Время 37-го

Александр Филиппов

Возможны ли в сегодняшней России события сродни тем, что происходили в СССР в 1937 году? Волею фантазии автора подобные события разворачиваются в канун Нового года в отдалённом районе, в глухой российской провинции. Безобидный, казалось бы, розыгрыш местной элиты приводит к тяжёлым последствиям. Маховик репрессий неумолимо раскручивается, грозя охватить всю страну…

2

Первым из гостей прибыл Семён Моисеевич Лисовский — заведующий райпотребсоюзом. Низкорослый, худощавый, подвижный, он и в восемьдесят лет оставался, тем не менее, деятелен, бодр и целеустремлён. Впрочем, должность, которую он занимал в районе ещё с семидесятых годов прошлого века, называлась так по привычке. Сельская кооперация давно почила в бозе, но Семён Моисеевич по-прежнему крепко держал в своих сухоньких ладошках все бразды правления районной торговлей и общепитом, являясь собственником большинства разбросанных по разным сёлам магазинчиков, именуемых в народе по старинке — «сельпо».

Поздоровавшись с главой, Лисовский придирчиво осмотрел плотно заставленный бутылками и закусками стол, поскольку принимал в его сервировке непосредственное участие, подошёл к стоящей здесь же ёлочке — пушистой красавице в человеческий рост, коснулся костлявыми пальчиками нескольких сияющих в электрическом свете, словно драгоценные каменья, стеклянных игрушек, вздохнул ностальгически:

— Помню, во время войны, в эвакуации, мы с мамой в соседнем Кваркенском районе жили. Нас туда из голодного Ленинграда вывезли. Разместили в избе, у местных казачков. У них четверо своих ребятишек, да ещё мы с мамой. Хозяин однорукий, потому и на фронт не попал. А руку ему… левую, кажется, как он признался потом шепотком, красные конники в бою отрубили. Ну, ничего, ладили. Они, дело прошлое, даже не знали, что такое новогодняя ёлка! Хозяин долго удивлялся, когда мама попросила его из дальнего лесочка ёлку привести. Но послушался — мама же, учительницей была, авторитет, как бы сейчас сказали, имела среди местного населения. Привёз ёлку, украсили, чем смогли. Мама бусы свои повесила, я — зайку плюшевого любимого. Хозяйка несколько кокурок — пряников казацких, на ветках пристроила, а хозяин штоф самогона у комля поставил. Ах, какой чудесной та ёлка была. Лучшая в моей жизни! — и тут же, стряхнув с себя наваждение, обернулся к главе: — Я тут похозяйничал маленько у вас. Распорядился, чтобы шашлык часам к десяти вечера подавали. Хороший шашлык, из баранины. Мне овцу мясной породы специально для этого случая друзья из Казахстана прислали. Мясо прямо жиром облитое! Ну, а после полуночи — бешбармак с шурпой — чтоб народ, значит, чуток протрезвел, да к жёнам поехал…

Александр Иванович кивнул степенно:

— Вам виднее, Семён Моисеевич! Лучше вас застолье никто в районе, а то и в области, не организует!

За окном теремка полыхнули заревом сразу несколько автомобильных фар. Послышались возбуждённо-радостные голоса, топот ног, стряхивающих снег на ступенях. В распахнутую настежь дверь дохнуло морозом, и в заимку в клубах пара вошли трое.

— А вот и наши федералы-правоохранители! — радушно раскрыл объятия гостям Киваев. — Закон, так сказать, сразу в трёх своих ипостасях!

И обнял поочерёдно прокурора, начальника полиции и судью Солнечного района. Поскольку судья была дамой, Александр Иванович ещё и чмокнул её в румяную от мороза щёчку. И уловил привычный уже запах спиртного. «Ну что ж с того, — решил он смиренно. — Судья — Иннеса Фёдоровна Пермякова, женщина одинокая, муж к молодушке ушёл, детьми в своё время не обзавелась. Вот и попивает баба по-тихому…». Здесь, в сельской местности, всё про всех знали.

Вновь прибывшие сняли верхнюю одежду, и прошли в тёплую, с потрескивающим приветливо берёзовыми поленьями камином, благоухающую яствами, гостиную.

— О, ёлочка! — воскликнула с восторгом судья, и принялась оглядывать лесную красавицу.

Прокурор, Геннадий Петрович Сидякин — грузный, вальяжный, благородно лысый, облачённый в форменные китель и брюки, тоже приблизился к ёлочке, и, водрузив на нос очки в тяжёлой оправе, осмотрел придирчиво, как вещдок. Назидательно поправил судью:

— Это не ёлочка, а сосна. Примерно семи-восьми лет от роду. И срубленная наверняка незаконно, — погрозил он пальцем главе, а потом добродушно хмыкнул, — шучу, шучу… Уж чего-чего, а сосен в этом лесу на наш век хватит!

