейнджерам не говорил, чтобы они не нервничали понапрасну, и сам сперва подумал, что мне просто причудилось. Но, видать не причудилось и дела наши могут в канаву с говном покатиться. Мы как сюда шли, я сказал, что лагерь партизаны накрыли. Так вот увидел я разведчиков порубленных и расслабился сразу. Мол, прав я оказался, что просто местные балуют. Щас их логово быстренько накроем, и в деревню можно будет вертаться. А вот дудки! Как мы покойников раздели, так я сразу и приметил, что слишком уж правильные раны у них. Простой мужик с колуном али вилами таких не сделает, тут опыт и умение нужно. Значится, противник в военном деле не дурак и что-то понимает. Тогда я сам себя спросил: откуда в этой дыре взяться опытным воякам? Ответа смог дать только два. Либо тот рыцарь с мешком умудрился четверых зарубить и смыться, либо в твоей байке про бабу-смерть есть здравое зерно.

Грит лежал на животе, слегка присыпав себя листьями и сухой травой для маскировки. Под промежность он подложил свернутый в небольшой рулон плащ, чтобы защитить самое ценное от холодной земли. Ранняя весна все еще приносила прохладные ночи, и яйца отморозить совсем не хотелось.

Издалека южный лагерь казался лишь светящейся точкой костра, а вернее тысячами точек, потому, как сито оборонительных ежей из веток загораживало обзор. Но ближе Грит подходить не хотел. Его задачей была слежка, и осуществлять ее с расстояния гораздо проще и безопаснее.

Паренек скрестил руки перед собой, положил подбородок на локти и ждал. Все его чувства были напряжены до предела. Он вслушивался в ночь, ожидая, что треск ветки или шелест крыльев встревоженной птицы выдаст подкрадывающегося Палача. Он всматривался в темноту, надеясь вовремя разглядеть мелькнувший меж деревьями силуэт. Он принюхивался, веря, что сможет учуять запах пота, которым должно было нести от девки, просидевшей по меньшей мере неделю в лесу. Но все равно не успел среагировать на произошедшее.

Последним звуком, который услышал Грит, был треск собственного черепа. Лезвие рыцарского кортика проломило кость в затылке и вошло в мозг. Последним, что увидели его глаза было черное от грязи, улыбающееся лицо Аделаиды. Последнее, что почуял его нос — запах собственной крови и дерьма.

Ада окинула любопытствующим взглядом парня в куче листьев. «И накой хрен он так закопался? — подумала девушка. — Надо было спросить, перед тем как убивать. Ладно, хоть штаны подходящего размера. А то как-то голяка неуютно.»

К слову, не только лицо Ады было измазано в грязи, но и все тело тоже, ведь на дело, за неимением своих вещей, ей пришлось идти голой (мало того, что сарафан был не в ее вкусе, так еще и движения сковывал похлеще рыцарских доспехов). Вот только белую кожу в ночном лесу заметить довольно легко, зато черную грязь — нет.

Девушка стараясь не шуметь вытащила тело Грита из-под листьев, перевернула на спину и стала стягивать с него штаны. Но когда они уже сползли до колен, она бросила эту затею и с разочарованием заметила про себя: «Обгадился, зараза.»

— У меня тоже кое-какие мыслишки недобрые про нашу вахту имеются, сержант, — рядовой перешел на шепот. — Не в обиду будет сказано, но мы с вами не совсем те люди, которым начальство могло доверить охрану важного объекта.

— Это от чего же? — переспросил он, пододвигаясь ближе.

— Ну вот сами подумайте. Пока все остальные деревню обносили, да обживались, нас в патрулях держали. Кому такое поручают обыкновенно? Правильно, непутевым.

— Ну дык мы же здесь сейчас. Значится, начальство углядело потенциал и дало нам шанс как-то выслужиться, — в голосе сержанта читалась неуверенность, ведь он сам не верил, в то, что говорил.

— У меня другая мысль на этот счет. И она не радует. Мы здесь не потому, что нас хотели повысить, а для того, чтобы избавиться. Нас не жалко, сержант. Мы — просто приманка для того, за кем начальство людей в долину привело. На нас, как на живца хотят Палача ловить. Вот, что мне думается.

