Дышать вместе с ней

Александр Наумов

Взглянув на небо, она увидела, как два самолета пролетели очень рядом. Самолеты уже улетели, а след их пересечения еще долгое время оставался в небе, медленно превращая настоящее в прошлое и растворяясь в нем.«Интересно, а пересекаясь в небе, суждено пересечься в жизни?» – подумала она. Два самолета, две судьбы, два города, но небо-то одно, и оно на один лишь миг соединило два разных пути.Подарит ли им жизнь еще раз такой шанс? Вдруг однажды он войдет в самолет, в котором сидит она…

Глава 1

«Зачем слова»

— Милая моя, кто пьян? Ты о чем? Просто немного нетрезв… Да не переживай ты так. Я знаю, вам, стюардессам, надо быть строгими, особенно с такими, как я. Но я тебе обещаю, что все будет хорошо. Сейчас просто пройду на место, упаду вон в то уютное кресло, и ты забудешь обо мне. И встретимся с тобой уже дома, на родине. Обещаю тебе, родная. Ой, что-то я каламбурить начал.

Эти крики нарушили ее внутреннюю тишину. Да ладно если бы только ее, показалось, что весь салон самолета немного напрягся.

Если попробовать описать это образами, то она даже не знала, как это состояние идентифицировать. Ну, пожалуй, так: еще несколько минут назад на небе не было ни тучки, и весь мир со всех сторон тебе говорил, что он рядом, птицы пели, кузнечики стрекотали, трава шелестела, — и в один миг все затянуло такими вязкими и темными массами, которые так и норовят тебя придавить собой. При этом еще не грохочет, но ты понимаешь, что гроза близко и она неизбежна. Показалось, что в самолет вместилось все грозовое облако мира и скоро бабахнет.

И похоже эта «родная» стюардесса не станет громоотводом, в сегодняшнем прогнозе погоды дождливо, как, впрочем, и у нее. Она недавно поняла, что эта внутренняя морось незаметно стала спутником ее жизни. Она уже и зонтик сушить перестала. Какие-то реки печали и уныния текли внутри нее, а может, ее кровь поступала из депрессионных каналов, брала свое начало где-то в Венеции и там, набирая мощь, плавно перемещаясь средь муранских зеркал, тягуче и монотонно тянулась к ней. Такая субстанция, которая укутывает в туман неизбежности и просто парализует. Все становится бесцветным, тусклым и неинтересным, все как-будто из пенопласта, такое искусственное, безжизненное и одинаковое.

Теряешь счет минутам, дням. Какая разница, какие сегодня число или год, главное — рядом это милое болото стагнации, там тепло и уютно, и в то же время сыро и вязко. Там сидишь и жалеешь себя до бесконечности. Почему же это со мной, почему опять я, почему я такая несчастная.

«Зачем я на этом концентрируюсь? — задалась внутренним вопросом она. — Сколько раз себе говорила: чему уделяешь внимание, то с тобой и происходит. Важно понимать не то, чего я не хочу, а что я желаю. Конечно, чтобы понять, чего я действительно хочу, надо сначала понять, чего я не желаю».

Она это все знала и помнила, но часто почему-то, как и многие, зависала на том, чего бы ей не хотелось. И начинала это подпитывать образами своего впечатлительного воображения. Хотя что может быть проще: поняла, что не нравится, осознала, чего хочешь, и думай об этом. Хоть весь полет. Тем более, вроде, все, что она задумала в эту поездку, складывается, у нее была цель, надо было многое успеть сделать.

Она летела в Южную Америку — с двух сторон два мощнейших океана, и этот фрагмент суши в центре — как песчинка. Он может быть поглощен ими в любую минуту, но этого не происходит. Как будто рано еще. Континент продолжает жить между ними, как сердце двух океанов, и не дает им слиться воедино.

«Аргентина, я еду вновь к тебе! — ликовала внутри себя она. — Еду в твои солнечные дни и южные ночи. Мчусь к тебе, чтобы высушить свою морось и сжечь обиды в страсти танго. И ничто не сможет мне помешать».

— Бабах! Извините, если вдруг помешал.

«Ну почему, почему все так? Ведь я поняла, чего не хочу, я думала о том, куда я поеду. Я уже визуализировала все это в лучшем виде, упаковав свою цель в красивую оберточку и завязав, для большей красоты, бантиком посередине, — и вдруг это ужасное «бабах». Это «слега нетрезвое» тело падает около меня. В самолете не нашлось больше места?!

Такого не может быть, это не со мной. Пять часов до Мадрида. И еще двенадцать до Буэноса. Я не вынесу этого. Есть, конечно, надежда, что все ограничится только пятью часами, но даже эти часы для меня превратятся в вечность и кошмар. Больше ста мест в салоне самолета, но он оказался рядом именно со мной. Спасибо, жизнь, я оценила твою шутку!»

— Что грустим?

«О нет, только не надо со мной говорить. Так, хорошо. Я придумала. Я просто сделаю вид, что не понимаю его. Ведь я могу же быть иностранкой. Мне, кстати, многие говорили, что во мне есть что-то заморское или цыганское, не помню точно. Да какая разница. В общем, я — иностранка: «не понимать по—вашему».

И поэтому я просто молчу, отворачиваюсь, и тишина — мой спутник на этот полет. Он понимает, что я не «бе—ме», заносчивая гражданка какой-то заграницы, ездила смотреть на Кремль, топтала своими ножками, очень даже стройными, Красную площадь, всю жизнь мечтала о колорите, медведях и блинах с икрой. Кто, кстати, придумал это несочетаемое сочетать? Что в этом вкусного? По мне так лучше в блинчик положить ягоду или сгущенку, ветчину с сыром, на крайний случай, но не икру. Хотя о вкусах не спорят, да я и вообще молчу.

Такая довольная, насмотревшаяся и налопавшаяся русской экзотики лечу домой. Поэтому его «что грустим?» растворилось в моем молчании и потонуло там, шансов выжить не имея изначально. Захлебнулось в неизбежности его коротенького монолога, который, по его, видимо, детской наивности, он собирался превратить в диалог двух случайно встретившихся сердец. О, боже, какой бред! Это не со мной».

— Do you speak English?

«Вот это да! Не ожидала от него. Хотя что необычного. Подумаешь, каждый второй вылетающий за границу как минимум знает „сенкью“, „хеллоу“ и, конечно, „ду ю ду“. Поэтому продолжаем молчать. Теперь я не просто иностранка, я еще и глухонемая. Для него точно. Пусть мне бананы в уши поставили еще в детстве и забыли о них, я ничего не слышу и слышать не хочу, смотрю себе в окно и жду, когда все это счастье, свалившиеся пусть не на меня, но рядом со мной, закончится».

— Мадемуазель, вы так прекрасны, что вам даже не надо ничего говорить. Вы можете молчать всю вечность, и я, остановив свое дыхание, не посмею вдохнуть вновь, потому что побоюсь, что эта вечность в ту секунду оборвется. А вместе с ее окончанием не станет и меня. Поэтому просто молчите и разбавьте тишину своей красотой.

«Даже если у меня сейчас в ушах и были бананы, они просто вылетели как пружины, слегка задев вон ту милую семейную пару за шестьдесят через два ряда сидений. Такого быть не может. Он произнес фразу на трех языках, начав с французского, перейдя на испанский и закончив итальянским. Я не поняла и половины, но, клянусь небесами, самолет не должен взлететь, пока он мне не переведет все здесь и сейчас. Остановите эту минуту, я хочу знать, что он сказал».

— Я знаю, ты русская. Только у русской девушки может быть такой вовлеченный и глубокий взгляд. Но твои глаза — они особенные, тебе это, наверное, сто, двести, нет — миллион раз говорили. И не подумай, что это сейчас пустая болтовня пьяницы-соседа. Я впервые встречаю такие глаза, я мог бы в них утонуть, если б ты позволила. Они настолько затягивают, что нет ни вчера, ни завтра, есть только этот взгляд и настоящее рядом с тобой.

«Этого не может быть, он что, поэт или правнук Пушкина? Так в России мужчины не говорят. Обычно это выглядит так: «Привет, подруга, я — Вася, я крутой. Ты мне подходишь. Как там тебя зовут? Хотя это неважно. Поехали сегодня со мной, потусим. И разбежимся завтра. Да ладно, чего ломаешься, таких, как ты, сотни. Не ты, так другая. Любовь? Что это? Верность — на что ее надеть? Мне некогда быть ответственным, крошка». Обычно так бывает.

А тут заметили мои глаза. Это сон. Я поняла, вся эта встреча — во сне, я просто еще не проснулась. И мне снится, что сегодня с утра я лечу в Аргентину, там меня ждет Франко. Я проснусь, и все будет как всегда. Я встану, выпью натощак стакан теплой воды, сделаю себе кашу из киноа с финиками и, взяв свои чемоданы, спущусь в метро.

Там меня немного потолкают, похамят мне, помнут — в общем, поставят на рельсы современного мира, затем меня вытолкнут на нужной станции из поезда, и я поплыву в толпе на кольцевую, пронесусь, как белка, по кругу, и не страшно, если даже засну, ведь эта наша жизнь, детка.

Выйду на Белорусском, вдохну запах пирожков и трелью услышу, что «сим-карты недорого можно купить здесь». Перепорхнув, как бабочка, в вагон аэроэкспресса и там разгладив свои примятые бытом крылья, я постараюсь не заводиться, когда прекрасная проводница Маша будет катить свою тележку с водами и соками и чуть не отдавит мне правую ногу, видимо, посчитав, что с ластами-ногами два в одном мне будет легче жить.

Чтобы успокоиться, среди ее газированных напитков, способных растопить все стабилизаторы и глюконаты этого еще короткого, но уже непростого дня, я найду нектар для бабочки, ну или хотя бы просто бутылочку негазированной воды, выпив которую, я, полная сил, пронесусь вдоль рельсов в здание аэропорта и, срочно найдя свой рейс на табло, уже окрыленная предвкушением полета, я войду в салон самолета, сяду в уютное кресло около окна и буду готова открыть новую страницу своей еще небольшой, но увлекательной жизни.

И в этот момент сон закончится словами: «Пристегните ремни, мы готовы к взлету»».

— Это твоя половина ремня? У меня не соединяются, одно не входит в другое. Ты мне поможешь?

«Это был не сон! Он еще здесь, еще пьян и еще говорит со мной. Не просто говорит, а нахально тычет мне. Самоуверенный самец, типичный вид. Стюардесса тебе в помощь».

— Твои глаза не просто красивые, они еще и очень любопытные! Взглянув в них, я понял, что ты хочешь узнать, что я тебе сказал. Знаешь, я мало за что могу его поблагодарить, вообще я не хочу ему говорить «спасибо», но вот что ОН дал мне, так это образование. В лучших школах страны и мира. Эти языки сложно учить, только когда ходишь пешком под стол. Первый иностранный язык сложно, второй чуть легче, а дальше уже не замечаешь.

