Глава 1
В освобожденный Краков спецгруппа Смерша вошла вместе с арьергардными частями Красной армии. В группе было всего три человека: старший группы — капитан Алексей Мажарин и двое его подчиненных — лейтенанты Кирилл Черных и Семен Мартынок.
До недавнего времени группа насчитывала пять человек. Но двое из них — Игнат Чаус и младший лейтенант Прохор Заречнев — выбыли из строя. Игнат Чаус — погиб, а Прохор Заречнев с тяжелым ранением угодил в госпиталь. Так уж оно получилось, причем на второй день после того, как советские войска ступили на польскую землю.
Крестьяне одного из польских сел сообщили красноармейцам, что в их селе прячутся какие-то подозрительные люди. Со слов селян, одеты эти люди были в немецкую форму, и оружие при них было немецким, но при этом говорили они не по-немецки, а вроде как по-русски. Селяне утверждали, что всего их было три человека. Ну, может, четыре… Днем эти странные люди безвылазно сидели в каком-то заброшенном сарае, а по ночам выходили из него, таясь, бродили по селу, заходили в дома, угрожая оружием, требовали от жильцов еды и еще — самогонки.
И все бы ничего, терпеливые польские крестьяне вытерпели бы этих нежеланных гостей и, скорее всего, не донесли бы о них советским солдатам, но случилась непоправимая беда. В одну из ночей эти подозрительные люди застрелили одного из селян. Как водится, они вошли к нему в дом, а дальше… А кто ж его ведает, что было дальше? Должно быть, повздорили. Может статься, хозяин не пожелал делиться с ними скромными запасами хлеба и картошки, а может, и вовсе пытался не пустить их в дом… И тогда пришельцы застрелили хозяина. При хозяине была его жена и взрослая дочь, но их отчего-то эти страшные люди трогать не стали.
После этого случая все село переполошилось. Оно и понятно, ведь если эти люди застрелили одного селянина, то где гарантия, что следующей ночью они не застрелят еще кого-нибудь? И селяне, посовещавшись между собой, снарядили ходоков к единственной на данный момент реальной власти — Красной армии. Дескать, придите и защитите нас. Избавьте село от этих страшных людей, кем бы они ни были.
Всякая недобитая нечисть, окопавшаяся в тылу, — была по части Смерша. Именно смершевцы должны были разбираться с такой публикой. Деревенских ходоков направили к Алексею Мажарину.
Мажарин не знал польского языка, а ходоки (их было три человека) не знали русского языка. Но тем не менее им удалось понять друг друга. Трудная беседа длилась целый час, и в результате ее Мажарин более или менее вник в ситуацию.
Дело, насколько он понял, обстояло так. До недавнего времени в селе стоял небольшой немецкий гарнизон — что-то вроде артиллерийского подразделения при трех орудиях. Вместе с немцами были и какие-то другие люди — человек десять или, может, пятнадцать. Нет, это были не немцы, потому что и говорили они не по-немецки, и вели себя тоже не по-немецки. Очень могло статься, что эти люди были русскими, хотя и были одеты в немецкую форму. Почему селяне считали, что эти люди русские? А потому, что они ругались по-русски. О, русские ругательства не спутаешь ни с какими другими ругательствами!
Ну, а потом, перед самым приходом Красной армии, немцы, забрав орудия, ушли из деревни. А вместе с немцами ушли и эти люди, которые не были немцами. Но, как оказалось, не все. Трое или четверо остались. А почему они остались — кто ж их знает? И вот они-то и убили одного из селян.
Выслушав ходоков, Мажарин тут же встретился со своими немногочисленными подчиненными. Нужно было обсудить ситуацию и определиться, как действовать дальше.
— Скорее всего, это власовцы, — высказал предположение Игнат Чаус. — Известное дело… Не очень-то они охотно драпают вместе с немцами. Некоторые — остаются. Пытаются разжиться советскими документами и сойти за своих. Вот совсем недавно мы с такими уже пообщались. Под Брестом, если помните…
— Помним, — за всех ответил Кирилл Черных. — Как тут позабудешь. Злые были ребята, упорные. До последнего отстреливались. С ножами пытались на нас пойти.
— Вот и эти такие же, — сказал Игнат Чаус. — Точно вам говорю! Загорелась у гадов земля под ногами! Ищут способы, чтобы выжить. Харчишки собирают в дорогу. Подсоберут — и вперед. Верней сказать, назад. На бывшую Родину. Там-то затеряться проще.
— Вот и надо их ликвидировать, — сказал Прохор Заречнев. — Нагрянем этой же ночью в ту деревню и… Их-то там всего трое или четверо. Справимся.
— А если их больше? — усомнился Мажарин. — Скажем, трое или четверо шастают ночами по деревне, а остальные ждут их в сарайчике?.. Как бы нам не просчитаться.
— Э нет! — не согласился Кирилл Черных. — Было бы их больше в деревне, о том бы знали! В деревне разве что скроешь? Там все про всех известно. И без разницы — польская это деревня, русская или еще какая. Знаю, о чем говорю, — сам деревенский.
