Записки на гранях

Александр Маковецкий, 2022

Дневник охотника за самоцветами длиною в 18 лет: с первых робких шагов до уверенной поступи настоящего хитника.

2005

Октябрь 2005

Поездка за грибами на Липовские карьеры (рыжики, покрытые инеем — это так по-уральски) неожиданно обернулась самым настоящим каменным фартом.

В углу карьера, где раньше мы усиленно искали пегматитовые жилы, отец в прошлое своё посещение приметил человека с ситом. Решив прогуляться и посмотреть, что он там делал, мы спустились вниз и… в тридцати метрах от места наших прежних поисков обнаружили выработку с деревянной крепью! Это была работа профессионалов. Они шли по жиле в борт карьера, ставя брёвна-распорки, не дававшие породе сложиться, как карточный домик. Породу, взятую в процессе выемки, они откидывали на металлическую сетку от обычной кровати, отбивали крупную фракцию и потом просеивали на мелких ситах. Забравшись внутрь щели, мы, после тщательной рекогносцировки, нашли недобранный занорыш. Были у нас с собой и инструменты, и сита (поездка за грибами — дело хлопотное), и мы несколько часов потратили на то, что выбирали породу и промывали её.

В итоге нашли горсть мелких турмалинов, в основном бледно-розовых и полихромных (цвет изменяется по длине кристаллов от зелёных до розовых и карминно-красных), несколько верделитов и бесцветных ахроитов.

Со стенок миаролы отец снял три приличных кристалла рубеллита длиной около трёх сантиметров. Конечно, все образцы сильнотрещиноваты, взрывы в карьере в процессе добычи сделали своё дело, но в результате выборки нашлось несколько ювелирных кристаллов. И ещё, среди всего этого великолепия проскочило два осколка… замечательных голубых топазов. Плюс, конечно, море лепидолита, мусковита, технического берилла, шерла и кристаллов дымчатого кварца. Несколько дымарей оказались классными образцами с проросшими в них кристаллами турмалина.

Занорыш мы тоже недобрали — не хватило времени.

Отец пообещал закончить начатое дело в ближайшее время. А времени осталось мало — старатели наверняка вернуться. Основанием к таким выводам послужили берёзки, срубленные и аккуратно уложенные по склону на определённой высоте, намечая спуск до выработки.

Это с прицелом на скорый снег… Просто, не зная дороги или не видя её, на уступах очень реально переломать ноги. И голову.

P.S. Приехали на следующий день, разгребли обвал и на тебе!

Появились те самые ребята, которые работали до нас и ставили крепь. Рассказали много интересного, в том числе, что у них с заказником договор на эту яму до нового года и что взяли до них уже прилично, и кто работал здесь, и кто нашёл…

Мы тоже в долгу не остались, нашли общих знакомых, вспомнили всё, что полагается в таких случаях…

Но уйти всё же пришлось.

Щель. История одной копи (2003-2008)

Началась эта история в мае далёкого уже 2003 года, на Адуйских копях, что находятся в центральной части Самоцветной полосы Урала, в границах Режевского природно-минералогического заказника. Большинство времени в поисках я тогда проводил вместе с отцом, которого тоже увлёк камнями. Обычно все наши усилия сводились к безнадёжному разбору небольших жилок, либо ковырянию отвалов садовыми грабельками — царапкой, на профессиональном сленге. В нашем багаже на тот момент был всего один вскрытый занорыш (справедливости ради надо добавить — очень неплохой), с дымчатым кварцем и альбитом, который совершенно неожиданно подкинула нам Хозяйка после двух дней работы на жиле Сёмкины ямы.

С тех пор всё было на редкость прозаично.

Мы регулярно обходили окрестности Семёнинского кордона, в надежде найти неизвестные, либо недоработанные места. И вот однажды, когда мы в очередной раз прогуливались с кайлом по старым вырубам, были замечены две небольшие ямки, явно принадлежащие одной жиле. Вмещающая порода не радовала — тонкий пегматитовый ручеёк сжимали прочные гранитные плиты, с трудом разбирающиеся клином и кувалдой. Из двух ямок решили брать на абордаж ту, что проще. Камень за камнем мы, наконец, расширили яму настолько, что смогли углубиться по центру, по щели, набитой мягкой каолиновой крошкой и небольшими обломками кристаллов аметиста. Пусть аметист был бледный, Адуйский, но он был первый, найденный самостоятельно. Обломков было немного, и глубже они исчезли… Пока я без вдохновения ковырялся в ямке щупом, отец, проследив простирание этой жилки, застучал киркой метрах в двадцати ниже. И на полуметре от поверхности наткнулся на большой карман, набитый дымчатыми кварцами удивительного чайного цвета. На его опустошение ушла добрая часть дня, и начавшийся дождь уже не мог испортить нам настроение.

