Однажды умереть

Александр Михалин

Седьмой, более или менее успешный вариант выполнения задания от Умберто Эко.Не знаете кто такой Умберто Эко?…Да и не надо.Тогда так: это история про АНТИпопаданца которого все убивали, убивали, а он – не умирал. Так будет понятней.

Пролог Второй

«Гм… короткая, скользкая… Фу! Гадость какая-то…»

Человек в кресле отложил чтение рукописи, выключив экран монитора, нажал на нумерованную кнопку офисного телефона и вызвал его к себе в кабинет.

Человек в кресле был для вызванного в полном понимании бытия един в трёх ипостасях: дядя, друг, шеф.

Человек ждёт его в глубоком кресле. В кресле на колёсиках. Ему всегда казалось неким противоречием удобное, внушительное, как модерновый трон, кресло этого человека, и — колёсики. Человеку в кресле отнюдь так не казалось.

Человек в кресле говорит:

— Прочитал твой роман… Хм… «Однажды умереть»… Интересно, но бессмысленно. Для чего ты это написал? Почему ты написал это именно так? Графоманский зуд? Тщеславие? Хочешь оставить имя в веках? Глупо.

Человек в кресле хмыкает снова. И катится в своём монументально-подвижном кресле в сторону одного из металлических шкафов, заслонивших своими широкими спинами все стены обширной комнаты. Человек в кресле выдвигает один из ящиков, достаёт несколько толстых папок и подаёт ему со словами:

— Взгляни, открой и посмотри: на каждой страничке любого документа — твоя фамилия и подпись.

Человек в кресле хлопает по гулкому боку шкафа и заключает безапелляционно, как это умеет:

— Архив! Документы в архиве будет храниться десятилетиями, веками. И твоё имя на документах — тоже. Твоё имя — в веках! Надёжно! И без всяких бессмысленных романов. Бюрократия — бессмертна!

И добавляет:

— Подумай об этом.

Он же в ответ дяде, другу и шефу вздыхает, пожимает плечами и молчит.

А потом он идёт по длинному коридору и думает. Длинному, длинному, длинному, достаточно длинному коридору, чтобы успеть подумать. Подумать о том, что возможно и впрямь бессмысленно было писать роман. Подумать о том, что, наверное, бессмысленно было написать роман так, как роман написан. Подумать о том, что зря он вставил в роман в самом начале, в прологе, человека в кресле, потому что человек в кресле — дядя, друг, шеф в одном лице — обострил его сомнения. Сомнения. Сомнения не оставляли его всё время, пока он писал. То и дело возвращаясь. Вдруг всё и в самом деле глупо и бессмысленно? А?

Человек же в кресле в то же самое время, вероятно, то есть почти наверняка, то есть точно читал на широком светящемся экране: «Часть первая. Зверь… Гм… Сквозь короткую…»