Самая долгая литургия

Александр Татаринцев, 2023

Настоятель небольшого российского храма отец Пётр переживает кризис веры, который усиливается из-за визита на Землю инопланетной делегации. Инопланетяне появляются в самом центре Москвы, через портал, что застаёт врасплох руководителей России. Встречать делегацию отправляют вице-премьера Михаила.

Бункер

В месте абсолютно секретном и безопасном, как считали все посвящённые — в глубоком подземном бункере, который когда-то строили для пребывания высшего руководства великой страны в критических ситуациях — шло очередное совещание. Разумеется, оно опять было посвящено странной планете и не менее странному её представителю.

Формат был обычным для «критических ситуаций». Под которыми, правда, раньше все понимали кризисы в отношениях с другими странами, если они неожиданно превращались из друзей во врагов. Ещё пару раз все собирались, когда поступала информация о готовящихся терактах с применением оружия массового поражения. Но в основном бункер служил страховкой на чёрный день и местом не очень регулярных тренировок службы безопасности с руководством страны.

«300 метров над головой!» — в очередной раз подумал с тоской президент и невольно посмотрел на низкий потолок. Он понимал, что так надо. Он напоминал себе про туннели, подземную железную дорогу до поверхности, уговаривал себя не чувствовать, будто оказался в ловушке. Впрочем, огромной ловушке, запасов которой хватило бы на годы жизни сотен человек.

Речь шла о первой в истории инопланетной угрозе. По крайней мере, о предыдущих угрозах никаких сведений не было — а почему, интересно? Никто не прилетал или никого не осталось, чтобы описать такой визит? Президент в очередной раз пострался успокоить себя очевидным соображением — более безопасного места в стране не было. А, как говорят чиновники в безвыходных ситуациях, «делать же что-то надо».

Вокруг стола сидели те же, что и обычно в последние дни, узкий круг — премьер-министр, силовые министры, два советника и руководители разведывательных служб.

— Таким образом, — заканчивал доклад директор ФСБ, — Информации о вероятном противнике крайне мало.

— Противнике? — перебил президент.

— Так точно, Алексей Геннадиевич. Полагаю, что после после недвусмысленных угроз на Красной Площади, вербовки заместителя председателя правительства и, видимо, ещё многих российских граждан, по-другому к пришельцам относиться нецелесообразно.

— Продолжайте, — кивнул президент.

— К сожалению, на данный момент нам не удалось получить ответов на обозначенные ранее вопросы, вся информация общая и косвенная. Пока не известны потенциальные возможности противника, силы его высадившейся группы, имеющиеся средства, поставленные стратегические и тактические цели, ближайшие намерения, уязвимые места. С другой стороны, ситуация не ухудшается, а конфликт не разгорается. Пришельцы ведут себя спокойно, ограничились пребыванием в выделенном им отеле. Змееедов доложил в телефонном разговоре, что уладил конфликт из-за неисполнения их требования. Но относиться к его словам теперь следует с осторожностью — мы не знаем, не подвергается ли он давлению или другому внешнему воздействию.

Отмечу, что нам неизвестен также их цивилизационный код — как они думают, есть ли у них понятия об оскорблениях, извинениях, договорённостях, что считается достаточной компенсацией за обиду. Полагаю, следует продолжить наблюдение за противником в отеле и проявлять максимальную сдержанность. Если Змееедов сказал правду, то остаётся возможность снизить напряжённость ситуации…

— Здравый смысл подсказывает, — вмешался помощник по безопасности, — что нашей важнейшей задачей является определение цели визита инопланетян. Не относиться же серьёзно к словам их лидера о просвещении нас. Испанцы когда-то нечто похожее говорили индейцам, а потом избавили их от лишнего золота и прочих ценностей. Но, как я понимаю, у нас ничего нет?

— Что с аппаратурой? — обратился президент к начальнику ГРУ.

— Пока без изменений. Они подавляют нашу аппаратуру, достоверной информации не поступает. Наши специалисты не смогли даже понять, как пришельцы это делают. Например, видеокамеры в отеле фиксируют только людей. Возможно, их технологии позволяют контролировать передающую аппаратуру. Это бы объяснило заодно демонстрацию собственных видеорядов для разных стран во время контакта.

