«Белый шум» Сэма Джойса

Александр Прокудин, 2022

Вернувшийся с того света зомби, бывший при жизни мелким питтсбургским уголовником, не помнит обстоятельств собственной смерти. Простреленное сердце говорит об очевидном насилии, но кто именно нажал на курок, неизвестно. Зомби по имени Сэм Джойс вынужден расследовать дело о своём убийстве. И лучше бы ему поспешить: во-первых, за совершённое преступление вот-вот казнят его родного брата Теда, а, во-вторых, криминальный авторитет Фил Догерти и его громила Кранч, которым перед смертью Сэм задолжал огромную сумму денег, чего тоже не помнит, угрожают отправить его на тот свет повторно. Содержит нецензурную брань.

1. 37-я капсула

Кто я? И где?

В жизни не бывал в солярии, но, наверное, похоже. Только попросторнее. Я хоть и треснулся о потолок головой, а всё-таки места достаточно, чтобы вытянуть грабли в обе стороны — наполовину, а то и больше. Да и ноги можно согнуть в коленях почти до конца. Освещение тусклое, зато не бьёт по глазам. Опа! На большом пальце ноги — бирка. Прочитать, что на ней, не могу, так близко ногу не подтянуть. Ладно, потом.

Что тут ещё? Верчу башкой, как сойка, потерявшая жёлудь.

Ага. Стакан-непроливайка с надписью «ВЫПИТЬ СРОЧНО!». Окей, выпью. Почти без вкуса, вязкая, скользкая хрень, но глотаю её с жадностью. Прямоугольная кнопка над головой, большущая, с надписью «НАЖАТЬ ПО ПРОБУЖДЕНИЮ» — как я её не заметил сразу, не понимаю?

Но я вообще мало что понимаю. Нажал. Ничего не происходит.

Удивительно, но я спокоен. Не психую. Хотя, может и надо: кто я такой и что тут делаю — это же непонятно до сих пор?

Лежу, тусклый свет выключается. Двигаюсь — включается снова. Ясненько. Значит, реле. Что такое «реле», кстати, я знаю, и понимаю, как оно действует. Но больше в голове ничего.

Жутковато.

Жму на кнопку снова. «ВАШ СИГНАЛ ПРИНЯТ, ЖДИТЕ» написано.

Ну, жду.

Слышу, как открывается дверь, с гудящим звуковым сигналом, низким и крикливым, как будто трахнуло током пожилого альбатроса. Замок, стало быть, электромагнитный, на кнопке или с ключом-картой — это я почему-то понимаю тоже.

Два мужских голоса. Спорят. Первый вежливый и низкий. Пробует в чём-то кого-то убедить:

— Я бы не был настолько уверенным, Хосе, но они всегда прибавляли в конце сезона. Статистика говорит, что шансы неплохи.

— Статистика, док, говорит то, что поможет букмекерским конторам меня поиметь, — не соглашается второй. Этот голос моложе и… попроще что ли? Типа «с улицы». — Скорее моя бывшая позвонит сказать, что ждёт меня вместе со всей своей грёбаной семейкой на Рождество, чем они выйдут из группы. Как тебе такие шансы?

Не врубаюсь, о чем именно разговор, но понимаю, что скорей всего о бейсболе или какой-то другой спортивной херне.

Обсуждали они её, впрочем, не долго.

— Ничего себе! — громко удивляется второй, которого назвали Хосе, аж присвистнув. — 37-я! Гони десятку, Картрайт!

— После зарплаты, если позволишь, — отвечает первый, Картрайт. — Доставай ключи.

— Я?

— А кто же, Хосе? Тебя назначили старшим санитаром, несмотря на… да ладно. У меня только пропуск от дверей.

— Я не виноват, что правила такие, — Хосе по ходу в чем-то оправдывается. — Проработаешь тут с моё, тоже поднимешься.

— С моё? Ты шутишь? Я отпахал тут с ординатуры…

Они будут болтать так до бесконечности. Наверное, стоит что-то сделать.