— Невесело звучит, — он выпустил очередное облако дыма, оно пролетело над костром и стало медленно оседать на землю.

— Будет еще невеселее, если я прав окажусь.

— Ну допустим, не приведи Создатель, ты прав, — сержант взволнованно заерзал, — тогда что нам со всем этим делать? Из твоих баек выходит, что в открытую супротив девки этой выходить — последнее занятие. А бежать — дезертирство. За такое я себя сам на месте казню, да и тебя в придачу.

— Вот я бы так не горячился. Иногда довольно легко принять за дезертирство то, что в действительности ничто иное как тактическое отступление. Понимаете? — в глазах рядового промелькнула лукавая искорка.

— Как по мне — игра словами. Бегство от боя есть бегство от боя. А там ты его хоть жопой назови, сути не меняет.

— Но ежели в чистом поле супротив цельной армии оказался, то что ж теперь, воевать? — продолжал давить рядовой.

— Ну, значится, сам дурак, и кушай, что сготовил, — сержант посмотрел на него с толикой недовольства, но было видно, что внутри вояки все же началась борьба между преданностью делу, субординацией, которую он так любил, и здравым смыслом.

Рядовой уже было хотел добить его пришедшим в голову колким аргументом, но не успел. Его прервал истошный крик, донесшийся откуда-то из темноты леса, за защитным кругом света костра.

— Что за срань? — сержант мигом вскочил на ноги и выхватил меч. Он встал гордо, выпрямив спину, закусив покрепче зубами трубку, и ждал, что вот-вот из чащобы на него выскочит… выскочит… что-то страшное выскочит. Но ничего не происходило. На удивление, даже рейнджеры не проснулись. По всей видимости, их сильно вымотала подготовка обороны и импровизированные похороны.

Постояв еще с минуту, сержант пришел к выводу, что скорее всего это была какая-то странная местная птица, но все же решил проверить. Лучше знать и быть спокойным, чем не знать и ерзать.

— Вставай, — не сводя взгляда с направления откуда пришел крик, он похлопал плоскостью меча вжавшемуся от страха в землю рядовому по колену. — Пойдем проверим, что там.

— Может лучше не надо? — пролепетал тот.

— Тебя как звать-то? — вдруг спросил сержант.

— Дунс, — еле слышно выдавил из себя перепуганный рядовой.

— Меня — Орнст. А теперь, Дунс, быстро свою жопу от земли оторвал и встал, когда с тобой старший по званию разговаривает.

К удивлению рядового, командный голос сделал свое дело, и чувство страха немного притупилось, уступая место покорности. Видимо, у старины Орнста все же был генеральский потенциал.

Переборов себя, Дунс встал на ноги и, следуя примеру командира, достал меч.

— Вот и молодец, — сержант перекинул губами мундштук трубки из одного уголка рта в другой. — Слушай мою команду, Дунс. За мной на верную смерть шагом АРШ.

Глаза рядового от удивления раскрылись еще шире.

— Да ладно тебе, — Орнст хмыкнул и выпустил дым. — Я просто пошутил. Но сходить проверить все равно надо, так что не отставай.

Рядовой, не оценив шутки, недовольно цокнул языком. В отличие от сержанта, он искренне верил в существование Палача Мерцающего Пика, и никакой юмор не в силах был затмить пугающую мысль, звеневшую в его голове: «Она здесь!»

Взяв из костра в свободную руку горящую ветку, Орнст пошел первым. Дунс засеменил следом. Вояки продвигались медленно, осторожно, то и дело оглядываясь по сторонам и замирая, якобы услышав что-то подозрительное.

— Нам лучше далеко от лагеря не отходить, — рядовой говорил так тихо, что сержанту едва удавалось различить слова. — Вдруг на него нападут пока нас нет?

— Не ной, салага. Вон, костер еще видно.

Дунс обернулся, чтобы проверить, правду ли сказал сержант, и, засмотревшись на мерцавшие точки лагеря позади, стукнулся в спину резко остановившегося Орнста.

