Выживший на адском острове

Александр Тамоников, 2021

В сентябре 1942 года на одном из балтийских островов немцы провели испытания новейшего оружия большой мощности. В качестве мишени нацисты использовали местный концлагерь, который в итоге был полностью уничтожен. Однако одному из узников не только удалось выжить, но и связаться с действующим подпольем. Информация о новом оружии массового поражения дошла до Москвы. Руководство НКВД приказывает группе майора Максима Шелестова завладеть секретной документацией по производству снарядов и, по возможности, уничтожить сам завод…

Глава первая

Колонна из двадцати человек в полосатых куртках, штанах, шапочках и тяжелых ботинках катила телеги на деревянных колесах с песком по такому же деревянному настилу, проложенному от песчаного конуса на берегу моря к строительной площадке. Точнее, к последнему строящемуся дому одинокого безымянного городка острова Ургедон на северо-западе Германии. Надзиратели из числа эсэсовцев охранной роты с собаками подгоняли их:

— Быстрее, скоты, быстрее! Плетки захотелось?

Узники концлагеря ругались между собой. Ускорить движение можно было только всем вместе, по отдельности не получится.

— Ну чего вы там тянетесь? Катите быстрей. Получим от надзирателей плетей, вечером отдадим должок. Всем отдадим.

Надсмотрщики явно издевались. Заключенные и так работали на износ весь последний месяц, но этого эсэсовцам было мало. Вернее, скучно. Один из них отпустил поводок, и овчарка схватила узника за ногу. Бедолага закричал от боли, бросил тачку, она перевернулась.

— Черт бы тебя побрал! — заорал эсэсовец, не ожидавший такого поворота. — А ну, быстро взял тележку и назад к конусу!

За его спиной раздался голос:

— Развлекаешься, солдат?

Тот подтянул поводок:

— Виноват, герр гауптштурмфюрер, пес сам сорвался.

Начальник концлагеря повысил голос:

— Сам? Да я все видел, Краус. А ну, марш в казарму, доложи командиру охранной роты, что я наказал тебя. Пусть отправит тебя чистить сортир.

— Но, герр гауптштурмфюрер, за что? Ведь это, — он указал на узников, — сброд мерзавцев и предателей, заслуживших виселицу…

Начальник лагеря заорал, что есть мочи:

— Ты плохо понял? Передашь оберштурмфюреру Риделю, что я приказал посадить тебя на ночь в карцер после того, как ты вычистишь сортиры. И если ты снова откроешь свой рот, я добьюсь твоей отправки на Восточный фронт. Бегом марш к командиру роты!

Солдат, согнувшись, поспешил к казарме, которая стояла на противоположной стороне острова, обнесенная колючей проволокой.

Начальник лагеря обвел суровым взглядом остальных надзирателей:

— Прекратить травлю и издевательства! Сегодня должен быть закончен последний дом, завтра приезжает инспекция. Если вы своим желанием развлекаться сорвете график, я поставлю вас в строй вместе с арестантами. Где командир взвода?

Подбежал молодой унтерштурмфюрер:

— Я, герр Шрайдер! По вашему приказанию…

Начальник лагеря оборвал взводного:

— Ты где шляешься, Фишер?

— Извините, но я должен контролировать работу и у конусов, и на объекте.

— А то, что на дорожке между ними черт-те что творится, тебя не касается?

Эсэсовец вздохнул:

— Касается. Виноват.

— Знаешь, что делают с виноватыми?

— Так точно!

— Навести порядок и обеспечить бесперебойную работу. Вон, смотри, твой коллега из второго взвода прекрасно с этим справляется.

Начальник лагеря имел в виду командира взвода охранной роты, надзирающего за узниками, которые подавали группе бетонщиков и каменщиков цемент, щебень, каменные блоки, деревянные конструкции.

— А у Линке работы больше.

— Я все исправлю, герр гауптштурмфюрер.

Начальник концлагеря рассмеялся:

— Конечно, исправишь, Фишер, иначе останешься здесь навсегда.

Эсэсовец побледнел:

— Так точно, герр гауптштурмфюрер!

— Работать!

Унтерштурмфюрер набросился на подчиненных, те кинулись подгонять узников, но уже без плеток и собак. Работа пошла быстрее.

В концлагере Ургедон было собрано сто человек, осужденных к большим срокам, а несколько человек — к смертной казни, позже замененной на тюрьму. Но вместо того, чтобы отправить врагов Рейха в другие лагеря, их собрали здесь на острове, в месте, которое и концлагерем-то можно было назвать лишь условно. Всего два барака, в них — сто узников, привлеченных к строительным работам совместно с инженерами военно-строительных частей.

Сначала среди заключенных это вызвало недоумение, затем сработала пропаганда, мол, им предоставили возможность частично искупить вину, если в течение месяца они построят на острове небольшой городок. В это верилось с трудом, но другого объяснения не было.

Гауптштурмфюрер прошел к помещению между торцом казармы и кухней-столовой. В этом здании были и штаб объекта «Ургедон», и комнаты проживания офицеров.