Эти две ямы, одна с аметистами, другая с дымарями, и стали впоследствии двумя крайними точками новой копи…

После разорения кармана с дымчатым кварцем прошёл год — именно столько мы не были в этих красивейших местах. Каково же было наше удивление, когда вместо двух небольших ямок мы увидели вполне взрослую, по всем правилам оформленную, траншею, длиной метров шесть. Кто-то неплохо поработал!

Несколько дней, под холодным осенним дождём, мы с переменным успехом углубляли яму по всей длине, обращая особое внимание на места, где вместе с кварцевым ядром шёл мусковит.

Это была наша первая находка берилла в адуйском занорыше. Да что там говорить — вообще первая находка берилла!

В первый день был найден маленький кристалл берилла в узкой щели, лежащий вместе с разбитыми дымарями. Это оказался гелиодор… К исходу второго дня под ручейком мусковита был вскрыт маленький карман с… аквамарином! Стенки полости устилали мелкие кристаллы дымаря на полевом шпате, а на дне, над классическим «сухарём» в глине лежали кристаллы берилла величиной чуть толще спички, расколотые вследствие подвижек породы на несколько частей. Некоторые из кристаллов были чисты и прозрачны, некоторые — размолоты природными жерновами в крошку.

Мы заразились таким вселенским оптимизмом, что стало понятно — с этой жилы мы больше не уйдём, пока будет хоть какая-то возможность работать. Так и случилось.…Через несколько недель я снова появился на этой копи. Ничего в этом мире не меняется, как только я приступил к работе, пошёл дождь. Сначала моросящий, противный, а потом славный проливной. Пришлось натягивать тент прямо над ямой.

Хозяйка не только вступила в сговор с небом, но ещё и попыталась прикрыть занорыш моим телом — неудачно поставленный клин и удачно опущенная кувалда сделали своё чёрное дело. Клин вылетел со скоростью пули, врезался в стену и ушёл по касатель ной вверх, прямиком в височную кость. В последнюю долю секунды случилась мистика — я почувствовал тепло ладоней, которые на два сантиметра повернули мою голову. И глаз остался цел…

Повалявшись, некоторое время, я пришёл в себя, и взялся за монолит с удвоенной силой. Спустя пару часов пришёл егерь с сыновьями, и кайло застучало по жиле чуть дальше к лесу. Через пять минут они явили на свет Божий несколько красивейших дымарей, а ещё через пять — три столбика аквамарина… «Предохранители», как назвал их Толя.

Вот так. Сорок сантиметров — и под слоем дёрна три чистейших берилла. Фарт… Вскоре подошёл отец, и работа закипела с удвоенной силой. Ближе к концу дня в яме обозначился небольшой карман, даже не карман, а щель, заполненная глиной и мусковитом. В этой щели, будто забитые молотком, покоились несколько плоских кристаллов аквамарина. Два из них были чистые и превосходили по размерам все найденные ранее. Другие кристаллы больше походили на гелиодоры и имели какой-то жёлто-зелёный оттенок. Радости нашей не было предела!

Но всё гладко не бывает, и природа в очередной раз над нами пошутила — дождь закончился. Начался снег. Тихо падали огромные хлопья, и к вечеру всё было устлано белым ковром. Красиво.… Но холодно.

Камень на планируемом пересечении жил больше не поддавался вообще — шёл сплошной монолит. Было решено сделать на ночь «пожог» (костёр на месте углубки), накиданы в огромном количестве дрова и пламя весело осветило угрюмые сосны в угасшем, как свечка, дне.

Утро встретило хмуро. Снега было уже по щиколотку, и резиновые сапоги от холода спасали мало. Поспешили на яму. Дрова прогорели почти полностью, и… — о чудо! — разгребая угли, я обнаружил, что камень рассыпался. Отгоревший, он был ярко-красный и на его фоне чёрные перья биотита выделялись особенно красиво.

До обеда работали на этом месте, но далеко не продвинулись — отгорел только верхний слой сантиметров десять, а дальше опять пришлось идти в лобовую атаку — зацепиться было абсолютно не за что.

