О том, почему пьет человек написано тысячи трудов, и мы не будет повторять то, что давно известно. В нашей книге-исследовании мы попробуем разобраться в том, почему пили те люди, которых не принято относить к простым, и какое влияние оказывало вино на их творчество. Когда читаешь стихи Омара Хайяма о вине, создается впечатление, что писал их, если и не алкоголик, то отъявленный пьяница. Хотя на самом деле это было не так. Конечно, причин для пьянства много. Одни пьют из-за отсутствия образования, другие из-за его избытка, поскольку многие знания, как известно, порождают и многие печали.И как тут не вспомнить слова Овидия о том, что «тяжкое бремя забот тает в обильном вине». Но и печаль, как показывает жизнь, еще не повод для неумеренного потребления вина. Конечно, пагубная страсть к вину творческих людей имеет несколько иное измерение. Что же касается творческих личностей, то их достижения, в конечном счете, определяются не тем, что и как они пили, а тем, чего они добились. И, как знать, не работа на износ и диктовала, в конце концов, столь страшное по своему конечному результату минутное расслабление. Мы расскажем о писателях, художниках, политиках, венценосных особах, поэтах, композиторах и артистах. То есть, обо всех тех, кто находится в постоянном поиске и напряжении. О тех, для кого неудача может стать трагедией всей жизни, и о тех, кому вино на самом деле помогало, выводя их на новый уровень. Ведь давно не секрет то, что многим творческим личностям вино помогало искать вдохновения.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Утомленные вином предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Часть I
Цари, султаны, президенты, маршалы, министры
Никто не имеет право на абсолютную истину, но каждый имеет право на собственный взгляд.
1 октября 331 до н. э. Александр Македонский нанес окончательное поражение персам в сражении при Гавгамелах.
Дарий III бежал, но вскоре был убит сатрапом Бактрии, Бессом.
Александр приказал похоронить последнего персидского владыку с царскими почестями в Персеполе.
Держава Ахеменидов перестала существовать.
Александр был провозглашен «царем Азии».
Понятно, что такое великое событие нельзя было не отметить.
И Александр отметил его.
Да так, что оно вошло в анналы истории.
Целых двадцать два дня продолжались пиры, вино лилось рекой, и, если верить некоторым историкам, то многие солдаты, не выдержав столь тяжелой нагрузки, умирали прямо на пиру.
Сам Александр с честью вдержал и это тяжелейшее испытание.
В чем, наверное, не было ничего удивительного, так как царь отличался неумеренным потреблением спиртного.
Хотя Плутарх придерживался иного мнения.
«Александр, — писал он, — отличался также крайней воздержанстью в пище.
И к вину Александр был привержен меньше, чем это обычно считали; думали же так потому, что он долго засиживался за пиршественным столом.
Но в действительности Александр больше разговаривал, чем пил, и каждый кубок сопровождал длинной речью. Да и пировал он только тогда, когда у него было много свободного времени.
Если же доходило до дела, Александра не могли удержать, как это не раз бывало с другими полководцами, ни вино, ни сон, ни развлечения, ни женщины, ни занимательные зрелища.
Об этом свидетельствует вся его жизнь, которую, как коротка она ни была, он сумел заполнить многочисленными и великими подвигами».
Однако существует и другая точка зрения.
Согласно ей, Александр полюбил вино еще в ранней молодости, и не случайно его отец Филипп несколько раз с горечью говорил супруге о том, что Александр оказался настолько испорченным и недостойным той власти, которую он собирался ему оставить.
В конце концов, дело дошло до того, что личный врач царя Филипп и остальные врачи категорически запретили царю алкоголь.
Однако тот продолжал злоупотреблять вином.
Так, во время похода в Индию он устроил алкогольные игры — кто кого перепьет.
Победителем вышел некий грек по имени Промах, который выпил около 13 литров вина.
Правда, он и еще 40 человек скончались спустя три дня.
Принимал ли участие в этом уникальном соревновании сам Александр, не известно.
Но, надо полагать, вряд ли бы непьщий человек стал бы устраивать подобные соревнования.
Более того, именно непьющие вызывали у царя подозрения.
И одним из них стал Каллисфен, учивышийся вместе с Александром и сопровождавший его Восток.
«Сами философы, — пишет М.Монтень, — не одобряют поведения Каллисфена, утратившего благосклонность великого Александра из-за того, что он отказался пить так же много, как тот.
Более того, на совести Александра есть и такой тяжкий поступок, как убийство в состоянии опьянения.
Это случилось на празднике Диониса, когда, перебрав вина, пируя по новому, «варварскому», обычаю, присутствующие начали превозносить подвиги Александра, принижая достижения великих героев древности и откровенно понося прежнего царя Филиппа.
Многим македонцам это не нравилось, но высказаться осмелился только военачальник и личный друг Александра Клит.
Будучи пьян, как и все собравшиеся, он так страстно доказывал величие Филиппа, что вызвал на себя царский гнев.
Конфликт перешёл в ссору, противники упрекали друг друга в недостатке доблести, пока, наконец, взбешённый дерзостью Клита и такой же пьяный, как он, Александр не заколол его копьём одного из стражников.
Юстин добавляет, что, даже убив своего друга, царь не переставал осыпать мертвеца упрёками.
Придя в себя, Александр глубоко раскаялся в своём поступке».
Что же касается Каллисфена, то своей откровенностью он навлёк на себя немилость царя, был заподозрен в заговоре и закован в цепи.
В них он и умер.
В марте 324 до н. э. Александр после тяжёлого индийского похода вступил в одну из столиц Персидской империи, Сузы.
Там он и его армия отдыхали после 10-летнего военного похода.
Обеспечив себе владычество над завоёванными землями, Александр приступил к окончательному устройству своей непрочной империи.
Для большего упрочения своего государства из разнородных по культуре подданных Александр женился на старшей дочери царя Дария, Сатире, и дочери персидского царя Артаксеркса III.
Надо ли говорить, что «отдых» армии и самого Александра вылился в бесконечные попойки.
Как следует «отдохнув», в феврале 323 до н. э. Александр отправился в Вавилон.
Именно оттуда он намеревался расширить границы своей огромной империи.
Ближайшей целью были арабские племена Аравийского полуострова, в перспективе угадывалась экспедиция против Карфагена.
Пока готовился флот, Александр строил гавани и каналы и продолжал бесконечные застолья.
В мае он запил, что называется, «по-черному».
И причина у него для этого была, поскольку после одного из пиров лучший друг и любовник царя Гефестион заболел и спустя неделю скончался.
По одной версии, он умер от тифа, по другой — был отравлен, поскольку у него, как у наиболее приближенного к царю человека, было множество завистников и врагов.
Смерть Гефестиона стала для Александра испытанием, которое поставило царя на грань психического расстройства.
«Горе Александра, — писал специально изучавший этот вопрос Морис Дрюон, — перешло все человеческие границы.
На целых три дня он закрылся в комнате с мертвым, распростершись на полу рядом с ним, не принимая пищи, без сна, не переставая стенать, и когда пришлось вынести тело, которое начало разлагаться, вопли царя были так ужасны, как будто он лишился рассудка.
Ни один человек в мире не был оплакан своим другом, ни одна женщина своим возлюбленным, ни один брат своим братом так, как Гефестион Александром.
Лик царя был нечист из-за отросшей бороды и слез, одежда разорвана, волосы он обрезал себе ножом.
Он сам вел под уздцы лошадей, везших останки Гефестиона; поскольку их гривы и хвосты были обрезаны согласно обычаю.
Он приказал остричь также всех лошадей и мулов армии; он запретил всякую музыку в городе, приказал снести зубцы стен, погасить огни в храмах, как это делают, когда скончается царь, и приговорил врача Главка к распятию.
Две гробницы должны были быть воздвигнуты Гефестиону: одна в Вавилоне, чтобы принять его тело, другая в Александрии Египетской, чтобы стать убежищем для духа его двойника».
Так оно и было, и Александра на самом деле чуть не сошел с ума после смерти Гефестиона, которого историки прозвали «тенью Александра».
Ведь именно он был лучшим другом и любовником Александра на протяжении всей жизни.
Только ему царь мог доверить самое сокровенное, и именно Гефестион всегда поддерживал даже самые безумные планы и начинания царя.
Более того, Гефестион был блестящим полководцем, хорошим инженером и дипломатом.
Только однажды отношения между ними охладились.
Это случилось после того, как Александр, всегда равнодушный к женщинам, влюбился в старшую дочь персидского царя Дария III Барсину.
Барсина была удивительной женщиной.
Она отличалась поразительной красотой, и, если верить Плутарху, то именно она казалась идеальной спутницей для Александра.
Александр увлекся так, что обиженный Гефестион покинул его.
Снова при дворе он появился и только после того, как Александр и Барсина расстались.
Надо ли говорить, что свое горе Александр заливал вином.
После смерти Гефестиона Александр погрузился в безмерную скорбь, и на протяжении некоторого времени у него наблюдались признаки умственного расстройства.
Когда Гефестиона не стало, Александр оказался обречен на одиночество. Умер человек, который был рядом с ним настолько долго, что стал частью его самого.
Единственный, кто любил не царя, а Александра.
Прежний мир рухнул, а собирать из его осколков новый у великого полководца не было ни сил, ни желания.
Надо ли говорить, что после смерти Гефестиона Александр стал потреблять еще больше вина, к которому был всегда неравнодушен.
Так было и 31 мая, когда Александр совершил жертвенные обряды в знак благодарности за свои победы и в память о Гефестионе.
В ночь на первое июня царь решил угостить воинов и тех, кто следовал за армией, вином и мясом жертвенных животных и устроил роскошный пир для самых приближенных.
Часа в два ночи неожиданно для всех Александр начал проявлять признаки нарастающего беспокойства и принялся взволнованно расхаживать по пиршественному залу.
Через полчаса его самочувствие резко ухудшилось.
Руки у него дрожали, и он жаловался, что у него такое чувство, будто на шею ему надели тяжелое ярмо.
Тем не менее, он осушил большую чашу вина, но тут же громко вскрикнул от боли, словно его ударили кинжалом.
Когда его полумертвого выносили из-за стола, он испытывал такие мучения, что просил дать ему меч, чтобы прекратить их.
Ему было больно от малейшего прикосновения слуг, словно все его тело было покрыто ранами.
Боль становилась все сильнее, и тогда к нему позвали лекарей.
Однако никто из них не смог ему помочь, и сильное болезненное недомогание продолжало мучить Александра.
Всю ночь царь то корчился на своем ложе от боли, то неожиданно затихал.
Очнувшись, он начинал бредить.
Его мучила жажда.
Время от времени он делал глоток вина, после которого снова впадал в бессознательное состояние и начинал бредить.
Тем не менее, утром самочувствие царя улучшилось, и его отнесли в храм, где он принес жертвы богам.
Затем он, согласно Плутарху, «из-за высокого жара он весь день спал в бане».
Следует помнить, что во времена Александра посещение бань было средством для облегчения многих заболеваний.
Царь приказал слугам оставить его одного в полной темноте, так как и их присутствие и яркий свет были ему невыносимы.
На следующий день Александр почувствовал себя настолько лучше, что мог самостоятельно передвигаться, сыграл партию в кости и поел.
На пятый день царь принялся составлять планы нового военного похода и подписал несколько приказов своим военачальникам.
Однако затем здоровье Александра резко ухудшилось.
«Как если бы ему нанесли удар кинжалом, — рассказывается об этом в «Истории Александра Великого», — а затем провернули оружие у него в чреве, боль возвратилась, и царь вновь впал в беспамятство, начал бредить, у него начались судороги.
Он поднял голову, однако не смог вымолвить ни слова.
С той минуты и до самого конца он более не разговаривал».
Юстин также говорит о том, что, не имея сил, чтобы сказать хоть слово, он снял с пальца перстень и передал его своему военачальнику Пердикке.
Состояние Александра продолжало медленно, но неуклонно ухудшаться, ему стало трудно дышать, к вечеру он впал в кому и умер.