Шрайдер козырнул дневальному у входа и направился в кабинет начальника объекта штурмбаннфюрера Георга Динера.

— Разрешите? — спросил он, приоткрыв дверь.

— К чему этот формализм, Анкель, заходи, конечно. Был на стройке?

Шрайдер присел на стул у рабочего стола начальника и улыбнулся:

— К сожалению, на острове нет ни ресторанов, ни борделей, ни даже паршивой пивной. Только стройка. Одна сплошная стройка.

— Ты помнишь, что сегодня мы должны закончить город?

— Помню. Осталось немного — достроить второй этаж, накрыть крышей, вставить оконные рамы и застеклить. Бетономешалки работают исправно, материал подвозят безостановочно. Да заката должны успеть. А если нет, то заставим это быдло работать ночью, правда, придется задействовать и солдат, хотя они и не заключенные.

Начальник объекта усмехнулся:

— Долго ли перейти из одной категории в другую? Быдло будет работать столько, сколько надо. Обед следует сократить до пятнадцати минут и провести его в две смены, чтобы не останавливать производственный процесс. Но это уже моя забота.

— А стоит? Узники устали, это заметно, им надо отдохнуть и подкрепиться. Сократив обед и отдых, мы рискуем получить то, что они начнут валиться с ног прямо на работе, и никакими угрозами их уже будет не поднять. Расстреливать или травить их собаками у нас нет права. Нет самой эффективной возможности заставить быдло работать через силу.

— Надо уметь выполнять задания даже в условиях ограниченных возможностей.

— Мы выполним это задание.

— Значит в 14.00 я могу звонить в Ольденхорст? Там уже ждут.

— Думаю, можете.

— Это не ответ!

— Можете, герр штурмбаннфюрер.

— Хорошо. После завершения объекта, пусть это будет даже глубокая ночь или ранее утро, рота Риделя должна обойти весь остров. Здесь остались старые лодки, прикажите их уничтожить.

— Да, герр штурмбаннфюрер.

— Хорошо, соглашусь с тобой. Обед и отдых — по распорядку. Если нет больше вопросов, жду тебя в нашей столовой в 13.30.

— Да, герр штурмбаннфюрер.

— Ох, Анкель, знал бы, как ты надоел мне своей официальностью.

— Извините, но я, видимо, иначе не могу.

— Ну, ничего, нам вместе осталось работать не более суток. Потом у каждого своя дорога.

— Да, герр штурмбаннфюрер.

— Свободен!

В 12.30 прозвучали команды офицеров-надзирателей:

— Закончить доставку материала! Новый не загружать! Тележки, тачки — к конусам и площадке! Там же строиться на обед!

Узники давно ждали этой команды. Хоть всего полчаса, но можно отдохнуть и подкрепиться.

Они быстро покатили тележки к конусам на площадке.

У большой кучи песка поставили рядом свои тачки Эрик Влах и Апсель Пехнер. Они оба были немцами, коммунистами, состояли в подпольной группе сопротивления. Их арестовали при попытке подрыва электростанции. Скорый суд приговорил обоих к повешению. Смертная казнь в военное время свершалась быстро. Но случилось чудо. В камере гестапо им объявили, что фюрер помиловал и Влаха, и Пехнера, заменив смертную казнь даже не тюремным заключением, а десятью годами каторжных работ, естественно, на благо Рейха.

Такого еще не было. На следующий день после оглашения приказа о помиловании обоих доставили из родного города Хенсдорф в деревню Туир на берегу Балтики. Оттуда вместе с такими же осужденными на барже перевезли на остров Ургедон. И вот уже прошел месяц, как друзья трудились на стройке.

Поставив тачку, Влах проговорил:

— До сих пор не понимаю, что это будет за поселок. Дома вроде капитальные, из камня, есть школа, больница, управа, мощеные улицы — все, как на материке, но нет даже намека на канализацию, водопровод и электричество.

Пехнер ответил:

— Нашел, над чем ломать голову. Долго ли все это потом провести?

Влах улыбнулся:

— Ты хоть что-нибудь понимаешь в городском хозяйстве?

— Ну, конечно, не как ты, я по этой части не работал.

— Так вот, все коммуникации прокладываются до того, как возводятся здания. И потом, здесь нет ни очистных сооружений, ни водонапорной башни. Я уж не говорю об электростанции.

— И что ты хочешь этим сказать, Эрик?

— Не нравится мне все это.

— Что не нравится? То, что фюрер нас помиловал и отправил на остров на работы? Да по мне лучше сотню таких городов построить, нежели болтаться в петле на виселице.

— Так-то оно так, но уж слишком по-доброму поступил Гитлер. Уж кому-кому, а ему даже понятие такое, как милосердие, неизвестно. У фюрера одно на уме — высшая раса, недочеловеки, арийцы, которые должны иметь все за счет труда других народов. Ненависть к евреям, цыганам, славянам. На его «фабриках смерти» ежедневно уничтожаются тысячи ни в чем не повинных людей, и вдруг такое благородство. Нет, друг мой Апсель, неспроста все это.

