Диверсионная война

Александр Тамоников, 2015

На засекреченном западно-украинском полигоне американские инструкторы готовят к отправке в Донбасс особо жестокую группу нацистских диверсантов. Командует ею капитан Игорь Бурковский. Однако российский секретный агент, работающий в службе безопасности Украины, успевает предупредить ополченцев Донбасса о готовящейся диверсии. Достойно встретить нациков поручено капитану Глебу Холодову и его спецотряду ополченцев. Но вдруг что-то пошло не так. Не знавший поражений капитан Холодов вдруг начинает терпеть неудачи одну за другой. И тогда спецназовец понимает, что в штабе разведчиков ополчения завелся «крот», и информация от киевского секретного агента приходит в искаженном виде… Книга также вышла под другим названием: «Секретный полигон».

Глава 3

— Товарищи, подождите, это же форменный грабеж, что вы делаете? У вас есть санкция на изъятие товара? — Обильно потеющий худосочный мужчина заступил дорогу двум здоровякам в камуфляже, выносящим из дверей тяжелые коробки. Здоровяки даже не остановились, оттерли его плечом и поволокли свою ношу к распахнутым дверям микроавтобуса. Мужчина оступился, чуть не упал с крыльца, пришлось спрыгнуть.

— Тамбовские волки тебе товарищи, узурпатор хренов, пиявка на теле трудового народа… — Небритый мужик в мятом обмундировании без знаков различия, вооруженный автоматом Калашникова, схватил мужчину за шиворот, оттащил от крыльца и отбросил в сторону. — Вот тебе санкция, гнида. А вот тебе наш революционный мандат! — Он шагнул вперед, сжал мозолистый кулак и выразительно поводил перед носом мужчины. — Еще раз повторить, что мы делаем? Мы бойцы казачьей сотни народной республики, изымаем излишки вашей говенной продукции на нужды сражающихся за вашу же свободу бойцов! А ты, падла, нам препятствуешь, саботируешь приказ коменданта Северодона и работаешь на благо киевской хунты! Забыл, как поступают с такими в военное время? Хочешь пулю, сука барыжья? — Он сдернул с плеча автомат, наставил на мужчину. Тот застыл, как памятник, и начал обрастать мертвецкой бледностью. Небритый расхохотался. — Вот так-то лучше, господин директор универсама!

Дело происходило на задворках небольшого супермаркета на окраине города. В округе было безлюдно, никто не препятствовал проведению «продразверстки». Населенные пункты в прифронтовой полосе — не самое подходящее место для массовых народных гуляний. Просторный двор был завален мусором, валялись перебитые поддоны. Пространство окружал бетонный забор и два забитых досками складских строения. В мусорном контейнере, поглядывая на людей, ковырялась облезлая собака. За поваленной секцией забора находился захламленный пруд, оттуда доносился птичий гомон — пернатые тоже что-то делили. «Приезжих» было пятеро. Все в камуфляже, при оружии — крепкие неопрятные мужики от двадцати до сорока. Двое выносили товар, двое загружали в чрево микроавтобуса, а небритый — видимо, старший в команде — прохаживался вокруг и колючим взором проницал округу, не забывая уделять время перепуганному директору.

— Все, Антипыч, больше ничего, — отдуваясь, сообщил рослый прыщавый детина, подтаскивая к машине последнюю коробку. — Это детское питание, до кучи, так сказать… Спасибо, как говорится, этому дому…

— Ага, детство никуда не уходит, — загоготал неряшливый волосатый тип, хватаясь за коробку, чтобы отправить ее в машину. — Ладно, пусть будет. Схомячим, если че…

— Точно ничего не осталось? — нахмурился щетинистый Антипыч. — Маловато что-то у этих купчишек товара.

— Ну, не знаю, — развел руками детина, — склад пуст, в торговом зале шаром покати. Разве что припрятали ходовой товарец…

Антипыч тяжелым раздевающим взглядом уставился на директора супермаркета. Тот беспомощно поводил руками и хватал воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

— Ладно, черт с ним, — проворчал Антипыч. — Времени нет возиться с этим дерьмом.

— Загоняем назад и пускаем газ, — пошутил молодой парень с изрытым рубцами лицом.

— Давай, — махнул рукой Антипыч. — Закрывайте машину, все на борт.

— Подождите, — жалобно промямлил директор магазина, выходя из оцепенения. — Товарищи, но ведь так нельзя, должен быть порядок, я обязан отчитываться за товар… — И с жалобным лицом засеменил к микроавтобусу. Парни с автоматами засмеялись.

— Антипыч, дай ему по харе, — посоветовал рослый боец. — Ей-богу, достал. А может, пристрелим его? Как пособника антинародного киевского режима?

