Костяная корона

Александр Привалов, 2023

Много дней прошло с тех пор, когда люди с острова Сиинир уничтожили народ нобилиллов. Город пал, но на его месте не нашли ничего, кроме трупов. Смертью веяло от безжизненных замков черносердечного народа, отныне закрытых Туманной стеной.Все вернулось на круги своя. Люди остались ни с чем, виня друг друга в учиненных бесчинствах, все больше и больше отдаляясь друг от друга, но теперь, когда за стеной, в пустынях и лесах начали собираться армии, людям придется объединить свои силы с другими народами, чтобы противостоять общему врагу.

Глава 2

Остарион

На западе острова Сиинир чернел, простираясь на десятки миль, высокий лес. Широкие черные стволы деревьев были окутаны серебристо—серым туманом, а сам лес был давным—давно окружен длинным и глубоким рвом, на дне которого все еще стояли старые колья. Черные, раскидистые деревья стояли стеной, закрывая от солнечного мира ужасы, сокрытые за пеленой серого тумана и могучими ветвями мертвых древ.

Сюда и ушли, гонимые отовсюду, северные народы острова Сиинир — нобилиллы. Никто не знает, как они пробрались туда, но теперь древний народ чах под сенью черных деревьев.

На еле видной невооруженному глазу тропинке, заросшей пожухлой, черно—зеленой травой,виднелись четыре силуэта. Они осторожно переступали через ловушки, поставленные их народом, чтобы пауки и волки не смогли добраться до их деревнинезамеченными. Последней деревни. Несколько десятилетий назад народ черносердечных был выгнан людьми с их земель и скитался по острову, убегая от гонений, скрывшись в Черном лесу. Еще двадцать лет назад их было куда больше, и для того, чтобы построить жилища, нобилиллам пришлось драться за землю с огромными пауками, которые кишели в этом лесу. Многие погибли в этой войне, но еще больше погибло от болезней, коими были наполнены эта земля и воздух.

Последним, среди бесшумно двигающихся силуэтов, шел молодой, черноволосый нобилилл. Он уверенно переступал через ловушки, и думал о чем—то своем, изредка обращая внимание на яростные перешептывания своих спутников. Мать дала ему имя Остарион, а отца он не видел в своей жизни, гадая, погиб ли тот на войне, или пропал без вести в этом лесу. Никто не смог дать ему ответа, даже старейшина, бывший советник короля нобилиллов, управляющий последней деревней.

Нобилиллы осторожно пробирались через бурелом, изредка переругиваясь между собой:

— Зачем мы только понаставили этих ловушек, — ворчал Малт, низкий и крепкий светловолосый юноша с правильными чертами лица и зелеными глазами, — они все равно их не останавливают! Даже если пара этих тварей запутается, остальные пройдут. Нам надо самим уничтожить их логово, сжечь его, пропади оно пропадом! Но нет, мы сидим на болоте и изредка выбегаем за сухими ветками, которых и на болоте предостаточно!

— Все сухие деревья на болоте вырублены еще пару месяцев назад, — осадил его Йонас, один из сыновей старейшины деревни. — Тем более, лишний шум может привлечь к деревне пауков. Нас итак осталось не многим более двух сотен, а пауки подходят к стенам слишком часто. И если мы оставим деревню без защиты — мы все умрем быстрее, чем здесь подует свежий ветер.

— Здесь он никогда не подует, — усмехнулся Остарион. — Так что мы можем жить еще очень долго.

— Благодаря этим ловушкам ты до сих пор жив, Малт, — раздраженно ответил самый старший среди них, высокий черноволосый Кип. — Пауков слишком много. Ты хочешь, чтобы мы совсем сгинули? Мы стараемся выживать, потому что люди почти уничтожили нас. Я видел, как они резали моих родителей, видел, как они жгли наш город, видел их мерзкие лица и пока я не отомщу им, не увижу ужас на их лицах, я не погибну, поэтому иди и помалкивай!

— Старейшина говорит, снаружи все считают, что мы уже сгинули, — высокомерно сказал Малт. — Он был там, снаружи, они все думают, что нас больше нет! Мы уже часть прошлого.

— Пусть думают, что хотят, — Остарион осторожно переступил через натянутую веревку. — Мы еще скажем о себе пару слов.

— Мы выйдем из этого леса, только когда над нами будет весь день светить солнце. А это никогда не произойдет.

— Да, ты прав, — спокойно ответил Остарион. — Только что с того, что ты прав? Это совершенно ничего не дает. Ты не знаешь, что произойдет завтра, послезавтра, даже через пять минут, пропади они в Бездне! Когда—нибудь мы отсюда выйдем. И не надо ждать ветра в лесу или солнца в небе.