— Хватит, Эрик, а то кто-нибудь услышит и донесет в администрацию.

— А смысл? Ну, получит доносчик благодарность… Нас-то не тронут, потому что мы нужны им. Наш рабский труд им нужен.

— А я вот думаю о другом, Эрик, — задумчиво произнес Пехнер.

— О чем же?

— В подполье наверняка не поверят, что нас не повесили только из-за того, что мы нужны на стройке. Решат, что мы предатели.

— Ага, предатели. Ты со своей тачкой совсем разучился думать. Если бы мы в гестапо сдали подполье, всех бы давно арестовали.

— А откуда тебе знать, что их не арестовали?

— Когда нас везли сюда, ты дом Матиса в деревне видел?

Пехнер кивнул:

— Конечно, нас мимо него провели.

— А самого Леона?

— Его не видел.

— А я видел. Он стоял у калитки и смотрел на пленных. А он — важная персона в подполье. Но его не взяли. Значит, и остальных не тронули. Следовательно, мы не предатели.

Пехнер вздохнул:

— Бежать отсюда надо.

Влах тихо проговорил:

— Есть у меня одна идейка.

— Что за идейка?

— Тише, потом…

К ним подошел роттенфюрер из охраны:

— А вам, господа коммунисты и террористы, особое приглашение требуется?

Непривычно вежливо обошелся, мог бы и избить.

— Извините, господин офицер, уже бежим.

Узники кинулись в строй.

Роттенфюрер усмехнулся. Ему было приятно, что его, ефрейтора, назвали офицером.

Строй двинулся к столовой. На обед, как всегда, дали постный суп, надоевшую соленую рыбу, сто граммов хлеба и кружку чая — похоже, на всех заварили только одну пачку. Но и на том спасибо. Отобедав, узники вернулись в бараки, где упали на пол между нарами. До отбоя ложиться на доски строго запрещалось.

Быстро пролетели эти минуты отдыха.

Прозвучала команда:

— Выходи строиться, бездельники!

Это они-то, вырабатывающие по пять-шесть обычных норм, бездельники? Но — не поспоришь, себе дороже выйдет.

Узников повели к конусам и площадке.

Там, берясь за тачку, Пехнер повторил свой вопрос:

— Так что за идейка, Эрик?

— Справа утес видишь? — кивнул Пехнер.

— Ну и что? Да и не утес это — обычный обрыв.

— Нет, не обычный. Там внизу, в заводи, привязана лодка. Двуместная. Ее отсюда не видно.

— Ну и что?

— На ней можно уплыть. Оттуда до берега, до деревни Туир, всего метров восемьсот.

— Уплыть на виду у эсэсовцев?

— Ночью.

— Ага. И кто тебя ночью из барака выпустит?

— Странный ты, Апсель. Мы что, разрешение спрашивать будем? Выйдем в сортир, это разрешено, а там — стены из досок. Тихо выломаем пару-тройку, а дальше вдоль колючки к конусу, оттуда — к обрыву и — в море. Лагерь-то, как и остров, не имеет вышки с прожекторами, а от генератора освещается только основной сектор да площадка у штаба…

Их разговор снова прервал все тот же роттенфюрер:

— Опять нарушаем? Пора наказать.

Влах изобразил покорность:

— Извините, ради всего святого, герр офицер. Руки уже не держат эти тачки.

— Работать, скоты!

Влах с Пехнером покатили тачки под загрузку.

Но до окончания смены работать не пришлось. Бригада строителей наконец-то достроила дом.

За дело взялись отделочники.

Основной массе было приказано отвезти тачки к конусам, собрать инструмент, доставить его к казарме, ужинать и отдыхать. Невиданное дело: начальник лагеря разрешил даже лежать на нарах до отбоя. Только ворота до поверки заперли на замок.

Узники собрали инструмент и двинулись к казарме. Там под присмотром эсэсовцев сложили его в одном месте.

Послышалась команда:

— Ужин!

И вновь странное обстоятельство — ужин был объявлен почти на час раньше.

Вернувшись в барак, друзья упали на нары рядом друг с другом.

— Не понимаю, — проговорил Влах.

— Что ты не понимаешь? — спросил Пехнер.

— Ничего не понимаю.

— Закончили работу, вот и загнали всех в барак. А чтобы не гонять надзирателей, разрешили лежать на нарах и заперли. Думаю, завтра нас переведут на материк и отправят еще куда-нибудь строить или ломать, а может, перебьют всех к чертовой матери.

— Хотели бы, давно бы уже всех перестреляли. И — в воду. Наверное, ты прав, увезут нас отсюда и уже завтра. Следовательно — что?

— Что? — безразлично спросил Пехнер.

— Бежать этой ночью надо, вот что.

Пехнер повернулся к другу:

— Ты извини, Эрик, я еще пожить хочу.

— Почему-то ты не думал об этом, когда шел взрывать электростанцию.