Традиционной датой его смерти считается 11 июня, хотя, если прав Юстин, это могло произойти на пару дней раньше либо на день позже, как считает Плутарх.
Смерть Александра Македонского является одной из самых больших загадок в истории человечества.
И в самом деле, от чего так неожиданно мог скончаться молодой и полный сил мужчина?
Как и всегда в таких случаях, было выдвинуто несколько версий: смерть от малярии и тифа, подсыпанный в вино яд и алькогольное отравление.
Самой распространенной версией причины смерти Александра считается малярия.
В своих походах царь дошел до Индии, где данное заболевание очень распространено, а некоторые симптомы этого заболевания действительно имеются в описании его болезни.
В ходе этого заболевания больной испытывает озноб и его начинает бить дрожь так, как, по описанию историков, это происходило с Александром.
Кроме того, поднимается высокая температура, и ее приступы длятся, периодически повторяясь по нескольку дней.
Из описаний мы уже видели, что у Александра наблюдался сильный жар, который затем спал, но через несколько дней вновь вернулся.
Во время малярии больные могут впадать в беспамятство, бредить, что мы также наблюдали у Александра.
В случаях, когда заболевание малярией приводит к фатальному исходу, причиной смерти обычно становится повреждение селезенки, отсюда — мучительные боли в области живота, как это описывается и в случае с Александром.
Но если все же полагаться на античные свидетельства, то Александр не мог умереть от малярии.
Дело в том, что малярия — это заболевание, которое разносится определенным видом комаров, которые живут во влажном тропическом климате и в джунглях.
Однако в таком засушливом регионе, как Центральный Ирак, где Александр провел свои последние дни, их нет.
Да и после Индии прошло целых два года, и если даже Александр и «подцепил» там малярию, то умереть он от нее не мог.
Дело в том, что инкубационный период этого заболевания составляет срок до десяти месяцев от того момента, когда произошло заражение.
Если по истечении этого периода у человека не проявляется симптомов заболевания малярией, значит, он не заражен.
Вряд ли он мог заболеть малярией после похода в Индию.
Вся его жизнь с того времени и до самой смерти достаточно полно задокументирована, и нет никаких сообщений о том, что он испытывал приступы малярии.
Группа американских ученых из Университета штата Мэриленд предположила, что Александр мог заболеть брюшным тифом.
При этом заболевании у больных отмечаются высокая температура, озноб, потеря сознания, словом, все то, от чего страдал в последние дни великий полководец.
Однако подобные признаки имеются у множества заболеваний.
Ученые из Мэриленда выдвинули и предположение о том, что причиной смерти царя стала прободная язва, которая часто приводит к летальному исходу при заболевании тифом.
Никакими другими хроническими болезнями Александр не страдал.
Серьезная врачебная помощь, если верить свидетельствам, потребовалась ему всего девять раз.
Восемь из них укладываются в «профессиональные риски» завоевателя полумира.
«При Гранике, — пишет Плутарх, — его шлем был разрублен мечом, проникшим до волос и кости черепа. Под Иссом царь был ранен мечом в бедро.
Под Газой он был ранен дротиком в плечо, под Маракандой — стрелой в голень так, что расколотая кость выступила из раны.
В Гиркании — камнем в затылок…
В области ассаканов — индийским копьем в лодыжку. В области маллов стрела длиною в два локтя, пробив панцирь, ранила его в грудь и глубоко засела в кости около соска.
Там же ему нанесли удар булавой по шее».
Еще один раз царь оказался виноват сам. После стремительного марша к городу Тарс, разгоряченный, он решил искупаться в горной реке.
Выйдя из воды, он «упал, будто пораженный молнией, потерял дар речи и провел в беспамятстве около суток, едва подавая признаки жизни».
По всей видимости, это был инсульт.
«Никто из врачей, — пишет Плутарх, — не решался лечить Александра, считая, что опасность слишком велика и что ее нельзя одолеть никаким лекарством; в случае неудачи врачи боялись навлечь на себя обвинения и гнев македонян.
Один только Филипп, акарнанец, видя тяжелое состояние больного, поставил дружбу превыше всего и счел преступным не разделить опасность с Александром и не исчерпать — пусть даже с риском для себя — все средства.
Он приготовил лекарство и убедил царя оставить все сомнения и выпить его, если он желает восстановить свои силы для продолжения войны.
Лекарство сначала очень сильно подействовало на Александра и как бы загнало вглубь его телесные силы: утратив дар речи, больной впал в беспамятство и едва подавал признаки жизни.
Вскоре, однако, Александр был приведен Филиппом в чувство, быстро окреп и, наконец, появился перед македонянами, уныние которых не прекращалось, пока они не увидели царя».
После этого случая Александр никогда не говорил о каком-либо серьезном недомогании и чувствовал себя прекрасно.
Понятно, что не могли историки пройти и мимо версии об убийстве Александра ядом, поскольку у царей всегда много врагов.
Были враги и у Александра.
Как мы уже говорили, смерть Гефестиона стала настоящей катастрофой для царя.
Дабы почтить любимого друга, он, по словам Плутарха, он издал несколько совершенно безумных указов.
Он приказал распять лекаря, лечившего Гефестиона, и запретил игру на флейтах и любых других музыкальных инструментах во всей округе.
Затем, надеясь развеять свою скорбь, он решил, что для этой цели лучше всего подойдут воинские упражнения, и начал настоящую охоту за людьми.
Он предал мечу целое племя кочевников коссаенов и назвал это жертвой духу Гефестиона.
Коссаены были народом, жившим в горах Мидии.
Они никогда не восставали против македонян и не давали убежища мятежникам.
Тем не менее, Александр приказал истребить этот народ, заявив, что приносит их в жертву Гефестиону.
Однако даже убийство мирных женщин, стариков и детей, которые никогда не выступали против македонян, показалось Александру недостаточным, и он начал гонения на последователей зороастризма, точно так же ни в чем не виноватых.
Это произошло после того, как жрецы отказались погасить священные огни, которые постоянно горели в их святилищах.
«Он объявил, — пишет Диодор, — что персы должны немедленно погасить священный огонь в их храмах до тех пор, пока Гефестион не будет погребен».
В данном случае под персами понимались как раз приверженцы зороастризма, священный огонь у которых символизировал присутствие божества.
Для жрецов Зороастра погасить огонь считалось совершенно немыслимым делом, и они, конечно же, не подчинились.
В ответ разъяренный Александр приказал закрыть все храмы.
В зороастрийском тексте, известном под названием «Книга Арды Вираф», говорится, что царь приказал осквернить храмы, казнил жрецов и приказал сжечь «Авесту», священную книгу.
Последней каплей для всех последователей этого религиозного течения стал приказ Александра разрушить монумент основателю религии пророку Заратустре и вместо него водрузить статую льва.
Вообще-то, лев был гербом македонских царей, однако для зороастрийцев это животное символизировало дьявола по имени Гузастаг — воплощение Зла, — который должен был явиться в образе человека накануне конца света.
Некоторые жрецы посчитали желание македонского царя установить подобную статую неопровержимым доказательством того, что Александр и есть тот самый дьявол, и объявили о том, что он должен умереть.
Похоже, сам Александр на эту угрозу не обратил ни малейшего внимания, однако приказал схватить и казнить членов особой зороастрийской секты мудрецов, известных под именем маги. Маги были приверженцами ненасилия и не имели никакого отношения к угрозам в адрес царя.
Впрочем, как и другая невинная жертва царского гнева — правитель Мидии по имени Атарепата.
Атарепата был зороастрийцем, и Александр приказал его казнить, однако тот, узнав, что ему грозит, вместе со всей семьей бежал в горы.
И вот тогда-то Александр и решил, что Гефестиона заменит Пердикка не только на посту начальника кавалерии, но и на посту первого заместителя самого царя.
Надо заметить, что решение возвысить Пердикку выглядит странным.
Пердикка был не только другом Атарепаты, но и его зятем. Более того, всем были известны его симпатии к магам и зороастризму.
Так что яд в вино мог положить именно он.
Через шесть лет после смерти Александра явилась злобная клевета; стали говорить, что царь отравлен по наущению Антипатра, что старший его сын Иолай, бывший у царя виночерпием, дал ему яд.
Говорили, что и Аристотель принял участие в этом преступлении, боясь Александра и желая отомстить за смерть своего племянника.
Средством для отравления послужила, будто бы, ядовитая вода из источника Стикса в Аркадии, и Аристотель, будто бы, приказал сохранять эту ядовитую жидкость в ослином копыте, так как всякий сосуд из другого материала был бы ею разрушен.
Уже из баснословного содержания этого рассказа видно, что это не более, как глупое измышление.
Однако мать Александра, Олимпиада, которая смертельно ненавидела Антипатра и его семейство и для которой, может быть, и сочинена эта басня, жадно схватилась за этот слух, чтобы излить свой гнев на семейство Антипатра и на его приверженцев.
Антипатр и Аристотель в это время уже умерли и таким образом избегли её мщения.
Однако и здесь имеется несколько существенных «но».
Прежде всего, совершенно непонятно, каким чудесным образом отравленный на пиру Александр смог прожить еще почти две недели.
Более того, несколько раз ему становилось настолько лучше, он играл в кости и строил планы по захвату Аравийского полуострова.
Смертельная доза ядов того времени убивала жертву в течение 24 часов.
В противном случае токсины начинали выводиться из организма.
Если человек не умирал в течение суток, то на протяжении нескольких дней он испытывал слабость и болезненные ощущения, но чаще всего в конечном итоге поправлялся.
Но если Александр все-таки был отравлен, то, скорее всего, яд ему в вино подмешивали дважды.
Все источники, кроме одного, рассказывая об обстоятельствах смерти Александра Македонского, упоминают, что он находился в сознании, но не мог говорить.
«Когда его полководцы пришли к нему в опочивальню, — писал Плутарх, он не мог разговаривать, и так продолжалось весь следующий день».
«Когда кто-либо заходил к нему, — вторил ему Арриан, — он лежал, не говоря ни слова, однако пытался поднять голову, чтобы приветствовать вошедшего».
«Он узнавал своих соратников, — повествует «История Александра», — и поднимал голову, чтобы поприветствовать их, однако не мог вымолвить ни слова.
С того момента и до самого конца он больше не разговаривал».
«Будучи не в силах говорить, — сообщал Юстин, — он снял с пальца свой перстень и передал его Пердикке».
Вполне возможно, что мать Александра знала об этом и сошла в могилу в твердой уверенности, что ее сына отравили на пиру той роковой ночью.
Зная любовь Александра к вину, многие авторы считают наиболее вероятной причиной смерти Александра Македонского алкогольное отравление.
Мы уже говорили о том, что Александр вел весьма разгульную жизнь и, несмотря на запрет врачей, продолжал злоупотреблять вином.
Так, всего за день до своей смерти Александр выпил около 8 литров вина.
На следующий день в разгар пира осушил кубок Геракла и выпил много неразбавленного вина.
Возможно, что именно эта причина и спровоцировала сильную боль в области желудка, являясь одним из симптомов алкогольного отравления, за которым неизбежно следует потеря сознания.
Но если даже Александр умер и не от самого вина, то оно, конечно же, сыграло свою роль в его гибели.
Все дело было в том, что Александр, с тех пор как ему велели следить за желудком, регулярно принимал лекарство на основе чемерицы белой, которое готовил сам.
В свое время Александр учился медицине и хорошо разбирался в ней.
В микродозах эта настойка до сих пор используется как слабительное. Но малейшая передозировка может повлечь за собой смерть.
Но главным было все же то, что чемерица плохо сочетается с алкоголем, особенно в постинсультный период.
Не удивительно, что Александра от такого сочетания вполне мог хватить еще один удар, после которого он не мог говорить, едва двигался, а потом впал в кому, из которой уже не вышел.
В источниках говорится о том, что царь почувствовал резкую боль, а несколько позже потерял сознание.
Если Александр довел себя беспрерывными пьянками до того состояния, когда начал испытывать мучительные страдания, то его пищевод был настолько обожжен, что он на протяжении дней не смог бы ни есть, ни пить.