— Эй! — ору. — Что, мать его, происходит?

Это я так говорю, что ору. На самом деле голос у меня тихий. И хриплый, будто из пробитой покрышки выходит воздух. Слышно ли его вообще там, снаружи?

Поэтому дополнительно молочу кулаками по пластиковым стенкам и потолку.

Помогло.

— Сэр…… — первый называет имя, которое мне кажется знакомым. Но не настолько, чтобы я повторил его с первого раза.

— Я за ключами! — слышу я голос Хосе и то, как он снова открывает дверь с электромагнитным реле.

— Всё нормально, сэр, всё под контролем, — продолжает тот, которого назвали Картрайтом. — Мы приняли ваш сигнал и скоро вас выпустим. Не больше двух минут!

Две минуты можно подождать. За них я успеваю заметить на себе татуировки. На кистях рук, на предплечьях. Их довольно много, но, как и когда я их себе сделал, ни малейшего понятия, хоть убей.

Вот и ключ. Меня отпирают и вытаскивают наружу. То, на чем я лежал, оказывается чем-то вроде носилок на полозьях. Их выкатывают, фиксируют и помогают мне подняться до сидячего положения.

— Добро пожаловать, мистер Джойс! Сэм? Как вы себя чувствуете? — спрашивает первый.

Он опять произнёс это имя. Ноль.

Неопределённо мотаю головой. Я действительно не знаю, что сказать.

— Всё позади, чувак. Ты снова с нами, — говорит второй, тот, что Хосе, и скалится.

— Что? — спрашиваю я, потому что действительно не понимаю. — Что позади?

Я откровенно таращусь на них. Они оба кажутся мне странными.

— Всё ясно, — произносит Картрайт. Он постарше и выглядит посолиднее. — «Белый шум». Посмотри его карту, Хосе, у него серьёзная травма мозга.

Хосе берет в руки планшетку с бумагами. Пялится в них, потом обходит меня, чтобы взглянуть на мой затылок.

Моя голова. Я ощупываю её. Кроме того, что я почти не чувствую её под пальцами, все мои мышцы как будто замёрзли и одеревенели, на затылке, за левым ухом, глубокая щель — как в треснувшем арбузе. Пальцы свободно входят туда на целую фалангу.

— Вы ресургент, мистер Джойс, — говорит Картрайт, объясняя. — Вам ничего не говорит это слово?

Мотаю головой.

— Ты зомби, чувак, — поясняет Хосе, скаля зубы. — Хотя и подзадержался. Мы даже на твой счёт поспорили.

Я… кто?! Зомби? Что-что, бля?!

— Да не боись! — Хосе, посмеиваясь, хлопает меня по плечу. — Помню, как очнулся сам, ничего страшного. Привыкаешь за неделю или около того.

Картрайт тоже лыбится и кивает:

— Всё верно, сэр. Добро пожаловать в этот мир ещё раз, мистер Джойс. Вы в Питтсбурге, если вам это поможет, в штате Пенсильвания.

Не помогает ничуть. Я приглядываюсь к санитарам. Света мало, но я вижу, что кожа у них необычная. Местами сухая до шелухи, но кое-где маячат, наоборот, влажные, тёмные пятна.

Вот что с ними не так. Они… Бляха-муха! Они тоже зомби!

И опять — никакого беспокойства. Может это просто сон?

— Вам придётся подождать утреннего обхода, — сообщает первый. — Это скоро. Пока посидите, попытайтесь что-нибудь вспомнить.

— Что именно? — спрашиваю.

— Как вы умерли, например. У меня, например, был обширный инфаркт.

— Судя по черепушке, навернулся откуда-то, — экспертно замечает Хосе. — Или авария. А может и специально кто саданул. Ничего не припоминаешь, приятель?