— Тогда я другим был. Сейчас сломали. Да-да, не смотри на меня так. Сломали Апселя Пехнера. Все-таки десять лет каторжных работ когда-то закончатся, а с победой Германии вполне возможна амнистия. Я, Эрик, к Марте хочу, домой, понимаешь?

— Да чего уж тут не понять. Но мне одному не справиться.

— Справишься. Ты сильный, тебя не сломали.

— Меня и дома никто не ждет.

— Тем более. Хочешь, беги, я — пас!

— Отдыхай.

Влах отвернулся, и больше они не разговаривали. Апсель Пехнер перестал для него существовать. Умели гитлеровцы добиваться своего.

Он окинул взглядом барак и увидел безразличные, утратившие надежду лица. Эти люди больше не представляют никакой опасности для режима, даже если завтра их выпустят на волю. Такие, скорее, в услужение к фашистам пойдут, чем в Сопротивление. Такие вот дела.

Ровно в 14.00 штурмбаннфюрер Динер снял трубку полевого телефона, послышались гудки (между материком и островом был проложен по дну пролива телефонный кабель).

— Слушаю, — ответил твердый голос из штаба северного командования ПВО в Ольденхорсте. Голос этот, принадлежавший куратору объекта Ургедон штандартенфюреру СС Колману Гартнеру, прибывшему в северо-западный район Германии из Берлина с началом работ на острове.

— Это штурмбаннфюрер Динер.

— Слушаю.

— Докладываю, герр штандартенфюрер. Объект «Ургедон» сегодня к 20.00, — майор перестраховался, назвав более позднее время, — будет готов.

— Я понял вас. Ожидайте. Буду у вас завтра ориентировочно после 14.00. Проверьте взлетно-посадочную полосу.

— Слушаюсь, герр штандартенфюрер. Все лично проверю, при необходимости исправлю и лично вас встречу!

— До свидания, Динер.

— До свидания, герр…

Но полковник уже отключился.

Динер прикурил сигарету.

Чего ждать от приезда штандартенфюрера, получившего в определенных кругах прозвище Черный Барон? Простой инспекции? В этом смысле все было в порядке: городок построен по всем правилам. Проверка содержания узников? А кому они нужны? Хотя Гартнер получил прозвище Черный Барон за назойливость, непредсказуемость и весьма жесткие меры, если что-то было не по нему. Он отличался жестокостью, полным пренебрежением к жизни других, в том числе и своих сослуживцев, фанатичной верностью фюреру и железным характером. Так что же ждать? Переброска в другое место? Но это не планировалось.

Выкурив сигарету, штурмбаннфюрер плеснул себе в бокал виски. Подумал, надо убрать бутылку — все же она доставлена из Британии. Но даже не в этом дело: Черный Барон терпеть не может спиртное и табак. Следует подготовить человека из обслуги, который умел бы хорошо заваривать кофе. Абы какой напиток капризный Гартнер пить не будет.

Сегодня на острове отбой был объявлен на час раньше, в 23.00, чтобы в 5.00 все уже находились на плацу. Предстояла общая уборка территории, особенно северной ее части — там следовало выровнять остатки песка, щебня, убрать стройматериалы.

Перед отбоем к начальнику объекта пришел Шрайдер:

— Прибрежная часть острова осмотрена. Три лодки и один малый баркас затоплены.

— Точно все проверено?

— Сам обошел.

— Смотри, если то, что не увидел ты, завтра заметит Гартнер, плохо тебе придется.

Начальник лагеря насторожился:

— Завтра прибывает Черный Барон?

— Да, Анкель, собственной персоной.

— Цель визита обозначена?

Динер усмехнулся:

— Ты когда-нибудь слышал, чтобы заранее было слышно, куда и зачем собирается штандартенфюрер?

— Нет, не слышал. А знаете, меня тревожит его визит.

— Почему? — Динер уставился на начальника лагеря. — У тебя что-то не в порядке?

— Да нет. Утром заключенные все выметут, вымоют — остров будет блестеть. Но это все же Черный Барон…

— Ищи недочеты сейчас, чтобы завтра избежать неприятностей.

— Хорошо, я еще раз все обойду, но уже с утра. Но, герр штурмбаннфюрер, у нас взлетно-посадочная полоса в нескольких местах разбита.

Динер воскликнул:

— Черт возьми, я же обещал Гартнеру лично проследить за ее состоянием! Ты вот что, с утра выдели на полосу человек двадцать заключенных. Пусть они возьмут инструмент и тачки. Хотя бы щебнем закидаем повреждения.

— А когда обещал прилететь Барон?

— После 14.00.

— Тогда успеем даже забетонировать.

— Уверен, что бетон застынет?

— Не уверен, — проговорил Шрайдер, — придется утрамбовывать щебень.

— Вот и я об этом. Что у нас еще по полосе?

— Флюгер старый и рваный. Он не направление ветра показывает, а болтается тряпкой.

— Чем заменить есть?

— Есть!

— Передашь командиру взвода охраны: пусть повесят новый.