Добавим, что будь Александр хроническим алкоголиком, как предполагают некоторые, то его состояние оказалось бы очень тяжелым.
Не имея возможности выпить ни грамма алкоголя, он очень скоро начал бы испытывать жутчайший похмельный синдром.
У таких больных часто наблюдаются бред, галлюцинации и дрожание конечностей.
Более того, иногда они могут испытывать эпилептические припадки, которые порой даже приводят к летальному исходу.
И у Александра можно найти все эти, или подобные им, симптомы заболевания.
При алкогольном отравлении больной либо полностью теряет сознание, либо впадает в состояние ступора, в котором его нервная система на протяжении нескольких часов находится в ужасном состоянии, словом, в этом случае наблюдается совершенно иная картина, нежели та, которую нам описывают источники, рассказывающие о самочувствии Александра, о его судорогах и бессознательном бреде.
На самом деле, главное следствие алкогольного отравления — непрекращающаяся рвота.
В этом случае смерть зачастую наступает оттого, что больной захлебывается рвотными массами или умирает от обезвоживания организма.
Да, Плутарх сообщает о том, что Александра мучила сильная жажда в ту ночь, когда он почувствовал себя плохо, но ни этот автор, ни другие не упоминают о рвоте или хотя бы тошноте как одном из симптомов заболевания великого царя.
Так, Юстин записал, что некоторые из друзей Александра предположили, что причиной смерти царя стало пьянство, но сам он подобную возможность отвергал и обвинял в смерти Александра тех, кто унаследовал его власть.
Как можно видеть из всего сказанного выше, однозначного ответа на вопрос «От чего умер Александр Македонский» у нас так пока нет.
Официально болезнь, от которой царь умер, так и не назвали.
Его друзья считали, что причиной его болезни было чрезмерное пьянство, хотя среди них были и такие, кто говорил о заговоре.
Очевидно только то, что великий царь и полководец был побежден не доблестью и отвагой врагов, а неумеренным питием или тайным заговором тех, кому он доверял.
Не сомненно и то, что, если бы Александр продолжил свой разгульный образ жизни, то рано или поздно столь любимое им вино сыграло бы с ним плохую шутку.
Ибо, как говорили древние римляне: «Multum vinum Inhere, non diu vivere — Много вина пить — не долго жить…»
В 1570 году Османская империя завоевала Кипр.
Особой радости у турок эта победа не вызвала, а великий визирь Мехмед Соколлу откровенно говорил о бессмысленности этого завевания.
И он знал, что говорил.
Усталая донельзя империя как никогда нуждалась в отдыхе.
Более того, именно в это время она должна вести себя в высшей степени осторожно, поскольку завевание принадлежавшего венецианцам Кипра могло вызвать в Европе нежелательный для Стамбула резонанс.
Так оно в результате и случилось, и завоевание Кипра оказалось для империи поворотным моментом.
Говоря откровенно, ничего удивительного в желании завладеть Кипром не было, поскольку, захватив его, османы установили полный контроль над Восточным Средиземноморьем и покончили с несколькими пиратскими обществами.
При осаде Фамагусты погибло 50 тысяч турок — однако османские военачальники никогда не обращали особого внимания на потери.
Венецианский комендант Брагадино сдался на условиях сохранения всех воинских почестей и безопасной эвакуации гарнизона.
Сам же он был чудовищно изувечен, а затем с него живого сняли кожу.
Когда турецкий флот с триумфом вернулся в Константинополь, его набитое соломой чучело висело на рее одного из кораблей.
Как того и опасался великий визирь, нападение на Кипр было повсеместно воспринято как самое настоящее беззаконие.
Хотя, если говорить откровенно, то можно подумать, что все предшествующие завоевания османов вызывали в мире восхищение и являли собой события самого, что ни на есть, легитимного характера.
Чем же так были возмущены в «справедливой» Европе?
«Причина нападения, — писал в своей книге «Величие и крах Османской империи» Гудвин Джейсон, — сочли европейские державы, заслуживала решительного осуждения: прихоть алкоголика, науськанного подстрекателем-евреем.
Султан Селим испытывал сильную любовь к кипрскому вину.
Его собутыльник Иосиф Наси, беженец из Испании, ставший придворным банкиром и первым евреем, возведенным в дворянское достоинство, питал надежду превратить Кипр в убежище для бегущих из Европы соплеменников.
Впрочем, с султаном он говорил о других причинах и убеждал в том, что ему нужно завладеть источником чудесного нектара.
Затею дона Иосифа поддерживала еврейка по рождению Нурбану-султан, мать будущего Мурада III, а противостояла ей жена Мурада, венецианка Сафийе.
Кипр пал, и Селим получил свое беспошлинное вино. Однако на Западе пришли в движение новые силы. Падение Кипра повлекло за собой образование Священной лиги, направленной против турок.
Испания, Венеция, Мальтийский орден и несколько итальянских государств во главе с Римом выставили соединенный флот под командованием дона Хуана Австрийского, внебрачного сына Карла V 7 октября 1571 года он застал османский флот в заливе Лепанто и пошел в атаку».
Мы вряд ли погрешим против истины, если заметим, что Джейсон позволил себе в своей книге немного пофантазировать.
На самом деле все выглядело несколько иначе.
С 1489 года остров Кипр находился под протекторатом Венецианской республики и имел статус её заморского владения.
Турки заинтересовались островом примерно в 1567 году, а с начала 1568 года турецкие агенты начали разжигать недовольство среди населения Кипра, а турецкие корабли разведывали кипрские гавани.
Более того, султан Селим II заключил мирный договор сроком на 8 лет с главой Священной Римской Империи Максимилианом II.
Таким образом, Европа получила некоторую безопасность, а султан — свободные войска, которые он и использовал при завоевании Кипра.
В начале 1570 года представитель Венецианской республики в Стамбуле был проинформирован о том, что Османская империя считает Кипр исторически неотъемлемой частью Османской империи.
Как бы в подтверждение этого османы арестовали многих купцов и захватили главные портовые города.
28 марта 1570 года венецианский дож получил ультиматум: либо Венеция должна добровольно сдать Кипр, либо Османская империя отнимет у неё остров силой.
Венеция обратилась к соседям с просьбой помочь.
Однако ее первый призыв остался без внимания.
Все европейские монархи отказали Венеции в содействии, ссылаясь на мирный договор, который уже ни на что не влиял.
Только Мальтийский орден выделил пять кораблей, но они даже не дошли до пункта назначения — были захвачены турками.
Казалось, что война безнадёжно проиграна, однако год спустя при посредничестве папы Римского Пия V была создана коалиция европейских государств, получившая название «Священная лига».
Войска собрали в сицилийской Мессине в августе 1571 года.
Силы Священной лиги, согласно последующим оценкам историков, стали самым сильным и многочисленным флотом за всю историю Европы.
Флотилию стран Священной лиги возглавлял испанский принц дон Хуан Австрийский, а турецкие корабли вёл Али-паша Мудззин-заде.
Таким образом, силы противников были примерно равны, но союзники имели преимущество: на палубах судов Священной лиги стояли пушки, а абордажные команды были вооружены аркебузами, тогда как противник испытывал недостаток в огнестрельном оружии. Это и решило исход битвы.
Наиболее известным событием турецко-венецианской войны является грандиозное морское сражение, произошедшее 7 октября 1571 года в Патрасском заливе, более известное как битва при Лепанто.
В этой битве сошлись Восток и Запад — сражение происходило между Священной лигой и Османской империей.
К полудню окружение турецких войск было разгромлено и главными целями сражения стали флагманские корабли обоих флотилий.
Османский флот потерпел сокрушительное поражение: из 276 судов было потеряно около 205 кораблей, в то время как испанцами было потеряно лишь 15 судов.
Другое дело, что богатый португальский еврей, появившийся в Стамбуле в последние годы правления Сулеймана I и вскоре ставший закадычным другом будущего султана Селима II, Иосиф Нази, был главным соперником визиря Мехмеда Соколлу.
Именно по этой причине Нази не жалел золота и драгоценностей на подарки престолонаследнику.
Вступив на престол, Селим вознаградил его, сделав пожизненным правителем острова Наксос, отвоёванного у Венеции.
Однако Нази этого было мало, и он добился от султана монополии на торговлю вином на всей территории Османской империи.
Нази имел неплохую сеть осведомителей в Европе и поставлял султану важные политические новости и постоянно посылал в подарок Селиму свои лучшие вина.
Сложно сказать, руководствовался ли Селим II при нападении на Кипр только желанием заполучить «источником чудесного нектара», или же в глубине его отравленной алкоголем души еще теплился дух великих османских завевателей.
Впрочем, второе кажется маловероятным, и не случайно венецианский посол Лоренцо Бернардо писал в воспоминаниях о своем пребывании при османском дворе:
«Султан Селим изложил следующее мнение: истинное счастье короля или императора состоит не в ратных трудах или славе, добытой в сражениях, но в бездействии и спокойствии чувств, в наслаждении всеми удовольствиями и уютом во дворцах, где полным-полно женщин и шутов, и в исполнении всех желаний, касается ли это драгоценностей, дворцов, крытых галерей и величественных зданий».
Именно поэтому он снова назначил на должность великого визиря Соколу Мехмед-пашу, полностью доверив ему управление государством.
Известный дипломат Филипп дю Фресне-Канайе, который в 1573 году служил во французском посольстве, отмечал, что за три месяца, пока он был в Стамбуле, султан покидал пределы дворца лишь дважды, чтобы присутствовать на полуденном богослужении в пятницу.
За исключением эпизодических поездок в Эдирне Селим почти круглый год оставался во дворце Топкапы, проводя большую часть времени в гареме.
Венецианский посол Костантино Гар-дзони сообщал, что Селим обычно входил в этот «сераль женщин каждую ночь для своего удовольствия, через калитку в своем саду».
По словам Гардзони, в гареме жило около полутора сотен женщин, в число которых помимо жен и наложниц султана входили также фрейлины и служанки.
Существует и еще множество свидетельств о том, что султан никогда не интересмовался государственными делами.
— Никакие государственные дела, — говорил он, — не должны мешать наслаждаться утехами плоти и желудка и что в этом и состоит истинное предназначение государя…
«Его высочество, — вспоминал все тот же Бернардо, — пьёт очень много вина, и время от времени дон Иосиф посылает ему много бутылок вина, а также всяческую изысканную снедь».
Ноулз описывал наружность султана следующим образом: «Он отличался тучным станом и тяжелым нравом; его лицо скорее опухшее, чем жирное, совсем как у пьяницы».
Как и Джеймс, Бернардо считал, что именно Нази подсказал Селиму мысль о необходимости захвата Кипра, так как остров славился своими превосходными винами.
Более того, Селим обещал Нази сделать его королём Кипра, однако обещания не сдержал, поскольку после кипрской кампании великий визирь убедил султана оставить своего фаворита.
Нази скончался в 1579 году разочарованным и обиженным человеком.
Если верить Гардзони, Селим входил в сераль каждую ночь через калитку в своем саду.
Если султан задерживал свое внимание на одной и включал ее в число возможных наложниц, она получала статус «гёзде», что в буквальном переводе означает «на глазу».
После этого девушке отводили отдельные покои и готовили ее к встрече с султаном.
Если после первой ночи, проведенной с султаном, девушка сохраняла его расположение, она становилась султанской наложницей.
Если ее сын наследовал после смерти султана его трон, она становилась «валиде султан» и в силу этого титула являлась полновластной хозяйкой гарема.
В гареме Селима распоряжалась Нурбану, которая, будучи матерью его старшего сына и наследника Мурада, обладала титулом первой жены.
Она была фавориткой султана, и он ее нежно любил.
Венецианский посол Джакопо Сорандзо писал в 1566 году: «Говорят, что Его Величество горячо и преданно любит «хасеки» как за ее красоту, так и за ее необычайный ум».
Став султаном, Селим взял в свой гарем еще несколько наложниц, и они родили ему еще восемь детей, в том числе шесть сыновей.