Про это — нет. А вот про зомби вообще — в голову вдруг что-то приходит. Да, это я помню, верно. Сейчас полмира таких. Вирус, или что-то там такое, врубил тела мёртвых, и они поползли наружу. Сначала им было несладко, их боялись и «мочили» по второму разу при первой же возможности. Но потом разобрались, что, в общем-то, это безобидные ребята. Им нахрен не сдались наши мозги, они просто ожили и теперь сами не знают, куда себя девать.

Им? М-да… «Нам» — вот как теперь я должен говорить.

— Что я выпил? — спросил я, поскольку наткнулся взглядом на пустую непроливайку.

— Это смягчающий питательный раствор, — ответил Картрайт. — Помогает окоченевшему телу привести мышцы в порядок.

— Жрать тебе теперь почти не надо, — добавил Хосе, — а вот пить придётся много. Но не обычной воды, а специальной. Мы зовём её «зомбиралка» или «змузи».

И снова заржал.

— Стабилизированный раствор слабой щелочной кислоты. Чтобы клетки тела не давали пищу бактериям, но, в то же время, не умирали от обезвоживания, — пояснил Картрайт.

— А то сгниёшь на корню. Или ссохнешься как мумия.

— Важен баланс. Доктор объяснит подробнее. Я пока заполню для него ваши бумаги, — Картрайт показал мне внушительную пачку бумажных листов.

Хосе помог мне пересесть в каталку и откатил её вместе со мной в сторонку. Сам же принялся обрабатывать капсулу, из которой меня вынули. Стянул и бросил под ноги простынь, на которой я лежал, и, орудуя тряпкой и пульверизатором, начал надраивать пластик, оттирая всё то, что я мог на нем оставить.

Предоставленный сам себе я осмотрелся. Помещение, в котором мы находились, было забито такими же капсулами, как моя, до самого потолка. По три в высоту, примерно полтора на полтора метра в торце, они занимали всю стену, а она была немаленькой. Я не стал считать, но капсул было несколько десятков, и у всех горел жёлтый огонёк. Кроме моей. У меня лампочка была потушена. Ещё я понял, что не чувствую холода — когда увидел большущий термометр у входных дверей, на нем было всего 4 градуса по Цельсию.

— А вообще, то, что ты выкарабкался, для тебя адски хорошая новость, — болтливый Хосе, застилающий мою капсулу свежей простынёй, продолжил разговор. — Ещё пара дней и по закону тебя бы сунули в печку.

— В печку? — туповато переспросил я.

— Как «невернувшегося». С разбитыми башками такое бывает. Уж «Белый шум», по крайней мере, точно из-за неё. Правильно, мистер Картрайт? — спросил он у коллеги.

— Очевидно, — подтвердил Картрайт, не отрываясь от бумаг. — При повреждённом мозге «Белый шум» явление весьма распространённое. В большинстве случаев он проходит сам собой. Синапсы и нейронные узлы постепенно включаются в работу, их совместная мощность нарастает и, наконец, её становится достаточно для сложного мышления.

— Как электрические подстанции? — спросил я неожиданно для самого себя.

— Да, это верная аналогия, — с небольшим удивлением подтвердил санитар. — В общем, пока бить тревогу рано. Надеюсь, у вас все наладится.

Йо-моё…

Да уж, придётся мне поскрипеть мозгами, чтобы врубиться в то, что происходит. Я зомби, у которого проблемы с кукушкой — вот и всё, что я пока понял.

— Картрайт шарит. Уж поверь, — заметил Хосе с уважением, присев на стол рядом с коллегой. — Пока был живым, работал лепилой. Тут же, в Медицинском центре Барквиста.

— Нейрохирургом-вертебрологом, — поправил Картрайт, а я про себя отметил, что слово «лепила» мне куда понятней. — Но сейчас, сами понимаете, к операциям меня никто не допустит. Тружусь в отделении ресургентов, младшим санитаром в переходном зале. Хосе — старшим. Он тут, кхм, подольше работает.

Понятно, чего они спорили, когда я еще лежал в ящике.

— Ок, бро, — говорю, чтобы сказать что-нибудь. — А что со мной дальше?