Мои родители с самого раннего детства говорили дома на двух языках: русском и английском. В двенадцать лет ОН решил, что надо бы улучшить мои знания во французском, и у нас в доме появилась милая такая француженка в возрасте за шестьдесят, она пахла утренними круассанами, носила на себе все оттенки Прованса, и ее сердце было наполнено любовью к детям.

Своих она потеряла в молодости, и поэтому выбор его был конкретен — и моей второй мамой стала французская няня. С ней я учил культуру Франции, мурлыкал «оревуар» и получил прозвище «эйфеленок». Она так звала меня за длинные ноги и руки, которыми я мог дотянуться, по ее словам, до самой верхушки Эйфелевой башни. Она даже часто шутила: «Ты можешь подрабатывать там. Будешь несколько раз в месяц протирать сверкающие огоньки, которые включаются каждый вечер и дарят башне необыкновенный шарм и легкость. Если вдруг не найдешь себя в этой жизни, то станешь, мой милый месье, почетным протиральщиком этих лампочек. И даже со временем там, может, повесят табличку: „Всю свою жизнь Андрэ посвятил красоте, правда, не столько внутренней, сколько внешней“. Жители Франции и все гости столицы будут преблагодарны тебе».

Так мы развлекались вечерами, особенно зимними и суровыми, когда у нас в Сибири минус сорок и трещит за ушами, а у нее в это время слегка прохладно и нужно надеть межсезонное пальто, чтобы прогуляться вдоль Сены.

Уплетая вишневое варенье с сушками, она погружала меня в этот мир французского изыска, романтики и культуры. Она делала это так легко, что я даже не понимал, что все время она меня чему-то обучает, меняет меня, превращает из маленького дикаря Андрея в своего Андрэ.

«Милый мальчик, — говорила она мне, — как тебе тяжело, ты грубеешь на глазах. Ты должен вырасти уверенным, ты — мужчина. Но больше некому в минуты передышек тебе принести сливки маминой любви. Я никогда не смогу тебе заменить маму, она вечно останется в твоем сердце, да я и не должна этого делать, — продолжала она. — Мы с тобой стоим по разные стороны реки жизни.

Я потеряла своих детей очень рано, ты потерял маму. Река мчится стремительно и забирает близких нам людей, унося их навсегда, но мы можем помочь друг другу пережить и справиться с этим. Я поделюсь с тобой своей нерастраченной материнской любовью, а ты хоть на мгновенье впустишь меня в свое сердце и в свой мир, показав, как может измениться жизнь, когда есть для кого просыпаться с утра и вдыхать этот новый день».

Вот только за нее и за образование я могу сказать ему «спасибо», больше мне благодарить отца не за что. Прости, когда я пьяный, несу полный бред. Выливаю на тебя ушат своих личных психоклубков, перепутанных жизнью. А я не хочу ассоциироваться у тебя с тяжестью, поэтому прекращаю.

Начнем сначала? Я — Андрей! Как тебя звать и на какой язык мира ты готова реагировать? Если я его не знаю, то начну учить прямо сейчас.

«Как хорошо, что я села у окна!» — она смотрела в иллюминатор, видела, как плачет небо, как причудливо, словно наперегонки, стекают капли дождя, и понимала, что параллельно с ними стекает и слеза по ее щеке.

Такое ощущение, что с этой водой выходило все его горе, которое он смог уложить в несколько минут своего монолога в салоне самолета, который вот — вот наполнится новыми лицами, судьбами и словами. Но сейчас салон был полон его тяжести.

Она не случайно почувствовала это состояние грозы и грома. Она вообще несколько лет назад поймала себя на мысли, что очень хорошо чувствует людей. Интуитивно их воспринимает. Только взглянув на человека, уже знает, будет ли с ним дальше общаться или нет.

Она воспринимала всех людей образами, и если этот образ ей подходил, если он вливался в ее картину мира, то и человеку, его носящему, там также было всегда место. Но так как ее картина мира была очень противоречива и не понятна до конца еще ей самой, то в ее жизни находилось место очень немногим людям.

Одно из мест там всегда было, есть и будет для любимого папы. Который для нее сумел открыть этот мир, который помог ей поверить, что она может все. Каждое утро он будил ее такими словами: «Вставай, милая, пришел новый день, самый лучший день в твоей жизни. У тебя все всегда получается, вставай, моя красавица. Тебя ждет самый счастливый день. Я верю в тебя, ты у меня очень талантливая, я очень сильно тебя люблю».

Такие слова встречали ее каждое утро, и каждое утро ждал новый самый лучший день. Так было до тех пор, пока она сама, перейдя в подростковый возраст, не обрубила это. Мол, ну что за глупости, что за «ми-ми-ми». «Я уже взрослая!» — заявила она тогда.

И она помнила, как папа, ее мудрый папа, даже в этот момент почувствовал ее и, без всяких нотаций, просто сказал: «Конечно, дорогая, ты с каждым днем становишься все взрослее, и поэтому все больше я ценю те моменты, когда я тебе еще нужен. Совсем скоро ты станешь самостоятельной во всем, и моя задача помочь тебе в этом. Не прожить за тебя твою жизнь, а научить тебя быть счастливой в каждом мгновенье настоящего, помочь тебе понять, для чего ты родилась, раскрыть весь твой потенциал, зажечь твою внутреннею звезду».

После этих слов он ее больше ни разу не будил, так как раньше. Как горяча молодость в своих поступках и суждениях, она так скучала по этим папиным словам. За еще одно такое утро сейчас она готова была отдать многое.

Именно поэтому, имея такое солнце внутри своего мира в виде папы, она не хотела принимать картину из грозовых туч. Этот образ ей явно не нравился и был не ее.

Как можно так относиться к отцу и так его не любить? Хотя с чего я взяла, что он его не любит, он просто сказал, что ему почти не за что его благодарить, сказал это с раздражением, злостью и неприятием, замешав это все громовыми тучами. Но он пьян и, возможно, погорячился.

Вообще, зачем я об этом думаю, сейчас самолет взлетит, пролетит положенное ему расстояние и сядет в нужной точке в наилучшее для всех нас время. Мы расстанемся, даже не начавшись.

Но что-то подсказывало ей, что она может обмануть кого угодно, но только не себя. Впервые она ошиблась, впервые в ее мир интуиции вошел образ, которому, на первый взгляд, там не было места и не должно оказаться в будущем, но он вошел. Так медленно и нежно, что ей стало ясно, что она хочет продолжения. И она решилась…

— София.

— Что ты сказала?

— Меня зовут София, — повторила она.

— Быть такого не может! — закричал в ответ он. — Ты понимаешь, как это интересно и удивительно?!

— Что удивительного?

— Ну, ты помнишь, я рассказывал тебе несколько минут назад о своей няне? — он продолжал возбужденно говорить.

— Да, помню, — спокойно ответила ему девушка, не понимая, что это он так разволновался.

— Это знак!

— Какой знак? О чем вы?

— Соф и Я.

— Вы решили меня снова удивить. Мне хватит сюрпризов. Не надо мое имя раскладывать по буквам. Я с детства не люблю буквенный анализ, он у меня все время пробуксовывал, и за него я получала тройку по русскому до четвертого класса, — сказала София.

— Я не об этом. Хотя не могу поверить, что ты была троечницей, — тут же нашелся Андрей.

— Я не сказала так, — ее возмущению не было предела, — я сказала, что до четвертого класса у меня была тройка по русскому, это не то же самое, что «троечница», — возмущенно продолжила она.

— Ух ты, а мы не только обладаем завораживающими и любопытными глазами, в которых утонуть не страшно, мы еще и очень строптивы. Мне это нравится.

— Мне кажется, сейчас речь не о вас, Андрей. Вы меня оскорбили. Вам не кажется, что человеку, знающему пять языков в совершенстве и коротавшему вечера своей молодости за историей Франции, не помешало бы извиниться?

— Прости.

«Такое емкое и лаконичное „прости“. Ну а дальше? Дальше, не молчи! Ау, мой полиглот, ну хотя бы добавь „пардон“, спаси же скорей себя в моих глазах, иначе ты там потонешь раз и навсегда. В ответ — тишина. Ну да, чего я еще ждала. Я вроде не вчера родилась, с принцем на белом коне последний раз встречалась в сказке лет так „…цать“ назад. Это была моя иллюзия. И я ей позволила случиться. Винить некого. „Прости“ — уже неплохо».

— Прощаю. Хорошего полета, — ответила София.

— Подожди, не обижайся, не замолкай, пожалуйста. Знак, это знак.

— В чем ваш знак? — ей уже стало интересно.

— У меня была няня, ее звали Софи, и был Я. Для меня это долгое время было целым миром. Это было спасательным кругом, позволяющим не разбиться о скалы реальности и не потонуть в правде жизни. Каким я стал сегодня, это все благодаря присутствию в моей жизни моей няни. Понимаешь?

— Нет!

— Няню звали Софи, и был Я, — не сдавался Андрей. — Получается вместе: Софи… и… Я. Няни давно нет, мой мир далек от того идеального, но вдруг неожиданно появляешься ты, и в твоем имени мое прошлое, настоящее и, возможно, будущее, там вся моя Вселенная — СОФИ и Я. Как будто пазл сложился. В твоем имени есть мой мир, и есть Я. Это чудо! Такого не может быть!

— Так, все, хватит, я и так слишком многое себе позволила. Я поняла, вы пьяны. Вернее, я знала это с того момента, как вы ворвались в самолет и мою жизнь. Но сейчас я осознала, что это все это бред сумасшедшего, совсем скоро мы взлетим, вы заснете, мы приземлимся, я выйду из самолета, и мы больше никогда не встретимся.

Ваш мир и вся ваша Вселенная останутся с вами, приберегите их для студенток первого курса, там вам проходу не дадут, там ваши речи, Андрэ, будут иметь колоссальный успех. Только успевай выбирать из готовых открывать вам свое сердце и не только. Мы немного позволили себе пересечься, хотя изначально понимаем, что это встреча двух параллелей. Нам не суждено оставить след в сердцах друг друга. Я искренне надеюсь, что моя затянувшаяся до неприличия речь вернула вас на землю, нисколько вас не обидела и позволила вам остановить каскад ваших будущих монологов, которые еще случились только на уровне мысли. Пусть лишь мыслями, известными только вам, они и останутся.

«Вот так! Так ему и надо!» — ликовал разум.