— Не стоит, наживем проблемы на свои задницы… — Антипыч схватил за грудки директора и отвесил ему тумака. — Считай, что уже отчитался за товар, негоциант хренов! — Он снова отшвырнул упорствующего мужичонку. Тот отбил бок от удара об асфальт, вскричал от боли.

— Федор Савельевич, да что же это творится, куда вы смотрите?! — На крыльцо выбежала растрепанная дама средних лет в рабочем халате. — Это форменный грабеж, они изымают наш товар безо всяких сопроводительных документов! Остановите их! — Она спрыгнула с крыльца и застыла, испуганно уставившись на скорчившегося босса.

— Как же надоели эти спорящие хозяйствующие объекты, — разозлился упитанный детина и решительно направился к женщине. Она закричала от страха, попятилась, споткнулась и больно ударилась затылком о бетонную ступень.

— Вот так-то лучше, — проворчал Антипыч. — Ну, чего уставились? — злобно процедил он. — Все в машину, едем к другому дому.

Машина решила поупрямиться, не заводилась, только плевалась клубами ядовитого дыма. Чертыхался водитель, грязно ругался старший команды. Женщина с мужчиной, получившие травмы, пытались подняться, стонали от боли.

— Проклятая колымага! — ругался водитель. — Антипыч, надо подтолкнуть, я на нейтраль поставлю. По ходу должна завестись.

— Выходи, братва! — орал Антипыч, вылезая из кабины. — Толкнем драбадан! И учти, Коляша, если завтра не добудешь новую телегу, я тебя на ремни пущу, уяснил?

Антипыч испытывал нетерпение, расточал в пространство «изящную словесность», не поощряемую в печатной продукции. Автоматчики синели от натуги, толкая автомобиль. «Академическая гребля, мля, — кряхтел кряжистый мужик с опухшим лицом. — Один рулевой и куча гребцов…» — «Восемь должно быть, Сундук… — отозвался относительно образованный волосатик. — Восемь гребцов, будь они неладны… Я занимался когда-то греблей, ходил по юности в секцию на Донце…» — «Я тоже этим словом занимался… — отозвался под гогот товарищей кряжистый автоматчик с погонялом Сундук. — Только без первых букв… И сейчас занимаюсь, люблю я это дело…»

Во двор влетела подержанная «Нива», опомниться не успели, как из нее выпрыгнули четверо — такие же здоровяки, в аналогичном камуфляже, с теми же автоматами. Трое наставили оружие на сгрудившуюся у машины банду. Четвертый — чубатый паренек со смышленой физиономией — побежал в обход машины, вскинул автомат, дабы у водителя не возникло сиюминутных порывов. Качнул стволом — дескать, вылазь и в кучу.

— Всем отойти от машины, — ровным голосом распорядился скуластый молодой парень с карими глазами. Камуфляж на нем сидел как на статуе, рукав украшал трехцветный шеврон — символ непризнанной мятежной республики. — Оружие на землю, и без глупостей. — Он исподлобья следил, как побледневший шофер присоединяется к своим сообщникам, дождался, пока вся компания сложит оружие на землю.

— Мужики, вы охренели? — буркнул Антипыч. — Откуда такие выпорхнули? Чего автоматы наставили? Мы же свои.

Новоявленные автоматчики медленно приближались. Вторая компания выглядела опрятнее первой, бойцы имели ухоженный вид, носили однотипные форменные кепи, в отличие от «махновцев», нагрянувших в супермаркет (те выглядели так, будто одевались с распродажи в армейском морге).

— Как дела, парни? — поинтересовался скуластый.

— Еще не делали, — набыченно огрызнулся Антипыч. — Эй, братва, вас ворона накаркала? Уберите стволы, мы из группы снабжения сотни казачьего батальона, выполняем приказ майора Астраханцева — собрать провиант для действующих подразделений. Старшина Мошковец. А вы кто такие?

— Капитан Холодов, — представился скуластый. — Патруль. Отдельный штурмовой батальон специального назначения. — Он подошел поближе, не спуская взгляда с группы мародеров — а те застыли в напряженных позах, стреляли глазами, и не сказать, что сильно перепугались. Во всяком случае, пока они имели небольшое численное преимущество. И уже жалели, что бросили оружие.

— Ну, и какого рожна, капитан? — подал голос рослый громила. — Мы же все свои. Мы в твои дела не лезем, и ты не лезь в наши. А то получит твое начальство от нашего начальства, и мигом станешь лейтенантом. Уберите стволы, мужики. Общее дело делаем.

Патрульные окружили группу мародеров, разглядывали их с легкой брезгливостью и ждали распоряжения старшего по званию. Работники супермаркета уже пришли в себя, волоклись к крыльцу.