— Ой, вычего-о… — договорить рядовой не смог. От увиденного ужаса слова застряли у него в горле.

Факел, который Орнст держал на вытянутой руке, своим тусклым, колеблющимся светом освещал изуродованное тело Грита. Парень свисал вдоль дерева вверх ногами, прибитый к стволу сквозь лодыжки рыцарским кортиком. От его головы до земли было не меньше человеческого роста. Брюхо покойника было вскрыто, а внутренности разбросаны вокруг, словно с ними кто-то играл. На лбу же был аккуратно вырезан символ церкви Создателя — прямоугольник с маленьким крестиком внутри.

— Мать моя шлюха, да что ж это такое-то? — трубка выпала изо рта сержанта и с неприятным чваканьем приземлилась в кишки специалиста по личной безопасности.

— Создатель, пощади наши души, — рядовой начал медленно отступать назад. — Она здесь. Палач здесь. Мы все умрем!

Голос Дунса начал дрожать, будто тот вот-вот заплачет.

— Нужно поднимать лагерь, сроч…

Орнст резко замолчал, услышав где-то совсем близко женский смешок. Хихиканье, словно эхо в глубокой пещере, переливисто прокатилось по лесу, не оставляя возможности определить его источник.

Сержант начал суматошно размахивать факелом из стороны в сторону, пытаясь разглядеть хоть что-то в окружающей темноте, но кроме бесчисленных деревьев и разделанного трупа ничего не видел.

Тем временем Дунс, пятясь, отходил все дальше и дальше от своего сержанта, выходя из спасительного круга света. Сейчас он больше всего хотел тактически отступить, оставить Орнста позади и, сломя голову, бежать к палаткам, мимо них, прямиком к перевалу. Бежать, не останавливаясь и не оборачиваясь, ведь за ним пришла сама смерть, и в гонке с ней лучше выжать из себя все возможное.

Ада передвигалась рывками, от дерева к дереву, прячась от испуганных взглядов вояк. Эти недотепы не представляют никакой опасности и с ними можно немного поразвлечься. Главное — не дать им прийти в себя и вернуться в лагерь, поднять тревогу. Рейнджеры тоже были не ахти какой угрозой, но сейчас ей не очень хотелось устраивать возню. Лучше уж сделать все красиво и со вкусом, чем скатываться в тупую бойню. Такую тактику она предпочитала не только в драке.

Дунс бездумно отступал назад, не сводя взгляда с подвешенного парня, пока сильно не стукнулся затылком об одно из деревьев. Тут-то все и случилось. Пока в глазах рядового рассыпались искры что-то промелькнуло прямо перед его носом. Дунс почувствовал легкий толчок и резкую боль в правой ладони, а когда поднес ее к лицу понял, что правой ладони у него больше нет, как и меча, который он в ней держал. Рядовой при виде собственной крови и осознания того ужасного факта, что гонка со смертью закончилась, даже не начавшись, жалобно посмотрел на размахивавшего факелом сержанта.

Сержант в свою очередь видел только силуэт Дунса. Силуэт и кое-что еще. Нечто темное, с блестящими в тусклом свете факела глазами, двигалось по крутой дуге к рядовому. Приблизившись на расстояние вытянутой руки, оно сделало резкий выпад. Что-то металлическое сверкнуло в темноте. Нечто продолжило свое движение в сторону леса практически не замедлившись. Еще с пару секунд Дунс просто стоял, будто ничего не произошло, как вдруг его голова отделилась от тела и беззвучно упала в траву. Затем тело рядового обмякло и свалилось рядом.

В этот самый миг Орнст готов был поверить не только в существование Палача Мерцающего Пика, но и в любую другую сказку, которая бы хоть как-то объяснила происходящее, а конфликт между субординацией и «тактическим отступлением» сам собой решился в пользу последнего.

Инстинктивно бросив факел в ту сторону, куда убежало темное нечто, Орнст, сломя голову ринулся к лагерю.

Ада не хотела, чтобы убегающая жертва своими воплями перебудила остальных обреченных. В принципе ей было плевать, и она могла бы справиться со всеми оставшимися в открытом бою, но опять же, это бы убило все веселье. «Элегантность и утонченность подхода — вот, что отделяет тебя от животного» — она всегда старалась напоминать себе об этом.