А я и не знала, что так могу. Выпалить ему такое и не заикнуться, не сбиться и даже совсем не раскраснеться. София, да ты — талант. Где там собирают спикеров мира и проводят конкурс на лучшего оратора? Там твой приз. Лучший оратор-одиночка, двадцать три года, и даже не ищу никого. Зачем пускать кого-то в свой мир. Ведь кто-то другой мужского пола всегда приносит с собой горечь и боль, он пахнет разочарованьем. Даже если это случится не сразу, то это только вопрос времени, они все как будто прячут эту горькую пилюлю в потайном кармане.

Сначала все карамельно и ванильно, а потому все сменяет резкая грусть и печаль. Не надо ни с кем знакомиться, ты все правильно сделала, девочка, отшила и забыла. Да, грубо, но он сам лез на рожон, сам виноват. Протрезвев, что он там вспомнит. К тому же пока мы мило пересекались в болтовне, самолет давно уже начал задевать пузом облака, а это значит, что совсем скоро стюардессы предложат пить, есть — и нам некогда и нечем будет говорить. А потом он заснет, и все закончится».

— Я никогда не забуду тебя и не засну весь этот полет, так и знай! — сказал Андрей.

«Неожиданно! А мальчик попался настырный и, судя по всему, необидчивый. Зачем он расстегнул ремень, сбежать от меня хочет, наверное?» — продолжала вести свой внутренний диалог она.

Стюардесса мило попросила его присесть, так как мы еще не набрали нужную высоту и пилот не объявил, что можно свободно перемещаться по салону. Он пообещал это сделать, но, как упрямый мальчишка и среднестатистический безответственный представитель планеты Марс, не сдержал своего обещания, продолжив рыться на полке в своей сумке и что-то там искать.

— Молодой человек, присядьте, пожалуйста, — повторно пронеслось по салону в его адрес. Но такое ощущение, что, проносившись по салону, это оповещение, как будто приблизившись к нему, сделало неожиданный крюк и, изменив траекторию полета, слегка задев его правую мочку, понеслось дальше. Он же, просто почесав ухо, отмахнувшись от просьбы как от комара, продолжил рыться в сумке, слегка шатаясь. То ли от того, что пьян, то ли от того, что самолет пролетал зону турбулентности.

— Есть!

«Господи, он что, уже голоден? Только не это! Сейчас он будет жать на все кнопки и просить есть. Ну почему это происходит со мной?»

— Есть, я нашел ее!

Он сел, вернее, свалился снова в кресло и положил на колени книгу.

Говорят, что если живое существо переносит шок, ему требуется время на восстановление. Но двойной шок в короткий промежуток, пока самолет еще даже не набрал нужную высоту, это просто издевательство над организмом молодой девушки.

Сколько раз она летала, видела много рядом с собой попутчиков. Они часто тратили на что-то время. По ее мнению, тратили его бездарно и впустую, как будто не зная или не желая знать, что это самое ценное, что есть у человека, его время, которое с каждым днем летит все быстрее. И так и норовит забрать у тебя тебя. Как бы это коряво ни звучало. Время либо наш помощник, когда ты его расходуешь с осознанием, либо наш враг, когда тратишь впустую. В любом случае время не знает, кто оно, пока ты сам его не назовешь. А вводишь ты его в разряд помощников либо врагов своими поступками и отношением к жизни.

Так вот, часто она видела тех, кому время — враг. Потому что тратят они его в самолете на тыканье игрушек в телефонах и планшетах, на просмотр однообразных фильмов, на чтение желтых газет и пустых журналов, в которых реклама несет в себе и то больше смысла, чем тексты между ней. Они тратят его на сон, на болтовню и гораздо реже — на себя и свое развитие. Очень редко она встречала людей, у которых есть книга, пусть даже электронная, а что уж говорить про бумажную версию. София долгое время считала себя динозавром, который один выжил в этом модерновом мире и которому единственному нравится запах краски, слетающий со страниц новой книги, который любит, чтобы подушечки пальцев стали слега черными от краски, который предпочитает гудению турбин самолета шелест листов книги.

Да, иногда ей было стыдно за это, ведь так могли бы шелестеть листья на деревьях. Ну, она и так обложила себя многими запретами: не ела мясо, экономила воду, выключала свет, когда он не нужен. «Пусть бумажная книга будет моей маленькой слабостью! — решила она для себя. — Пусть я буду через нее вдыхать историю, ощущать связь с прошлым, знать, что много лет назад жили люди, которые брали первые экземпляры книг и передавали их из поколения в поколение как самую главную семейную ценность. Передавали своими дрожащими руками и благодарными сердцами, осознавая, как много в книге пользы для человечества и его эволюции».

София была уверена, что все ответы скрыты внутри нас. Книга для нее была тем огнем, который был способен ее внутренний и безграничный источник знаний разжечь.

Она полюбила читать книги благодаря папе. Сколько она себя помнила, он всегда читал и читает до сих пор. Хотя зрение его за это уже начало периодически ругать. Всегда у него дома было про запас книг пять или даже десять, когда он куда-то едет сам или с семьей, в сумке есть книга. Они даже с мамой стали похожи в этом. Если мама раньше все больше увлекалась журналами, то со временем, благодаря папе, ее дамской сумочке пришлось немного подрасти в размерах. Там всегда теперь должно было быть место, наравне с помадой, еще и книге.

И конечно, с самого раннего детства они читали ей много, читали разные книги. Она помнила, как папа однажды придумал и написал для нее детскую книгу, которую читал ей по вечерам перед сном. Это была интересная сказка про девочку, радугу и Кхе-Кхе. Она была такой увлекательной, загадочной и смешной, что София часто повторяла, что ее надо издать. Чтобы все дети мира могли бы проводить вместе с ней время так же весело, как и она.

Особенно она обожала из этой сказки героиню по имени — Баба Слон. Как же папа был оригинален, назвать этим именем не кого-то, а бабочку. И дать ей такое прозвище лишь потому, что у нее были большущие крылья, как уши слона. Она отчетливо помнила, как просила его каждый вечер рассказать продолжение, но он был здесь не так всеобъемлюще сговорчив, лишь раз в неделю появлялась новая глава. И как только та заканчивалась, она уже просила новую. Он же просил подождать, пока он ее придумает.

Как только София повзрослела, книги стали заполнять ее комнату все больше и больше, шкаф с одеждой даже уже начал нервничать. Ведь всегда он был первым по количеству предметов в нем, а тут вдруг книжные полки стали побеждать. Прямо ревность у них там началась какая-то. И понятно, что сегодня она не представляла себя без книги, и пусть она — динозавр, потому что большей части тех, кого она знала, кроме телевизора, планшета и wi-fi рядом, ничего не надо было, — однако она была счастлива.

«А тут, вот на тебе неожиданность, этот пьяница-полиглот, решил меня добить окончательно, достав свою книгу. Да еще и не электронную, а печатную версию. Да еще и, судя по обложке, на которую я мельком взглянула, какой-то развивающий экземпляр. Явно не из серии: убил, добил, перебил. Что-то из психологии или эзотерики.

С другой стороны, достал книгу — это хорошо, не будет меня доставать своими мыльными сериалами из прошлого про нянь, ну точно а-ля Пушкин, ну где же кружка. Хотя, судя по всему, кружку с горячительным он уже достал гораздо раньше, перед самым вылетом».

Ее внутренний диалог прервал сигнал о том, что «мы набрали высоту, и вы можете расстегнуться и свободно перемещаться по салону». До Испании уже осталось четыре часа, там небольшой стоп, транзит, и еще двенадцать часов — и она в Буэносе. Там у нее запланирован недельный интенсив по танго, третий раз уже, также мастер-класс по живописи на La Boca. Так что хватит о случайностях, лучше перейти к планам.

Раньше София всегда планировала свои путешествия. Была таким перфекционистом, уверенная, что подготовленный маршрут — это залог успешной поездки, особенно когда ты едешь одна, в чужую страну. В принципе, она и сейчас так считала, но однажды прочитала в одной книге, что иногда для встряски и выхода из зоны комфорта необходимо себе позволить потеряться в путешествии. Просто в незнакомой стране выйти из гостиницы и идти туда, куда тебя приведет интуиция. Довериться своему внутреннему «я» и быть уверенной, что все, что с тобой происходит, все к лучшему.

Почему-то ее, девушку-план, эта идея очень зацепила, и она решила, что в ближайшее путешествие обязательно «потеряется». И как раз, вскоре поехав в Каппадокию посмотреть на эти не похожие ни на что космические пейзажи из туфа, она сделала остановку в Стамбуле. Именно там ее осенило, что гулять по этому городу, позволяя себе теряться, будет так мило и увлекательно. Поэтому, встав с утра, она решила, что время эксперимента пришло.

И будто сама Вселенная помогала ей в этой затее. Выйдя ранним утром на улицу, София чуть не столкнулась своим носом с туманом. И дело даже не в том, что у нее был нос как у Буратино, он у нее был очень даже аккуратный, дело было в том, что туман был так плотен и густ, и приближался к ней, даже не спрашивая разрешения дотрагиваться. Как будто хозяйка-природа разлила парное молоко, и оно так нежно и ароматно тебя укутывает.

Вообще она хотела в тот день попасть на Гранд Базар. Это было так оригинально! Ну а куда еще хотеть попасть молодой девушке в Турции, конечно на базар!

Она специально не стала смотреть в интернете маршрут к нему от своей гостиницы. Все, что она знала, что ей надо идти противоположно набережной Босфора, которая находилась практически напротив входа в отель. Поэтому, встав спиной к соседнему магазинчику и недолго думая, она начала «теряться».

Сначала было немного жутко. Неизвестный город, новая страна, раннее утро, где-то в неизвестности слышны крики чаек, редко встречающиеся сонные люди, похожие на зомби, и она идет в приключение, такой ежик в тумане — который потихоньку с каждым шагом стал рассеиваться, открывая для нее Стамбул.

Какой же он был красивый! Весь в разноцветной мозаике, коврах, красочных тканях. Старинные крыши домов, под ними балкончики, благоухающие ароматами цветов, клумбы были усеяны тюльпанами. И коты. Они были повсюду. Причем какие-то особенные, почти размером с собаку, большие такие. Не то чтобы откормленные и толстые, а именно большие и высокие, при этом грациозные и изящные.

София переходила от переулка к переулку. Где-то кричали дети, собиравшиеся в школу, даже не подозревавшие, что рядом с ними ходит молодая особа, которая познает свою науку в школе жизни. Периодически ее манил запах свежесваренного утреннего кофе. Притом что она его давно не пила и к кофеманам не относилась, но здесь не удержалась и забрела в одну из местных лавочек, где с удовольствием вместо традиционной каши позволила себе пирожное с ягодами и капучино. Смахнув с губ густую пенку, она двинулась дальше, насыщаться историей города, который с каждым шагом становился ей другом и разрешал его узнать ближе.