Тем не менее, Нурбану по-прежнему была его фавориткой.
Как заметил венецианский посол Андреа Бадоара в 1573 году, Его Величество всячески благоволит к ней».
Женщины гарема Селима II находились под охраной восемнадцати черных евнухов.
Самым влиятельным чиновником Внутренней службы считался главный черный евнух.
Правление Селима II было периодом в истории Османской империи, который получил название «Султаната женщин», потому что некоторые могущественные и решительные женщины гарема оказывали значительное влияние на государственные дела.
В последние годы своей жизни Селим проводил значительную часть своего времени в обществе своей бывшей кормилицы — матери Шемеи Ахмеда-паши.
Венецианский посол Гардзони писал в 1573 году: «Султан проводит большую часть своего времени за игрой в шахматы с матерью Ахмеда-паши, пожилой женщиной, которая прежде была его кормилицей».
Кормилица Мехмеда II Завоевателя стала очень богатой после того, как ее питомец занял престол и назначил ей доход от нескольких мечетей.
Большое удовольствие Селиму доставляло выращивание цветов в дворцовых садах.
Селим II не был лишен и поэтических дарований, о чем свидетельствует несколько написанных им газелей, которые дошли до нашего времени.
По большей части в них воспеваются наслаждения, доставляемые любовью и вином, примером чему могут служить заключительные строки его лучшей газели:
О, дорогая, Селиму дай твои уста цветов пурпурного вина
И мои слезы преврати отсутствием своим в вино, любимая,
Окрась их в красный цвет, который крови подобает…
15 декабря 1574 года Селим упал пьяным в ванну в гареме дворца Топкапы и захлебнулся.
Ему шел пятьдесят первый год, и он провел на троне восемь лет и три месяца.
Эвлия Челеби, упоминая о кончине Селима-Пьяницы, пишет: «Он был добродушным монархом, однако слишком приверженным наслаждениям и вину».
Именно так оценивал печально знаменитого короля Англии Чарльз Диккенс.
«Самый непереносимый мерзавец, — писал он, — позор для человеческой природы, кровавое и сальное пятно в истории Англии».
И, наверное, Генрих VIII заслуживал столь нелестной оценки великого писателя, поскольку и по сей день никто не знает, сколько кровушки он пролил.
В юные годы Генрих получил хорошее образование, был даровит, обладал твердым характером, был целеустремленным.
Он не жаждал ратной славы, разоряющей страну, предпочитая решать межгосударственные вопросы дипломатическими методами.
Младший сын Генриха VII, он не был наследником трона. Трон должен был занять его старший брат Артур, женатый на принцессе Катерине Арагонской.
По странному стечению обстоятельств совершенно здоровый Артур внезапно умер.
Так к Генриху перешла и власть над государством, и красавица жена брата.
Англия ликовала, когда в 1509 году на престол он вступил восемнадцатилетний король, который всем казался благородным, смелым и добрым.
Об образовании и говорить не приходилсь. Генрих пркрасно говорил на латинском и греческом языках, хорошо играл на лютне, слагал поэмы и уквлекался богословием.
С ранних лет его отличал недюжинный талант оратора и руководителя.
Он увлекался турнирами, музыкой, философией, а также пирами.
Возможно, даже чересчур.
Но, наверное, иного и нельзя было ожидать другого от человека, которому с трех лет давали неразбавленное вино?
Старая добрая Англия радовалась новому королю и надеялсяь на то, что именно он начент эпоху гуманизма и благоденствия.
Но не так-то было!
Очень скоро о гуманизме и благоденствии забыли, посокольку главный талант молодого короля выразился в поглощении еды и горячительных напитков в неограниченных количествах.
Особенно он стал попивать после женитьбы на Екатерине Арагонской.
Современные исследователи и психиатры утверждают: Генрих не просто много пил, он был тяжело больным алкоголиком.
Его главный биограф Джаспер Ридли пишет: «Англия управлялась личностью, разрушенной алкогольным психозом».
В книге «Секретная история алкоголизма» психиатр Джеймс Грэхем, хорошо изучивший биографию короля, вынес диагноз: «алкогольный бред ревности, алкогольная паранойя».
Понятно, что все это сказалось на его отношении к женщинам, которых он менял без сожаления.
Но если женщин он менял, то своих жен король так же безжалостно убивал, за что и полчил прозвище Синяя Борода.
Не оправдал он и народных чаяний и прославился, как человек с прескверным нравом.
Жестокий тиран, после смерти отца он продолжал вести его политику по укреплению королевской власти.
Синяя Борода был женат шесть раз, если и не по любви, то по большой симпатии.
Его жены, за каждой из которых стояла определенная политическая или религиозная группировка, заставляли порой вносить изменения в свои политические или религиозные приоритеты.
Как мы уже говорили, первой супругой Генриха стала Екатенрина Арагонская, жена так вовремя почившегося брата Артура.
Как было принято, ребенку с трех лет подают вино, разбавленное водой.
После коронации женится на Екатерине Арагонской. Начинает много пить.
Особое предпочтение он отдавал джину, называя его «вкуснейшим из напитков».
Достаточно сказать, что каждый год к личному столу Генриха VIII из Франции приходили 16 судов с вином.
Именно он разрешил выращивание и переработку хмеля в Англии, что раньше было строго запрещено.
В 1524 году в свите Екатерины Арагонской, которая уже порядком надоела королю, монарх заметил новое симпатичное личико.
Это была Анна Болейн, дочь одного из сановников короля, графа Томаса Болейна.
Истосковавшийся по любви монарх мгновенно влюбился, и судьба девушки была решена.
Помолвка с прежним женихом лордом Перси была расторгнута, и Генрих начал приготовления к новой свадьбе.
Однако оставалось еще одно «незначительное» препятствие — законная жена.
Генрих уже давно тяготился Катериной, даже их общая дочь Мария не возбуждала в нем отцовских чувств.
Однако разрешение на расторжении брака мог дать только глава католической церкви в Риме.
Не дождавшись положительного ответа, томящийся от желания поскорее жениться, Генрих VIII в 1530 году собрал парламент, и тот принял законы, освобождающие английскую церковь от подчинения Риму и объявляющие английского короля верховным главой англиканской церкви.
— Теперь я буду вашим Папой! — насмешливо заявил по этому поводу сам король.
Надо ли говорить, что примас новой церкви тут же расторг затянувшийся брак Екатерины Арагонской и Генриха VIII.
В 1533 году Генрих обвенчался с Анной Болейн, в сентябре у них рождается дочь Елизавета.
Если оценивать этот брак с политической точки зрения, то страсть короля стоила разрыва с Римом, ликвидации католицизма и его учреждений в стране и охлаждения отношений с Испанией.
Эта самая старсть длилась всего два года, после чего Генрих нашел, опять же в свите супруги, новый объект вожделения, фрейлину Джейн Саймур.
Это была полная противоположность Анне: белокурая, бледная, очень тихая и со всеми во всём согласная.
Если Анну все сравнивали с колдуньей, и даже с ведьмой — она была худа, темноволоса и черноглаза, то Джейн куда больше походила на светлого ангела.
Жена и не подумала давать ему развод. Однако Генрих и не подумал отчаиваться.
Да и зачем? Если нельзя по-хорошему, то можно по-плохому. И если не развестись, то «убрать».
Предлог находится быстро: супружеская неверность. И вот уже «доброжелатели», всегда готовые помочь любимому королю, принялись за розыски «доказательств».
Очень скоро они нашли его.
На одном из балов королева потеряла перчатку. Ее нашел и вернул владелице влюбленный в нее Генри Норис.
«Недремлющее око» приняло это на заметку. Непринужденность в общении с братом, лордом Рошфором, дает предлог для обвинения в кровосмешении.
Замечено еще несколько дворян, влюбленных в королеву.
Один из них, Смитокс, за «умеренную плату» дал обещание свидетельствовать о супружеской неверности.
15 мая 1536 года Анне отрубили голову по обвинению в «государственной измене», иначе говоря — за измену самому королю, которую так никто и не доказал.
Ее дочь, также как и Мария, лишена права на наследование престола.
На следующий день новоиспеченный вдовец венчается с Джейн Саймур.
Но ее тоже ждала несладкая жизнь, и тихая и скромная девушка целый год налюдала за бескончеными пяьнками мужа, которые не редко заканчивались самыми настоящими оргиями.
А потом случилось непредвиденное, и молодая королева мучилась в родах более двух суток.
Нужно было выбирать — мать или ребенок.
Лекари, зная взрывной характер государя, даже боялись заикнуться об этом.
— Спасите ребенка, — спокойно приказал король. — Женщин я могу достать столько, сколько угодно, был решительный и спокойный ответ.
Король не очень дорожил любимыми женщинами, и в Европе монарха, так хладнокровно избавлявшегося от жен, начали побаиваться.
Слухи о том, что король убивает своих жен, распространялись как чума.
После смерти Джейн Сеймур Генрих VIII озаботился поисками новой супруги. Не желая вновь связывать себя узами родства с испанскими монархами, он решил подыскать себе жену-француженку.
У короля Франциска была дочь Маргарита, а у герцога де Гиза — Рене, Луиза и Мари.
Генрих уведомил Франциска о желании встретиться с благородными девицами в Кале, чтобы выбрать самую достойную из них.
Франциск отклонил предложение, заметив при этом, что француженок не принято выставлять «словно рысистых скакунов на ярмарке».
Потерпев неудачу с французскими невестами, Генрих обратил внимание на недавно овдовевшую герцогиню Кристину Миланскую.
Но та ответила посланникам короля, что она не жаждет выходить замуж за Генриха, ибо «его Величество так быстро был избавлен от прежних королев,… что её советники полагают, будто её двоюродная бабушка была отравлена, а вторая жена безвинно казнена, а третья потеряла жизнь из-за неправильного ухода за ней после родов».
Из-за скандальной личной жизни Генрих снискал настолько зловещую репутацию на континенте, что ни один европейский государь не желал выдавать за него дочь или сестру.
Одна из потенциальных невест, Мари де Гиз, остроумно ответила на предложение Генриха, что хоть она и высокого роста, да только шея у неё короткая.
К 1538 году отношения английского королевства с католическими европейскими державами значительно ухудшились, а Папа в очередной раз объявил об отлучении Генриха от церкви.
Поддавшись настойчивым рекомендациям Томаса Кромвеля, король вознамерился посредством брака заручиться поддержкой какого-либо протестантского государства.
Его избранницей стала дочь герцога Клевского, Анна, о которой посланники короля отзывались как о самой настоящей красавице.
Знакомство жениха и невесты состоялось в Рочестере, куда Генрих прибыл как частное лицо, в нетерпении «взлелеять любовь в своём сердце».
Но увидев Анну, Генрих сказал Кромвелю:
— Где ты нашел это чучело? Немедленно отправь эту фламандскую кобылу назад!
— Это невозможно, Ваше величество! — воскликнул тот. Если вы разорвете брачный договор, Европа может объявить войну Англии!
Генрих смирился, и 6 января 1540 года была сыграна свадьба.
Как очень скоро выяснилось, Анна была не только страшна, но и глупа, поскольку даже не знала, что делают в первую брачную ночь.
В течение всего брака с Генрихом она была уверена, что исполнить супружеский долг — значит взять за руку и пожелать спокойной ночи.
Генрих смирился. Однако супружеский долг он исполнить не мог.
Анна на ночь мазала волосы яичным желтком. В первую брачную ночь он оказался тухлым и распространял невыносимый запах. Король этого вынести не мог.
Развод прошел на удивление спокойно, и Анна стала владелицей роскошных замков и ежегодной пенсии в 4 тысячи фунтов.
Расставшись с женой, Генрих и не подумал останавливаться на брачном поприще и очень скоро женился на девятнадцатилетней Катерине Говард.
Однако темпераментная красавица недолго продержалась на своем «посту».
Она имела много любовников до замужества и не отказалась от этого удовольствия после, за что поплатилась головой.