Взяв за лезвие меч, которым она обезглавила первого солдата, Аделаида со всей силы метнула его во второго. Оружие, вращаясь и гудя, пролетело около десяти локтей и звонко ударилось рукояткой в металлическую пластину на спине сержанта. Удар застал Орнста врасплох и даже чуть не сбил с ног, но солдат вовремя спохватился неловко взмахнул руками и продолжил бежать.

— Жаль, — Ада разочарованно покачала головой. — Было бы красиво…

Орнст несся сломя голову и не разбирая дороги. По глупости выкинув факел, он теперь видел перед собой лишь хлеставшие по лицу ветки да маячивший впереди лагерный костер, просвечивавший мириадами красно-желтых точек сквозь оборонительные ежи из веток. Ежи из веток! Как же он мог про них забыть?

Орнст на полной скорости влетел в одну из связок. По лагерю прокатился громкий треск древесины вперемешку с солдатской бранью. Сержант неуклюже перекатился через ежа, грохнулся на спину и, казалось, окончательно запутался. Но, проявив удивительную для увальня, которым он представлялся со стороны, ловкость, быстро выбрался из-под завала, вскочил на ноги и продолжил бежать.

Орнст не собирался ждать, пока рейнджеры повыползают из своих палаток. Он не собирался оставаться и объяснять им, что произошло, почему Дунс лишился головы и, что самое важное — откуда в лесу возле лагеря взялся распотрошенный труп лакея. Во-первых, он и сам ни черта не понимал, а во-вторых и разбираться не хотел. Если уж на то пошло, сейчас основной версией Орнст считал ту, в которой баба-смерть из хрустального пика пришла и всех укокошила. Именно так он скажет, когда доберется до деревни. Если доберется.

Аделаида, пригнувшись, подобралась поближе, подобрала брошенный ранее меч и стала ждать. Она затаилась, спокойно наблюдая за тем, как обезумевший от страха вояка грохнулся через оборонительную охапку веток, чем переполошил спавших в палатках рейнджеров. Ей было интересно посмотреть на то, как отреагируют сонные разведчики на происходящее. Они, как и предполагалось, потирая глаза, один за другим выползали наружу о чем-то спрашивая друг друга и недовольно ворча. Вояка же, в свою очередь, решил не задерживаться в лагере. Он со спокойной совестью оставил своих боевых товарищей на растерзание и улепетывал на север, в сторону деревни.

Ада часто видела подобные проявления солдатской «смекалки». Простой, не сломленный смертью человек обычно всегда так себя ведет. В момент наибольшей опасности он бросает все и вся, предает друзей, родных, близких, лишь бы уберечь собственную шкуру. И это абсолютно нормально. Гораздо опаснее те, кто выставляют грудь колесом и идут на встречу беде. Такие психи по мнению Аделаиды — абсолютно непредсказуемы. От них можно ожидать чего угодно, и это хуже всего.

Пока сержант, гремя доспехами растворялся среди деревьев, все рейнджеры собрались у костра. Они растерянно переговаривались, недоумевающе пожимая плечами и кивая. Вдруг, откуда-то сверху что-то с треском упало в огонь. Искры брызнули ярким фонтаном, а горящие поленья, шипя, разлетелись во все стороны. Рейнджеры словно стайка встревоженных птиц бросились врассыпную, высоко поднимая ноги и прикрывая руками лица.

Эффект неожиданности, вызванный огненным светопреставлением, быстро сошел на нет, но тут же сменился новым, когда оказалось, что вся эта феерия была вызвана человеческой головой. Именно так. С точки зрения едва проснувшихся рейнджеров, все произошедшее было по меньшей мере странно, ведь не каждый день сержант священного воинства ломает собственным брюхом оборону лагеря, а с неба в костер падает голова.

Воспользовавшись неразберихой, которую она же сама и создала, Ада незамеченной проскользнула мимо ошалевших мужиков в одну из палаток, а конкретнее — в ту, в которой к ее радости находился провиант. Естественно, скоро рейнджеры должны были опомниться и схватиться за мечи (если еще не схватились), а там и до открытой драки недалеко, но раз уж представилась такая возможность, то лучше начать бой в штанах.