— Процедура такова, — Картрайт оторвался от бумаг. — Доктор произведёт осмотр, зафиксирует вас как состоявшегося ресургента и заполнит свою часть документов. Он же сообщит о вашем воскрешении родственникам, указанным в досье. Далее вас ждёт медицинская консультация, скорей всего групповая. В нашей конторе воскресает по несколько десятков человек в день, по одиночке вводить вас в курс дела утомительно. Вам подробно расскажут, что делать с собственным телом, оно, как вы понимаете, сильно изменилось. Затем вас или заберёт родня, или вы сами доберётесь по адресу в резервационный центр. Там вас закрепят за куратором, который объяснит вам всё остальное. Это отлаженная процедура, не беспокойтесь.

Неожиданно на одной из камер жёлтая лампочка сменила свой цвет на мигающий зелёный.

— О! Ещё один, — соскочил со стола Хосе. — Сейчас у тебя появится компания, Сэм.

Санитары открыли сработавшую капсулу и вытянули оттуда носилки с одетой точно так же, как я, старой толстой бабой. Забыл сказать — на мне было что-то вроде операционной сорочки, с завязками на шее и сзади, на пояснице.

— Добро пожаловать, миссис…! — я не запомнил, как он её назвал. — Как вы себя чувствуете?

Толстуха закудахтала:

— Я здесь?! О, слава богу!!! Боже мой! Какое сегодня число?

— Пятое апреля, — ответил Хосе.

— Отлично! Я так боялась пропустить день рождения племянницы…

Толстуха продолжала кудахтать, Хосе с Картрайтом помогали ей перегрузиться с носилок в кресло-каталку.

Вновь послышался электрический гудящий звук и, последовавший за ним щелчок сработавшего замка — кто-то ещё открыл дверь электромагнитным ключом-картой. Это пришёл врач. Среднего роста мужчина, в медицинском халате, защитных очках и респираторе. В отличие от Картрайта и Хосе, вроде бы живой — по крайней мере, под халатом у него был свитер, а изо рта вырвалось облачко пара. В руках он держал планшет, на нагрудном бэджике красовалась надпись «д-р Ким».

Доктор Ким приветливо кивнул мне, потом толстухе. Бросил взгляд на номера наших капсул.

— 37-я? Не может быть! — удивился он моему. — Поздравляю!

Толстуху врач оглядел минут за десять. Меня же мучил долго. Осмотрел зрачки, язык, горло, разве что не залез в задницу (ладно, вру — залез и туда, на самом деле). Стучал по коленям блестящим молоточком. Попросил сказать пару слов. Сосчитать до двадцати. Спросил столицу США и название города, в котором Эйфелева башня. Хотя он мне совершенно не нравился и даже бесил, я отвечал старательно.

— Париж, — подсказал он последний ответ и довольно, прямо в восторге, воскликнул: — Отлично! Кроме «Белого шума», всё отлично!

Ок. Я не был против.

— Теперь-то что? — спросил я. — Мне сказали, будет что-то вроде лекции, а потом меня отпустят?

— Не торопитесь. В вашем случае не всё так просто. Вы помните, как умерли? Нет?

И не дожидаясь ответа, добавил:

— Вас, голубчик, убили.

Что говорить, это было ещё одной новостью, хотя Хосе такую версию уже высказывал. Машинально я тронул рану на затылке.

— Не там ищите, — врач покачал головой и рассмеялся.

Ким подвёл меня к зеркалу и, развязав тесёмки моей сорочки, приспустил её до пояса. Я охренел: в моей груди, прямо на месте сердца, зияла сквозная, совсем не маленькая дыра!

— Ух, ты! — присвистнул Хосе, присев, чтобы посмотреть через меня насквозь.

— Вас застрелили, — сказал врач. — И уже потом вы упали и ударились головой. Так что первым делом вами займётся полиция.

Подытожим.

Я зомби по имени Сэм Джойс, который не помнит ничего, кроме того, как устроено магнитное реле и работают электрические подстанции.

И ещё меня кто-то грохнул.

Ну, охуеть!