— Скажи это тем, кто сейчас лежит на дне болота.

Остарион замедлил свой ход и отвернулся от остальных. Перед ним, словно наяву, предстали погибшие нобилиллы. Они срывались с деревьев, умирали от болезней, но их тела неизменно лежали в центре болота. Бледные, чистые, словно живые, казалось, они вот—вот встанут и выйдут на землю, но это было не так. Там же лежала и его мать. Пятнадцать лет назад она умерла от лихорадки и ее похоронили в воде. Остарион не помнил ее лица, но изредка видел ее, лежащей в болоте, скрытой ото всех серым камышом. Лишь старики изредка рассказывали ему, какой она была — величественной и прекрасной, лучшей во всем. Остарион часто вспоминал ее, выглядывая из огромных щелей хижины, построенной над водой. В огромном болоте лежали сотни нобилиллов. Их перестали хоронить в земле, когда волки разрыли первые могилы.

Воспоминания захлестнули Остариона, но он не простил бы себе, если бы хоть кто—то видел его слезы. Юноша перестал плакать, когда первый раз вышел на охоту — это было еще десять лет назад. Сейчас ему было девятнадцать.

— И зачем ты только это упоминаешь, — вздохнул Малт. — Мне хватает того, что я вижу их каждый день.

— Тихо! — прикрикнул Йонас. — Мы пришли. Принимайтесь за работу и без звука!

Нобилиллы вышли на поляну, на которую едва проникал лунный свет, отчего она была куда светлее и прекраснее всего леса, который мрачной стеной обступил ее. Остарион оглянулся на него и вздрогнул. Черные кроны деревьев в свете луны казались иссиня—черными, пугающими, словно монстры из детских сказок, пришедшие наяву. Все нобилиллы ненавидели этот пугающий лес, но не могли уйти, боясь людей, прогнавших их сюда. Они мечтали об этом все двадцать лет, что выживали в Черном лесу, но каждый раз разворачивались, едва лишь вставая на дорогу к выходу. Вскоре, нобилиллы забыли, что отсюда есть выход, и некоторые наиболее смелые нобилиллы, среди которых был и Остарион, изредка бродили по лесу, стараясь найти уже заброшенные тропы. Они не знали, что люди раскаиваются в содеянном и не смеют даже взглянуть на священный город, утерянный и для них. Изредка Остарион говорил, что им пора отсюда уходить — или они все здесь погибнут, но старейшина останавливал их каждый раз, стоило им только согласиться с молодым нобилиллом. Остарион ругал их, но и сам слушался старейшину, не смея перечить.

Сейчас он осторожно ломал ветви валежника, сбрасывая их в кучу, заодно прислушиваясь к звукам в лесу. Было тихо. Рядом с ним стоял Малт и, видимо, хотел поговорить.

— Откуда у тебя этот меч? — наконец спросил он шепотом.

— От матери достался, — ответил Остарион, отламывая очередную сухую ветвь.

— Я его раньше у тебя не видел. Почему ты не ходил с ним?

— Не было нужды. У меня был другой меч, — Остарион вспомнил свой старый клинок, покрытый сколами и затупленный настолько, что наточить его было невозможно. Несколько дней назад нобилилл выкинул его в болото. Теперь же, ощущая тяжелую темную сталь у себя за спиной, Остарион чувствовал себя гораздо спокойнее, чем раньше.

С этим мечом он мог уйти отсюда — однажды ему даже удалось дойти до края леса — солнце вовсю освещала пожухлые деревья и кустарники, кучи опавших листьев покрывали собой красноватый песок. Остарион запомнил дорогу туда и вернулся обратно в деревню, взволнованный и взбудораженный, но его рассказу никто не поверил. Над ним лишь посмеялись и только. Остарион же мечтал выйти к тому месту еще раз — чтобы наконец покинуть проклятый лес. Были и те, кто уходил из деревни, пытаясь уйти — но о них уже никто ничего не слышал очень давно.

На поляне не было паутины, словно по ней никогда не ходили пауки. Даже над ней не было и следов склизких белых нитей, как будто это место было для них особенным.

За поляной, в лесной глуши, где иногда каркали вороны, вдруг стало очень тихо. Остарион увидел в лесу мягкий отблеск лунного света. Едва слышимый перестук лап послышался откуда—то из глубины леса. Нобилиллы тут же прекратили ломать ветви и отступили к центру поляны, на ходу вытаскивая оружие. И вот, на освещенную лунным светом поляну осторожно ступила мохнатая паучья лапа. Твари заходили со спины, надеясь застать нобилиллов врасплох. Но было уже поздно.