Вскоре после свадьбы король получил донос, в котором очередной благодетель обвинял его супругу в распутстве как до брака с королем, так и после брака.
Донос оказался истиною от слова до слова: Катерина Говард за брачный свой венец и за корону увенчала голову своего супруга весьма неприлично.
Сообщницей и помощницей Катерины в ее любовных похождениях была в высшей степени омерзительнгая и развартная невестка Анны Болейн, леди Рошфорт.
Суд был недолог: и Катерину, и ее сводницу казнили в Тауэре 12 февраля 1542 года.
Желая впредь застраховать себя от неприятных ошибок при выборе супруги, Генрих VIII обнародовал неблагопристойный указ, повелевавший всем и каждому в случае знания каких-либо грешков за королевской супругой до ее брака немедленно доносить королю.
Второй пункт обязывал каждую девицу, в случае «избрания ее в супруги его величества короля английского, заблаговременно исповедоваться ему в своих минувших погрешностях, ежели таковые за нею водились».
— Теперь нашему королю остается жениться на вдове! — шутили в народе.
Генрих так и сделал и пред отбытием в армию, в феврале 1543 года, женился в шестой раз на Катерине Парр, вдове лорда Летимера, женщине, пользовавшейся репутацией безукоризненной.
Женщина умная, Катерина Парр втайне благоволила лютеранам и была дружна с Анной Эскью — запытанной королем за ее отзывы о религии.
На престол шестая жена Генриха VIII не выказывала никаких умыслов, так как, женясь на ней, король дал права законных дочерей Марии и Елизавете, объявив наследником своим принца Эдуарда.
Строгая и самоотверженная Екатерина Парр попыталась ограничить короля в еде и питье, рискуя при этом жизнью.
Увидев в очередной раз увидев на своей тарелке овощи, а в кубке — воду, Генрих составил указ, в котором обвиняет королеву в ереси.
Екатерина вымаливает прощение, и отныне никто не мешает королю ужинать целым поросенком, запивая его тремя-четырьмя литрами вина.
Коненчо, такой образ жизни не прошел даром, и к моменту своей смерти, в 1547 году, Генрих был разрушен не только психически, но и физически: у него эпилепсия, галлюциноз, цирроз печени и подагра.
Его живот был столь огромен, что король не мог ходить самостоятельно, и последние пять лет его возили в кресле.
Попыталась жена образумить короля касательно вопроса религиозного и душевно желала, чтобы вместо безналичия в делах церковных Генрих VIII остановился на учении Лютера.
Оплакав казнь своего друга, Анны Эскью, Катерина Парр приступила к делу обращения короля в лютеранизм, дерзая вступать с супругом в богословские диспуты.
В одну из подобных бесед Катерина уже слишком явно высказалась за аугсбургское исповедание, на что король с адской иронией заметил ей:
— Да вы доктор, милая Китти!
И немедленно по уходу супруги Генрих вместе с канцлером составил против нее обвинительный акт в очередной ереси.
Друзья предупредили Катерину о готовящейся грозе, и королева своей находчивостью спасла голову от плахи.
На другой же день она, придя к мужу опять, затеяла с ним диспут и, постепенно уступая, сказала:
— Мне ли спорить с Вашим Величеством, первым богословом нашего времени? Делая возражения, я только желаю просветиться от вас светом истины!
Генрих, нежно обняв ее, отвечал, что он всегда готов быть ее наставником и защитником от злых людей.
Будто в подтверждение этих слов на пороге показался канцлер, пришедший за тем, чтобы арестовать королеву.
— Вон! — крикнул король. — И как ты смел прийти? Кто тебя звал? Мошенник!
Великий король вообще был неразборчив в выражениях.
Точно таким же неразборчивым он оказался и в выборе жен.
За исключением Екатерины Арагонской и Иоанны Сеймур, король английский не обрел в своих женах того высокого идеала чистоты, женственной прелести и кротости, которой он так упрямо добивался.
Может быть, именно поэтому он предавался безудержному пьянству.
Может, Генрих VIII был не такой уж злой, как его малюют?
Просто очень влюбчивый? А влюбленность и страсть, как известно, приходят и уходят.
И кто знает, вполне возможно, что добрая и любящая женщина могла бы исправить этого человека, но такой он не нашел.
28 января 1547 года горький пьяница и истребитель жен испустил последний вздох на руках своего клеврета Кренмера и попросил похоронить его в Вестминстерском аббатстве рядом с Иоанной Сеймур.
Последними словам короля были:
— Монахи! Монахи!
Повинуясь исключительно своей похоти, Генрих VIII казнил 72 тысячи человек, отправил на эшафот всех друзей и единомышленников и заставил страну сменить религию.
Тем не менее, в народных памфлетах его называли, прежде всего, Пьяницей и Чревоугодником и только потом — душегубом и развратником.
Как известно из истории, князь Владимир, узнав о том, что Коран запрещает пить вино, сразу же потерял интерес к исламу.
— Руси есть веселие пити, не может ее без того быти, — только и сказал он.
Но также понятно и то, что речь шла отнюдь не о пагубной привычке и тяжком похмелье, а именно о той радости, какое даровала вино.
Иначе и быть не могло, так как до принятия христианства на Руси пили вино только при рождении ребенка, победе на войне и на похоронах.
Пиры в те далекие времена стоили довольно дорого и были доступны только князьям.
В то же самое время они являлись не только развлечением, поскольку на них велись дипломатические переговоры и заключались торговые договоры.
Пили на них медовые вина, брагу и пиво.
В Древней Руси водку использовали не для опьянения, а как чудодейственную настойку на лекарственных травах.
Применяли ее и как анальгетик. При этом дозы не превышали, как правило, одной ложки.
Если верить некоторым источникам, то и сам князь Владимир весьма любил хорошее застолье и каждое воскресенье устраивал пиры, на которых брага лилась рекой.
Более того, Владимир щедро угощал на пирах каждое воскресенье и киевлян, приказывая развозить на телегах еду и питьё для немощных и больных.
И ничего удивительного в этом не было, поскольку Владимир до крещения был известен как «великий распутник».
«Был же Владимир побеждён похотью, — рассказывает «Повесть временных лет», — и были у него жёны, а наложниц было у него 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 на Берестове, в сельце, которое называют сейчас Берестовое. И был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц».
Более того, князь состоял в нескольких официальных языческих браках: Рогнедой, с «чехиней» «болгарыней».
Кроме того, Владимир сделал наложницей беременную вдову своего брата Ярополка, греческую монахиню, похищенную Святославом во время одного из походов.
Конечно, пьяницей Владимир не был, но вино любил.
Да и какой разврат без вина?
А его, надо заметить, на Руси уже умели делать.
До 15 века винокурение было корчажным.
Корчагами называли плоские керамические сосуды с широким горлом. Именно в них заливали подготовленную брагу или мед.
Затем корчаги ставили в печь и накрывали другой корчагой. В резульате получалось очень слабое вино.
К 15 веку появились новые технологии, разработанные учеными-монахами.
Считается, что первое хлебное вино было создано в 40–70 годы XV века в Чудовом монастыре московского Кремля.
Очень скоро монастырское винокурение вышло на первое место, и великий князь Иван III запретил производство вина в монастырях.
Более того, в 1474 Иван III ввел первую монополию на производство водки.
Сам Иван III, который по существу является первым русским царем, любил пропустиь за пиршественным столом рюмку-другую, но никаких излишеств себе не позволял.
Среди российских императоров были и знатоки, и ценители алкоголя, и трезвенники.
Утонченные вина и дорогие напитки были такой же привычной частью повседневной жизни Российского Императорского двора, как и пасхальные яйца «императорской серии», работы мастеров фирмы Фаберже, выложенные на полках в горках императорских кабинетов.
Ну, и само собой разумеется, что вина, водки и коньяки были неотъемлемой частью пышных дворцовых трапез.
Таким образом, алкоголь на императорских столах занимал такое же почетное место, как и на столах подданных российских императоров.
Тем не менее, алкогольной зависимости не было ни у кого из российских императоров.
В обычной же жизни напитки позволяли и снять стресс, и просто создать атмосферу дружеского ужина с соратниками и сослуживцами. И в императорских резиденциях все было «как у людей».
Тем не менее, некоторые историки считают алгоколизм наследственной чертой почти всех Романовых.
Давайте посмтрим, так ли этой на самом деле.
В 1552 году Иван Грозный после взятия Казани запретил торговлю водки в Москве и построил для своих опричников особый питейный дом на Балчуге, названный «кабаком».
Напомним, что слово «кабак» у татар означало выпивку без закуски.
Кабак на Балчуге очень нравился царю, и стал любимым местом увеселения его приближенных.
Скоро государство увидело в продаже водки неистощимый источник обогащения казны.
С 1555 года кабаки появились и в других русских городах, заменив в них старые питейные заведения — корчмы.
Но самым интересным было то, что в кабаках разрешалось пить только простому люду: крестьянам и посадским.
Люди других сословий обязаны были пить спиртное у себя дома, а людям, занимающимся творческим трудом пить вообще запрещлось.
С 1746 года кабаки были переименованы в «питейные заведения», но название «кабак» сохранилось до сих пор и стало нарицательным.
В течение нескольких веков кабак был особенностью русского быта, породив новую общественную социальную прослойку: «кабацких ярыг».
Что же касается самого Грозного царя, то, если верить некоторым источникам, он довольно сильно был подвержен питию.
Особенно он усердствовал в оргиях в Александровской слободе, которая стала оплотом его опричников, где они предавались самому безудржному разврату и пьянству.
К этому времени царский дворец в Александровской слободе был превращен в нечто среднее между крепостью и монастырем. Кругом возвышались прочные стены с бойницами, из которых мрачно выглядывали жерла пушек.
Так среди глухих лесов появилась опричная столица с дворцом, окруженным рвом и валом, со сторожевыми заставами по дорогам. В этой берлоге царь устроил дикую пародию на монастырь.
На вышках дежурили дозорные, железные ворота всегда были заперты. Иоанн, начавший проявлять несомненные признаки помешательства, решил, что для него и его приближенных настало время покаяния.
Он выбрал триста самых отчаянных (выражаясь современным языком, самых отмороженых) опричников и объявил их иноками.
Себя он назначил игуменом, князя Вяземского — келарем. Малюту Скуратова — параклесиархом. Всем были сшиты рясы, скуфьи и прочие принадлежности иноческого облачения. Кроме того, для Иоанна были изготовлены ризы.
Почти каждую ночь, около четырех часов, царь в сопровождении Малюты Скуратова и царевича Ивана поднимался на колокольню и начинал звонить в колокол.
Со всех сторон в церковь спешили опричники.
Случайный посетитель мог бы подумать, что он находится в настоящем монастыре.
Черные фигуры, одетые в подрясники, со скуфьями на головах, ничем не отличались от простых монахов.
Звон умолкал, и в просторном храме, тускло освещенном лампадами, появлялся царь.
Сгорбленный, с лицом изрезанным глубокими морщинами, в длинной мантии, с посохом игумена в правой руке, он производил впечатление инока-молитвенника.
Начиналась служба, которая длилась часа три-четыре. Служил священник, но царь все время находился в алтаре и клал земные поклоны.
Делал он это так усердно, что на лбу у него постоянно была опухоль. Такого же усердия он требовал и от «братии».
Царь строго следил за тем, чтобы все опричники посещали эти ночные службы.
Ослушникам грозила суровая кара: заключение в сыром подвале, почти без пищи, на десять-пятнадцать дней.
После обедни за трапезой, когда веселая братия объедалась и опивалась, царь за аналоем читал поучения отцов церкви о посте и воздержании.
Опричные пиры были далеки от идеального монашеского аскетизма.
Описавшие опричный «монастырь» служившие в опричнине ливонские дворяне Иоганн Таубе и Элерт Крузе рассказыввали, что «каждому подается еда и питье, очень дорогое и состоящее из вина и меда».
Попойки сменялись долгими и изнурительными богослужениями, подчас ночными.