— Слушаюсь.

Штурмбанфюрер немного подумал и предложил:

— Выпьешь, Анкель?

— У вас виски?

— Да.

— Немного выпью.

— Тогда возьми в шкафу бутылку и бокал.

Начальник лагеря сделал глоток.

— Крепкий, но до русской водки не дотягивает. А запах? Как вы пьете это пойло наших врагов?

— По-твоему, шнапс лучше? Это же наша водка. Ее пьют только патриоты.

— Не лучше, хоть и наша. Пойду проверю караул.

— Проверь, Анкель, проверь, неприятности нам ни к чему. И предупреди начальника караула: если кто-то из заключенных решится на побег, не убивать а взять живым.

— Отсюда некуда бежать. Но я предупрежу командира роты.

Динер недовольно проговорил:

— Нет ничего хуже, чем перекладывать дело на других. Поручи работу одному, он ее сделает. Поручи троим — провалят, потому что начнут спорить, кто старший, а потом еще и понадеются друг на друга.

— Я понял.

— Спокойной ночи, Анкель.

— Спокойной ночи, герр Динер.

Шрайдер вызвал командира охранной роты оберштурмфюрера Риделя и с ним направился на обход.

Начали с бараков. Те — на запоре.

Ридель сказал:

— Плохо, что начальство не удосужилось полностью укомплектовать объект охраной.

— Что ты имеешь в виду?

— Вышки с прожекторами. Висят светильники, от которых никакого толку, да и висят они только на южной стороне.

— Что тут освещать?

— Море, пролив, территорию.

Шрайдер рассмеялся:

— Ты думаешь, на Ургедон высадится морской десант британцев? Он им не нужен. Главное, чтобы караул за заключенными смотрел, а для этого освещения достаточно. Кстати, Динер предупредил: если будет попытка побега, в беглеца не стрелять, брать живым.

— Кто из этой безвольной массы решится на побег? И куда бежать? В море? Так это равноценно самоубийству.

— Вот, — поднял вверх указательный палец Шрайдер. — Самоубийство. А ведь кто-то может пойти на это. Поэтому оповести часовых, которые будут нести службу у бараков, — периодически открывать ставни и смотреть внутрь.

— Это не спасет, герр гауптштурмфюрер. Если кто-то сойдет с ума и решит свести счеты с жизнью, то сделает это все равно.

— Мое дело предупредить.

— Я учел ваше предупреждение.

Бараки спали. Только Влах считал время — по сменам караула. Караул заступал в 19.00 и менялся через два часа. Прошли уже две смены, сейчас стоит часовой третьей смены, значит, время — около полуночи. Пора.

Для похода в сортир в бараках был сделан отдельный ход, ближе к восточному торцу здания.

Влах поднялся. Пехнер, оказывается, не спал:

— Пошел?

— Да.

— Ты извини меня, Эрик, я не могу. Если тебе удастся сбежать, передай Марте, что я жив.

— Передам.

— И, это… пожалуйста, Паулю — что я вне игры. Своих я не сдал, да уж, наверное, и не спросят. Объясни, я просто хочу выжить. Не могу сопротивляться, буду терпеть до освобождения.

— Терпи, Апсель. Не хотел я с тобой говорить, но все же столько вместе сделали… прощай.

— Удачи тебе.

Влах постучал в дверь. Педантичные немцы предусмотрели все. Часовой не имел права разговаривать на посту, но обязан был реагировать на естественные желания заключенных. Поэтому он подошел к столбу, на котором висел светильник, достал телефон, вставил вилку в розетку. Ему ответил помощник начальника караула:

— Слушаю тебя, Второй!

— Здесь заключенный в сортир просится.

— Что, потерпеть не может?

— Не знаю, стучит в специальную дверь.

— Один?

— Не могу знать!

— Ладно, я сейчас подойду.

Обершарфюрер пришел с солдатом отдыхающей смены. Открыл дверь.

— Я, господин офицер, в туалет хочу, сил нет, — захныкал Влах.

— А если не выпущу, обделаешься?

— Непременно и скоро, весь барак проснется… сами понимаете.

— Давай бегом туда-сюда.

— Да, герр офицер.

Обершарфюрер кивнул караульному:

— Смотри!

— Слушаюсь. — Солдат встал в торце, не подходя к сортирам.

Тем временем Эрик, издавая соответствующие звуки, украденными со стройки кусачками уже вытягивал гвозди из стенных досок. Готово! Он пролез в образовавшийся проем и откатился к столбу колючей проволоки.

Караульный услышал подозрительный шум. Подозвал помощника начальника караула:

— Герр обершарфюрер, в сортире непонятное происходит.

— Что, несет засранца?

— По-моему, скрипнули доски и потом был какой-то шелест, вроде как травы. А она — за сортирами.

Помощник начальника караула принял решение мгновенно:

— За мной, без приказа не стрелять. Часовому — закрыть дверь!