Остарион вытащил свой меч и выставил его перед собой. Первый паук резво побежал вперед, едва заметив блеск стали. Тварь прыгнула. Остарион взмахнул мечом и перерубил тварь пополам! Зеленая кровь брызнула во все стороны, тело членистоногого с чавкающим звуком повалилась на траву. Пауки пошли в атаку. Остарион насчитал шестнадцать небольших, с большую собаку, тварей. Они шипели и плевались ядом, который стекал с их щелкающих жвал. Но нобилиллы не подпускали пауков слишком близко, пытаясь отрубать им лапы. Но одна из тварей сумела пробиться сквозь мечи и прыгнула на Йонаса, прежде чем тот успел бы увернуться — нобилилл упал, истошно завопя:

— Снимите его с меня!!!

Остарион в два прыжка оказался рядом с ним и пнул впившуюся в Йонаса тварь ногой. Паук свалился с него и Остарион сильным ударом пригвоздил его к земле. Йонас зажимал кровоточащую рану чуть ниже плеча и пытался встать. Яд пауков действовал медленно, и если успеть добежать до деревни, то руку нобилилла еще можно было спасти.

Остарион вернулся в бой. Кип и Малт уверенно давили врага к лесу, добивая хромающих пауков. Вскоре все кончилось. Поляна была усеяна трупами, зеленая кровь стекалась в огромные лужи, над которыми уже закружили большие черные мухи.

Остарион огляделся, проверяя, не осталось ли живых тварей, пока Кип и Малт перевязывали Йонаса. Запах паучьей крови заполнил поляну. Над ней закружили вороны, громко каркая, явно собираясь на пир. Но вдруг, что—то их спугнуло и они бросились врассыпную, пропадая в лесу — на мгновение все затихло, но тут, издалека послышался вой.

— Волки, — прошептал Остарион, вытирая свой меч о пожухлую траву. Он поднял голову, чтобы вглядеться в темную чащу.

— Уходим, — быстро сказал Йонас, потирая плечо. — Бросайте ветки и бегом в деревню! Надо предупредить остальных!

Бросив ветви, они побежали обратно в деревню, что было сил. Кип вел валившегося с ног Йонаса, а Малт и Остарион неслись впереди, перепрыгивая через ловушки. Холодный пот застилал глаза, но Остарион и не думал останавливаться.

Их дорога была длинной. Свет луны почти не проникал в эту часть леса, поэтому бежать приходилось не только быстро, но и осторожно. Нобилиллы пробегали мимо старых, полуразрушенных хибар, построенных на деревьях. Это были старые деревни, некогда заполненные нобилиллами, которые были уже давно мертвы.

Они добежали до деревни так быстро, насколько это было возможным, мигом перемахнули через косой забор и рванули к хижинам. Нобилиллы построили их на раскидистых ветвях крепких деревьях прямо над болотом. Бывало, что некоторые из них обваливались, но такого не происходило уже давно. Черные ветви держали на себе по две—три хижины, в которых жило по пять—десять нобилиллов. Хижина старейшины находилась на самом краю деревни, прямо над частоколом. Малт и Кип увели Йонаса к лекарю, старику Хейну, так чток старейшине поднимался один Остарион. Тухлый запах давно умерших зверей и нобилиллов, резали нос и глаза, но все к нему уже давно привыкли. Остарион медленно поднимался по крутой лестнице. Он открыл дверь без стука и зажмурился от ослепляющего света десятка свечей из волчьего жира.

— О, смотрите, кто пожаловал! — с издевкой произнес Кииссат, старый друг старейшины и лучший воин своего народа. Он был противным и староватым нобилиллом, которого не особо все любили, однако, лучшего воина все—таки найти было невозможно. Кииссат обучал каждого из юношей искусству боя и за это Остарион был ему благодарен, если бы не он — давно бы ему лежать на дне болота. Но его характер давно осточертел всем, кроме старейшины — тот больше всего общался только с ним, и старый воин не отходил от седовласого старика ни на шаг, лишь изредка позволяя себе прогуляться в одиночестве по деревне.

Старейшина поднял полуслепые глаза на молодого нобилилла, услышав речь своего друга.

— Пауки уже заходят на земли, в которых их раньше не видели! Почему из вас никто не удосужился поставить охрану хотя бы на пятую мили от деревни?! Если бы не мы, пауки бы напали на деревню! Как бы защитил детей? Женщин? Стариков? Они обходят ловушки так спокойно, как мы ходим к друг другу в гости! — Выпалил Остарион, как только увидел старейшину.