Таубе и Крузе рассказывают, что время, которое царь Иван проводил за церковной службой, вовсе не было потрачено даром.
«Все, что ему приходило в голову, — отмечали они, — одного убить, другого сжечь, приказывает он в церкви».
Между пиром и церковной службой царь ходил в застенок.
«И есть свидетельство, — пишут те же авторы, — что никогда не выглядит он более веселым и не беседует более весело, чем тогда, когда он присутствует при мучениях и пытках до восьми часов».
И далеко не случайно, что при таком образе жизни тридцатилетний Иоанн выглядел дряхлым стариком. Желтая, морщинистая кожа обтягивала череп, на котором не осталось почти ни одного волоса.
Небольшие серые проницательные глаза погасли, всегда оживленное лицо осунулось, на голове и в бороде от прежних волос уцелели только остатки.
«Вокруг суставов длинных костей конечностей, — написано в медицинском отчете и вскрытии гробницы Ивана Грпозного, — возникли гребни и наросты остеофитов; особенно сильное разращение их обнаруживается во всех местах прикрепления мышц.
Такого образования остеофитов мы не наблюдали ни у 72-летнего Ярослава Мудрого, ни у адмирала Ушакова в 71 год, ни у Андрея Боголюбского в 63 года, а между тем царю Ивану в год его смерти было всего 54 года».
Такое раннее образование остеофитов можно объяснить, скорее всего, резким нарушением обмена веществ, в частности солевого-кальциевого, полным отсутствием режима и неумеренным употреблением алкоголя и еды.
Но самое печальное заключалось в том, что алкоголь действовал разрушающе на и без того больную психику царя, и кто знает, сколько невинных душ был им загублено после обильных возлияний.
Не секрет, что Грозный имел привычку прерывать пиры и ездить с опричниками разибраться с неугодными ему боярами.
Не могло подобное поведение царя не сказываться и на управлении страны, которая докатилась благодаря этому самому правлению до Смутного времени.
После Грозного русские цари вели довольно спокойный образ жизни.
Да, они любили и веселую кампанию, и хорошее застолье, но ни Борис Годунов, ни Шуйский, ни Михаил Федорович не дружили с зеленым змием.
Первым российским государственником, объявившим войну вредным привычкам, стал дед Петра I — царь Михаил Романов.
Он объявил табак «антихристовой травой» и запретил его употребление под страхом смертной казни с конфискацией всего имущества.
Вскоре смертная казнь была заменена позорным наказанием — 60 ударами палкой по стопам.
Царь Алексей Михайлович курильщикам вырывал ноздри.
Но власть была непоследовательна в своих действиях — борясь с курением, она поощряла пьянство.
Сам Алексей Михайлович не имел себе равных на этом поприще и, если верить легендам, на спор в течение суток выпивал двадцать литров вина.
Петр стал первым нарушителем воли отца и под влиянием иностранцев закурил еще в юности.
Он предпочитал крепкий голландский табак и любил запивать его вином.
Сам Петр настолько любил выпить, что за один день мог пропустить 36 стаканов вина.
Понятно, что с такой любовью к выпивке великий царь не мог не наложить отпечаток на алкогольный уклад России.
Именно при Петре водка в России стала считаться обязательной принадлежностью не только праздничного, но и повседневного стола.
Дело дошло до того, что водку стали выдавать обитателям богоугодных заведений.
Водка долго считалась непременной частью солдатского пайка.
Русские ратники почти всегда везли за собой в обозе хмельное питье, чтобы было чем ободрить себя в решительную минуту.
Воинский Устав 1716 года учредил особые порционы — нормы выдачи спиртного.
Солдат получал обязательное довольствие — 2 кружки водки в день (около 1,5 литров) крепостью 15 % — 18 %.
Не остался в стороне и простой люд. Одна чарка в день полагалась всем петербургским строителям, дорожным рабочим, рабочим верфи, портовым грузчикам.
Для простолюдинов выдавалась низкосортная водка бесплатно по царскому распоряжению.
Сам царь предпочитал «Гданьскую», но какой она была на вкус, никто не знает. Известно только, что это была довольно чистая, без запаха и привкуса, водка, крепостью около пятидесяти градусов.
Петр начал пить рано, пил много и часто, пьяным бывал агрессивен.
Со временем он стал прикладываться к рюмке по самым ничтожным поводам. Но самым печальным было то, что он Петр втягивал в пьянство большее число людей, полагая выпивку европейским способом досуга. И, надо заметить, был недалек от истины, посольку в Европе в те времена пили много.
Сложно сказать, упивались ли тогда в Европе до смерти, а на Руси подобное случалось. И не среди простолюдинов, а в окружении самого царя.
«Тут-же в доме Лефорта, — писал в 1692 году князь Борис Куракин, — началось дебошство, пьянство так великое, что невозможно описать, что по три дня запершись в том доме бывали пьяны, и что многим случалось оттого умирать».
Ну а те оргии, которые устраивлись учрежденным Петром Всешутейшим и всепьянейшим собор стали легендарными.
Достаточно сказать, что главнейшей соборной заповедью, зафиксированной в первых строках Устава, было требование «напиваться каждодневно и не ложиться спать трезвыми».
Что же касается Евангелия, то вместо него была сделана книга, в которой стояло несколько сосудов с водкою.
Особенно весьма блудливому Петру нравилось спаивать женщин, в связях с которыми он был неразборчив. Как следствие, он долго и тяжело болел сифилисом.
Не изменял соей пагубной привычке царь и за границей.
«В Либаве, — писал К.Валишевский, — он увидал в первый раз Балтийское море, море варягов, и, не имея возможности, благодаря дурной погоде, продолжать свой путь, проводил время в винных погребках в обществе портовых матросов, чокаясь и болтая с ними, упорно выдавая себя на этот раз за простого капитана, на которого возложено поручение вооружить капер для царской службы».
Так было и в Бранденбурге, и в Голландии, и в Англии, где, по словам маркиза Кермартена, обычной утренней порцией Петра была пинта (0,55 л) бренди и бутылка шерри.
По свидетельству епископа Солсберри Джилберта Бернета, Петр даже в Англии собственноручно гнал и очищал водку.
О загулах Петра I существуе велкое множество рассказов и легенд, и нет никакого смысла упоминать их.
Гораздо важнее сказать о том, что если великий царь и пил до полусмерти, то работал он, без малейшего преувеличения, до смерти.
Наложило ли пьянство Петра свой отпечаток на дальнейшее продвижение России по этому пути?
Наверное, отложило. Но только в известной степени. По той простой причине, что все сделанное Петром намного перевешивает его разгульную жизнь.
Более того, даже самые рьяные противники Петра не считают его алкоголиком.
Да он и не был им.
Вино для него было, скорее, неким стимулом, который не только не мешал работе, но и в известной степени помогал ей.
Что же касается его загулов, то это была, скорее всего, желание расслабиться, поскольку даже сейчас трудно представить, в каком нервном напряжении жил наш великий царь, что называется, с младых ногтей.
Любила погулять и Екатерина I.
Делами государства занимался А.Д.Меншиков, а сама императрица подобрала себе соответствующее окружение, сутки напролет предавалась неумеренному пьянству и столь же неумеренному разврату.
Особенно Екатерина налегала на крепкие венгерские вина, которые закусывала бубликами, и лишь потом переключалась на очищенную водку.
О ней писали иностранцы: «Екатерина вечно пьяна, вечно пошатывается и вечно в бессознательном состоянии».
«Нет возможности, — писал в 1725 году один из членов дипломатического корпуса Лефорт, — определить поведение этого двора.
День превращается в ночь, все стоит; ничего не делается. Никто не хочет взять на себя никакого дела. Дворец становится недоступным; всюду интриги, искательство, распад».
Через год тон его совершенно не изменился, как не изменился и образ жизни двора царствующей прачки.
«Боюсь прослыть за враля, — сообщал он, — если опишу придворную жизнь. Кто поверит, что ужасные попойки превращают здесь день в ночь. О делах позабыли; все стоит и погибает».
Апофеозом всего сказанного является запись того же Лефорта, сделанная 15 марта 1727 года: «Казна пуста; денег не поступает, никому не платят. Одним словом, не нахожу красок, чтобы описать этот хаос».
Впрочем, ничего иного и не могло быть. Екатерина даже при всем желании не могла править страной в силу полного отсутствия каких-либо для этого способностей.
Это ведь только в мечтах Ленина кухарки могли управлять государством. На деле же прачки так и остались прачками.
«Без сомнения, — писал по этому поводу К. Валишевский, — Екатерина была неспособна заботиться об обширном хозяйстве, выпавшем на ее долю и не походившем на те, в которых ей приходилось блистать в ту пору, когда она стирала белье Меншикова».
Тем не менее, в правление этой прачки только за один год ее веселая компания пропила два с половиной миллиона рублей при бюджете страны в восемь с половиной миллионов. Но на образование денег при этом не хватало.
Довольно разгульную жизнь вели и Елизавета Петровна, и осбенно Петр II, но к их поведению, точно так же, как и в случае с вдовой Петра, нельзя относиться критически, поскольку это были правители только по статусу, но никак не по призванию.
В отличие от других романовых совершенно не пил Павел I, хотя его отец Петр III выпить любил.
Да и мать, Екатерина II, не отказывалась.
Но самое интересное заключается в том, что именно при Екатерине II винокурение стало исключительно привилегией дворянства.
За 20 лет ее правления ею было издано 37 постановлений о производстве винокурения и хлебном вине.
По сути дела при ней произошел отказ как от государственного производства водки, так и от государственного контроля за ее частным производством.
В конце концов, дело дошло до того, что каждый помещик имел свою собственную марку ароматизированной водки.
Высокое качество производимой в дворянских хозяйствах русской домашней водки обеспечило ей уже в XVIII веке международный престиж.
Культура пития в эту эпоху была очень высокой. Главным считалось сохранение легкости ума и трезвости суждения.
Основным правилом любого пиршества того времени было не закусывать выпитое, а запивать кушанья.
В эти же годы сложились и определенные традиции русского застолья, а в начале 19 века в период царствования Павла, старинная петровская кружка была заменена на немецкий граненый стакан.
В кабаках стали пить водку из стограммовых стопок. Помимо стопок, начали использовать шкалики по 60 и чарки по 120 граммов.
По количеству написанной о нем лжи Петр III мог конкурировать только со своим сыном — императором Павлом I.
Так, в воспоминаниях Екатерины II он предстает инфантильным молодым человеком и самым настоящим солдафоном.
А это было далеко не так.
Петр обожал итальянскую музыку, играл на скрипке, любил живопись и книги.
Будучи великим князем, он проявлял интерес к нуждам Кильского университета и петербургского сухопутного шляхетского кадетского корпуса.
Он охотно общался с рядовыми людьми, солдатами. Став императором, Петр ездил и ходил по Петербургу один, без охраны, навещал на дому своих бывших слуг.
Ему были свойственны такие качества как открытость, доброта, наблюдательность, азарт и остроумие в спорах, но и вспыльчивость, гневливость, поспешность в действиях.
Происхождение от русский о матери и немца порождало у Петра Федоровича некий комплекс двойного самосознания.
И именно поэжтому, он, по словам А.С.Мыльникова, «ощущал себя в значительной степени немцем, то — немцем на русской службе».
Тем не менее, в своем первом манифесте он обещал «во всем следовать стопам премудрого государя, деда нашего Петра Великого».
С первых же недель царствования Петр III обратил особое внимание на укрепление порядка и дисциплины в высших присутственных местах.
Недостаточно образованный, слабовольный Петр, конечно, не мог самостоятельно охватить интересов огромной страны.
Да, говоря откровенно, и не имел к этому особой охоты.
«Дел он не хотел знать, — пишет автор статьи «Петр III и переворот 1762 года», — напротив, расширил репертуар забав и странных выходок: целыми часами хлопал по комнатам кучерским кнутом, безуспешно упражнялся на скрипке, собирал дворцовых лакеев и играл с ними в солдаты, производил смотры игрушечным солдатикам, устраивал игрушечные крепости, разводил караулы и проделывал игрушечные военные упражнения.