Постепенно проплывая за туманом вдоль старинных стен, переулков, лавочек с приправами и тканями, она вышла прямо на ворота какого-то большого здания, и в этот момент туман полностью растаял. Как же она была удивлена, когда увидела вывеску, «Гранд Базар». София стояла прямо перед его центральным входом. Ведомая интуицией и доверием к миру, она не просто пришла к цели, она пришла к ней другая, наполненная историей этих мест, они ее приняли, город познакомил ее с собой. Она села на лавочку около входа и еще около часа просто наблюдала за людьми, пребывая в своем спокойном медитативном состоянии. Ощущалась связь с чем-то нематериальным, ощущалась связь с Вселенной.

— Пить будете?

«Как я люблю этих милых стюардесс! — подумала она. — Они мои помощницы, возвращают меня, как Алису из ее страны Чудес. Я так часто убегаю в свой внутренний мир, там мне спокойно. И там я забываю, что реальность — она рядом и не всегда параллельна, даже очень часто пересекает меня и мою жизнь. Иногда ведет себя так грубо, как слон в моей посудной лавке».

— А вам что? — спросила стюардесса Андрея.

— Мне как ей, пожалуйста, — ответил он.

— Ваша вода, пожалуйста.

— Ты на меня все еще обижаешься? — спросил Андрей Софию.

— О чем вы? Я не могу обижаться на вас. Меня способны обидеть только близкие люди. Вы мне никто. Я вас первый и последний раз вижу в своей жизни. Поэтому предлагаю вам не напрягаться на поддержание беседы и углубиться в свою книгу, — ответила она ему.

— Ты хочешь знать, о чем она, моя книга? — продолжил настойчиво Андрей.

— Мне абсолютно не интересно! — тут же ответила София.

— А ты любишь читать?

— Да, люблю.

— А что ты читаешь обычно? — поинтересовался Андрей.

— Я читаю книги, такой ответ вас устроит?

— Ну почему ты не хочешь со мной поговорить?

— Я не вижу смысла говорить с пьяным мужчиной. Вы забудете все, о чем мы говорили, ровно через пять минут как заснете. А вы точно заснете скоро. И когда вы проснетесь, то даже не вспомните, как меня звали. Так зачем мне тратить на вас время и с вами говорить? — произнесла София.

— Знаешь, а ты права, — продолжил Андрей после минутной паузы.

— Ну, что я и говорила!

— София, ты права лишь в одном. В том, что я пьян. Однако знай, что нашу встречу, тебя и твои глаза, и уж тем более как тебя звать, я не забуду никогда. И конечно, я не усну весь полет, — гордо заявил он ей в ответ.

Сказать, что она была удивлена, уже, наверное, не сказать ничего. За это небольшое время, что она была знакома с ним, она уже привыкла к сюрпризам. Большим и маленьким. Как он красиво согласился с ней и в тоже время оставил как мужчина последнее слово за собой. Не сломал, и не сломался сам.

Для нее тема слома была очень актуальна. Так как родилась она очень хрупким цветочком. Даже не цветочком, а маленькой травинкой, которую легко было растоптать, пройдя мимо, не заметив. И дело было не в физических данных, здесь все было нормально: она родилась статистически здоровой, в норме, девочкой. Дело было в ее ощущении себя в окружающем мире и уверенности, а вернее, в полной неуверенности и нежелании с раннего детства кого-то пускать в свой мир.

Такой маленький ежик, свернется в комочек, страдает внутри, изводит себя, но открыться навстречу новому дню и его возможностям не может, боится, не умеет, сомневается, стесняется. Эти глаголы можно продолжать долго, и все они будут о ней.

Хотя правильнее сказать: не будут о ней, а были о ней. Потому что сейчас в кресле самолета сидела роскошная молодая девушка. Уверенная в себе, с расправленными плечами-крыльями, знающая себе цену, многое умеющая и при этом по-настоящему наполненная лунной энергией. Богиня, которая сумела раскрыться, и произошло это благодаря ее родителям и их осознанному подходу к воспитанию ребенка.

Как много с раннего детства они вложили в нее, как тихонько, шаг за шагом они помогали ей крепнуть, закрывали собой от северных ветров, желающих ее сломать, поливали своим терпением и поддержкой, удобряли своими позитивными словами и верой в себя. Роза созрела, бутон набрал всю свою мощь и раскрылся во всей своей красоте. Сегодня она стройная, сильная, высокая, сама уже способна быть поддержкой. А еще совсем недавно с двух сторон около этого стебелька были мама и папа, именно они помогли не сломаться, именно они сделали все, чтобы дочь расцвела.

Слова Андрея и его поведение в очередной раз для нее стали сюрпризом. Она уже стала задумываться, а пошутила ли с ней жизнь.

— Знаешь, а ведь я совсем не пью, — продолжил он. — Конечно, если сейчас смотреть на меня, это мало похоже на правду. Хорошо, я пью, но очень редко, и стараюсь это «редко» вообще убрать из моей жизни. Дело в том, что я лечу к нему. Если б ты знала, как я ненавижу эти несколько дней в году.

Каждый год, в одно и то же время, ОН, как истинный педант, собирает нас в Испании на своей вилле, такой суд богов устраивает. Он — бог. Он все знает, лучше всех и про всех. Зачем нас спрашивать, он уже все решил про нас. Его дети не могут хотеть быть собой. Для каждого из них у него есть своя программа: кем они должны стать, чего достичь и, самое главное, как не повредить при этом его репутации. Ни в коем случае.

Так вот, завтра у меня этот судный день, этот день сурка. Мы снова встречаемся… неужели прошел целый год, как стремительно время летит. Почему оно не резиновое? Встречаемся у него, как будто нобелевские докладчики, мы будем под его осуждающий взгляд доказывать свое место под солнцем, рассказывать, чего мы достигли, как распорядились его деньгами на банковских счетах. И не дай бог мы споткнулись или сделали ошибку, мы будем наказаны, мы будем стоять в вымышленном углу на гречке, чтобы осознать, что мы никто и ничто. А есть он, который нас вырастил, выучил и дал нам путевку в жизнь.

Я ненавижу эти дни в году. Если б была такая возможность, то я бы купил все календари в мире и вычеркнул из них эти несколько дней, устроил бы сиесту для всех, я свободен. Но я так не могу сделать, я всего лишь его сын. И чего бы я ни добился, все будет не то и не так, все ему будет мало, мы будем не такие, ведь мы не вписываемся в матрицу идеального сына или дочки.

Прости, я опять о своем, больном. Обещал же не грузить. Именно поэтому я напиваюсь перед полетом к нему, мне так легче, забыться, пережить эти несколько дней и еще на год вычеркнуть его из своей жизни. Его там нет и не надо. А так я не пью. Ты не поверишь, я даже мясо уже несколько лет не ем.

Действительно, увидев его впервые и составив свое впечатление о нем, сейчас она во многое поверить не могла. Как же она ошибалась, делая свое первое суждение о «теле», которое падало в кресло рядом с ней всего несколько часов назад. Тогда она была полностью уверена, что ей крайне не повезло с попутчиком. Но чем больше он говорил, тем больше он ей нравился.

«О чем это ты? — вовремя подоспел за ней разум и, едва отдышавшись, начал: — он просто рядом сидящий пассажир. Да, необычный, да, интересный, но он не в твоей жизни, он просто рядом, скорей, он ближе к этому креслу самолета, чем к тебе.

Не суждено пересечься. Ты слышала? Он летит до Испании, ты продолжаешь свой полет дальше, пути расходятся, как и предполагалось изначально. И вообще, кто пишет эту сказку? Очнись, дорогая. Двадцать первый век на дворе, дети рождаются с планшетами, в друзьях покемоны социальных сетей, жизнь познается через wi-fi. Какая романтика, какая любовь с первого взгляда? София, вернись в реальность!»

«Ладно! — согласилась она сама с собой. — Надо переключиться! Ну и где мой помощник? Где моя книга?» Однако вот уже несколько лет в свои путешествия она брала не только новую книгу, но и еще один очень интересный подарок. Этот подарок ей сделал папа на совершеннолетие.

Они сидели в ее любимом ресторане, на открытой веранде, наполненной ароматами вкусных блюд и укутанной лучами закатного солнца. Как всегда, было с родителями комфортно и уютно. Неважно, где: дома, в кафе, в кино. Она просто очень любила проводить с ними время вместе, и чем старше она становилась, тем ценнее для нее были эти моменты, подаренные жизнью.

— Что это? — спросила она отца, передающего ей красиво упакованную коробочку.

Что-что, а дарить красоту папу умеет. Часто, получая подарки от него, она не могла понять для себя, что ценнее: упаковка или начинка. Подарки всегда были так оригинально и изысканно упакованы, что ей не хотелось срывать обертку, даже несмотря на громадное любопытство, которое она всосала с молоком матери.

И если у нее получалось, то она снимала аккуратно упаковку с одной стороны и сохраняла на несколько месяцев, чтобы просто ей любоваться.

Но такого подарка, как этот, она не получала раньше никогда, и точно не получит больше. Впервые упаковка стала ничем по сравнению с тем, что было внутри. Папа часто говорит, что все самое главное скрыто внутри нас, мы отражение внутреннего на внешнем физическом плане. И никогда наши поступки не будут лучше, чем наши мысли. В тот день, открыв коробочку, она увидела внутри стопку конвертов.

— Что это? — спросила она вновь его.

— Это наш с мамой подарок тебе. Сегодня тебе исполняется восемнадцать лет, и вся жизнь у тебя впереди. Это волшебное время. Ты только начинаешь открывать дверь в новый самостоятельный мир, свой мир. Как важно тебе на этом этапе осознать, что все в твоих руках, нужно только научиться превращать мечты в цели. Впереди будет многое, и чем дальше ты будешь идти по карте своей жизни, тем больше будешь ценить препятствия, потому что в них скрыты громадные возможности. Сейчас мы стоим в точке настоящего, где наша мудрость родительского опыта и твой энтузиазм молодости способны дополнять и вдохновлять друг друга.

Доченька, любимая наша, мы поздравляем тебя с твоим рубежом и знаем, что многое ты уже пробовала из материального мира, многое еще тебя ждет впереди, а здесь, в этой коробочке, находится волшебная таблетка. Когда тебе будет грустно или потребуется вдохновение, открой эту коробочку, возьми любой из этих конвертов, и ты получишь ответы на многие вопросы, и сможешь поймать новую волну, ты сможешь двигаться дальше, как бы тяжело тебе ни было.

Помни, жизнь дает нам ровно столько испытаний, сколько мы можем вынести. Всегда, с каждой новой трудностью, призванной сделать тебя лучше, жизнь, помогая, дает бонусом и силы, чтобы все осуществить.

— Ну что здесь, не томи!

— Так смотри же скорей, ведь это твой подарок!