Недалеко ушел Влах. Эх, если бы не этот эсэсовец с острым слухом…

Его настигли еще в секторе бараков. Он бросился на обершарфюрера, но получил ногой в живот. От резкой боли согнулся пополам.

Помощник начальника караула обратился к караульному:

— Веревка с собой?

— Так точно.

— Вяжи его.

Солдат короткой веревкой связал Влаху руки, рывком поднял его на ноги.

Подошел обершарфюрер:

— Неужели решил бежать?

— И что?

— Ты опозорил нашу нацию, тебе нет места в Германии. Ты знаешь, что будет за попытку побега?

— Лучше расстреляйте, чем жить рабом.

— Расстрелять? А не тебя ли, случайно, помиловал фюрер?

— Не только меня.

— И такова твоя благодарность?

— Я не просил о помиловании.

— Ну, теперь ты точно сдохнешь! В карцер его!

Пока караульный бегал за ключами, обершарфюрер спросил Влаха:

— Чего тебе, скотина, не хватало? Фюрер вывел страну из кризиса, захватил Европу, на нас стали работать все. Впереди освоение бескрайних земель России. Ты представляешь, какая жизнь ждала тебя, не ступи ты на преступный путь? Ты был бы хозяином поместья где-нибудь в Крыму. Рядом море. На тебя работали бы рабы, деньги текли рекой. А ты бы наслаждался жизнью. Хочешь, живи в России, хочешь, езжай в Бельгию или Францию. И везде тебе стали бы кланяться, как хозяину.

Влах злобно проговорил:

— Смотри, обершарфюрер, как бы твой Гитлер не обломал бы себе зубы в России. Гитлер ведет страну к катастрофе. Ему никогда не победить Советский Союз. Фашизму нет места на этой земле…

Он не договорил — получил удар в лицо. Из носа пошла кровь, правый глаз начал медленно заплывать.

— Заткнись, тварь. Тебе и рабом не быть. Слишком большая честь — работать на высшую расу. Ты сдохнешь.

— Посмотрим. Но если сдохну я, то и тебе недолго жить на этом свете, фашистская сволочь.

Вторым ударом обершарфюрер содрал ему кожу на щеке и выбил зуб.

— Ну давай, бей беззащитного, мразь. Вы только так и умеете…

Обершарфюрер вспомнил строгий приказ брать беглецов живыми. Не дай бог, подохнет, с него самого тогда погоны снимут и к этим свиньям в барак бросят. Он плюнул в лицо Влаха и отошел в сторону.

Вскоре Эрик уже лежал на бетонном полу подвала. Это был карцер. Для каждого барака он был свой. Ничего, кроме бетона, бадьи для туалета и фляги с затхлой водой. Холод пронзил Влаха. Хорошо хоть руки развязали: можно прыгать, размахивая руками, греться. До утра. А там с ним начнет разбираться сам штурмбаннфюрер. И чем закончится это разбирательство — неизвестно.

Подъем прошел в 5.00. Заключенных вывели из бараков, они побежали к сортирам. Затем — завтрак: черный хлеб и чай без сахара. Потом — общий развод.

Перед строем вышел только что плотно позавтракавший Динер. Оберштурмфюрер подал команду «смирно» и стал докладывать начальнику о попытке побега. Не дослушав, Шрайдер взорвался:

— Все-таки кто-то решился? А меня заверяли, что отсюда бежать некуда!

Ридель проговорил:

— Все ошибаются, герр штурмбаннфюрер.

— Где этот подонок?

— В карцере.

— Пусть сидит. Выпустить в 14.00.

После этого он отдал приказ развести заключенных для наведения порядка. Закричали командиры взводов охранной роты, эсэсовцы начали делить строй на три части. Самую большую отправили на север, две, поменьше, распределили на жилой сектор и на ремонт взлетно-посадочной полосы.

Зашуршали метлы, заскрипели тачки со щебнем.

Работы продолжались до полудня. Обед объявили в 13.00.

Штурмбанфюрер с начальником лагеря пошли осматривать территорию, в первую очередь взлетно-посадочную полосу. В это время один солдат, забравшись на высокий шест, растянутый тросами, сбросил рваную выцветшую тряпку и закрепил на шесте красно-белый колокол-флюгер, который сразу же наполнился ветром и повернулся узким концом на юг. С моря дул сильный ветер.

Шрайдер проговорил:

— А неплохо получилось, герр Динер?

— Неплохо. Но это для нас с тобой. Вот увидишь, Черный Барон обязательно найдет какие-нибудь изъяны.

— Ну, знаете, можно и к столбу выставить претензии.

— Он увидит то, что не видим мы с тобой.

— А что смотреть? Дома построены крепкие, стены толщиной в полметра, современные рамы, чистые стекла. Даже балконы покрашены. Дорожки, тротуары, мощеные улицы, школа вполне современная, больница, которой позавидовал бы любой медперсонал на материке. Не хватает только людей — без них город смотрится мертвым.

— Будут люди, много людей.

— Не понял.

— Не надо задавать лишних вопросов, Анкель. Черт! — Начальник объекта остановился.