А раз, на восьмом году своей женитьбы, судил по военным законам и повесил крысу, съевшую его крахмального солдатика.
Все это проделывалось с серьезным интересом, и по всему было видно, что эти игры в солдатики чрезвычайно его занимали.
Жену свою он будил по ночам для того, чтобы она ела с ним устрицы или становилась на часы у его кабинета.
Ей он подробно описывал красоту увлекшей его женщины и требовал внимания к такой оскорбительной для нее беседе.
Бестактно относясь к Екатерине и оскорбляя ее, он передразнивал священников, а когда на него смотрели фрейлины, он показывал им язык, но так, чтобы тетка этого не видела: своей тетки он все-таки очень боялся.
Сидя за столом, он издевался над прислугой, обливал ей платья, подталкивал блюда на соседей и старался поскорее напиться».
Но в то же самое время всего за 186 дней царствования Петр III издал 192 указа, большая часть которых отнюдь не казалась сумасбродной.
Общий курс правительства страны был продворянским.
Так, 18 февраля 1762 года вышел манифест о даровании вольности российскому дворянству — дворяне освобождались от обязательной государственной службы, и могли теперь продолжать или прекращать службу по собственному желанию и в любое время.
Развитию чувства собственного достоинства у дворян должно было способствовать и упразднение 21 февраля Тайной канцелярии.
Внесудебный произвол в делах политического свойства заменялся отныне обычным судебным разбирательством.
Ряд указов посвящался более гуманному обращению с крепостными.
В законодательстве Петра III отмечается серия актов направленных на поощрение деятельности купцов и промышленников.
Указ о коммерции от 28 марта предусматривал расширение экспорта хлеба и другой сельскохозяйственной продукции, одновременно запрещалось ввозить в страну сахар, сырье для ситценабивных предприятий и другие товары, производство которых было налажено в России. ряд указов был направлен на расширение применения вольнонаемного труда на мануфактурах, на льготы купечеству и т. д.
Указом от 29 января 1762 года император положил конец преследованиям старообрядцев за веру.
«Бежавшим за рубеж разного звания людям, также раскольникам, купцам, помещичьим крестьянам, дворовым людям и воинским дезертирам» разрешалось возвращаться в Россию.
Правительство Петра III задумывалось над мерами по поднятию боеспособности армии и флота.
Император предпринял шаги по укреплению воинской дисциплины в гвардейских частях.
Его отношение к гвардейцам было негативным: он называл их «янычарами», неспособными ни к труду, ни воинской службе и считал опасными для правительства.
Петр не скрывал своего намерения в будущем упразднить гвардейские полки вовсе, а для начала послать их воевать с Данией, чтобы отобрать у нее Шлезвиг для своей любимой Голштинии.
Армия спешно перестраивалась на прусский лад, вводилась новая форма, менялись названия полков.
Старшим командирам, вплоть до отвыкшего от этого генералитета, предписывалось лично проводить строевые учения.
Все это не могло не породить оппозиции Петру III в офицерской среде, прежде всего среди гвардейцев.
Недовольно было и духовенство, и часть знати, шокированной некоторыми выходками императора, пренебрежением правилами придворного этикета.
Недовольством именно этих кругов и воспользовалась Екатерина Алексеевна, которая по ее собственным словам была равнодушна ко многому, но не к императорской короне.
В заговоре активную роль играли гвардейцы братья Орловы, П. Пассек, С. Бредихин, братья Рославлевы, малороссийский гетман и президент Академии наук, командир Измайловского полка граф Разумовский, Е. Дашкова и др.
В общей сложности, через участвовавших в заговоре офицеров, Екатерина могла рассчитывать на поддержку примерно 10 тыс. гвардейцев.
Утром 29 июня преданные императрице войска окружили петергофский дворец.
Оказавшейся в плену собственной жены император безропотно отрекся от престола.
Низложенного императора доставили в Ропшу. Охранники угадали тайное желание императрицы, и 6 июля 1762 года внука Великого Петра не стало.
Что же касается его любви к горячительным напиткам…
Если верить некоторым воспоминаниям, то Петр III по этой части ни в чем не уступал деду и ежедневно выпивал около полутра литров различных напитков.
Он мог пить с кем угодно, включая лакеев.
Насколько можно верить этим самым воспоминаниям?
Все зависит от людей.
Если вы попросите вспомнить о Ельцине Зюганова, то вряд ли услышите что-либо, кроме рассказов о его пьянстве.
Но в то же самое время из воспоминаний врача, лечившего лично дорогого Леонида Ильича, вы узнаете о таком удивительном факте, что верный ленинец, маршал и писатель вообще не подозревал о существовании горячительных напитков.
Так что, судите сами…
Императрица Екатерина II зарекомендовала себя горячей поклонницей нюхательного табака. Например, во время работы над бумагами она почти не отрывала от лица табакерку.
Петр III не позволял ей нюхать табак публично.
Поэтому императрице приходилось просить князя Голицына садиться за обедом возле нее и тихонько под столом угощать табаком.
Что касается алкогольных напитков, то Екатерина регулярно пила мадеру или рейнвейн. Но исключительно по предписанию врача.
Конечно, все русские государи к спиртному прикладывались уже просто потому, что без этого было не обойтись — например, в офицерских собраниях и за здравие тех или иных полков на смотрах.
Но за рамки приличия из никто не выходил.
При этом принято считать, что из всех Романовых-царей Александр III на этом поприще далеко опередил всех остальных.
Александр III прятал коньяк в сапогах.
Александр II всему прочему предпочитал шампанское «Кристаль», специально созданное для него французами из черного и белого сортов винограда. Император употреблял этот напиток из хрустального фужера да еще любил при этом выкурить табаку, завернутого в солому.
Одними из немногих радостей в жизни для Александра III были водка и карты. И все бы ничего, да врачи запретили ему алкоголь.
Жена стала внимательно следить за ним. Приходилось изворачиваться. Император заказал себе сапоги с широкими голенищами и заблаговременно прятал в них плоские фляжки с коньяком или водкой. Улучив момент, Александр выпивал, а часа через два падал на ковер и, болтая ногами над собой, пугал жену и детей своим поведением.
И не случайно была создана легенда о том, как он ввел в моду сапоги особого покроя — с голенищами, в которые можно было спрятать плоскую, но вместительную фляжку водки.
Существует анекдот и о том, как Александр III, приняв изрядную дозу спиртного, ложился на пол и ловил проходивших мимо дворцовых за ноги.
Правда, пристрастие к горячительному не мешало Александру III исправно царствовать.
Однако некоторые исследователи утверждают, что это все самые настоящие басни, что Александр III никогда не злоупотребял алкоголем и что распространителем всех этих басен был начальник придворной охраны ежурный генерал-адьютант Петр Александрович Черевин.
Сам Черевин был настоящий алкоголик, большой плут и самый настоящий денщик в генеральском мундире.
И если верить Черевину, то при первом же удобном случае они с монархом удалялись в укромное местечко, доставали из-за голенища сапога фляжку с горячительным и «припадали к источнику».
Пили, утверждал Черевни, так сильно, что к вечеру порой «на ногах еле держались».
А сама императрица только диву давалась, гадая, каким непостижимым образом смог так напиваться ее благвоерный, не выходивший из дому.
Понятно, что пордобыне басни были выгодны большевикам, которые на все лады проклинали русских царей и приписывали им самые различсные пороки.
Так, известный советский профессор П.А. Зайончковский по каким-то известным только ему причинам ненавидел Александра III и с каким-то упоением раздувал в своих книгах сплетни о нем.
Что же было на самом деле?
Генерал-адъютант Черевин со времен русско-турецкой войны 1877–1878 годов на самом деле был близок к царю.
На войне он возглавлял Отдельный кавалерийский отряд и прославился удивительной храбростью.
В 1880 году он стал товарищем министра внутренних дел, а вскоре после воцарения в 1881 году Александра III возглавил дворцовую охрану, был своим в царской семье.
И Черевин на самом деле отличался пристрастием к выпивке.
Александр III возмущался, но не прогонял. Несмотря на свое увлечение вином Черевин риличался удивительной обязательностью в исполнении поручений и правдивостью.
Симпатизировала Черевину и императрица Мария Федоровна. После его смерти в одном из писем она с горечью восклицала: «Это такая потеря во всех отношениях, которая никогда, никогда не будет восполнима!»
И возникает справделивый вопрос: зачем же столь приближенный к царской семье человек рассказывал о ней гадости?
Ответ будет простой: ничего Черевин не рассказывал и даже не оставил после себя мемуров.
Что же касается всх рассказов о сапогах, фляжках, пьяном похмелье царя, то история обязана ими физику П. Н. Лебедеву, умершему в 1912 году.
С царем Лебедев никогда не встречался, зато «запросто» общался с Черевиным.
Они познакомились после смерти Александра III в Страсбурге, где Лебедев готовился защищать степень по философии и куда генерал приезжал навещать свою сестру Наталию Шульц, бывшую замужем за профессором местного университета.
Якобы в Страсбурге в каком-то кафе бывший начальник дворцовой охраны и «раскрыл глаза» Лебедеву на истинный облик «царя-миротворца».
Но и Лебедев о легендарных откровениях Черевина не написал! Он лишь «рассказал». Кстати, сам Черевин в последние годы жизни (умер он в Петербурге в присутствии Николая II 19 февраля 1896 года от пневмонии) за границу не ездил.
Вполне возможно, что Лебедев и на самом деле слышал от находившегося в постоянном сильном подпитии Червенина какие-то анекдоты.
Однако не свосем понятно, по какой причине, после многих лет молчания, физик перед смертью поведал столь интимные подробности» врагу трона и разоблачителю царизма» В.П. Бурцеву, который рассказал о них в своей парижско-эмигрантской газете «Будущность».
Бурцев примыкал к партии социалистов-революционеров (эсеров), запятнавшей себя многочисленными кровавыми преступлениями, и прославился громкими делами по выявлению тайных агентов полиции в рядах революционных партий.
Одновременно он опубликовал множество разного рода фальшивых якобы государственных «секретных документов», нацеленных на дискредитацию власти.
Уже по одной этой причине бурцевские «свидетельства» должны были вызвать настороженное отношение. Но не вызвали.
Они пришлись очень кстати. «Революционной эпохе» не требовались никакие экспертизы, источниковые анализы; важно было заклеймить «проклятое прошлое» и главных его деятелей.
Не имело никакого значения, что существовала масса подлинных документов о жизни и времяпрепровождении предпоследнего царя, множество дневников современников; некоторые из их авторов были приближены ко двору и, в отличие от Черевина, никаких симпатий к Александру III не питали.
Однако никто, даже из числа самых критически настроенных, не додумался изображать царя пьяницей. Для этого не было ни малейшего повода.
Царь иногда выпивал рюмку-другую водки, настойки или наливки, но ни разу в жизни не был пьян.
На официальных приемах почти всегда пил шампанское, разбавленное водой.
Из всех напитков больше всего любил квас, которым угощал и иностранных гостей, воспринимавших этот напиток как «русскую экзотику».
Однако для революционеров-разоблачителей и последующих идеологически ангажированных «историков-специалистов» все это не имело никакого значения. Бесконечное повторение придавало лжи характер «исторического факта».
Из свидетельств современников известно, что Николай I не курил, не пил вина даже на официальных приемах, устраиваемых в его честь.
Во время зарубежных поездок на приемах спиртное он просил заменять стаканом воды. Хотя, к употреблению спиртного окружающими относился достаточно терпимо.
Жизнелюб и гурман Александр II предпочитал французские вина. И отдавал им должное.
Безусловно, существовали и неписаные традиции. Офицеры-аристократы прекрасно знали, что и где пить. И если «тычок» прекрасно «шел» в среде полкового офицерского собрания, то на императорских балах, конечно, пили тонкие вина и французское шампанское.
Шампанское вообще было повседневным напитком российской аристократии.