Аде всегда думалось, что воевать нужно так, чтобы потом кому рассказать не стыдно было. Отсюда и рвение к тонкости, изяществу, изворотливости и хитрости. Про свои подвиги, кроме старика, она никогда никому не рассказывала, но нужно быть готовой, если что. А драка в одиночку против пятерых приобретает слегка неловкий оттенок, если одиночка при этом с голым задом.

К ее большому разочарованию, в палатке с провиантом никакой одежды не оказалось. А в лагере к тому моменту царил полный кавардак. Опомнившиеся от вида человеческой головы в углях, рейнджеры, наконец, вспомнили, чему их учили и взялись за оружие. Заправив мечи в ножны, они все как один встали по периметру съежившегося круга света от разворошенного костра, и нацелили свои луки в темноту обступившей лагерь чащи. Они стояли, не шевелясь, в ожидании неизвестного противника, который должен был вот-вот напасть, но шутка заключалась в том, что враг был в самом центре обороны. В буквальном смысле.

Аделаида с кислой миной выбралась из палатки с провиантом и спокойно прошагала к остаткам костра. С досадой взглянув на голову рядового, она поняла, что по собственной глупости забыла очевидное. Этот несчастный ведь тоже носил штаны…

— Всё! — в густой от нервного напряжения тишине голос Ады прозвучал словно гром среди ясного неба. Все пять рейнджеров, не опуская луков, синхронно развернулись от леса к костру. — У меня совсем настроение испортилось, так что давайте уже заканчивать.

Струна лопнула. Бой начался. Девушка сорвалась с места так резко, что на земле, там, где она стояла, остались отчетливые следы босых ног. Стрелы засвистели в воздухе в поисках цели и некоторые ее нашли, только ею была совсем не Аделаида. Двое рейнджеров сразу выбыли из игры по случайности пристрелив друг друга. Вот что бывает, если стрелять в мишень, двигающуюся быстрее, чем ты способен думать.

Оставшиеся трое быстро сообразили, что луками делу не поможешь и схватились за мечи, но было слишком поздно. Баба-смерть знала свое дело и разила наверняка. Первый даже не успел до конца вытащить оружие из ножен, как оказался проткнут насквозь. Ада не стала тратить время на выковыривание меча Дунса из мертвеца. Она схватила за руку второго рейнджера, который уже занес ее для удара, вывернула ее и с силой потянула под правильным, а вернее сказать неправильным углом. Кость громко треснула и красно-белым обломком прорвала рукав бедолаги. Пальцы, сжимавшие рукоять меча, разжались, давая девушке возможность использовать оружие врага против него самого.

Аделаида, не отпуская сломанную руку противника, парировала удар оставшегося в строю разведчика, уводя силу, вложенную в него, вниз и в сторону. Не ожидав подобного, атакующий потерял равновесие и, наклонившись вперед упал на колено. В этот самый момент Ада рубанула сплеча по открывшейся шее, заставив еще одну голову слететь с плеч. Стонавшего же беднягу с переломом она отпустила, но только лишь для того, чтобы добить его как полагается — яростно и красиво. Взяв оружие двумя руками, она, словно заправский дровосек, нанесла удар сбоку по умолявшему о пощаде. Лезвие прошло сквозь рубаху, ребра и плоть «дерева», и уперлось в позвоночник. Последний рейнджер вскрикнул и тут же замолк, свалившись лицом в разбросанный вокруг пепел.

Как и ожидалось, мечты о красивой и элегантной победе в очередной раз закончились обычной бойней. И так всегда. Ну, зато теперь с одеждой и провизией не должно быть проблем. Или…

Аделаида окинула задумчивым взглядом забрызганные кровью палатки. «Нет, — подумала она, — ничего отсюда забирать не стоит. Это место послужит другой цели. Если сбежавший вояка не заблудится в лесу и сможет-таки добраться до деревни одним куском, то история, которую он там расскажет, явно будет окрашена в мрачные тона. Трупы на деревьях, кишки, обезглавливания. Этим непременно стоит воспользоваться. Ни одна армия не воюет хуже, чем деморализованная.»