— Ребята, никакие они не ополченцы, — слабым голосом сказал директор. — Приехали без накладных, без письменного приказа, избили грузчика и вытащили все, что у нас осталось на складе. Они же грабители, обычные грабители…

— А ты заткнись, пособник антинародного режима! — взревел Антипыч. — Шакалье позорное! Мы еще придем к тебе, мы еще поговорим! Мы ополченцы, мать твою!

— Да ладно, пацаны, не ссорьтесь, — миролюбиво улыбнулся командир взвода специальной разведки Глеб Холодов (согласно разнарядке, его подразделение сегодня патрулировало город). — Доброе утро, господин Мошковец и все сопровождающие его лица. Ни к какой сотне вы не приписаны, казаки таких сразу в расход пускают, но речь не о том, речь идет о подвигах вашей банды, Павел Антипович. Наслышаны. Ваша последняя ходка по «мокрому» делу оборвалась четыре месяца назад, когда пьяные украинские артиллеристы обстреляли криминально-исправительное учреждение под Артемовкой и вы с парой подельников ушли в бега. Кто-то помог вам обзавестись нужными документами, что позволяет представляться ополченцами. А сами мародерствуете. Сколько торговых точек вы успели обнести сегодня утром? По нашей информации, три. В магазине «Кристалл» на улице Гладышева вы убили сторожа, в кафе на Осенней избили до полусмерти работницу кухни, собравшуюся позвонить в милицию. По нашим сведениям, вы промышляете уже неделю, грабя торговые точки. Товар сдаете барыгам, после чего он появляется на черном рынке. И не надо, Павел Антипыч, делать глаза, как у сенегальского примата. Живо уперлись носами в землю, руки за спину!

Бандиты зароптали.

— Ты чего пургу гонишь, капитан? — заартачился Сундук. — Ты шо, мент? Мы на одной стороне, кончай свою бодягу. Это не ваше…

— Ошибаешься, ублюдок, это наше собачье дело, — отрезал рослый и мрачноватый ополченец Мансуров. — А ну, кончай дискуссию, всем лечь!

Но знали граждане бандиты, что за решетку им никак нельзя. Время военное, законы суровые, за убийства с отягчающими обстоятельствами могут кокнуть и без суда. Компания распалась почти синхронно! Волосатик бросился за борт «Газели», но не учел смешливого чубатого паренька с неплохими физическими данными — рядового Гриши Косаря. Получил прикладом в переносицу, рухнул на колени. Жалостью к павшим Григорий не страдал, снова испытал приклад на прочность, и волосатик растянулся на асфальте. Рябой молодчик сделал попытку достать автомат, но с ним сблизился Стас Баранович — гибкий, сотканный из жил, — выбил подсечкой почву из-под ног, смачно двинул кулаком в живот. Рябой катался по земле, и матюги, которые он выкрикивал, могли составить достойную конкуренцию живописному сленгу портовых грузчиков. Остальные, как тараканы, бросились врассыпную. Глеб ударил раскатистой очередью над головами. Споткнулся угловатый, приземистый Сундук, покатился, как сучкастая коряга, а к нему уже прыжками несся разозлившийся Мансуров. Гриша Косарь бежал наперерез рослому громиле — парню явно из другой весовой категории. Плевать! У Гриши часто случалось, что разум отставал от сиюминутных порывов и потребностей. Мошковец петлял по двору, как заяц, выл от страха, ожидая пули в затылок. Глеб вскинул автомат, прицелился. Сегодня не было желания заниматься физическими упражнениями. Ногу потянул днем ранее, прыгая через канаву, теперь побаливали мышцы. В принципе, собаке — собачья смерть. Бежать до разбитого забора Мошковцу оставалось несколько метров. Он ускорился, вышел на финишную прямую, перемахнул через поваленную секцию бетонной изгороди. Но не судьба погулять на воле — Глеб плавно нажал спусковой крючок, простучала короткая очередь, и одна из пуль пробила беглецу пятку! Взмахнув руками, он проделал впечатляющий перелет и грохнулся в захламленный пруд, поднимая тучу брызг!

— Какая точность, — пробормотал временно оставшийся без дела Баранович. — А я уж подумал, Глеб, что ты дашь ему уйти.

Пришлось пробежаться — не быстро, с ленцой. Мошковец бултыхался в воде, пуская пузыри, что-то хрипел. Глубина у берега, покрытого рыжей глиной, была основательная — ее не успели извести мусором. Из простреленной ноги сочилась кровь, окрашивая мутную воду. Мошковец хватал воздух, глаза вываливались из орбит. Он всячески старался подплыть к обрыву, но пловец из него был неважный. Глеб опустил автомат и задумчиво смотрел на тонущего. Вспомнилось крылатое выражение о «спасении утопающих». Подбежал запыхавшийся Баранович, встал рядом. Ополченцы задумчиво смотрели, как в двух шагах от них тонет человек.

— Помогите, падлы… дайте руку… — хрипел Мошковец.