— Как объяснило? — спросил президент.

— Если они могут блокировать сигнал от камеры, то, возможно, могут и передавать нужную картинку. Технически это проще, если так можно выразиться. Но мы очень мало знаем об их возможностях, поэтому все версии пока остаются лишь версиями.

— Хотя бы что со Змееедовым, выяснили? — обратился президент к премьеру. — Больше не говорили с ним? Что с ним случилось? Подкуплен, запуган, захвачен, зомбирован? Хоть это мы можем понять — что они могут сделать с человеком?

— Нет. Никак нет, — быстро поправился премьер, но тон его оставался унылым. — Больше мы не говорили. Но я сам прослушал его другие звонки — ведёт себя как обычно, никаких признаков внешнего воздействия. Больше похоже на обычное предательство, если так можно сказать.

— Да как вообще можно в здравом уме пойти работать на инопланетян, предать не то что свою страну — планету, человечество, собственный биологический вид? — возмутился президент. — Чем они ему платят? Внеземными ракушками? Правом превращения в ящерицу?

Подчинённые согласно закивали, кто-то улыбнулся злой шутке. А президент с тоской понял, что время опять уходит впустую. Даже мысли бегают по одному кругу. Правильно ли было посылать этого мальчишку? Может, стоило наплевать на все протоколы и пойти самому, ведь нет никакого протокола на инопланетное вторжение? Нет, нельзя. Президент России — глава великой страны, а в неизвестность голову не суют… А чужую голову? А как теперь жить, если с ним случилось что-то? А может уже случилось что-то похуже смерти?

— Министерство обороны. Долго мне ещё здесь сидеть?

— Пока не известно, — ожидаемо ответил министр. — Вооружённые силы приведены в состояние полной готовности, часть сил сдерживания перенацелена на Москву. Но нам сложно оценить перспективы открытого конфликта, слишком мало данных. Полагаю, можно было бы вернуться к вопросу эвакуации руководства страны и части населения Москвы…

— Вывезти Москву, а потом её разбомбить? — горько усмехнулся президент. — Это лучший наш план?

— Но пока всё спокойно, — опять вмешался помощник. — Мы не обнародовали указ об отставке Змееедова, так что всё пока выглядит как обычный визит. Почти обычный. Совещания проходят удалённо, но это тоже нормально…

Президент прикрыл глаза. Очередной круг, неизвестность и выматывающее бессилие. Он давно был во власти и знал её законы. Посылать других исполнять свою волю, даже ценой жизни, — нормально, власть для того и нужна. Но совесть логикой не успокоишь.

Он взглянул на медную икону, которую когда-то подарили ему в провинциальном храме. Позже на очередной тренеровке он принёс её сюда — где же ещё стоять иконе, которой и пожар не страшен? А теперь Богородица внимательно смотрела на него и будто соглашалась с голосом совести. Посылать на смерть и попутно убаюкивать, рассказывать про обыденность ситуации, то есть обманывать — совсем другое дело, это не нормальное употребление власти. Переговоры с иностранцами должны вести дипломаты. Опасные переговоры — военные или спецслужбы. А молодой вице-премьер как попал на самые необычные и опасные переговоры в истории? Да, не смог не вызваться — аппаратная школа сработала, несколько тогда вызвались. А почему его выбрал? Не потому ли, что узнал про тяжёлый диагноз мальчишки, о котором тот ещё и сам не знал, только почту проверял постоянно?

На том совещаний тоже было много доводов разумных и правильных, да и сейчас они никуда не девались. А против — одна лишь совесть. А ещё — сожаление, что даже не показал вида, не дал понять Змееедову, что эта жертва что-то значит и для страны, и для президента. Не попрощался как должно, не пожал руку, не поблагодарил. А сейчас уже и поздно.

«И почему я? Почему мы? Почему Россия? Почему не на двадцать лет позже? Почему американцы их высмотрели, а разбираться нам? Почему так всё сложилось?! — вертелось в голове. — И всё как-то плохо развивается, совсем плохо. Может, был шанс с ними подружиться, а с таким союзником… А хорошо ли иметь такого сильного союзника, не опасно ли? Конечно, опасно».