Граф С.Д. Шереметев упоминает, что младший брат Александра III великий князь Владимир Александрович «приучил себя к ежедневному употреблению шампанского. Это было его любимое вино, и он не ложился спать, чтобы не выпить бокал».
Император Александр III стал в буквальном смысле жертвой «алкогольного мифа». По прочно прижившейся в общественном сознании легенде, именно пьянство императора якобы стало причиной его преждевременной смерти.
Это не так. Дело в том, что после Февральской революции 1917 году в либеральной прессе началась компания по дискредитации правящей династии.
Проще говоря, ее поливали грязью.
Лебедев спрашивал Черевина, справедлив ли слух, будто Александр III крепко пил. Черевин с лукавым добродушием, отвечал: «Не больше, чем я». И далее он рассказывал, что «Государь выпить любил, но во «благовремении».
Он мог выпить много без всяких признаков опьянения, кроме того, что делался необычайно в духе — весел и шаловлив, как ребенок.
Утром и днем он был очень осторожен относительно хмельных напитков, стараясь сохранить свежую голову для работы, и, только очистив все очередные занятия впредь до завтрашних докладов, позволял себе угоститься как следует, по мере желания и потребности…
К концу восьмидесятых годов врачи ему совершенно запретили пить, и так напугали царицу всякими угрозами, что она внимательнейшим образом начала следить за нами…
Сам же государь запрещения врачей в грош не ставил, а обходиться без спиртного ему с непривычки, при его росте и дородстве, было тяжело».
В основной же массе мемуарной литературы, изданной как до 1917 г., так и после, упоминаний о пьянстве царя либо нет, либо эти слухи всячески опровергаются.
Один из современных биографов Александра III подчеркивает, что «Александр III никогда не злоупотреблял алкоголем, а про него пустили сплетню, ставшую непременным атрибутом многих… сочинений. Он иногда выпивал рюмку-другую водки, настойки или наливки, но ни разу в жизни не был пьян.
На официальных приемах почти всегда пил шампанское, разбавленное водой. Из всех напитков больше всего любил квас».
Очень спокойно пишет об этом один из друзей молодости Александра III, граф С.Д. Шереметев: «Он был воздержан и в питье, но мог выпить много, очень был крепок и, кажется, никогда не был вполне во хмелю».
Пожалуй, наибольшего доверия в этой разноголосице заслуживают воспоминания лейб-хирурга Александра III профессора Военно-медицинской академии Н.А. Вельяминова.
С одной стороны, это воспоминания врача, который профессионально разбирался в этих проблемах, а с другой стороны, они были написаны в 1919 г. в голодной и холодной Москве, когда уже не столь трепетно относились к монархам.
Он пишет, что «во время болезни Государя распустили сказку, будто Государь очень любил курить и злоупотреблял вином, чем и стремились объяснить его болезнь.
Должен сказать, что это совершенная неправда… пил ли он водку за закуской — не помню, кажется нет, а если и пил, то никак не больше одной маленькой чарочки: за столом он пил больше квас, вина почти не пил, а если пил, то свой любимый напиток — русский квас пополам с шампанским, и то очень умеренно: вечером ему подавали всегда графин замороженной воды, и пил такой ледяной воды действительно очень много, всегда жалуясь на неутолимую жажду.
Вообще Государь вел очень умеренный образ жизни и если чем-то себе вредил, так это непосильной работой в ущерб сну».
Упоминавшееся несколько раз шампанское Александр III, действительно, любил. Причем именно в его царствование отечественное шампанское марки «Цесаревич» постоянно подавали к императорскому столу.
Поначалу качество отечественного шампанского заметно уступало французским образцам, но со временем столь отчетливая разница постепенно стерлась.
Хотя периодически «проколы» с отечественным шампанским бывали и в конце 1880-х гг. Так, в июле 1890 г., за завтраком царю подали «шампанское вино, отзывавшееся пробкою.
Государь велел переменить поданное вино и при этом заметил, что его следовало бы пробовать прежде, чем подавать…».
Если просто собрать мемуарные свидетельства по этой теме в связи с Александром III, то вырисовывается образ типично русского человека, время от времени «употреблявшего», особенно в кругу близких ему людей.
Будучи 17-летним юношей он проводил опыты по перегонке вина: «После чаю Александр Александрович с большим рвением принялся за перегонку вина по рецепту, данному г-ном Гофманом. Опыт не удался; колба лопнула и перегоняемая жидкость разлилась по столу».
В числе «подношений натурой» Александр III охотно принимал и алкоголь: «Иные приносили ему наливку, другие пастилу или хорошую мадеру, его самое любимое вино.
В последние годы он особенно пристрастился к кахетинскому «Карданаху», который я ему доставлял».
Кроме «Карданаха» Александр III любил румынское вино «Palugyay», к которому он привык во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., но в действительности любил он только мадеру.
Были у Александра III и свои наименования некоторых напитков.
Будучи знатоком и учитывая широкий выбор экзотических спиртных напитков, Александр III мог порекомендовать собеседникам те или иные напитки. «…Подошли к закуске. Государь предложил шотландского whisky»799. За «мужским» закусочным столом «он любил и других угощать. «Рекомендую», говорит, то и другое, но советует ту или другую водку».
Последний русский царь не был трезвенником.
В молодые годы он периодически здорово «набирался». Набирался и позже.
А все началось с военной службы. Военная служба Николаю нравилась.
Да и как не нравиться, если почти каждый день заканчивался попойкой офицеров полка.
В его дневниковых записях содержится довольно много «алкогольных фиксаций».
Причем фиксировал он эти факты не без удовольствия.
31 июля 1890 года он записал: «Вчера выпили 125 бутылок шампанского».
«Объехав все столовые нижних чинов и порядочно нагрузившись водкой, — писал он в августе 1904 года, — доехал до офицерского собрания».
Отчасти это было следствием «представительской работы», поскольку в каждой из многочисленных столовых императору подносили немаленькую чарку, которую он, как «настоящий полковник», должен был лихо опрокинуть.
«Вернулся к 8 часам домой, — гласит запись от 10 августа 1906 года, — Николаша угостил нас отличным обедом в палатке.
Пробовал 6 сортов портвейна и слегка надрызгался, отчего спал прекрасно».
Это тоже была гвардейская традиция — слегка «надрызгаться» во время Красносельских маневров и «надрызгаться» в офицерской, среде.
Зимой и весной 1910 года Николай II достаточно часто посещал офицерские пирушки.
Только за январь — апрель он семь раз «расслаблялся» в офицерских собраниях гвардейских полков.
Как правило, он уезжал из дворца под вечер и возвращался под утро.
Кстати, царя Николая II якобы пытался лечить от пьянства Распутин.
Николай II унаследовал от отца пристрастие к алкоголю и табакокурению.
Распутин пытался излечить царя от вредных привычек, но тот говорил:
— Не могу допустить, чтобы меня избавляли от пристрастий, которые приносят мне столь невинное наслаждение. Не хочу думать, что у меня нет сил, чтобы остановиться.
Следует подчеркнуть, что Николай II свою «меру» знал и вел себя в этом отношении более чем достойно.
Как писала фрейлина Императорского двора графиня С.К. Буксгевден, Николай II «пил очень мало вина, маленькую рюмочку водки перед завтраком и небольшую рюмку мадеры во время еды».
Другой очевидец, И.В. Саблин, офицер императорской яхты «Штандарт», описывая процедуру обеда, упоминал, что перед началом обеда все желающие подходили к отдельному столику, на котором были выставлены разнообразные холодные закуски.
Каждый желающий выбирал бутылку, из которой наливал себе сам. Перед обедом обычно выпивали одну-две рюмки.
Во время обеда Николаю II наливали из отдельной бутылки одну-две рюмки портвейна. Никого из этой бутылки не угощали.
Мемуарист отмечает, что царь не пил ни белого, ни красного вина. Он мог выпить два или три небольших бокала шампанского.
Сначала это было французское шампанское «Гейздик-Монополь», специального купажа и заготовки для Высочайшего двора, а потом русское «Абрау-Дюрсо».
Также мемуарист пишет, что наряду с портвейном царь любил сливовицу из погребов великого князя Николая Николаевича.
Остальные пили так называемую «замшевую» казенную водку.
В августе 1915 года Николай II принял на себя обязанности Верховного главнокомандующего. К этому времени Ставка была переведена в Могилев, где царь жил и работал в сугубо мужском, офицерском окружении.
Это, конечно, отразилось на алкогольной составляющей царского стола. За завтраками и обедами мужчины, конечно, выпивали, однако, очень сдержанно.
Императрица Александра Федоровна предпочитала вино «Ла-крима Кристи» и «Белое вино № 24».
Эти «алкогольные традиции» воспроизводились на протяжении всей жизни императора.
«За завтраком, — пишет отец Георгий Шавельский, который постоянно бывал за столом царя в 1915–1916 годах, — подавались мадера и красное крымское вино, за обедами — мадера, красное французское и белое удельное.
Шампанское пили только в дни особых торжеств, причем подавалось исключительное русское «Абрау-Дюрсо». У прибора государя всегда стояла особая бутылка какого-то старого вина, которое он, насколько помниться, никому, кроме великого князя Николая Николаевича, не предлагал».
Как и всегда, на тему употребеления вина последним русским царем существует и совершенно противоположная точка зрения.
Сам Николай любовь к алкоголю унаследовал от отца. Десятки знавших его людей отмечали в своих воспоминаниях эту пагубную страсть.
К концу царствования дело зашло так далеко, что его почти не видели трезвым, что крайне тревожило царственную супругу.
Некоторые утверждали даже, что царь бывал абсолютно трезвым только по утрам и что временами он напивался до бесчувствия.
Достоянием всех стал случай, когда после одного из полковых праздников офицеры вынесли царя к автомобилю на руках, и вовсе не в верноподданническом порыве.
Моего отца люди, посвященные в отношения его с Николаем, называли иногда царской нянькой.
Достаточно сказать, что именно отцу Николай доверился, рассказав о некоторых отклонениях от нормальной половой жизни и найдя у него помощь. Такую же помощь он получал во время алкогольных приступов.
Отец не избавил Николая от болезни, ограничиваясь запретом (иногда даже письменным) на водку на две-три недели, чаще до месяца.
Причем Николай всегда выторговывал лишние дни. Но поступал так отец не потому, что хотел пользоваться зависимостью царя.
Отец только исполнял просьбу самого Николая, оставляя за ним возможность выпивать. При первом же намеке царя на желание окончательно избавиться от дурного пристрастия, отец помог бы ему.
Но Николай, видимо, не стремился к совершенному излечению и объяснял, каламбуря, свое поведение так (передаю со слов Анны Александровны): «Я не могу допустить, чтобы меня избавляли от пристрастия, которое приносит мне столь невинное наслаждение. К тому же, если это все-таки произойдет, то будет похоже, будто у самого меня не хватило сил остановиться. Мне не хочется так думать».
Это был договор, а не манипуляция отца для получения каких-то выгод.
Как раз во время скандала с письмами алкогольные приступы стали особенно часты у Николая.
В 1914 году в связи с началом Первой мировой войны Российским правительством был введен «сухой» закон.
Судя по всему, правда, как это чаще всего бывает в таких случаях, лежит где-то посередине.
И все же я позволю себе высказать свое мнение. Когда я вижу старую кинохронику с Никоалем II, то первое, что бросается в глаза, это лицо самого императора. Поскольку это лицо пьющего человека, не говоря уже о вырождении, которому подвержены практически все династии.
Впрочем, если бы Николай пил бы запоями, это все равно ничего бы не изменило. И не зря сказал баснеписец: «Уж лучше пей, но дело разумей!»
И главая беда нашего последнего царя было даже не его пристрастие к алкоголю, если оно и было, а полное отсутствие тех талантов, каким должен обладать правитель такой огромной и сложной страны, как Россия, на таком сложном повороте мировой истории.
Да, Петр I любил вино и каждый день пил его, но именно он за рекордно короткие сроки создал и вооружил самую мощную армию в Европе, а вот армии Николая зачастую сидели без снарядов.
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Утомленные вином предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других