— Вообще странно, — пожал плечами Баранович, — что некоторые люди тонут.

— Ты прав, — кивнул Глеб. — ОНО не тонет. Нам вообще безразлично, утонет оно или нет.

Второе крылатое выражение тоже оказалось верным. Мошковец не утонул. Каким-то отчаянным усилием подался вперед, выполз из воды, весь облепленный тиной, страшный, со стучащими зубами. Глеб схватил за шкирку, Баранович за ремень, и таким образом потащили добычу обратно во двор. Бросили недалеко от микроавтобуса. Баранович на всякий случай придавил его ногой, чтобы не дергался. И доступно объяснил, при каких обстоятельствах заканчивается толерантное отношение к задержанным. Из задней двери робко выглядывали работники супермаркета во главе с Федором Савельевичем.

— Глеб, а эта публика точно из зоны? — спросил Гриша Косарь. Он сидел на спине поверженного мордоворота и вязал ему руки его же собственным ремнем. Лицо мордоворота было разбито в кровь, он выплевывал остатки зубов. Грише явно отказало чувство меры. — Может диверсанты?

— Суки они, — проворчал Глеб. — Вяжи крепче, Гриша. Не будем руки марать — доставим живыми, а там уж специальная команда знает, что с ними делать.

Избитые мародеры все слышали! Мордоворот в отчаянии взревел, перевернулся на спину, сбросив Гришу. Задергался, сорвал ремень с запястий. Процесс умиротворения явно затягивался. Он кусался, царапался, пытался схватить Гришу за волосы. Тот ударил в ответ по физиономии кулаком по виску.

— Остужай его, Гриша, остужай, — позевывал Баранович.

— Да как же его остудить? — хрипел Гриша.

— Жару ему задай! — засмеялся Глеб. Сокрушительный удар со смещением челюстных костей — и громила превратился в бесполезную груду мускулов и мяса. Но тут активизировался Сундук. Мансуров утратил бдительность, засмотрелся на ворону, сидящую на заборе, получил по коленке и приземлился мягким местом. А в следующее мгновение пыхтящий Сундук уже выкручивал у него из рук автомат, непонятно на что надеясь. Пришлось пожертвовать единственным лбом. Сундук отлетел с разбитой переносицей, грохнулся на спину всей своей тушей. Взлетел приклад — и точно поразил промежность. Словно лопнула яичная скорлупа. В этот миг всем присутствующим стало не по себе. Прямая экстраполяция на собственный орган… Сундук взревел, как бегемот, кастрируемый саблей! Изогнулся, затрясся, начал извиваться, как упитанный червяк.

— Ну, ты и ущемил ему достоинство… — пробормотал впечатленный Баранович.

На этом процесс принуждения к миру не закончился. Трескучая автоматная очередь порвала воздух, и Гриша Косарь с истошным воплем покатился по щербатому асфальту. Все забыли про волосатика. А его травмы, полученные в начале «сражения», вполне совмещались с жизнью! Он дотянулся до автомата, поднялся на колени. Он орал, как недорезанный поросенок, брызгал кровью, соплями, посылая пулю за пулей, толком не видя мишеней. Глеб первым вскинул автомат, ударил кучно, на поражение. Волосатика отбросило на несколько метров с расколотым черепом, из которого густо хлынула кровь и непутевые мозги…

— Косарь, ты что? — Глеб, холодея, бросился к товарищу. И встал, расслабился, облегченно выдохнув. Григорий забористо ругался, тряс головой, как накупавшаяся собака. С мочки уха стекала кровь, нижняя губа подрагивала. Пуля прошла в опасной близости от головы, зацепив сравнительно важный орган.

— Ты, Гриша, прямо как темная материя, — посочувствовал Баранович. — Поздравляю с рождением, как говорится.

— Ты в порядке? — спросил Глеб.

— Рано мне, — пробормотал Григорий, с опаской ощупывая ухо. — Я выйду на следующей остановке, если не возражаете. Чего уставились? — разозлился он. — В порядке я, слепые, что ли, нервы, как канаты…

— Понимаем, Гриша, — кивнул Глеб. — Рано умирать, ты еще не сформировался как личность. И все же будь осторожнее, мало ли что…

Погуляли на славу. Все целы, не считая Гришиного уха. Избитых мародеров собрали в кучу, покойника бросили туда же. Глеб отзвонился в штаб, попросил прислать машину «Скорой помощи» с зарешеченными окнами и какой-нибудь «мусоровоз» для транспортировки мертвой органики. Банду ликвидировали, и настроение поднялось. Война идет в «богоспасаемой» Украине, и какая только муть не всплывает на поверхность под видом преданных сторонников самопровозглашенных республик. Погуляли действительно достойно — весь двор был залит кровью. Ополченцы уже успокоились и начинали позевывать. Гриша залепил оторванную мочку уха пластырем и неплохо себя чувствовал. Он посматривал на часы — суточное дежурство подходило к концу, пора на базу. На крыльцо с неуверенной улыбкой выбирался директор супермаркета. Его подталкивала в спину сотрудница в рабочем халате.