Днём решили повторить пожог. Костёр запалили на полтора часа, пока ходили до избушки пообедать.

За это время дрова не прогорели, и пришлось выкидывать их из ямы в дыму и копоти. Подошвы жгло так, что приходилось танцевать. До конца дня в яме было тепло, местами даже жарко, и только залетавший за шиворот снег напоминал, что мы на Урале.

Уже в сумерках клин наконец-то нашёл пустоту, и расколотый камень обозначил горловину занорыша. Снимать его по всем правилам было уже некогда, пришлось действовать как первокурсники — ладонь в занор и с содержимым наружу.

Карман был достаточно большой, не столько в длину и ширину, сколько в глубину — рука едва пролезала, и я оставил на гранитных камнях немало кровушки. Итоги были неутешительны — слюды не было, берилла тоже. Даже дымарь оказался грязно-серого цвета, совсем не такой, как хотелось…

Смеркалось. Толя, нащупавший ещё одно кварцевое ядро по этой жиле, отложил лопату. Мне всегда хотелось дать название какой-нибудь копи, ну как было упустить такой шанс?

Яма к тому времени имела вид вытянутой траншеи метров двадцать в длину, и очень походила на… Щель!

Название было принято единогласно. Под этим «именем» она и числится сейчас в кадастрах копей Самоцветной полосы, имея, правда, двойное название: копь Маковецких (Щель).

После этого появляться на Щели мы стали чаще. Особенно запомнилась февральская вылазка, первая попытка по-настоящему «зимней» работы на яме.

Всё сводилось, в основном, к следующему: большой пожог на ночь, короткий утренний и обеденный пожоги локально на особо интересующих местах. Первое впечатление — тяжело. Холодный разряженный воздух выматывает в два раза быстрее. Кувалда становится вообще неподъемной, и даже лопата как будто отлита из чугуна.

Несколько дней мы усердно пытались снять последнюю перемычку между ямками, но всё, чего мы добились, это вскрытый на третий день полуведёрный карман, набитый друзами гребенчатого альбита. Жила удивляет всё больше и больше: на одном кубическом метре может находиться несколько мелких миарол, с абсолютно разным материалом. В одном — аквамарины, в другом — дымарь, а в этом — только альбит!

Толя, который забрёл посмотреть на наши судороги, никак не мог поверить, что нет берилла. Но факт остался фактом — подняв весь карман, ничего на самом деле ценного я не обнаружил. Руки по локоть блестели от слюды, рядом дымилась гора просмотренной, перетёртой в ладонях глины, ещё горячей от пожога, но в холщовый мешок падал только альбит. Удивительная ямка!

Кстати, проследив простирание жилы и, немало, поспорив, мы пришли к выводу, что это лишь хвостик другой, гораздо более знаменитой жилы и копи — князя Мещерского!

На первый взгляд, Щель лежит почти перпендикулярно копи «Мещерского», но, вместе с тем, имеет интересное простирание — она уходит по дуге постоянного радиуса, и должна, в итоге, соединится со своей более знаменитой жилой. Конечно, мы пытались проследить её дальнейшее местоположение серией канавок, но жила слепнет (уходит с дневной поверхности) на полпути. Возможно, она заканчивается, а возможно, просто выныривает через пятьдесят метров назад…

Не все поездки запомнились, какие-то были скучны и однообразны, а какие-то проходили без моего непосредственного участия — отец времени не терял. Он приобрёл перфоратор, бензогенератор, и теперь то, над чем мы когда-то ломали головы и кувалды, разбирается с грохотом и пылью — но разбирается!

В одну из поездок он, кстати, принес, то, о чём мы давно мечтали — несколько прекрасных кристаллов аквамарина. Один из них украсил «святая святых» нашей коллекции — полочку с теми камнями, которые даются либо по великому фарту, либо через адскую работу и тонны перекиданной в отвал породы…

История этой копи продолжается. Надеюсь — а вдруг под очередной плитой то, о чём век назад мечтал Южаков: «карман, а в нём тумпасы по локоть, и ломок засунуть некуда». И понимаю, что не может в такой жиле быть большого занорыша, но тут, же перед глазами встаёт мелкая поверхностная жила Пулька, из которой Толя доставал морионы сантиметров по двадцать в длину, прямо из-под дёрна… Хочется верить, что и на нашу долю выпадет ещё немало чудес, ведь дверь в кладовые Хозяйки пусть не открыта — но приотворена…