Начальник полиции, недавно занявший эту должность, держался скромно и сковано. И по причине молодости — ему не исполнилось ещё и тридцати, и по причине того, что был новичком, впервые после назначения оказавшийся в этой компании.

— Подполковник Коваленков, — вытянув руки по швам, представился он главе. — Благодарю за приглашение!

— Да полноте, Сергей Викторович, — приобнял его за плечи Киваев. — К чему этот официоз? Мы ж вас, можно сказать, с пелёнок знаем. И рады, что на смену нам, старым бюрократам, приходят молодые, перспективные кадры!

— А для меня никакой он не подполковник! — объявил вдруг громогласно Лисовский. — Так майором и остаётся.

— Это почему? — удивился Киваев.

Коваленков тоже дёрнулся беспокойно.

— Да потому, — доверительно взяв полицейского за плечо, пояснил Семён Моисеевич, — что вторую звёздочку на погоне с друзьями не обмыл!

— А-а, — с облегчением вздохнул Киваев, — это мы сейчас мигом исправим!

А Иннеса Фёдоровна предложила:

— Ну, по такому случаю — по стопочке? С морозца да для настроения!

— Да ради бога! — согласился глава, и обернулся к Помогайбину. — Николай Афанасьевич, организуй нам по рюмочке…

Тем временем число гостей пополнилось начальником управляющей компании ЖКХ района Петровым, руководителем лучшего животноводческого хозяйства Кандыбиным, заведующим свинокомплексом Черенковым, несколькими персонами рангом пониже — редактором районной газеты Полосатовым, главным врачом ЦРБ Струнцовым, парой-тройкой особо доверенных чиновников районной администрации.

Все были знакомы между собой едва ли не со школьной поры, многие уже виделись в течении дня, но здесь, на заимке, встречались вновь радостно, обнимались, тёрлись щеками в знак особой привязанности, и косились украдкой на стол в ожидании вкусной еды и обильной выпивки.

— Заметает, однако, — заметил озабоченно Кандыбин. — На федеральной трассе возле моста через Джарлу сугробы на дорожном полотне появились.

— То низовая метель пока, — со знанием дела пояснил начальник ЖКХ Петров. — Ветер с полей снег сдувает, и гоняет туда-сюда по степи, засыпает низинки. С этим дорожники быстро справятся. А вот то, что показания барометра падают — это серьёзно. Начнётся буран — занесёт всё к чёртовой матери! А у меня только два колёсных трактора «Беларусь» со скребками. Чем посёлок расчищать — ума не приложу!

— Да ладно тебе, — успокоил его Струнцов. — Новогодние праздники начинаются. Люди по домам будут сидеть.

Петров поджал губы скептически:

— Ты же первый названивать мне начнёшь. Твоя «скорая» где-нибудь в частном секторе увязнет, на вызов не поспеет. А кто виноват? Естественно, мы, жилкомхоз! А Полосатов про то в своей газете пропишет.

— Обязательно! — весело подтвердил главный редактор. — У меня уже и заголовок статьи готов: «Опять зима для коммунальщиков пришла неожиданно»!

Так, перешучиваясь дружески, гости коротали время перед застольем.

Наконец, Помогайбин скомандовал:

— Па-а-прашу всех к столу!

Рассаживались по заведённому исстари порядку. В торце стола, ближе к ёлочке — глава района. По левую руку от него — «федералы»: прокурор, судья, начальник полиции. По правую — первый зам Помогайбин, за ним Лисовский, далее — гости рангом пониже. Впрочем, Помогайбин не сел, а, взявшись решительно за бутылку коньяка, объявил:

— Предлагаю налить!

Все оживились, забулькали из горлышек в стопки.

— Вот, друзья, у Николая Афанасьевича налицо синдром опережающей рюмки! — со знанием дела заявил, заполняя невольную паузу, Струнцов. — Первый признак алкоголизма!

Все дружно засмеялись — Помогайбин давно был известен в районе как примерный трезвенник.

— Что это за синдром? — заинтересовался Кандыбин.

— А вот представь, — охотно пояснил главный врач. — Собралась компания, сели за стол. И вдруг кто-то один начинает больше всех суетиться, предлагает налить, скорее выпить… Невтерпёж ему, видите ли… Наркологи считают такое поведение первым признаком алкоголизма!

— Блин, у меня этот синдром точно есть! — покаянно признался Кандыбин.

— Николай Афанасьевич по долгу, так сказать, службы, первым за рюмку берётся, — защитил зама Киваев. — А вот тебе, Василий Денисович, за то, что тост задерживаешь — штрафная. — И приказал Помогайбину. — Налей ему коньяка в фужер!