— Это самое, товарищи… — Федор Савельевич выразительно поглядывал на распахнутое чрево микроавтобуса, забитое коробками. — Это, собственно говоря, наш товар, его хотели конфисковать…

— Сами разгружайте, — улыбнулся Глеб. — Или нам предлагаете за вас это сделать? Да лишнего не возьмите. Эти ребята сегодня утром не вас одних обнесли…

Телефонный звонок похоронил благородные планы вернуться на базу и хорошенько отдохнуть. То, что работала сотовая связь, — это хорошо. То, что звонили все, кому нечего делать, — это плохо. Эфир напряг ломающийся баритон дежурного по комендатуре капитана Воскребенцева. Он чихать хотел, что у спецназовцев, прикомандированных к комендантской роте, по плану «тихий час». Битое утро с ним пытается связаться начальник разведки Северодонской группировки ополчения майор Литвинец! Где его носит? Если отозвался, значит, жив, почему не отзывался раньше? Действительно, в телефоне было два пропущенных вызова. Не услышал и не почувствовал. Можно подумать, он пескарей таскал! И не с женщиной испытывал на прочность двуспальную кровать!

— Извини, Глеб, понимаю, что ты на службе, — сменил тон дежурный. — Но с меня уже всю стружку сняли, а я лицо нисколько не заинтересованное в твоих теплых отношениях с начальством. Так что будь добр, отдери свою задницу от того, куда она там прилипла, и дуй в штаб.

— Ладно, — проворчал Глеб. — Будет время, забегу. Надоел ты мне, Воскребенцев… — в сердцах бросил он. И вдруг взорвался: — Ты уже выслал «Скорую» и труповоз к магазину «Добрыня»?!

После объявления февральского перемирия на всем протяжении северо-западного участка фронта наблюдалось подозрительное затишье. Временами оно нарушалось — и враждующие стороны уничтожали друг друга из гаубиц, полковых минометов, танков, систем залпового огня, самоходных артиллерийских установок. «Отвод» тяжелой техники от линии разграничения был в самом разгаре — на бумаге и в рапортах он шел с опережением графика. На деле не выводилось ничего, а если и совершались показательные акции (обязательно с привлечением журналистов), то это была лишь пыль в глаза. Огневая мощь сохранялась с обеих сторон и периодически давала о себе знать. Обстрелам подвергались позиции войск, инфраструктура, промышленные предприятия, концентрация которых в этом районе была высокой. Снаряды попадали в жилые дома, взрывались на улицах городов и поселков. Гибли и калечились люди. Обе стороны привычно обвиняли друг друга в нарушении режима прекращения огня. Евросоюз ужесточал санкции против России. Россия пополняла «черные списки», расширяла для европейских производителей продуктовое эмбарго. В войсках, стоящих на линии соприкосновения, производилась ротация — подразделения «ветеранов» заменялись свежими, уводилась в тыл для ремонта неисправная техника, а на опустевшие позиции тут же подтягивалось свежее вооружение. Временами случалось, что последствия «перемирия» были тяжелее, чем во время полноценной войны. От губительных артобстрелов обе стороны несли тяжелые потери, госпитали были забиты ранеными. Северо-западное направление фронта удерживала Северодонская группировка ополчения со штабом в городе районного значения Северодоне. Войска группировки контролировали не менее десятка прифронтовых населенных пунктов, всю инфраструктуру района. Направление считалось важным — как для обороны, так и для наступления, вероятность которого никогда не исключалась. Линия фронта была извилиста, напоминала ползущую змею и периодически менялась. В начале мая украинские войска оставили горняцкий поселок Знаменское — оборонять его не было смысла ввиду нависшего над поселком танкового батальона майора Дерябина. В случае наступления «боевиков» поселок отрезался за полчаса, и вся трехтысячная группировка благополучно гремела в «котел». Силовики отошли. Поселок заняли ополченцы, и штабистам обеих сторон пришлось лихорадочно править оперативные карты. Через несколько дней аналогичная опасность, но уже с другой стороны, нависла над деревней Красный Мост, через которую проходила ветка железной дороги. После ожесточенной артиллерийской подготовки в атаку бросился на бэтээрах штурмовой мотопехотный батальон украинской моторизованной бригады — наиболее подготовленное и мотивированное подразделение. Часть атакующих зашла ополченцам в тыл, отрезала фланги. Деревню удерживали полсотни ополченцев с САУ и двумя танками «Т-64». Технику потеряли в первые минуты боя. Вырваться из окружения не удалось. Свои на помощь не пришли — ввиду внезапности нападения, отсутствия информации и грамотно сработавших предателей, отрубивших связь. Погибли все пятьдесят, забрав с собой на тот свет примерно столько же силовиков. Деревню сровняли с землей — слава богу, местные жители заблаговременно ушли. Несколько суток над деревней веял зловонный дым. Занявшим Красный Мост силовикам пришлось разбивать палаточный лагерь в чистом поле. Сто погибших с обеих сторон стали бессмысленной жертвой. Объект не имел ни тактического, ни стратегического значения. Использовать железнодорожную ветку было невозможно — мост тремя километрами южнее все равно был разрушен, что стало «приятным» сюрпризом для командования АТО. И вновь штабной люд переписывал карты. Брать обратно деревню ополченцы не стали, не стоило оно того. Зато украинская армия праздновала победу, воспользоваться плодами которой все равно не могла…