Все конверты, на первый взгляд, были одинаково похожие, все белые, без картинок. Беря в руку то один, то другой, она как будто чувствовала, что внутри них есть какая-то тайна, принадлежавшая только ей. На секунду ей показалось, что, когда она берет конверт, ее как будто пробивает ток мурашек. Всегда, когда такое с ней происходило, она знала, что это знак Вселенной, знак того, что это важно для нее. Как будто через эти мурашки с ней говорит ее Душа и опыт многократных воплощений.

Приглядевшись повнимательнее, она увидела, что на конвертах в правом углу стоят маленькие цифры. Отыскав конверт с номером 1, она решительно его вскрыла. В нем был аккуратно сложенный лист формата А4.

— Что это?

— Это письма, — ответил тогда папа. — Милая, когда-то люди не знали, что такое электронная почта, WhatsApp и звонок по Skype. Мы писали друг другу бумажные письма. Брали чистый лист бумаги и начинали творить на нем. Когда рука водила по листу, ручка даже иногда скрипела, это было так таинственно. Представляешь, взять лист, написать свои мысли тому, кто тебе дорог, пойти на почту, кинуть в ящик конверт и ждать. Ждать, пока твой монолог долетит, доплывет, доедет до адресата, и тот с долгожданным рвением откроет конверт и прочитает, а потом напишет в ответ. И теперь ты уже по другую сторону — ждешь ответа. Что-то в этом есть, дорогая.

Сейчас перед тобой письма отца к своему ребенку — мои письма к тебе, в которых есть только один адрес назначения: твое сердце. Однажды я прочитал, что очень важно писать письма своим детям, пока они взрослеют и меняются на твоих глазах. И я принял решение, что буду это делать. Это будут не просто письма с воспоминаниями о том, как ты первый раз пошла или заговорила, хотя это тоже там есть, это будут письма, наполненные яркими воспоминаниями о прожитом вместе с тобой.

В каждом из них будет какая-то история, которая изменила нас. Ведь все эти годы я рос вместе с тобой, я менялся в лучшую сторону, как для тебя, так и для себя. Благодаря тебе. Когда-то меня не станет, это неизбежно, как и седина на моих висках, но я хочу, чтобы эти строчки, родившиеся в моем сердце, долетели, доплыли, доехали и остались в твоем сердце навсегда.

— Папа, как трогательно, спасибо большое. Мне так не терпится скорей их все открыть и прочитать, это как знакомство с самой собой, как будто мне выпал шанс просмотреть про себя черно-белое кино. Вы не обидитесь на меня, если я уеду их сейчас читать?

— Ну конечно обидимся! У тебя на это будет целая вечность, все-таки мы забронировали этот столик в твоем любимом ресторане, давай отметим твой день рожденья, а потом ты посвятишь время себе и письмам.

С тех пор прошло уже более пяти лет, все эти письма она знала почти наизусть, и читала их уже просто вперемешку, хотя они и были пронумерованы. Папа сказал, что эти номера имеют всего лишь один смысл — они позволяют понять, какое из писем было первым, вторым и так далее и, следовательно, понять, какое из них было написано, когда она была совсем маленькая, а какое — когда уже повзрослела. Спустя какое-то время с момента ее первого знакомства с ними она для себя дала каждому из писем свое кодовое название, и сейчас почему-то захотелось окунуться в письмо, которое она назвала «Камушки-Мысли».

Взяв его в руки и, чтоб этот надоедливый сосед вдруг снова не начал приставать с расспросами, что она там читает, отвернувшись к иллюминатору, София погрузилась в мир воспоминаний…

«МОЯ МАЛЫШКА, Я ПОМНЮ ЭТОТ ДЕНЬ. ТЫ ЕГО, НАВЕРНОЕ, СОВСЕМ ЗАБЫЛА.

ПАМЯТЬ — УДИВИТЕЛЬНАЯ ШТУКА, ПОРОЙ МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО КАЖДАЯ МЫСЛЬ — ЭТО КАМУШЕК НА ГОРЕ, КОТОРУЮ МЫ В ТЕЧЕНИЕ ЖИЗНИ СОЗДАЕМ. КИДАЕМ ИХ НЕРАЗБОРЧИВО ИЛИ, НАОБОРОТ, ОСОЗНАННО И СОЗДАЕМ СВОИ ВЕРШИНЫ, НА КОТОРЫХ, ЗАБРАВШИСЬ, ПОНИМАЕМ, ЧТО ЕСТЬ ЕЩЕ КУДА РАСТИ, КИДАЕМ СНОВА И ДВИГАЕМСЯ ВВЕРХ, И ТАК ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ.

ТАК ВОТ, О ПАМЯТИ… КОГДА СТОИМ НАВЕРХУ ОЧЕРЕДНОЙ ВЕРШИНЫ, ПОД НАМИ СОТНИ, МИЛЛИОНЫ, МИЛЛИАРДЫ КАМУШКОВ-МЫСЛЕЙ, ИМЕННО ОНИ ВЧЕРАШНИЕ СОЗДАЛИ НАС СЕГОДНЯШНИХ, СТОИМ МЫ НА НИХ И НЕ ПОМНИМ, ЧТО БЫЛО ВЧЕРА, ПОЗАВЧЕРА, ГОД, ДВА ИЛИ ДЕСЯТЬ НАЗАД. НО ЕСТЬ ТЕ КАМУШКИ-МЫСЛИ, КОТОРЫЕ НАМ ПОЧЕМУ-ТО ОЧЕНЬ ДОРОГИ, И ТОГДА, ПОНИМАЯ ЭТО, СТУПАЯ ВВЕРХ, МЫ БЕРЕМ ИХ С СОБОЙ, КЛАДЕМ НА ВЕРШИНУ НАСТОЯЩЕГО И, РАДУЯСЬ ДНЮ НЫНЕШНЕМУ, СМОТРИМ НА НИХ И ВСПОМИНАЕМ С БЛАГОДАРНОСТЬЮ ТО, ЧТО НАС СЕГОДНЯ СЮДА ПРИВЕЛО.

ВОТ ТАКОЙ ВОТ КАМУШЕК-МЫСЛЬ СЕГОДНЯ Я ПЕРЕДАЮ В ТВОИ РУЧКИ. Я ПОМНЮ ТЕ ДНИ, КОГДА ДВЕ ТВОИ КРОХОТНЫЕ ЛАДОШКИ ПОМЕЩАЛИСЬ В ОДНОЙ МОЕЙ ЛАДОНИ. СПУСТЯ НОЧИ, ДНИ И ГОДА В ТВОИХ РУКАХ УЖЕ ВЕСЬ МИР. ТАКОЙ, КАКИМ ТЫ ЕГО СОЗДАЛА, И СЕЙЧАС Я ХОЧУ ТЕБЕ НАПОМНИТЬ ТОТ ДЕНЬ, КОГДА МЫ СОТВОРИЛИ ИЗ ПАСМУРНОГО НАСТРОЕНИЯ ВЕСЕЛУЮ РАДУГУ НАШИХ ЭМОЦИЙ.

ТОТ ДЕНЬ МНЕ ОЧЕНЬ ДОРОГ, ВЕДЬ У НАС С ТОБОЙ ПОЛУЧИЛОСЬ СТАТЬ ТВОРЦАМИ СВОЕЙ ЖИЗНИ, НАМ УДАЛОСЬ НАСЛАДИТЬСЯ МОМЕНТОМ ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС.

ТЫ БЫЛА ОЧЕНЬ РАССТРОЕНА, Я ДАЖЕ НЕ ПОМНЮ, ИЗ-ЗА ЧЕГО. НО ЭТО НЕВАЖНО. КОГДА ТЫ СЕРДИЛАСЬ В ДЕТСТВЕ, ТО ТАК СКЛАДЫВАЛА ЗАБАВНО ГУБКИ, ЧТО БЫЛО ПОНЯТНО: ЛУЧШЕ СЕЙЧАС НЕ ПОДХОДИТЬ. ТЫ НЕ ТОЛЬКО ГУБКИ СКЛАДЫВАЛА, ЕЩЕ И БРОВКИ ДОМИКОМ ДЕЛАЛА, НО ЭТО БЫЛО НЕ САМОЕ СТРАШНОЕ! ТЫ, КОГДА НЕ ХОТЕЛА ГОВОРИТЬ, ТЫ ОБ ЭТОМ ГРОМКО КРИЧАЛА. ЗАБАВНО! НЕ ХОЧУ ГОВОРИТЬ, ПОЭТОМУ КРИЧУ.

НЕ ЖЕЛАЯ НИКОГО ВИДЕТЬ И СЛЫШАТЬ, ТЫ ЗАБРАЛАСЬ В СВОЙ ШКАФ. ТАКОЙ ОБЫЧНЫЙ ШКАФ, ЦВЕТА ТОПЛЕНОГО МОЛОКА. НО ТОЛЬКО С ВИДУ ОН БЫЛ ТАКИМ СВЕТЛЫМ, ЗАБРАВШИСЬ ВНУТРЬ, ТЫ ПОНЯЛА, ЧТО ТАМ ТЕМНО И НЕМНОГО СТРАШНО. ВРОДЕ ЭТО ТВОЙ ШКАФ, НО ОН ДРУГОЙ ИЗНУТРИ, НЕИЗВЕСТНЫЙ, БОЛЬШОЙ. НА ПОЛКАХ ЛЕЖАТ ВСЕ ТЕ ЖЕ ТВОИ ЛЮБИМЫЕ ВЕЩИ, НО ТЕМНОТА ИХ НАПОЛНЯЕТ КАКИМ-ТО ЗАГАДОЧНЫМ И ПУГАЮЩИМ ОБРАЗОМ. А ВДРУГ ЭТО ПЛАТЬЕ УМЕЕТ ШИПЕТЬ. ИЛИ ЭТА ЮБКА НАПРЫГНЕТ НА ТЕБЯ В ТЕМНОТЕ, И ЕЙ НЕ ВАЖНО, ЧТО НА ТЕБЕ УЖЕ ЕСТЬ ДЖИНСЫ.

В ОБЩЕМ, ЗАБРАВШИСЬ ТУДА И ПРОЯВИВ СВОЙ ХАРАКТЕР, ТЫ ПОНЯЛА, ЧТО ПОСПЕШИЛА. Я ЖЕ ЭТО ОСОЗНАЛ, КОГДА ТЫ ЗАМОЛЧАЛА. КОГДА КРИКИ, ОТЛЕТАВШИЕ ОТ СТЕН, ВДРУГ УМОЛКЛИ, И ТИШИНА НАУЧИЛАСЬ ГОВОРИТЬ, ТОГДА СТАЛО ПОНЯТНО, ЧТО МНЕ ПОРА ТЕБЕ ПОМОЧЬ. ТИХОНЬКО Я ПОДОШЕЛ К ШКАФУ И СЛЕГКА ПОСТУЧАЛ, ЧТОБ ТЕБЯ НЕ НАПУГАТЬ.