— Резон, — усмехнулся Мажарин. — Что ж, подкрепления просить не будем. Справимся сами. Не впервой.
Ближайшей же ночью пятеро смершевцев вместе с тремя ходоками отбыли в деревню.
— Там он, их сарай! — пугливо указали ходоки на приземистое строение, темневшее за деревенской околицей.
— Понятно, — сказал Мажарин. — Что ж, спасибо. А теперь марш отсюда! Да поживее!
Повторять селянам не пришлось, они все прекрасно поняли с первого раза, хоть Мажарин и говорил по-русски. Ходоки дружно охнули и растворились в темноте.
Смершевцы тихо и незаметно подкрались к сараю. Внутри сарая не слышалось никаких звуков, не было заметно огоньков и даже не пахло дымом. То есть не было ощутимо никакого человеческого присутствия.
— Обманули нас селяне, что ли? — недоуменно прошептал Чаус.
— А может, они просто ушли? — так же шепотом произнес Черных. — Говорю о власовцах… Скажем, в деревню. Или насовсем…
— Слышь, командир! — в самое ухо Мажарину прошипел Семен Мартынок. — Давай-ка я подберусь поближе да разведаю.
— Давай, — сказал Мажарин.
— Ага, — сказал Мартынок.
И он тотчас же незримо и неслышно растворился в темноте. Вернулся он скоро и так же неслышно и невидимо, будто вырос из-под земли.
— Никуда они не ушли! — шепнул Мартынок. — Присутствуют, заразы. По крайней мере, один. Дышит… Ну, а коль так, то и остальные где-то поблизости. Я так думаю, хлеб насущный добывают, бакланы…
Мартынок был родом из Одессы и любил ввернуть в разговоре какое-нибудь специфическое одесское словечко, а то и целый оборот.
— Ждем! — приказал Мажарин.
Ждали недолго — каких-то полчаса. Вскоре в темноте послышались шаги нескольких человек, за ними — дыхание и еще какие-то звуки.
— Да! — хрипло произнес Мажарин, когда звуки и дыхание стали совсем близко. Слово «да» в данном случае означало команду «огонь».
Стрелять в кромешной тьме — дело непростое, даже если ты человек в этом деле опытный. Где тут враг, где тут свой? После первых очередей два или три тела — это было понятно по характерным звукам — свалились на землю. Кто-то — это, опять же, было понятно по звукам — опрометью бросился в сарай и захлопнул за собой тяжелую дверь, которая взвизгнула несмазанными петлями, и этот визг был громче всех выстрелов. Из сарая тотчас же раздались выстрелы — стреляли из автомата и из винтовки. А коль так, то стрелявших было, по крайней мере, двое. Хотя откуда они стреляли — сквозь стены или из каких-то щелей или окошек, — было непонятно.
— Слышь, командир! — крикнул Семен Мартынок (говорить шепотом сейчас уже не имело смысла). — Не нравится мне эта ночная серенада! А давай-ка я их гранатами! Подберусь поближе, найду какую-нибудь щелочку и…
— Давай! — согласился Мажарин. — Но только не один, а вдвоем. Нужен еще кто-то для надежности.
— Я! — вывалился откуда-то из темноты Игнат Чаус.
— Хорошо, — сказал Мажарин.
— А вы пока что прекратите пальбу, — сказал Мартынок. — А то, чего доброго, зацепите рабов божьих Игната да Семена…
Смершевцы прекратили пальбу, но из сарая по-прежнему продолжали стрелять. Правда, нечасто — редкими одиночными выстрелами и короткими очередями. Должно быть, берегли патроны или просто не знали, в какую сторону следует стрелять. И это было хорошо: то, что враг палит редкими выстрелами, и то, что он дезориентирован. При таком раскладе подкрасться к сараю, найти в нем оконце или какую-то другую щель и швырнуть туда гранату куда как проще. Ничего, все должно обойтись. Все будет хорошо, потому что — не впервой.
Вскоре где-то в глубине сарая бабахнул глухой взрыв — это Мартынок или, может, Чаус кинули гранаты. Из сарая раздался чей-то сдавленный крик, и вслед за ним застрочил автомат длинной, почти нескончаемой очередью. Ухнул еще один гранатный взрыв, и все стихло. Никаких выстрелов из сарая больше не слышалось.
— Всем лежать! — приказал Мажарин Заречневу и Черных. — Ждем!
— Командир! — простонал из темноты Заречнев, и было в этом стоне что-то такое, что заставило Мажарина опрометью броситься в ту сторону, откуда раздавался стон.
Прохор Заречнев лежал на боку, подогнув ноги.
— Что? — спросил Мажарин, хотя в этом вопросе не было смысла, потому что и так все было понятно.