До войны в Северодоне обитало тридцать тысяч населения. К маю осталось не больше пяти — пенсионеры, малоимущие и самые отчаянные. Городок обстреливали из всех видов оружия несколько раз — последствия обстрелов ужасали. Дорога была свободна в оба конца. Глеб ехал на «Ниве» мимо пустующих зданий, мимо пыльных лип и тополей, обросших к середине мая полноценной листвой. Прохожие попадались редко, и те жались к стенам — жизнь научила безопасному передвижению по городу. В феврале здесь не только взрывались мины и снаряды. Несколько раз в Северодон проникали диверсанты и крупно пакостили, выдавая себя за ополченцев. Апофеозом их деятельности был расстрел из «АГС-17» школьного автобуса и минометная атака на скопление гражданских лиц, ожидающих получение гуманитарного пайка. Штаб группировки располагался в катакомбах под руинами цехов механического завода и покореженных портальных кранов. Глеба знали в лицо, бойцы на контрольных постах его пропускали беспрепятственно. Он спустился по пандусу в подземный цех, приткнул машину на свободном пятачке между штабелями древотары и каким-то футуристическим симбиозом из джипа, мотодрезины и легкого гусеничного тягача. Подобные монстры в этой «стране великих возможностей» уже не удивляли — пейзаж давно превращался в апокалиптический. Дальше пришлось идти пешком — по затяжным переходам и винтовым лестницам. В штабе кипела работа — люди в защитном и штатском сновали, как муравьи. Широким шагом, хмуря брови, шел по коридору легендарный командир ополчения с позывным Вано — брутальный тип с выдающимся носом. За ним вышагивали телохранители. Глеб посторонился и с невольным пиететом посмотрел ему вслед. Еще бы не быть таким мрачным. Вчера тебя опять убили. На этот раз взорвали вместе с автомобилем и кучей охраны! Хочешь не хочешь, а настроение испортится. Украинские СМИ опять распространили радостную весть: погиб полевой командир боевиков с позывным Вано! Наконец-то! Порван на клочки мощным зарядом фугаса! Этого парня хоронили каждый месяц в течение года. И каждый раз он оказывался жив и охотно давал интервью журналистам, популярно объясняя, что слухи о его смерти несколько преждевременны и пора уже незалежным СМИ перестать выдавать желаемое за действительное…

С командующим группировкой полковником Дмитриенко Павлом Николаевичем Глеб столкнулся на лестнице. Лихо козырнул:

— Здравия желаю, товарищ полковник. Вызывали?

— Нашлась пропащая душа, — беззлобно проворчал командующий — массивный, убедительный, с жесткой непокорной стрижкой, несколько дней назад разменявший седьмой десяток. — Вызывали, искали по всему городу с собаками… Литвинец хотел с тобой поговорить. Я бы тоже поговорил, но некогда, бегу.

— Проблемы, товарищ полковник? — Судя по озабоченному и вечно небритому лицу командующего, проблемы были не фатальные, но досадные. В общении с полковником Глеб Холодов мог позволить чуток вольности. Во-первых, ценный офицер, не раз спасавший со своим подразделением положение на фронтах. Во-вторых, отец Глеба в восьмидесятые служил с Дмитриенко под Баграмом и даже спас его от душманской пули. Дмитриенко — уроженец Херсона — дожил до рокового для Украины 2014 года, годом ранее выйдя на пенсию. Отец Глеба скончался в 2012-м — обычный пенсионер с оторвавшимся тромбом. Встретились на похоронах отца, познакомились. Выпускник Одесского военного училища, служивший в спецназе украинского Генштаба, уроженец Украины, этнический русский, Глеб был грамотным офицером. В боевых действиях тогда еще не засветился — не участвовала украинская армия ни в каких боевых действиях! Вторично встретились пять месяцев назад — Холодов командовал взводом ополчения, причем неплохо командовал. Полковник его узнал, и через месяц молодой офицер уже командовал ротой спецназа. «Надеюсь, ты не думаешь, что это продвижение по блату?» — спросил однажды Дмитриенко. «Отнюдь, товарищ полковник, — с улыбкой отозвался Глеб. — Должность козырная, спору нет, но шансов героически умереть в разы больше, чем на предыдущей должности. Если это блат, то весьма странный».