ТЫ, КОНЕЧНО ЖЕ, В ЭТОТ МОМЕНТ, ОСМЕЛЕВ, СКАЗАЛА: «УХОДИ, НЕ ХОЧУ ТЕБЯ ВИДЕТЬ».

«А ТЫ МЕНЯ И НЕ УВИДИШЬ», — СКАЗАЛ Я И БЫСТРО ЮРКНУЛ В ТВОЙ ШКАФ.

КАК МЫ ТАМ ПОМЕСТИЛИСЬ, Я НЕ ЗНАЮ, МОЯ МАЛЕНЬКАЯ ФЕЯ И ПАПА В ПЯТЬ РАЗ БОЛЬШЕ ЕЕ. НО ВДВОЕМ В ТЕМНОТЕ СТАЛО ЯВНО ВЕСЕЛЕЕ.

ТЫ НЕ ХОТЕЛА НИКАК МНЕ РАССКАЗЫВАТЬ, ЧЕМ ЖЕ ТЫ ТАК СИЛЬНО РАССТРОЕНА. УЖЕ НЕ БЫЛО ВАЖНО, ТЫ ТОЛЬКО ГОВОРИЛА, ЧТО НИКОГДА МЕНЯ НЕ ПРОСТИШЬ. В ТУ МИНУТУ Я РЕШИЛ ПОДЕЛИТЬСЯ С ТОБОЙ ОДНИМ СЕКРЕТОМ ЖИЗНИ.

ТЫ ОЧЕНЬ ЛЮБИЛА СЕКРЕТИКИ, ПОЭТОМУ ПРИ ЭТОМ СЛОВЕ ТВОЕ ЛЮБОПЫТСТВО ВЗЯЛО ВЕРХ.

«НЕИНТЕРЕСНА МНЕ ТВОЯ ТАЙНА», — ГОВОРИЛА ТЫ, НО МОИ ГЛАЗА, КОТОРЫЕ УЖЕ НАЧАЛИ ПРИВЫКАТЬ К ТЕМНОТЕ ШКАФА, ВИДЕЛИ, ЧТО ЭТО НЕПРАВДА. Я ОЧЕНЬ ХОРОШО ТЕБЯ К ЭТОМУ ВРЕМЕНИ ИЗУЧИЛ, КОГДА ТЕБЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЧТО-ТО ИЛИ КТО-ТО НЕИНТЕРЕСЕН, ТЫ ДАЖЕ НЕ ТРАТИШЬ НА ЭТО ВРЕМЯ, А ЕСЛИ ТЫ ПРОДОЛЖАЕШЬ ДИАЛОГ, ЗНАЧИТ, МИЛАЯ, КРЮЧОК ЛЮБОПЫТСТВА ТОБОЙ УСПЕШНО ПРОГЛОЧЕН.

ПОЭТОМУ Я ПРОСТО ПРОДОЛЖИЛ: «МОЯ ХОРОШАЯ, СЕКРЕТ ВОЛШЕБНИЦЫ СВОЕЙ ЖИЗНИ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В ТОМ, ЧТО ПРОЩАЯ КОГО-ЛИБО, ТЫ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ДЕЛАЕШЬ ХОРОШО СЕБЕ. ПРОСТИТЬ ДРУГОГО ЧЕЛОВЕКА — ЭТО, ПОЖАЛУЙ, ОДИН ИЗ САМЫХ ЭГОИСТИЧНЫХ ПОСТУПКОВ».

«И ВСЕ? ЭТО ТВОЙ СЕКРЕТ. АХ ТЫ ОБМАНЩИК, ЗРЯ Я ТЕБЯ ПУСТИЛА В СВОЙ ШКАФ», — ИГРИВО ЗАГОВОРИЛА ТЫ И НАЧАЛА В МЕНЯ КИДАТЬ ВСЕ, ЧТО ЛЕЖАЛО НА ПОЛКАХ. Я НЕ ОСТАЛСЯ В СТОРОНЕ И С УДОВОЛЬСТВИЕМ УСТРОИЛ ТЕБЕ ВЕЩЕПАД, ПРЯМО НА ГОЛОВУ. ВЫВАЛИЛИСЬ МЫ С ТОБОЙ ИЗ ШКАФА ДОВОЛЬНЫЕ И ХОХОЧУЩИЕ.

ТВОЯ МАМА, УСЛЫШАВ НАС, ЗАБЕЖАЛА В КОМНАТУ, И, КОНЕЧНО, НАМ ДОСТАЛОСЬ, ОСОБЕННО МНЕ, КАК БОЛЕЕ ВЗРОСЛОМУ И «КУДА ВООБЩЕ СМОТРЯЩЕМУ ОТЦУ». МЫ ДОЛГО ЕЩЕ СОБИРАЛИ ВСЕ ВЕЩИ И СКЛАДЫВАЛИ НА ПОЛКИ, НО Я ГОТОВ БЫЛ РАЗБРОСАТЬ ИХ ВНОВЬ И ВНОВЬ, ЧТОБ ПРОДЛИТЬ ЭТИ МИНУТЫ РЯДОМ С ТОБОЙ.

ТОГДА ТЫ МЕНЯ ПРОСТИЛА, НЕ ПОНИМАЯ ЕЩЕ ЗНАЧЕНИЯ СЛОВА «ЭГОИСТИЧНЫЙ», ПРОСТО, БУДУЧИ РЕБЕНКОМ, НЕ УМЕЯ ДОЛГО ОБИЖАТЬСЯ.

НО КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА ТЫ БУДЕШЬ ЧИТАТЬ ЭТО ПИСЬМО, ПОЖАЛУЙСТА, ПОМНИ, ЧТО, ПРОЩАЯ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ БУДУТ ТЕБЯ ОБИЖАТЬ В ЭТОЙ ЖИЗНИ, ТЫ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ДЕЛАЕШЬ ХОРОШО СЕБЕ. ПО БОЛЬШОМУ СЧЕТУ КАЖДЫЙ, КТО ВСТРЕТИЛСЯ ТЕБЕ НА ПУТИ, НЕ ДРУГ И НЕ ВРАГ, ЭТО ТВОЙ УЧИТЕЛЬ. БУДЬ БЛАГОДАРНА ЕМУ И ТВОРИ СВОЙ МИР САМА, ТАКИМ, КАКИМ ОН ТЕБЕ НУЖЕН. ПРОЩАЙ ЛЮДЕЙ ЗА ИХ НЕСОВЕРШЕНСТВО. ПРОЩАЙ СЕБЯ, ЧТО НЕСОВЕРШЕННА САМА. ПРОСТО ЖИВИ СЕРДЦЕМ.

ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!»

Обычно все папины письма летают с ней, и она сразу перед началом полета кладет их в спинку кресла и выбирает то, к которому потянулась рука. Она давно заметила, что интуиция всегда подкидывает именно нужное письмо, как будто сама Вселенная дает через эти письма ответы. И сейчас это письмо про обиды, и как верно подметил папа, что если мне неинтересна ситуация или человек, я даже тратить время не буду на это. Но я не могу себя обманывать, мой сосед меня явно интересует. Пытается наладить со мной диалог, я зачем-то капризничаю. Ну, неужели мне так тяжело рассказать, что я обычно читаю, какую литературу предпочитаю?! Давай, София, от общения с незнакомцем еще никто не умирал.

— Вы интересовались, что я обычно читаю? — заговорила она снова с ним, продолжая смотреть в иллюминатор. — Я читаю книги и людей. Я люблю приезжать в новую страну, город, выбирать на одной из улочек уютное кафе, желательно такое, через которое будет проходить много людей: пар, одиночек, семей, детей. Я заказываю себе чай без чая и начинаю читать людей и их судьбы.

Смотрю на кого-то, кто привлек мое внимание, и начинаю придумывать, чем он живет, почему он сегодня здесь, почему сегодня на нем или ней это платье, рубашка, юбка, что заставило их выбрать эти ботинки, туфли, почему они такого цвета. Дальше я изучаю во всех деталях внешность привлекшего меня индивида, у девушек меня всегда привлекает прическа, как уложены их волосы, сколько времени на это они потратили, затем я наблюдаю за поведением, отношением друг к другу: целуются, ругаются, плачут, смеются, грустят или улыбаются миру, который улыбается им в ответ.

Мне интересно все: что они заказывают на обед, что они пьют, о чем они мечтают. Так я их читаю и через все это рисую их жизнь, рисую своим воображением, раскладываю картинки в пазле жизни. Что же будет дальше, когда они встанут из-за стола, когда разойдутся в разные стороны, когда пожмут руку или поцелуют в щеку. Что будет дальше? Я с самого детства любила рисовать. Как только родители отдали меня в изостудию, я полностью растворилась в своем мире образов и красок.

— Вы любите живопись? — спросила она Андрея, повернувшись, наконец, к нему.

«Ну, а я кого предупреждал? — возмущался разум. — Вот, получи! Твой сосед-романтик спит, несмотря на то, что три раза пообещал этого не делать. И это даже неважно, что ты считала, сколько раз он пообещал. Важно то, что он, как, впрочем, и все мужчины, не сдержал своих слов. Тут еще даже не пахло ванилью, а уже горечь разочарования».

«Какая дура! — злилась она на себя. — Распинаюсь перед ним, открываю ему свой внутренний мир, а он храпит в ответ. Хочется верить, что он был джентльменом и заснул раньше, чем я начала свою пустую болтовню, хочется верить, что он заснул не под мой монолог.

С чего я вообще решила начать рассказывать о себе? Ну конечно, спасибо тебе, интуиция, нужное письмо подкинула. Подмигиваю тебе своим смайликом. Наивная особа, двадцати трех лет, была положена на лопатки запахом алкоголя, настоянного на интеллигентности, знании пяти языков, и с добавлением щепотки романтики, так, знаете, для улучшения вкуса. Как мало нам, девушкам, нужно!»

Однако за то, что произошло дальше, ей будет стыдно очень долго, но она не смогла удержаться. Поняв, что он спит, София позволила себе впервые за полет на него внимательно посмотреть. И ладно бы, если б посмотрела и занялась своими делами. Нет же, она стала его рассматривать, во всех деталях смакуя его образ.

Перед ней был уже сформировавшийся мужчина, двадцати семи — тридцати лет, брутального вида. Его темные волосы очень привлекательно ложились на бок и немного струились вдоль виска, что придавало его образу некий налет романтизма. Щетина нескольких дней свежести также шла ему на пользу.

Конечно, она не могла пройти взглядом мимо его губ. Сначала она проскользнула, но очень скоро вернулась к ним снова. Губы были идеальны: пропорциональные, не сжатые, не узкие, в меру пухлые и слегка приоткрытые во сне.