— Слово предоставляется главе района Александру Ивановичу Киваеву! — игнорируя подколки и оставаясь серьёзным, торжественно провозгласил Помогайбин.

Александр Иванович поднялся с рюмкой в руке, начал прочувственно:

— Друзья! По давней традиции мы собрались за этим столом, чтобы в канун Нового года в неформальной, так сказать, обстановке, подвести краткие, самые общие итоги года уходящего…

Гости замерли с рюмками наизготовку, сосредоточенно глядя на блюда с закусками перед собой и смиренно готовясь выслушать тост главы, который по обыкновению затянется минут на десять-пятнадцать. Кто-то громко сглотнул слюну.

— Уходящий год наш район провожает хорошими показателями, — игнорируя этот звук, невозмутимо продолжил Александр Иванович. — Собрано пятьдесят тысяч тонн зерновых, включая тридцать тонн пшеницы мягких и твёрдых сортов. Получено более двухсот тысяч литров молока при надоях две тысячи девятьсот литров на каждую фуражную корову. Президент, правительство Российской Федерации, наш губернатор Георгий Алексеевич Горский лично уделяют самое пристальное внимание развитию животноводческой отрасли. И здесь у нас, друзья, наблюдается пусть не большой, но стабильный рост. Поголовье крупного рогатого скота мясных пород насчитывает двадцать тысяч голов. Получает дальнейшее развитие свиноводство. Так, на свиноводческом комплексе «Уральский окорок» содержится… у меня цифра двадцать тысяч, а на сегодняшний день сколько уже, Григорий Тимофеевич? — обратился Киваев к директору свинокомплекса Черенкову.

— Тридцать тысяч голов! — степенно, не без гордости заверил тот.

— Вот видите! Прирост на десять тысяч по концу года. А это тридцать процентов! — воодушевлённо подхватил Александр Иванович, и бросил вскользь Помогайбину: — поправьте у себя в отчётах, Николай Афанасьевич…

— Ну, давайте за свиноводство! — воспользовавшись заминкой, громко предложила Иннеса Фёдоровна.

На неё дружно зашикали.

— Я заканчиваю, — улыбнулся глава, снисходительный к женской слабости.

От экономики, которая, конечно же, являлась главным источником энергии для всей жизни района, он плавно перешёл к социальной сфере, упомянув ненавязчиво достижения уходящего года — открытый вновь детский сад в селе Теренсай, отремонтированные клубы в Тобольском и Елизаветинском поссоветах.

На это ушло ещё минут пять, в течение которых Иннеса Фёдоровна умудрилась-таки хлопнуть рюмочку в одиночестве.

Завершающую часть выступления Киваев произнёс особенно возвышено, с дрожью в голосе:

— В наступающем году нас ждут не менее сложные дела и новые свершения. Не хочу говорить здесь о существующих проблемах, вроде завязшего уже в зубах диспаритета цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию, закредитованность агропромышленных предприятий. Всем нам они хорошо известны. Однако я не ошибусь, если выражу всеобщую уверенность в том, что мы с любыми трудностями справимся. Прежде всего, потому, что мы с вами — команда. Причём команда единомышленников, испытанная на прочность и в житейских неурядицах, и в политических боях. Поднимем же бокалы за уходящий год, в котором мы прожили, и который достойно отработали, дорогие друзья!

За столом все разом оживились, загомонили, потянулись друг к другу рюмками, соприкасаясь и звякая, следя заботливо за тем, чтобы кто-то не остался, не приведи бог, обойдённым. Упустишь, не чокнешься — и человек решит, что это — неспроста, что за этой рассеянностью кроется недобрый умысел. А какие недобрые мысли в отношении друг друга могут иметь место в команде единомышленников?!

Потом были ещё тосты, хозобслуга с ног сбивалась, поднося всё новые блюда. На кухне что-то бурлило в кастрюлях беспрестанно, скворчало на сковородках, дышало жаром из духовых шкафов.

Во дворе у крыльца светил в ночи рубиновыми углями мангал, с шипением падали и вспыхивали ярко капли жира с кусков баранины на шампурах, тянуло сладким и пряным дымком…

За велеречивым и щедрым застольем никто, конечно же, не заметил, как две фигуры в белых маскхалатах скользнули бесшумно на лыжах из лесной чащи к задней, погружённой во тьму стене заимки.

Снег шёл всё гуще, где-то в вершинах деревьев тонко посвистывал ветер.

Отстегнув лыжи, неизвестные быстро и деловито, не произнося ни слова и обмениваясь только жестами, принялись колдовать над установленной здесь же на бетонном фундаменте спутниковой антенной. На всё про всё у них ушло не более трёх минут. После чего безмолвные визитёры так же ловко встали на лыжи, и, оттолкнувшись палками, разом растворились в снежной круговерти. Они явно спешили. В степи начинался буран.