— Что такое? — испугался Шрайдер.

— Заключенный в карцере, мы совсем забыли о нем.

Анкель облегченно вздохнул:

— Наверное, уже сдох. Ему даже еды не давали.

Динер приказал:

— Давай туда, Анкель, вытащи этого заключенного. Если живой, быстро напоить, накормить и в барак… А если сдох, груз к ногам — и в море. А что, если Гартнер начнет считать узников? Он в курсе, сколько человек сюда направили.

— Неужели дойдет до этого? Он же барон.

— Это только прозвище. Гартнер из интеллигентной, но бедной семьи. Сам выбился в люди, занял генеральскую должность в РСХА. А это не так-то просто.

— Я понял вас.

Шрайдер вызвал командира охранной роты.

— Открыть карцер!

Заключенный был жив, но сил потерял много.

Влаха вытащили наверх, врач лагеря осмотрел его, дал пару пилюль, сделал укол. Там же, в медпункте, Эрика накормили, напоили и отправили обратно в барак.

Пехнер удивленно вздохнул, увидев друга:

— Не удалось, Эрик?

— Да пошел ты.

Влах был зол сам на себя: не смог тихо уйти. Каким бы слухом ни обладал караульный, он обязан был сбежать. Ведь был уже практически у колючки!

— Я-то пойду, Эрик, а вот что теперь с тобой будет? Думаю, публичная казнь.

— Ну вот и посмотришь, хоть какое-то разнообразие.

— Я не враг тебе, Эрик.

— Но и не друг. Пошел бы со мной, вдвоем мы бы ушли. Караульный был один, его можно было завалить и завладеть винтовкой.

Пехнер отшатнулся от Влаха:

— Нет, что ты, только не это! Не надо злить врага. Нам из-за тебя тоже теперь достанется.

— Отстань.

Влах хотел лечь на нары, но вошел командир охранной роты, оберштурмфюрер Маркус Ридель.

— Слушать меня! На остров прибывает высокий чин СС. Всем сидеть в бараке тихо. Последует команда — выходить без суеты, организованно и быстро. Да, и приведите себя в порядок. А то вид у вас какой-то убогий.

Он ушел повторить приказ во втором бараке.

В 13.45 на краю летного поля выстроились штурмбаннфюрер Динер, гауптштурмфюрер Шрайдер и оберштурмфюрер Ридель. Командиры взводов остались с личным составом. Один из них исполнял должность начальника караула.

Вскоре раздался приближающийся шум двигателей, затем показался транспортный «Хенкель-111», переоборудованный в пассажирский борт для переброски высокопоставленных чинов.

Экипаж завел его на взлетно-посадочную полосу, шасси коснулись бетонки, самолет уверенно развернулся на рулевой дорожке и подкатил к месту, где когда-то стоял центр управления полетом, так называемая «вышка». В 1939–40-х годах этот аэродром функционировал как запасной для полка бомбардировщиков Ольденхорста, но однажды подвергся налету британской авиации. Здания и сооружения были разбиты, но взлетно-посадочная полоса сохранилась.

До этого дня она не использовалась. Сегодня заключенные очистили «взлетку».

Экипаж «Хенкель-111» заглушил двигатели. В двери показался стрелок-радист. Он выставил трап, по которому, поигрывая тростью, на землю спустились штандартенфюрер СС Колман Гартнер и его неизменный помощник унтерштурмфюрер СС Отто Баум с портфелем. Поговаривали, что Баум являлся не только помощником Черного Барона, но и его любовником, но это были, скорее всего, лишь слухи.

Динер, чеканя шаг, пошел к Барону и вскинул руку в нацистском приветствии:

— Хайль Гитлер!

— Хайль! — ответили ему Гартнер и Баум.

Динер начал было положенный в таких случаях доклад, но Гартнер остановил его:

— Не здесь, штурмбаннфюрер. Считаю, что формальности соблюдены. Распорядитесь, чтобы подготовили место для отдыха членам экипажа, а также обеспечьте их сытным обедом.

— Так точно.

— И еще, — сказал Гартнер, — обеспечьте охрану борта.

— Слушаюсь, герр штандартенфюрер. Шрайдер, слышали приказ?

— Так точно.

— Выполнять.

Черный Барон с помощником двинулись к строениям. Начальник объекта с командиром охранной роты последовали за ними.

В центре только что построенного городка Гартнер остановился и обернулся к Динеру:

— Разве по проекту в домах не предполагалось помещений для магазинов, кафе, для развлекательных заведений?

Штурмбаннфюрер ответил:

— Все построено строго по проектам, переданным мне в Ольденхорсте.

— Это упущение. Не ваше.

Штандартенфюрер зашел в первый подъезд, осмотрел квартиры. Приказал помощнику подать линейку. Лично замерил толщину стен, перегородок, проверил качество дверей, окон.

Потом обошел весь дом. И так все следующие строения, не оставляя без внимания ни одной мелочи. В конце обхода он вышел к сектору строительных материалов.