— Проблемы, Глеб, — недовольно отозвался Павел Николаевич. — Мародеры и бандиты беспредельничают, а местные кое-где обвиняют наших — кого-то убили, кого-то покалечили. Вот и должен лично заниматься этим сбродом. Если их не успокоить, то тут такое начнется… Нет у нас, Глеб, ни людей, ни возможности справиться с этим полукриминальным сбродом.

— Вот рапорт, товарищ полковник. — Глеб вынул из кармана сложенный вчетверо лист. — Недавно взяли. Это не махновцы, Павел Николаевич, а гораздо хуже. Прежде чем ехать, ознакомьтесь с рапортом. В нем каждое слово — правда. Я подробно изложил, с КЕМ столкнулся наш патруль, за что мы их избили, отправили за решетку, а одного прибили.

— Так это твоих рук дело, Холодов? — спросил командующий. Нахмурился, сосредоточенно уставился на сложенный лист. Потом пробормотал: «Едрить-копать, куда же катится эта страна?» Капитану Холодову Павел Николаевич верил. Знал, что врать тот не может патологически и на подлость не способен в принципе.

— Ладно, разберусь, тебе сейчас не до этого. Иди к Литвинцу. С ним Поповский и Басардин. Они имеют к тебе небольшое дело. Уж постарайся его выполнить. И береги себя. — Полковник по-отечески улыбнулся и похлопал Глеба по плечу — словно пыль выбил. После чего отвернулся и, не оборачиваясь, запрыгал по лестнице.

В кабинете (бывшей каптерке заводских кладовщиков) начальника разведки майора Литвинца Захара Георгиевича, помимо хозяина кабинета, находились еще двое. Рослый капитан Басардин — обладатель пытливых глаз и лица, похожего на кирпич. Он заведовал секретной частью, так называемым 5-м отделом. Подразделение занималось диверсиями в тылу врага и прочей «партизанской» деятельностью, в том числе работой с агентами — засланными и завербованными. В России этот парень работал в ГРУ, но о данном этапе своей биографии предпочитал помалкивать. Второй тоже дослужился до капитана, но внешность имел прямо противоположную. Капитан Поповский был невысок, имел ухоженные залысины и добрые глаза. На самом деле ничего доброго в нем не было. Капитан Поповский был хитрым, умным и за внешним добродушием прятал сложную и противоречивую личность. Работа к тому располагала. 6-й отдел штаба был аналогом СМЕРШа — занимался контрразведкой, борьбой с диверсантами и саботажниками в собственном тылу и внимательно, хотя и украдкой, следил за командирами и личным составом ополчения, выявляя вражеских агентов и предателей. Майор Литвинец курировал оба направления — что означало полное изматывание организма. Но сегодня он выглядел более-менее сносно, стоял возле карты, поигрывая указкой — сутулый, с седой шевелюрой, которую упорно не хотел состригать, в массивных очках на носу. Предыдущий начальник разведки погиб при обстреле колонны, когда выдвигался с охраной для дислокации местности. Снайпера поймали — он оказался снайпершей, гражданкой России, уроженкой Ульяновской области, имевшей разряд мастера спорта по биатлону и обиды на весь российский спорт и Россию в целом. Ее пристрелили на месте (и уже посмертно удостоверили личность) — дама реально оказалась бешеной собакой, брызгалась слюной, прокусила бойцу запястье — того пришлось откачивать и госпитализировать. Новый начальник разведки (как бы пенсионер, бывший начштаба парашютно-десантного полка) был неплохим человеком, быстро вошел в курс дела, к подчиненным относился ровно, без крайней нужды не матерился.

— Разрешите? — поинтересовался Глеб, входя в каптерку. Небрежно козырнул: — Командир разведывательно-диверсионной роты отдельного штурмового батальона специального назначения капитан Холодов по вашему приказанию… — Обвел глазами присутствующих и закончил: — Прибыл.

— Вот и хорошо, что прибыл, — проворчал Литвинец. — Мы думали, что не дождемся. Ты, Холодов, как Спаситель — являешься в крайне редких случаях.

— Виноват, товарищ майор. — Холодов не сдержался. — Буду являться чаще.

Капитан Поповский подавил зевоту и как-то виновато глянул на Глеба, точно говоря: где же взять столько работы, чтобы целый день не спать? Капитан Басардин смотрел на Глеба с неясным вызовом. Глеб насторожился. Оглашается смертный приговор?