Президент вспомнил слова старого начальника: «Верить можно только себе. И немного — самому ближнему кругу». Он всё же не удержался и тихо вздохнул. Предстояла ещё запись выступления по телевидению, а до этого нужно сформировать позицию, чтобы успокоить, убедить всех в том, что ситуация под контролем, процесс, как говорится идёт… Опять ложь? А как вообще можно кого-то успокоить, если не знаешь, что с тобой будет завтра, не исчезнешь ли, как этот вице-премьер?

За столом обсуждали эвакуацию. Одни предлагали не торопиться, другие вспоминали известную ошибку Сталина, когда привычка замалчивать беды и карать паникёров привела к провалу эвакуации в первые дни войны. Даже Сталину не поверили начальники на местах, что надо спасать и спасаться. Может быть и сейчас вместо убаюкивания стоит призывать народ уходить в леса? Или объявлять мобилизацию?

— Что же, пока ещё ничего толком не произошло, — остановил споры президент, — Мы ничего не знаем, прецедентов тоже нет. Потому самое лучшее, что мы можем сделать, — ждать. Понятно, что они сюда не красоты Москвы рассматривать прилетели, но, может, из отеля что-то удастся узнать. Или подскажут их следующие шаги, не собираются же они сидеть на месте…

Он не успел закончить фразу, когда следующий шаг уже был сделан. Вернее, сразу два шага. Пришельцы в радужных костюмах материализовались посреди комнаты — самой секретной в России, закрытой бронированными дверями и 300-метровым слоем железа, бетона и земли. Но им это, похоже, совершенно не мешало.

Молча и уверено два члена инопланетной свиты вышли из мгновенно возникшего портала, после чего сделали пару шагов вперёд и в стороны. Пока они становились на определённые каким-то своим протоколом места, внутрь вошёл Вестник.

Президент заметил, как присутствующие, особенно военные, побледнели и напряглись. Но бросили взгляд на него и сдержались от резких движений. Президент хотя и не показал вида, но за секунду успел пережить всю гамму чувств — от удивления и гнева («и это их хвалёная безопасность?!») до спокойствия и годами отработанной собранности («решать надо одну проблему, а не все сразу»).

— Как ты, «впереди седящий»? — спросил инопланетянин вполне нормальным голосом. — Интересная комната. Не любишь свежий воздух?

Все молчали, но Вестник, похоже, и не ждал ответа.

— Ты так и не пришёл ко мне, — сказал он и покачал головой. — Не боишься смерти?

Президент оценил ситуацию и наконец-то взял себя в руки. Возможности инопланетян впечатляли, но переговоры, а не война с порога — тоже знак.

— Знаешь, сколько раз мне угрожали? — президент попутно решил, что имеет право тоже «тыкать» гостю. — Я же военный, прошёл не один конфликт. Если бы боялся смерти, то выбрал бы работу поспокойнее.

Он смог даже выжать из себя холодную улыбку, но гость, казалось, на время потерял интерес к разговору. Он с любопытством разглядывал обстановку.

— Зачем тебе картина? — насмешливо кивнул он в сторону Троеручицы. — Думаешь, она тебе поможет?

— Помогает не икона, а Бог, — президент машинально повторил слова священника, сказанные во время того визита, затем поправился. — Так у нас говорят.

— Бо-ог? — нараспев произнёс Вестник, а потом резко повернулся к нему. — Я видел, как творился твой мир. Рассказать?

«Творился, — прозвенела в голове президента ненужная мысль, — творился. Не появлялся, не возникал, а творился» А потом пришла другая, такая же бесполезная: «Почему в критические моменты такое значение придаётся самым неважным вещам — сапёр лучше работает, напевая песенку, а мозг — размышляя о цвете обоев?» Но вслух он сказал совсем другое:

— Если ты за этим пришёл — говори. Это очень интересно, мы все с удовольствием послушаем.

