Избранное. Том 2

Александр Станиславович Малиновский, 2001

А. С. Малиновский, о чем бы ни писал, всегда остается лириком, верно преданным своему родному краю, людям, которые его воспитали. Сборник "Избранное" печатается в двух томах: документальная повесть "Радостная встреча", сборник "Под открытым небом", А.С. Малиновский говорил: «Я пытаюсь теперь многое заново осмыслить для себя. Но, признаюсь, часто не нахожу ответа. И говорю об этом с горечью. Но я, кажется, вижу спасительную соломинку, за которую, схватившись, человек может обрести душевное равновесие. Это созидание, физическое и духовное. Это, кажется, понимают многие… Время сейчас пришло такое, что хватит уже разбрасывать камни. Пора собирать их».

Чивер и голуби

Мать Шурки через день готовила поросенку Борьке болтушку: смесь отрубей, остатков еды и травы заливается в баке горячей водой и потом хорошо размешивается скалкой.

— Шурка, нарви мне тазик жирнухи, я сделаю Борьке болтушку.

Шурка покорно взял в сельнице видавший виды тазик и пошел мимо поросенка Борьки, умиротворенно хрюкающего в пыли за сенями.

В проулке, за гатью, поставив тазик в самую гущу лебеды, Шурка рвал отяжелевшие макушки запыленной со свинцовым оттенком травы и целыми пригоршнями бросал в тазик. Неожиданно как из-под земли вырос перед ним Мишка Лашманкин.

— Подкараулил? — первое, что пришло в голову, сказал Шурка.

— Не бойся, Коваль, — миролюбиво ответил Мишка, — мне нужна твоя помощь. Неужели, думаешь, буду драться?

— Чего еще, — не понял Шурка, — я тебя никогда не боялся.

Мишка сел около тазика и с не свойственной ему растерянностью в лице, пошарив в карманах, вынул пачку «Севера». Щелкнув пальцем по ней, протянул Шурке выскочившую наполовину папиросу.

— Я не курю.

— Ну ладно, как хочешь.

— Говори, что надо.

Шурка все еще осторожничал и поглядывал поверх травы: нет ли где спрятавшихся Мишкиных друзей, готовых врасплох напасть. Ведь одно дело, что он помог ему, когда была беда с ногами, другое дело сейчас.

— Дай мне ружье на один только вечер. У тебя есть, я знаю.

— Зачем тебе?

— Вернулся Илья Бедуар, ну, отсидел два года. Знаешь такого?

— Еще бы! Только он — Будуар, а не Бедуар.

— Какая мне разница, — сплюнул смачно Мишка. — Он подсылает ко мне Чивера.

— А кто такой Чивер?

— Есть такой. Генка Горбунов, в том приходе шурует со своей гопкомпанией, они на побегушках у Бедуара. Я должен был три дня назад отдать им Гривуна, которого купил в Покровке, — они же голубятники заядлые. Не отдал, а спрятал. Теперь сегодня придут домой вечером — всех заберут.

— А родители?

— Они в Бариновке, на свадьбу поехали.

— Ружье не дам, — твердо сказал Шурка, — нельзя на людей с ружьем.

— Они грабители, а ты — «нельзя». Ты просто боишься, да? Выручи, я только пугну, а за это должок будет за мной, другом буду. Этих гавриков нельзя пускать в наш конец, всех потом подомнут, понял? Стоит один раз струсить, и потом… Я ведь тебе помог тогда на задах.

Шурка задумался.

— Когда придут?

— Наверняка перед танцами в клубе, часов в восемь.

— Хорошо, я сам приду с ружьем.

— Не обманешь?

— Слово даю.

У Шурки созрел план. Весь его опыт общения с охотниками, взрослыми, которые, не сговариваясь, доверяли ему иметь свое ружье, говорил ему, что нельзя делать того, о чем просил Мишка. И он нашел, как ему показалось, выход.

Придя домой, он взял два заряженных патрона, выковыряв бумажные пыжи и вытряхнув дробь, пошел на кухню. Насыпав на ладони из стеклянной поллитровой банки соли, внимательно осмотрел серый бугорок на свету и остался недоволен: соль была мелкая, и не верилось, что она может заменить дробь в патроне. Высыпая соль обратно в банку, споткнулся взглядом о мешочек с пшеном. Это и было то, что нужно. «Конечно, я стрелять не буду, — успокаивал себя Шурка, — если уж на самую крайность, то в воздух».

…Он подошел к дому Лашманкиных в половине восьмого вечера.

— Вот здорово, — ликовал Мишка, — я всегда тебя считал мировым парнем!

— Я стрелять в людей не буду, — возбужденно сказал Шурка.

— Да и не надо, пальнем поверх голов и то хорошо.

Трое подростков появились с дальнего порядка улицы и шли уверенно и нагло.

— Они, — возбужденно сказал Мишка, — я прятаться не буду, — нельзя, а ты встань за плетень и пригнись.

Шурка зашел за плетень, отделявший двор от огорода, потоптался и присел за кустом сирени.

Во двор они вошли с форсом. Чивер, его Шурка сразу определил по нагловатой ухмылке и по тому, как заискивающе вели себя перед ним двое остальных, с ходу поддел консервную банку у входа, и она, сделав вираж, опустилась едва ли не на голову Шурки.

— Конец тебе, Мишка, — сказал тот, что был ближе к сирени, — сейчас козлиную смерть тебе будем делать. Не принес Гривуна, пеняй на себя.