— Ладно, не торчи, как во время исполнения государственного гимна, — проворчал Литвинец. — Подойди. Смотри сюда. — Он ткнул указкой в топоним на карте с обозначением Северодон. — Это мы. Там, — указка нарисовала что-то похожее на облако в северо-западной дали, — позиции противника, которому плевать на минские договоренности, а надо срочно извести все оставшиеся после развала СССР снаряды и мины. Это Кошурово, где находятся наши склады и расквартирована танковая рота капитана Али-Бея. — Указка оторвалась от Северодона и уткнулась в точку севернее. — Вроде не близко от линии фронта, но последняя гуляет волнами, и вот отсюда. — Указка снова сместилась. — Противник регулярно подвергает Кошурово минометному обстрелу. Это проблема, капитан. Уже повреждены два «Т-64», с трудом ликвидирован пожар на складе — хорошо, что это был не арсенал; жертвы среди гражданских исчисляются десятками, несколько бойцов ополчения…

— Танки не могут дать отпор? — спросил Глеб.

— Это вежливые танки, — улыбнулся капитан Поповский.

— Танки могут дать отпор, — майор покосился на Поповского, — если противник находится в зоне прямой видимости. Местность на этом участке изрезана — лес, холмы, балки. Дорог практически нет. Танки могут бить только наобум. Координаты противника известны, но у нас в этом районе нет артиллерии, а у противника неплохие консультанты, и он грамотно использует складки местности. Это минометная батарея — вот здесь. Полковые «ПМ-120» образца 1944 года. Представляешь, какая древняя старина? И сколько заплесневелых мин осталось в украинских арсеналах? Эти штуки бьют почти на шесть верст, скорострельность 15 выстрелов в минуту. Их привезли три дня назад на «ГАЗ-66», и они уже начинают досаждать. Бьют с небольшими интервалами. Нам приходится эвакуировать наше хозяйство с северной окраины Кошурова — до южной они, слава богу, не достают…

— Кажется, понимаю вашу мысль, товарищ майор, — кивнул Глеб. — Дополнительная информация имеется?

— Да, — подошел пружинящей походкой капитан Басардин, перехватил указку. — Вот это позиция минометной батареи в четырех километрах за лесополосой и деревней. Линия фронта в этом месте… гм, слегка не определена и плавает. По данным разведки, минометов шесть штук, они находятся в извилистой балке, по фронту прикрыты лесистым холмом. Координаты вам передадут, но, думаю, это не столь важно — найдете батарею по звуку. Укры расположились там надолго — позиции обустроены, защищены. Имеются землянки и пара блиндажей. «ГАЗ-66» замаскированы в ближайшем лесу. Батарейные расчеты — 18 человек. При батарее находится недоукомплектованный взвод Нацгвардии в количестве примерно 15 штыков. Полагаю, по периметру выставлены посты, снять которые нужно в первую очередь. Все подразделение — добровольцы, то есть отморозки и фашисты. Кто командует отрядом, мы не знаем.

— Тебе, капитан, предстоит уничтожить батарею, обслугу и всю охрану, — сказал Литвинец. — И чтобы больше эта плесень тут не расползалась. Привезешь трофеи — хорошо, не привезешь — бес с ними. Пойдешь на двух БМП, собери команду человек двадцать. Пройдешь линию фронта — это не сложно, она — понятие «дырчатое». Напасть на батарею желательно с тыла…

— Линию фронта можно пройти вот здесь. — Басардин провел указкой по карте. — Мимо Заречья — оно заброшено, краем озера, по нейтральной полосе — и по балке в лес. БМП придется оставить… Хотя не нам тебя учить, капитан, ты человек опытный, сам решишь, как лучше. Леса там знатные, глухие, а чем дальше в лес… сам знаешь.

— Тем больше дровосеков, — подал голос капитан Поповский. — Со своей стороны, Глеб, сделаем все возможное, чтобы поддержать вашу акцию информацией. Знать о ней будем только мы и твоя группа. Не решил еще, с кем пойдешь?

— Двадцать человек — слишком жирно, — отозвался Глеб. — Где я их прятать буду? Одна «БМП-2», полностью исправная, с запасом горючего. Одну машину мы всегда сможем замаскировать в лесу или воткнуть в нее украинский флаг.

— Подожди, — нахмурился Литвинец. — В «БМП-2» три места для членов экипажа и семь для десанта… Вы что, на броне поедете?

— Ни в коем случае, — Глеб покачал головой. — Мои люди справятся с управлением машиной. Со мной пойдут десять бойцов. Влезут десять — войдут и одиннадцать. Не толстые, потеснятся. Потребуется ящик ручных гранат, два пулемета РПК, два гранатомета «РПГ-7» с пятью выстрелами на каждый.

Конец ознакомительного фрагмента.