— Сядь и успокойся, — властным голосом велел ему старый нобилилл. Тощий, с седой бородой и полуслепыми глазами, он напоминал скорее беспомощного старика, но им все—таки не был. — Расскажи, что случилось. Вы достали веток?

— Нет, — уже более спокойно ответил Остарион. — На нас напали пауки. Возле поляны. Их было немного, но после того, как убили их, мы услышали вой волков. Возможно, стоит ожидать их прихода. Ранили Йонаса, они могут прийти по запаху крови.

Старейшина, услышав имя своего сына, вздрогнул, но не сдвинулся с места.

— Вой волков не означает, что они придут, — отмахнулся от него Кииссат. — Побитых тварей на поляне им хватит. А вот пауки… их стоит опасаться больше.

— Сидя здесь бояться нечего, — буркнул Остарион, пряча свой взгляд.

— Тихо! — крикнул старейшина. — Старики нашего народа могут сами постоять за себя, Остарион. Не стоит недооценивать их силу и мудрость. Пауки же идут на огонь. Поэтому вокруг деревни нет огней. И сейчас нам стоит отказаться от огня насовсем. Раз уж вы ничего не принесли, то пусть так и будет. Наша жизнь всегда опасна, как только наш народ был вынужден покинуть Сиинаил. Каждый день кто—то из нас может погибнуть. Сегодня обвалился еще один дом. Трое погибли. Мы похоронили их в болоте.

Остарион вздрогнул.

— Это недостойные похороны. Это недостойно моего народа, — напряженно произнес он.

— Не тебе решать, что достойно твоего народа, а что — нет, — спокойно ответил старейшина. — Это и мой народ тоже. Ты знаешь, где мы живем. Ты знаешь, с чем нам приходиться бороться. Когда ты умрешь — ты будешь похоронен так же. А судя по тому, как ты ведешь себя, ты будешь похоронен раньше остальных. Тебе стоит успокоиться. Тебе скоро двадцать. Скоро придет время, когда ты узнаешь о своем отце.

— Да, мне суждено вечно гнить в болоте, если меня не сожрут пауки, — проворчал Остарион. На его душе было пусто, но он решил во что бы то ни стало добиться исполнения обещания старейшины. — Почему ты не можешь мне сказать это сейчас? Кто я, кто мой отец? Почему ты так смиренно ждешь, когда я вырасту? Одного имени недостаточно. Кем он был? Все старики недобрым словом говорят обо мне, словно я виноват во всех их бедах!

— Ты ведь не хочешь здесь жить, Остарион, — спокойно проговорил старейшина, пропуская вопросы Остариона. — Ты, как и каждый юный нобилилл хочешь видеть солнце своими глазами, а не слушать про него сказки и рассказы, изредка ловя одинокие лучи, что смогли сюда пробиться. У тебя нет никакого желания видеть каждый день этот лес, вдыхать этот затхлый воздух. Поверь мне, ни у кого нет этого желания. Двадцать лет назад все было по—другому, но сейчас мы здесь, и идти нам некуда. Ты печешься о судьбе деревни, даже не зная ее жителей. С каждым днем нас меньше и меньше, а ты хочешь растянуть нашу деревню. Это уничтожит нас совсем.

— Мне лучше уйти? — вдруг спросил Остарион. Старейшина промолчал. Кииссат улыбался, глядя на огонь свечи, и на их разговор внимания не обращал. Он даже не поворачивал к ним головы, стоял, отвернувшись, и напевал веселую песенку. Остарион взглянул на старейшину и сдался: — Хорошо. Уж лучше умереть не здесь, в этом вонючем и мерзком болоте!

— Ты так просто откажешься от самого важного в твоей жизни? Своего прошлого? — Кииссат рассмеялся. — Как же ты туп, мальчишка!

— Если я буду жить вне этого леса, мое прошлое будет мне ни к чему, — в тон ему откликнулся Остарион. Нобилилл в гневе хотел покрушить здесь все, но, встретившись взглядом со старейшиной, взял себя в руки.

— Что ж, уходи, — старейшина и поднес чашу с водой к губам и отхлебнул. — Но уйдешь ты без этого меча.

— Это мой меч и я уйду вместе с ним.

— Этот меч принадлежит нобилиллам, а не тебе.

Остарион вновь почувствовал подступающий гнев.

— Этот меч мне оставила моя мать. И я уйду с ним и ни с чем больше.

— Хорошо, — вдруг согласился старейшина. — Но сначала ты принесешь сюда листья Оканы. Мне нужно лечить раненых, а листья заканчиваются.

— Я пойду немедленно, — Остарион поднялся, и хотел было уйти, но Кииссат его остановил.