Шурка видел, как побледнел его приятель, но остался стоять на месте. Страшная эта штука — козлиная смерть. Ее делали обычно так: двое держали провинившегося, а третий указательными пальцами с двух сторон начинал как шилом давить за ушами прямо за мочкой, в углублении. Чем сильнее жмут, тем нестерпимее боль.

— Неси Гривуна — и делу конец, — по-хозяйски сказал Чивер. — Некогда нам рассусоливать, колготу разводить. Он это не любит.

Чивер сказал «он», и от этого тень где-то живущего на том конце села Будуара стала угрожающе большой.

— Гривуна нет, — твердо сказал Мишка.

— Где он, говори! — почти по-военному, властно сказал Чивер и в один ловкий прыжок оказался вплотную с Мишкой, мгновенно заломив ему правую руку за спину.

— Ребя, вали его саманную голубятню, чего цацкаться, хватит ему люсить!

Шурка выскочил из-за сирени, положил одностволку на плетень и скомандовал:

— Отпусти Мишку!

— Еще чего? А хо-хо не хе-хе?

— Стрелять буду, — возбужденно выкрикнул Шурка.

— Кишка тонка стрелять, — сказал Чивер и выставил впереди себя Мишку.

— По ногам жахну, — подтвердил Шурка и, взведя курок, направил ружье на того самого, который обещал козлиную смерть. Глаза их встретились.

— Чивер, он пальнет — это точно, — взвизгнул тот, затравленно оглядываясь на калитку, — Ладно, кина не будет, — оттолкнув от себя Мишку, сказал Чивер, — но не попадайтесь теперь на глаза!

Когда они скрылись за калиткой, подошедший к плетню Мишка сказал, кивнув в сторону Чивера:

— Отошла коту масленица, екорный бабай!

— А что это такое?

— Что? — не понял тот.

— Ну, екорный бабай.

— А я откуда знаю? Так Бедуар говорит, — ответил Мишка, и они оба расхохотались.

Когда смех прошел, Шурка спросил:

— А что это за голубь — Гривун?

— Ты не знаешь? — удивился Мишка.

— Нет.

— Гривун — это чистобелый голубь. Такую породу вывел еще граф Орлов. Он очень красивый, На загривке треугольник коричневого либо красного цвета. У моего коричневый.

— Ты это все не придумал? — засомневался Шурка.

— Да ты что, обижаешь, я тебе его покажу, только чуть позже.

Ладно?

— Ладно, — согласился Шурка.

…Оба они понимали, что на этом дело не кончится. Быть им битыми и жестоко. Но все обошлось как-то по-странному просто. Через неделю, собравшись на рыбалку, они пошли на Приказное озеро за червями. На Приказное можно идти двумя путями: мимо школы и вдоль магазинов, где слева от продмага стоит пивнушка. Вот этой, мимо магазинов, дорогой они и двинули. Когда до пивного ларька оставалось метров пять, от него отделились три фигуры.

— Что делать, Коваль?

— Поздно, иди как шли.

— Стоп, команда! — сказал неожиданно звонким голосом Будуар.

Они продолжали путь. Шурка бросил взгляд на ларек, у которого стоявшие парни заинтересованно стали смотреть на происходящее.

Остановившись, Шурка краем глаза заметил, как Мишка отстегнул с пояса широкий ремень с тяжелой бляхой. «Ни к чему это, — успел подумать он, — даже смешно».

Чивер выскочил вперед, но его остановил Будуар.

— Погодь, — отстранив его рукой, сказал он. — Кто был с ружьем?

— Ну я, — выдохнул Шурка и почувствовал, как задрожали руки.

— Стрельнул бы тогда?

— Не знаю, — овладев собой, ответил Шурка. — Как бы дело пошло, так я и сделал бы.

— Ишь ты какой, не ожидал, — сказал Будуар, покосившись на толпу у пивнушки, куда подошел бойкий Петька Стрепеток в окружении трех рослых парней из Золотого конца. Со Стрепетком Шурка в прошлом году был на сенокосе в одной артели. Тот зорко глянул на Шурку, потом на Будуара и вмиг понял, что происходит.

— Коваль, привет, пиво пьем?

— Нет, — неуверенно ответил Шурка.

— Правильно делаешь, а мы вот жахнем по парочке кружек. А ты, Будуар? Пошалберничаем? Стервецы, — обратился он к своим приятелям, — занимаем очередь!

И подошел в самое ее начало, «стервецы» последовали за ним.

— Будуар, пиво у Пупчихи киснет, не тяни.

«Вот где талант пропадает, — подумалось Шурке, — его бы к нам в драмкружок к Валентине Яковлевне. Как он ласково пугает этих дуроломов!»

— Чивер! — властно, по-хозяйски произнес вожачок Будуар.

— Я, — откликнулся на все готовый его подручный.

Будуар выдержал глубокомысленную паузу и изрек:

— Ты этих ребят не трожь и своим скажи.

Он еще раз осмотрел с ног до головы подростков и сказал с особым значением, чтобы слышали у пивнушки:

— Это наша смена!

И отошел довольный собой. За ним игриво зашагал Чивер, припевая:

«Он вошел в ресторанчик чекулдыкнул стаканчик и велел всех ребят напоить».

— Ничего себе оценили нас, — хихикнул неуверенно Мишка, когда они уже копали червей. — Кто мы теперь с тобой?

— Будуарчики! — ответил Шурка, не задумываясь.

Им почему-то вдруг стало весело. Мишка притворно упал на зеленую кочку и дурашливо завопил:

— Ой, держите меня, а то упаду. О кочкарник ушибусь.

Он умел шумно радоваться. Шурке это нравилось.