Динер доложил:

— Это то, что осталось.

— Я вижу.

— Прикажете убрать?

Жесткий взгляд пронзил штурмбаннфюрера:

— Куда?

— Можно и в море.

— Нет. Стройматериалы пусть остаются. Вы осматривали побережье?

Это было в стиле полковника — вот так внезапно переходить с одной темы на другую.

Динер вытянулся:

— Так точно, герр штандартенфюрер. Обход делал начальник лагеря.

Гартнер взглянул на Шрайдера:

— Что он дал?

— На берегу были старые лодки, ржавый баркас, которые остались еще с довоенных лет. Мне был отдан приказ затопить их. Приказ выполнен.

— Уверены, что утопили все плавсредства?

— Так точно, герр штандартенфюрер.

Гартнер приказал:

— Вам, гауптштурмфюрер, продолжить несение службы по распорядку. Можете ослабить режим для заключенных, в разумных, естественно, пределах, выпустите их из барака. Заодно я со стороны посмотрю на них. А мы, — он ткнул тростью в Динера, — с вами и моим помощником пройдем в штаб. Ведите, Динер!

— Слушаюсь. Прошу за мной.

По пути штандартенфюрер внимательно осматривал дороги, улицы, переулки, особенно обращая внимание на качество покрытий. Складывалось впечатление, что тут строился город для офицерского состава, имеющего особые заслуги перед Рейхом. Если бы не отсутствие каких-либо коммуникаций и постоянных угроз налета британской авиации…

Они зашли в кабинет Динера. Гартнер сел в кресло штурмбаннфюрера, самому Динеру пришлось пристроиться рядом, напротив помощника.

— У вас не найдется выпить, штурмбаннфюрер? — как бы между прочим спросил Гартнер.

Динер про себя усмехнулся, ему был известен этот трюк Черного Барона. Скажешь «есть», и попал. Поэтому он отчеканил:

— Никак нет, герр штандартенфюрер, на острове строгий сухой закон.

— Похвально, но хоть кофе-то вы меня угостите?

— Это пожалуйста.

— Только не предлагайте то, что продают в каждой лавке. Если у вас нет хорошего кофе, обойдемся без него.

— У нас есть настоящая «Арабика».

Гартнер удивился:

— Здесь — и «Арабика»?

— Так точно. Мне лично передал его из Африки бывший сослуживец.

— О, это хорошо, но «Арабику» надо уметь готовить!

— Не беспокойтесь, такой человек найдется.

— Вы удивляете меня, Динер. С хорошей стороны.

Штурмбаннфюрер распорядился, и вскоре в кабинет принесли три чашки крепкого ароматного напитка.

Гартнер сделал глоток:

— Да, это настоящая «Арабика». Благодарю.

— Я отдам вам весь свой запас. Я могу пить кофе и попроще.

— Буду весьма признателен. Не отдадите, а продадите, я подарки не принимаю!

— Но мне неудобно брать с вас деньги.

— Тогда оставьте кофе при себе.

— Хорошо. Цену определите сами.

— Я знаю ее.

Закончив с кофе, перешли к делам.

Штандартенфюрер обладал незаурядной памятью, он запомнил расположение всех зданий.

— Даже небольшую котельную поставили, хотя она значится в реестре дополнительных сооружений. Могли и не строить.

— Мы старались сделать как лучше.

— И вы справились с задачей. Я выношу вам благодарность.

— Служу Великой Германии, — вытянувшись, выкрикнул Динер.

— Садитесь, вижу, что служите. Объект принимается. Где ваши документы, меня интересуют акты приемки.

«Кому нужны эти бумаги? Они никакой ценности не представляют и даже не засекречены, но порядок есть порядок».

Динер достал из сейфа документацию и положил ее перед Гартнером.

Тот подписал акты. Один экземпляр передал помощнику.

— А теперь слушайте внимательно, штурмбаннфюрер. Завтра, ближе к полудню, к острову подойдет буксир с закрытой баржей. На ней вы, начальник лагеря и вся охранная рота уйдете с острова. О месте дальнейшей службы вы узнаете в деревне Туир.

Динер крайне удивился:

— Вы сказали — я, начальник лагеря и вся охранная рота?

— У вас плохо со слухом?

— Нет, а… заключенные? Они останутся?

— Да. Перед отходом вы выпустите их из бараков, оставите им продукты и пресную воду.

— Не понимаю.

Полковник СС повысил голос:

— А вам и не надо ничего понимать. Вы сделали свое дело. Остров переходит в мое распоряжение. А что буду делать я, вас не касается. Теперь понятно?

— Я удивлен.

— Я спросил, вам все понятно?

— Так точно.

— И смотрите, Динер, не портите себе карьеру. Приказ должен быть исполнен в точности.

— Да, герр штандартенфюрер.

— Благодарю за кофе. Предупредите экипаж: мы возвращаемся в Ольденхорст.

— Слушаюсь, герр штандартенфюрер.

— Кофе доставьте на борт, вот плата. — Он положил на стол несколько купюр.