Твердо уверившись в том, что приключившуюся бойню следует раздуть до невообразимых масштабов, Палач Мерцающего Пика собрался начать свое грязное дело.

Голову в костре Ада решила оставить как есть. Хоть это и была импровизация, но вышло картинно, тут не поспоришь. А вот с телами рейнджеров необходимо было что-то предпринять. Ну никак мужик с мечом в животе или со стрелой в груди не наводил на мысли, что на лагерь напало жуткое чудовище. Зато если их обоих распилить пополам и сложить туловище к туловищу, а ноги к ногам… или в красивый узор вокруг кострища… или…

Неожиданно в Аделаиде проснулся художник. Множество идей вдруг заполонили ее голову. В основном это были необычные способы расчленения человеческого тела, но все они так или иначе были проявлением творческого подхода к решению задачи. Весьма мрачной и неприятной для большинства здоровых людей задачи.

Ада настолько увлеклась обдумыванием и планированием, что даже не заметила, как рейнджер «дерево», с застрявшим в позвоночнике мечом, вдруг зашевелился и, несмотря на несовместимую с жизнью рану, сел.

Рефлексы девушки решили не отвлекать занятое сознание по пустякам и сделали все сами. Ада машинально нагнулась, взялась за рукоятку меча и резким рывком завершила прошлый удар. Верхняя половина рейнджера упала на землю, а нижняя осталась нелепо сидеть на месте.

— Ай, — это был скорее не выкрик от боли, а констатация факта. Монотонное и, скорее, механическое «Ай».

Этот звук вернул девушку к реальности и окончательно привлек ее внимание, потому, как доносился из верхней половины рейнджера, а такого, как известно быть не могло.

— Да что ж ты живучий такой? — Ада поддела ногой нижнюю половину и оттолкнула немного в сторону. Затем, встала над верхней, занесла меч и уверенно воткнула его прямо в переносицу удивительно живучему вояке. Лезвие прошло сквозь череп и на добрую ладонь погрузилось в почву. — Угомонился?

— Нет, — послышалось откуда-то сзади. Это сказал один из тех, что умер со стрелой в груди. Примечательно, что парень все еще лежал неподвижно на земле, а стрела все еще была в нем.

— Да вы что, сговорились? — Аделаида озадаченно развела руками. — Сколько раз вас, ребята, нужно убить?

— Один, — на этот раз ответил другой застреленный, тот, которому стрела угодила в шею. Из-за обилия крови в горле слово получилось булькающим и сипящим.

— Так, кажется, я начинаю понимать, что здесь происходит, — она прислушалась к своим чувствам и убедилась в правильности догадки. От мертвецов, коими в действительности и являлись рейнджеры, еле заметно тянуло магией. Хоть с таким ее проявлением Ада раньше не сталкивалась, да и вряд ли кому-то вообще доводилось увидеть подобное, но за долгие годы жизни она приобрела бесценный навык — сперва думать, а уж после удивляться.

— Почему-то я знал, что с первой попытки ничего не выйдет, — сказали оба застреленных одновременно, создавая необычный стереофонический эффект, — но на такой уверенный результат даже не надеялся.

— Господин маг, — Аделаида подобрала с земли меч обезглавленного и взвесила его в руке, — извольте прекратить свои противоестественные проделки и бросить издеваться над усопшими, а не то я найду вас и…

— И что? — перебил ее тот, из чьей головы торчало лезвие. — Убьешь меня?

Труп неестественно ровно и без эмоций рассмеялся. Ада не знала, что ответить на подобную колкость и лишь сжала покрепче оружие.

— Ты не представляешь, как сложно было тебя найти в этой дыре, — продолжил мертвец. — Кто бы мог подумать, что долина хребтов такая пыльная? Ты случайно не видела тут ничего подозрительно старого? Я бы…

— Стоп, — в голову девушке пришла совершенно безумная догадка, но в делах с НИМ безумство просто становится дополнительной гранью нормы, — старикан, это ты?

Конец ознакомительного фрагмента.