Пришелец внимательно посмотрел на него и чиновников за длинным столом. Портал уже растаял, все сидели на своих местах — со стороны могло показаться, что ничего особенного не происходит. Будто высокое совещание выслушивает приглашённых гостей. Президент между лопаток ощутил напряжение момента — того самого неустойчивого равновесия, которое скоро перетечёт либо в общий смех, либо бойню.

Но Вестник не спешил и думал о чём-то, чуть склонив голову. Потом, не меняя позы, спросил раздельно, одними губами:

— А что бы ты, сам, хотел узнать?

Пожалуй, это был самый простой вопрос. Узнать, конечно, хотелось многое. Но было самое важное.

— Кто вы? — выдохнул президент.

— А-а, вот что тебя гложет. Кто я, кто мы, что мы можем, чего хотим, зачем пришли, когда уйдём, чем опасны? Это ты хочешь узнать? — скороговоркой, почему-то распаляясь, почти прокричал Вестник. Он больше не был похож на скучающего туриста, который случайно забрёл на заседание правительства. Совсем не похож.

Пришелец резким движением снял очки и уставился своими угольно-чёрными глазами в глаза президента. Удушливая волна страха, отчаяния, паники и полного безволия налетела внезапно. Президенту захотелось сжаться, стать маленьким и незаметным, но он не мог даже пошевелиться, даже дышал с трудом. Он чувствовал себя словно в скафандре, который вышел из строя на глубине. Скафандре собственного тела.

Мозг, которым он всегда гордился, ощутимо отделился от сознания, что вдруг превратилось в хаотичный набор чувств и желаний. Сами мысли «замёрзли», словно сквозь масло протекали по остаткам разума и ускользали прежде чем собраться во что-то связное. Он был одновременно и собой сегодняшним, продолжал чувствовать то же, что и минуту назад, и ребёнком — ищущим и неспособным найти защиту от неведомого и страшного.

Лицо Вестника казалось огромным, оно заполняло всё пространство — трудно даже вообразить существо такого размера. На его фоне президент казался себе всё меньшим и меньшим, словно усыхал от страха. От огромного лица исходила волна невероятной, любой ненависти, которую можно было ощутить физически. Удивительно, но никакого выражения эмоций на этом лице не было. И не было слов. Но даже в этом оцепеневшем состоянии президент удивился тому, что чувствует не свою, а чужую ненависть — как это вообще возможно?

Сил для сопротивления не было. В душе ещё оставались какие-то остатки воли, но смелость, решительность и твёрдость сбежали, предали его и бросили душу один на один с этим необычным противником. Повинуясь какому-то остаточному движению чувств, глаза президента скосились чуть за спину Вестника и уткнулись в икону. Очень-очень захотелось закричать, заплакать громко, изо всех сил, как когда-то в детстве: «Господи, помоги!». Показалось, что Богородица смотрит с любовью и грустью.

Наваждение отхлынуло так же резко. Комната вернулась на место, гости стояли на своих местах, и лишь искажённое злостью лицо Вестника говорило, что всё было на самом деле, а не во сне.

— Я пришёл дать вам, баранам, лучшую жизнь, — ледяным голосом сказал инопланетянин, — Но неуважения не потерплю. Запомни.

Он развернулся и шагнул в услужливо вспыхнувший чёрный портал. Через мгновение свита отправилась за ним. Портал погас.

Очнувшиеся участники совещания заговорили все разом.

— Алексей Геннадиевич, что это было? — непривычно растерянные генералы сразу стали похожи на новобранцев. — Где охрана?

«Почему никто не спешит мне на помощь, даже не спросит, как я себя чувствую?», — пробежало возмущение по спине. Президент взглянул на стоящие на столе часы и понял — вся пытка продолжалась несколько секунд. Окружающие лишь могли заметить, как он взмок — то ли от страха, то ли от неожиданности, кто знает.

Он решил пока ничего не рассказывать. Паника была бы ни к чему, да и сил не осталось.

— По крайней мере, можем больше не прятаться под землёй, — вымученно пошутил президент, — Подышим воздухом на пока ещё нашей планете. Все свободны.

Ему надо было привыкнуть к мысли, что главный в стране уже некто другой. Кто может легко забрать не только власть, но и жизнь. Что же, войны бывают разными.