«Так, стоп, мне кажется, кто-то направился не туда!»

Итак, продолжаем… нос, ну, нос как нос. Хотя какое значение имеет нос, когда у него такие губы!!!

Нос был слегка большеват, хотя, как пишут в дамских журналах, это скорее плюс. Скулы добавляли лицу симметричность и в то же время выдавали легкую усталость ее спутника по рейсу. Дыхание во сне было ритмичным. Такое ощущение, если закрыть глаза, как будто шумит океан, прилив сменяет отлив, очень глубокое дыхание. Будто берет свое начало в самом низу и, наполняя всю грудную клетку, дарит ее хозяину много силы и энергии.

«Так, снова не те ассоциации! Тебя волной подхватывает и уносит. Предупреждаю, — вопил разум, — тебе будет очень тяжело остановиться».

Однако, продолжая его жадно рассматривать, она поняла, что он ей симпатичен, более того, у них могло даже что-то получиться. Ей всегда нравились мужчины, с которыми можно было говорить днями и ночами. Правда, такие встречались редко и, как правило, были уже в отношениях.

Внешность для нее никогда не была на первом месте, но если жизнь подкидывает симпатичные сюрпризы, как сегодня, то зачем отказываться. Ну и, конечно, ей всегда хотелось видеть рядом стройного, подтянутого мужчину, занимающегося спортом и ведущего здоровый образ жизни. Она всегда относилась к отношениям очень серьезно, может, поэтому их-то и было в ее жизни меньше, чем пальцев на одной руке. И уж если она отдавалась отношениям, то рассматривала мужчину сразу как потенциального отца ее будущих детей.

И, безусловно, ее избранника ну никак не могла миновать участь сравнения с папой, с которым у нее была не просто связь отца и дочери, их соединял неразрывный канат доверия и безусловной любви. Который, между прочим, отец давно готов был разрубить, мудро понимая, что после восемнадцати лет его дитя полностью свободно и должно строить свои личные отношения, искать себе новый источник, к которому она подключится и вольет в него свою лунную энергию. Но, судя по всему, она сама пока была к этому не готова.

Возвращаясь к внешнему виду и формам, стоит отметить, что ее воздушный попутчик был очень даже строен, атлетически сложен, как она любила, ничего лишнего, руки и плечи внушали доверие, и в них хотелось уткнуться.

Рассмотрев Андрея во всех мельчайших деталях, она не остановилась. Зная, что ей будет стыдно еще сильнее, она взяла его книгу. Взяла без спроса, взяла украдкой. Ей было очень интересно, что же он читает. Он ее почувствовал очень тонко: она действительно была крайне любопытна.

Книга называлась «Вишневое варенье для успеха». Она слышала об этом произведении, в нем давался рецепт достижения цели. Ее очень впечатлило, что он не просто читал книгу, а выделял в ней маркером важные для себя части. София знала, что есть как сторонники этого метода, так и противники. Она скорей относилась ко вторым. Потому что считала, что если выделяешь в книге какой-то фрагмент, то это тебя якорит в ней. И в следующий раз, когда ты ее берешь в руки, то, пролистывая, обязательно будешь останавливаться на моментах, которые ты выделил. Однако ты, когда читал ее в прошлый раз, и сегодня, — это два разных человека, и, возможно, тогда ты обращал внимание на одно и делал акцент на этом, а сейчас тебе уже важно другое. Но из-за таких маркеров ты «другое» не увидишь. Поэтому она никогда ничего не выделяла в книге, оставляя себя открытой новым возможностям и граням жизни.

Ее же папа делал как раз наоборот. Он говорил, что редко возвращается к книге второй раз и выделенные фрагменты использует для дела. Возможно, у Андрея была та же история, но уже сам факт того, что он не просто читает книгу, а работает с ней маркером, ее, безусловно, впечатлил.

Ей было очень интересно узнать, на чем он остановил свое внимание, ведь по выделенным фрагментам она могла составить для себя более глубокий портрет его личности. Очень многое из выделенного было про то, как ставить «правильные» цели и какие качества для их достижения требуются человеку. Одна из цитат звучала следующим образом:

«УСПЕХ ДАЕТ ПОДСКАЗКИ. ВДОХНОВЛЯЯСЬ, ДЕЙСТВУЙТЕ!»

Ей очень нравился призыв, так как она верила в то, что именно действие наполняет жизнь смыслом. Каждый день, совершая маленький шаг, ты движешься к большой победе. Победе над собой, своими страхами, сомнениями и унынием.

Неожиданно она увидела очень большой отрывок, выделенный маркером. Любопытство сделало свое дело, и она погрузилась в этот текст:

«Успешный мужчина, да?!

Телефон — давно не средство связи, а модный аксессуар. машина — не аппарат для перемещения из точки А в точку Б, а что-то состоящее из тюнинга, выхлопной трубы поогромнее и желательно двух, а значок на капоте — из тройки самых-самых (ну ты понял). И ты давно не знаешь, сколько стоит буханка хлеба и литр молока.

В общем, есть многое, осталось найти идеальную женщину, и пазл сложится в идиллическую картинку. Просьба читать внимательно и не перепутать с идиотической, грань слишком тонка.

Итак, охота начинается. Идет время — успешный мужчина ищет, но почему-то не находит. Мужчина нервничает, злится, если кто не знает, мужчина склонен к вспыльчивости и агрессии. И где же она, это милое создание, которое никак не хочет завершать успешную картинку современного мужчины? И не выберешь ведь ее по каталогу, задав вопрос интернет-поисковику и отмечая галочками то, что тебе требуется: готовка три раза в день, еще не успел чихнуть, а уже платок поднесли.

И все друзья тебе завидуют, собери всех мисс Мира, и не затмят. А еще опция «говорит, когда хочу, молчит, когда лишь моргну». Про себя вспоминает только тогда, когда надо навести красоту. Личных планов и дел быть не может, вся растворяется в тебе. Любое твое желание исполняет и даже предугадывает. А как крестиком вышивает, загляденье. Хотя нет, это уже лишнее. Где тут функция delete?

Ну как — круто?! А теперь помечтаем — такая нашлась, сидит рядом. Пылинки сдувает. Но проходит пару дней, и ты понимаешь, что с пылью легко справится пылесос, и его по гарантии сдать можно. Вкусное блюдо можно заказать и в ресторане, салоны красоты не хочется делать гостевой дачей. Шкафы от вещей модных не закрываются, а ей нечего носить. И вообще все три твои вещи давно пора убрать из шкафа, как выясняется, ведь именно из-за них он не закрывается.

Идеальность начинает растворяться. Такое впечатление, что вместо шоколадного мороженого дали пломбир с тонким-тонким слоем шоколада, он начал таять и скоро оголит всю истинную натуру… холодную и принципиальную. Ну, здравствуй, Снежная Королева!

Коллеги, это я обращаюсь к вам, пришедшим с Марса, согласитесь, что идеальность скучна. Она предсказуема и неинтересна. Сидит в своем идеальном гареме, и придраться не к чему. Ну конечно, хочется, чтобы твоя женщина умела приготовить тирамису по-итальянски, утку по-пекински или лечо по-болгарски, но, с другой стороны, можно сразу перейти к сладкому и без десерта.

Еще хочется, чтобы милая сорочки стирала. Стрелки наглаживала или галстук двадцатью пятью способами на шее завязывала, хотя это может быть и опасно, может ведь затянуть и потуже! И конечно, хочется всегда рядом видеть ухоженную, с идеальной фигурой, волосинка к волосинке, женщину. Но иногда и встреченный с нею новый день в твоей слегка помятой, пойманной где-то на просторах пола, безразмерной (для нее) футболке делает твою вторую половину королевой… в глазах, наполненных любовью, конечно.

Главная задача женщины (идеальной и неидеальной) — это быть счастливой, главная задача мужчины — ее такой сделать.

И, наверное, это одна из самых сложных задач в жизни успешного мужчины. Иногда это гораздо сложнее миллионных сделок, ведь это сделка с самим собой. Необходимо однажды решить, что ты готов отдавать ей свое время, заботу, мысли и мечты. Ведь иногда за ее мечту придется заплатить своей. Женщина любит быть единственной, защищенной, она хочет, чтобы в любой ее неровности ты видел изюминку.

Она хочет тебя слышать, видеть, чувствовать, даже тогда, когда ты занят, очень занят, а ей надо сейчас. Потому что весь мир подождет, а она — нет! И вот такая вот неидеальная даст тебе гораздо больше, чем эталон домохозяйки, красоты или гостеприимства. Такая несовершенная, но с горящими глазами наполнит тебя своей энергией. Женская энергия, сливаясь с мужской, создает волшебство. Мужчина, благословленный женщиной, — победитель. Такому мужчине открыты все двери, его дороги до цели самые короткие, такой мужчина поддержан высшими силами. Ради такой женщины можно на ужин и салат из супермаркета.

Приятного аппетита! Ведь это правда, к нам, мужчинам, путь именно такой — прямой и не извилистый, — накорми, и мы ваши, а вот «идеальную» Венеру еще пойми, что привело к этим нахмуренным бровям. И что с того, что она не сказала. Ты не услышал, ты не увидел, ты не почувствовал. Ну и кто ты после этого?! Бревно, о ужас! В эту секунду беги, мой друг. Даже если ты не атлет, беги!!! Если на пути, конечно, меховой салон попадется, то можешь бег замедлить.

Мысли могут вилять долго, суть одна. Зачем слова, когда все сказано глазами. Пусть взгляд вашей женщины станет счастливым, и, восхищаясь ее неидеальностью, вы будете вознаграждены».

Ее впечатлили эти слова, но еще более ее впечатлило, что Андрей выделил для себя этот отрывок. Он хоть и был частью книги, но, по ее мнению, имел право на отдельное существование. Очень лаконично, иронично и точно автор отразил взаимоотношения двух полов. Она была согласна с каждой буквой.

Заканчивая смотреть книгу, София четко решила, что она ей нравится не меньше, чем ее хозяин. И если его как книгу ей прочесть вряд ли удастся, то данный экземпляр в свою библиотеку она обязательно приобретет.

Уже закрывая «Вишневое варенье для успеха», она решила поиграть с судьбой. Открыв книгу снова, она написала свой номер телефона и оставила надпись:

«ЗВОНИ, ЕСЛИ ДЫШАТЬ БЕЗ МЕНЯ СТАНЕТ СОВСЕМ ТРУДНО. ЭТОТ ТЕЛЕФОН ПРИНАДЛЕЖИТ НЕ ИДЕАЛЬНОЙ, НО МЕЧТАЮЩЕЙ СТАТЬ СЧАСТЛИВОЙ».

Эту часть он уже прочел, и сейчас к ней вряд ли вернется, учитывая, что впереди еще больше половины книги. Но однажды, если судьбе так будет угодно и он будет полон решительности действовать, зайдя дальше своих слов, они смогут встретиться снова.