— Зацепило меня, — сквозь зубы проговорил Заречнев. — В бок ударило. Кажется, два раза…
— Ах ты ж!.. — с досадой проговорил Мажарин, ощупью шаря по телу Заречнева. — Потерпи, я сейчас… Вот только…
На Заречневе был ватник, под ватником — гимнастерка, под гимнастеркой — нательная рубаха. Сложное дело! Попробуй вот так вот, при стольких одежках, да еще в кромешной темноте, определить, где рана, и одна ли она или, может, их несколько! А тем более попробуй определить, насколько они тяжелые. Огня бы сейчас, но зажигать огонь нельзя — вдруг из сарая полоснут очередью по огню!
— Что тут у вас? — подкатился к Мажарину и Заречневу Черных.
— Стукнуло его, — сквозь зубы ответил Мажарин.
— Давай я помогу, — сказал Черных. — Вдвоем сподручнее.
— Следи за сараем! — сказал Мажарин. — Мало ли что… Я уж как-нибудь сам…
Из темноты послышался чей-то короткий вздох, и перед Мажариным возник Семен Мартынок.
— А вот и я! — сказал он и осекся. — Кого-то царапнуло?
— Его, — указал Мажарин на Заречнева, хотя в темноте и не было видно, на кого именно он указывает.
— Сильно? — спросил Мартынок.
— Черт его знает! — ответил Мажарин. — Темно, ничего не видно… А где Игнат?
— Чего не знаю, того не знаю, — ответил Мартынок. — Был рядом. Даже швырнул гранату в какую-то щелюгу. А вот где он сейчас, не ведаю. Ничего, объявится.
Голос у Мартынка был бодрым, но одновременно в нем ощущалась тревожная неуверенность.
— А те, что в сарае? — спросил Мажарин.
— Ну, с теми, думаю, все ясно, — ответил Мартынок. — Спеклись, волки дешевые. От трех гранат кто же уцелеет? Да и другие двое спели свою серенаду…
— Какие двое? — не понял Мажарин.
— Наткнулся я в темноте на двоих, — пояснил Мартынок. — Валялись рядышком в бурьяне, недалеко от входа в сарай. Один — готовый, другой — подраненный. Ворочался, стонал и матерился. По-русски, понимаешь ли… Ну, я его успокоил… Ножом. Нож он хорошо успокаивает. Четверо, кажись, их было. Власовцы, как и было сказано.
Он помолчал, прислушиваясь к темноте.
— А вот где же все-таки наш Игнат? — спросил он. — Что-то не нравится мне такая партитура… Слышь, командир! А слетаю-ка я на разведку! Верней сказать, сползаю. А вдруг он, Игнат, тоже… Заодно швырну в сарай еще одну гранату. Для верности.
— Будь там осторожен, — сказал Мажарин.
— А то как же! — в голосе Мартынка прозвучала ирония. — «Будь осторожна, доченька, сказала мамаша, отправляя свою Сонечку на свидание с матросом. А то эти моряки такие проказники!» «Обязательно буду», — ответила Сонечка…
С этими словами Мартынок исчез в темноте. А Мажарин принялся осторожно, на ощупь расстегивать на раненом Заречневе вначале ватник, затем гимнастерку. Ему нужно было обязательно добраться до ран и перевязать их. Черных находился неподалеку, он лежал на земле, вслушиваясь и всматриваясь в темноту.
Какое-то время было тихо, затем ухнул взрыв гранаты. Никаких ответных выстрелов и прочих звуков вслед за взрывом не последовало. Вскоре из темноты раздалось тяжелое, хриплое дыхание. Черных изготовился к стрельбе, Мажарин тоже.
— Это мы, — раздался из темноты голос Мартынка. — Точнее сказать, я… Помогите — а то тяжелым парнем был наш Игнат…
Пригнувшись, Черных подошел к Мартынку и опустился на колени.
— Да, — сказал Мартынок. — Ты правильно понял. Был Игнат Чаус, и не стало Игната Чауса… Возле того сарайчика натолкнулся я на него. Игнат, говорю, что это ты тут разлегся, как на июльском пляже? Поднимайся, говорю, да и пойдем к своим. Вот, пришли мы к своим… Вроде — с Игнатом, а если разобраться, так без него. Вот такая получилась серенада…
Он замолчал. Молчали и остальные, потому что нечего тут было сказать. Тут все было четко и понятно: был Игнат Чаус, и не стало Игната Чауса. А потому слова здесь были лишними.
— А с теми, которые в сарае, — все, — сказал Мартынок. — Спеклись, бакланы… Словом, задачу свою мы выполнили.
Вот так и получилось, что на задание отправлялись пятеро смершевцев, а вернулись — трое. Игнат Чаус погиб, а Прохор Заречнев надолго слег в госпиталь. Может быть, даже до самой победы. Надо было доукомплектовывать группу, да ведь это — дело тонкое. Тут первого попавшегося не возьмешь. Тут к человеку надо со всех сторон присмотреться, прислушаться, даже — принюхаться. А уже потом решать, годится он или не годится для службы в Смерш. Долгое это дело — доукомплектовывать группу Смерша.