— Я пойду с тобой, мальчик.

— Нет, Кииссат, — властным голосом сказал старейшина. — С ним пойдут Торвальд и Регул. Позови их.

Кииссат коротко кивнул и вышел из хижины, едва не задев Остариона плечом.

— Остарион… — старейшина начал говорить, как только они остались одни. — Не делай глупостей. Сходи за травами и обдумай свой поступок. Куда бы ты ни пошел, тебя везде ждет смерть.

— Куда бы я ни пошел — меня везде ждет смерть на протяжении всей моей жизни, — мрачно ответил Остарион.

— Если ты пойдешь в свою хижину — смерть тебя не достанет.

— Даже стоя здесь, она дышит мне в спину — как и всем нам, — Остарион поправил меч и сел на пол. — И все же. Кто мой отец? Почему ты так рьяно хранишь его секреты, но ничего мне не рассказываешь? И остальные тоже. Они корят меня, но как—то неуверенно.

— Твой отец повелел мне не рассказывать ничего, пока тебе не исполнится двадцать лет. Он считал, что ты воспримешь то, что должен узнать, слишком бурно.

— Я ухожу, — Остарион оперся о стену, отчего та заскрипела. — Мне уже нечего воспринимать бурнее этого.

Старейшина оценивающе взглянул на молодого нобилилла. Вздохнув, он начал говорить:

— Что ж, пускай. Твой отец — один из сыновей короля нобилиллов. Старший.Ты — его сын и наследник короны. Когда твой отец оставлял нас, он передал твоей матери меч города, который передавался лучшим воинам от лучших воинов.

Остарион взглянул на старейшину и усмехнулся. Престолонаследник. «Какая разница — в болоте нет престола, правитель из меня никакой, да и не пойдут за мной нобилиллы» — подумал Остарион.

Старейшина наблюдал за молодым нобилиллом, удивляясь его реакции. Он ожидал криков, но получил простую тишину. Остарион улыбнулся старому нобилиллу и задумался. Он не знал, что ждет его впереди, за этим лесом, и выйдет ли он из него вообще, но лишь мысль о том, что он сможет уйти, взбудоражила его настолько, что он чуть ли не взлетел.

От размышлений их отвлек Кииссат. Он хлопнул дверью и, улыбнувшись вздрогнувшему Остариону, ушел к своему месту.

— Мы соберем тебе хлеба в дорогу. Вот, это тебе поможет, — старейшина бросил Остариону небольшой темный пузырек. Юный нобилилл поймал его и благодарно кивнул. Засунув пузырек за пазуху, он вышел из хижины.

Нобилилл оставил своих спутников у выхода, а сам пошел к своей хижине, взять мешки. Возле дверей его поджидал Кип, от скуки втыкавший небольшой нож в лестницу.

— Я думал, что ты уйдешь сразу, — сказал он небрежным тоном, когда Остарион поднялся по лестнице.

— Ты что, подслушивал?

— Немного. Мне же надо знать, о чем говорит мой друг со старейшиной!

Остарион недовольно покачал головой.

— Уйду, сначала помогу старейшине — и уйду.

— Сбылась твоя мечта, да? — Кип встал перед Остарионом, сжимая в руках самодельный нож.

— Ты можешь пойти со мной. Никто тебя здесь не держит.

— Нет, я не пойду, — Кип замер, с трудом выискивая слова. Остарион был ему другом. — Нобилиллов нужно защищать… Береги себя.

Кип тряхнул головой и крепко обнял Остариона.

— Постараюсь, — Остарион виновато улыбнулся и крепко обнял Кипа в ответ. — Мы еще встретимся.

— Держи, — Кип протянул ему нож. — Тебе там он будет нужнее. Остарион благодарно кивнул и сунул нож в сапог.

— Верну при встрече, — ответил он, улыбнувшись.

Торвальд и Регул молча шли позади Остариона. Юный нобилилл уверенно шел к вольчему ручью, где росла Окана. Ее там было довольно много, ее листья неплохо заживляли раны, а ее сок очищал воду. До ручья было недалеко — час пути, возле первой деревни было его начало.

Остарион думал, как быстро он сможет выйти из леса, его будоражило лишь от одной мысли, что он наконец—то покинет это гнилое место. Его не интересовала корона, благородная кровь его предков и сомнительная власть, ему была нужна лишь свобода.

Ближе к полуночи нобилиллы вышли к ручью. Остарион, осмотревшись, прошел вперед и сорвал первый лист, но не успел засунуть его в мешок. По телу прошла судорога, в глазах потемнело. Уже где—то вдалеке он почувствовал боль и холод земли, припавшей к его лицу.