Положив книгу на место, она поняла, что не хочет сейчас ничего уже больше читать, ей хотелось просто смотреть на облака, пролетающие под ней, осознавать уникальность момента, что она человек без крыльев, а летит, может видеть эту красоту и наслаждаться ей.

В эту минуту по ней пробежали мурашки благодарности. Так было часто, когда она искренне радовалась мигу настоящего и благодарила Высшие силы за то, что у нее есть в жизни.

Загорелась лампочка, самолет шел на посадку, попросили пристегнуть ремни. Андрей, несмотря на все громкие объявления, продолжал спать так сладко, словно малыш. Было так интересно за ним наблюдать. В эту минуту ей показалось, что рядом сидит тот маленький и беззащитный Андрэ, которого удалось раскрыть няне Софи и который сегодня возмужал и превратился в уверенного мужчину, однако там, глубоко в нем продолжает жить ребенок, который, судя по всему, недополучил родительской любви.

Мамы рано не стало, а папа был занят чем-то другим. Ей тяжело было это понять, как это — жить без любви родителей, так как сама она в ней, безусловно, купалась. На мгновенье ей стало его так жалко, может, и вправду в этом что-то есть: Софи и Я… София. В этих мыслях самолет успешно приземлился в Мадриде.

Сначала она думала, что разбудит его и сообщит о том, что он не сдержал своего обещания, как она и предполагала. Но затем она решила, что будет очень неловко ставить его в это положение, унизительно для ее попутчика, поэтому она просто проскользнула мимо, благо они сидели на «спейс — местах» и она могла это сделать без труда.

— Молодой человек, наш рейс завершен. Молодой человек, просыпайтесь, пожалуйста!

Андрей нехотя открыл глаза. Сначала он даже не понял, где находится. Голова болела, состояние было мутным. Но в следующий миг все начало всплывать картинками, образами: красивая молодая девушка, уникальные глаза, любопытная и строптивая, София… Я спал. Я заснул. Я — кретин. Как я мог? Ведь я же ей обещал.

— Скажите, а где София? — спросил он стюардессу.

— Я не понимаю, о ком вы говорите! Последний пассажир покинул салон самолета уже пять минут назад, вы долго спите, молодой человек, — слегка раздраженно ответила ему она.

Он быстро схватил свои вещи и побежал.

— Молодой человек, вы забыли книгу! — пронеслось ему в спину.

— Оставьте ее себе. Это сейчас неважно!

Он бежал все быстрее, но конца этому аэропорту не было. Добежав до транзитной зоны, он свернул в нее.

— Ваш посадочный, — слова, встретившие его и охладившие налетом официальности.

— У меня его нет.

— Вы куда летите дальше?

— Я прилетел, но мне надо туда, вы не понимаете, там меня ждет девушка.

— Мужчина, отойдите, пожалуйста, иначе я вынуждена буду позвать охрану, — получил он в ответ явно непонимающее безразличие.

Он бросил эту затею и понял, что может еще успеть выйти из аэропорта и купить билет на любой рейс, ворваться в зону вылета и искать ее. Но знать бы, куда она летит. На выходе зоны прилета его ждала младшая любимая сестренка.

— Андрей, привет! — замахала она ему двумя руками.

— Дашуль, привет! — ответил он ей, крепко обнимая и кружа ее в воздухе.

— Как ты, братишка?

— Так себе. Я встретил в самолете прекрасную девушку, которую не смогу забыть, но я не знаю, как ее найти. Я обещал ей не спать, но заснул. Мы сидели вместе, пока я спал, она ушла, наверное, разочарованная во мне. У нее стыковка, но я не знаю, куда она летит. Но я знаю, что делать, подожди меня еще здесь немного.

— Ну конечно, я подожду, ведь я приехала за тобой. А что ты собираешься сделать? — спросила его сестра.

— Я сейчас куплю билет на любой рейс и пойду ее искать, — ответил он ей.

— Андрей, ты о чем? Это безумие. Ты представляешь, сколько людей в аэропорту, как ты ее будешь искать? Ты даже не знаешь страну, куда она летит дальше. Сколько у нее стыковка будет длиться? Все это бессмысленно, — говорила ему Дарья, а сама четко уже понимала, что ее целеустремленный брат не остановится.

— Я не прощу себе, если не сделаю этой попытки, — эти слова Андрей уже кричал на ходу, удаляясь в сторону касс аэропорта.

Быстро купив билет, он устремился в зону вылета. Как назло, все было очень долго, спящие досмотрщики как будто сговорились и делали так все медленно, как будто весь мир против него. Наконец-то он ворвался в зону вылета, которая тщательно запрятала от него девушку с глазами цвета неба, такими же синими и такими же глубокими.

Аэропорт тянулся в разные стороны, как большой город с бесконечными улочками, с одной разницей в том, что вместо туристов здесь было полно людей, ожидающих своего вылета и полностью безразличных к поискам Андреем своего счастья.

Поначалу он пытался кричать ее имя. Пару раз ему казалась, что вот она, он догонял девушку, дотрагивался до ее плеча, но в ответ к нему поворачивалась неизвестность. Через час он сдался и пошел на выход. Еще полчаса пришлось потратить на то, чтобы объяснить служащим аэропорта, что он никуда не полетит и его должны выпустить.

Даша ждала его терпеливо. Сестренка всегда была для него тем добрым другом, который его понимал, принимал таким, какой он есть. Он же стал для нее тем, кто был ближе всех, когда их мама умерла. Со старшим братом все было наоборот, тот стремился всегда оправдать ожидания отца, что сильно злило Андрея и истощало их родственную связь.

— Спасибо, что дождалась меня.

— Незнакомка растворилась как утренний туман?

— Не шути, и так тошно. Еще эта встреча завтра с ним.

— Ты опять пил?

— Не пил, а старался забыться.

— Тебе не надоело прикрываться алкоголем и прятаться в нем? Не проще ли просто поговорить с отцом, составить с ним диалог двух взрослых мужчин.

— Даша, у нас впереди долгая дорога, я успею еще наслушаться твоих нотаций. Поехали, извини, что заставил ждать.

— Ладно, не расстраивайся. Столько еще встреч у тебя будет впереди, поверь мне. Если б ты понравился девушке, она бы не исчезла просто так. Какой-нибудь знак бы точно оставила.

— Спасибо, подбодрила.

— Пожалуйста, лучше эту правду скажу тебе я, чем ты будешь мучиться дальше и сожалеть, что заснул.

— Хорошо. Может, ты и права. Может, просто показалось. Но знаешь, почему-то внутри меня такое странное чувство, что один сегодняшний день ярче, чем вся моя прожитая жизнь до него.

Даша заметила, что, пока они шли в машину, брат был чем-то очень обеспокоен. И это была не только встреча с неизвестной для нее девушкой, что-то явно его еще тревожило.

— Сестренка, у тебя есть листик?

— Андрей, какой листик?

— Обычный лист и ручка, — повторил он.

— Посмотри в бардачке.

— Господи, Даша, у тебя здесь чего только нет, но лист и ручка отсутствуют.

— Слушай, это мой бардачок, поэтому что хочу, то и вожу в нем! — гордо заметила она.

— Конечно, вози что угодно. Но неужели нет ничего, на чем можно записать?

— Знаешь, я как—то, собираясь встречать тебя, не думала, что мы будем наше общение записывать. Вернее, так: я буду одной рукой рулить, а второй писать, — дополнила она. — Ты так себе это представляешь?

— Ну ладно, не ворчи, вот, нашел, — ответил ей Андрей. — Что это?

— Это чек.

— Отлично, его и использую.

— Подожди, дай гляну, может, его нельзя брать.

— Да прекрати ты, это всего лишь бумажка.

— Это для тебя «всего лишь», дай мне взглянуть.

— А как же руль? Ты же «правильный» водитель! Одной рукой вести авто, а другой держать чек, и еще отвлекаться от движения, чтобы проверить, что там в нем напечатано… Не узнаю тебя, моя самая ответственная и самая любимая на свете сестренка.

— Ты прав, — ответила ему Даша.

— Что ты делаешь?

— Сворачиваю на обочину, мы останавливаемся.

— Ну ладно, хватит, я тебе зачитаю, что тут написано, а ты скажешь, можно ли взять этот чек.

— Да бери, можно.

— Ты не будешь смотреть, что это за чек?

— Нет.

— А если я его испорчу, ты даже не расстроишься?

— Нет.

— Почему?

— Потому что там нет ничего важного, я просто шутила с тобой, — сказала Даша и звонко засмеялась.

— А я-то думал, ты не расстроишься, потому что я — твой родной братишка, по которому ты очень соскучилась и которого очень сильно любишь и для которого ничего не жалко.

— Ну, поэтому, конечно, тоже, — продолжая смеяться, ответила она.

— Я понял, ты хочешь позлить меня, маленькая жучка.

— Как ты меня назвал? Пошли в дело детские клички?! Ну, держись, эйфеленок.

— А ты — сосиска вареная, — продолжил Андрей.

— Свин-пересвин!

— Гусеница опухшая!

— Андрей, остановись, я не могу. У меня от смеха слезы на глазах, а мне еще надо тебя довезти до дома.

— Это не дом, ты знаешь мое отношение к этой встрече.

— Ладно, давай сейчас не будем об этом. А зачем тебе нужен был мой чек? — спросила его Даша.

— А ручка есть?

— А ты знаешь, вопросом на вопрос невежливо отвечать!

— Хотя не надо, вроде у меня есть в сумке, — продолжил Андрей, не обращая внимания на комментарии сестры.

— А зачем тебе все это так срочно понадобилось, что ты хочешь записать?

— Стих.

— Не может быть, я не верю тебе. После смерти мамы ты написал стихотворение для нее и сказал, что больше этого не сделаешь никогда.

— Даша, я ошибся. С сегодняшнего дня я хочу писать стихи снова, и этот даже не мое желание. Они льются из меня, я просто инструмент Высших сил, мне надо записать эти строчки, иначе я взорвусь.

— Очень неожиданно, — ответила ему Даша.

— Готово! Послушаешь? — спросил ее Андрей спустя несколько минут.

— Ну конечно, братишка, я вся внимание. Неужели это твоя незнакомка тебя так вдохновила?

Ответом же ей была уже первая строчка стихотворения…

ЗАЧЕМ СЛОВА

Зачем слова,

Когда все сказано в глазах.

В них нежность и любовь

И потерять тебя здесь затаился страх.

Еще здесь преданность

И восхищение тобой.

Надежда, что предназначен

Я тебе судьбой.

Слова порой бывают так жестоки,

Глаза же не обманут никогда.

Когда прочтешь в глазах моих ты эти строки,

В твоих глазах увижу отражение себя.