Заговор против заговора: ГКЧП-3. Книга вторая

Александр Черенов

Политический детектив в жанре исторической альтернативы. Опираясь на факты, автор рискнул взглянуть на события августа 1991 года под другим углом зрения. Причина: в истории с ГКЧП обнаруживаются явные следы нескольких заговоров. И каждый из них преследовал свои цели – как и каждый из заговорщиков.В романе в невыдуманной реальности действуют исторические лица и учреждения. Единственная «не охваченная» историками структура – «Организация», нечто среднее между «разведкой партии» и масонской ложей…

Глава двадцать первая

Восемнадцатого августа около восемнадцати же часов «по Москве» в кабинете Председателя КГБ раздался звонок. Рука Крючкова буквально снесла трубку с рычагов: так сильно и непритворно её хозяин извёлся в ожидании.

— Владимир Александрович: Бакланов, — на удивление бесстрастно «представилась» трубка.

— Слушаю тебя, Олег Дмитриевич! — без всякой конспирации заорал в ответ Крючков.

— Мы только что от него…

— Ну?!

— Не «ну» — а «ну, и ну», Владимир Александрович…

Даже за тысячи километров было слышно, как тяжело вздохнул Бакланов. А ещё даже за тысячи километров было «видно», как помрачнело усталое лицо тяжело вздохнувшего Бакланова. Всё поняв без перевода, Крючков перестал кричать — и перешёл на октаву ниже.

— В своём репертуаре?

— Вот именно: «и ни «да», и ни «нет»…

Владимир Александрович нервно пробежался ладонью по заросшему подбородку: брился, как и положено, с утра — но ли «от жизни такой», то ли от нечистого бритья, волос пробился, всё равно — и досрочно.

— Вы уже в дороге?

— Ну, а то!

Крючков бросил взгляд на часы.

— Значит, в Москве будете около девяти?

— Если долетим, — «дал мажору» Бакланов.

— Никаких «если»! — не принял шутку Крючков. — Машины с охраной будут ждать вас в «Чкаловском» ещё до девяти! Как только сядете — сразу же в Кремль! Ждать больше нечего!

— Хорошо, — пустым, безжизненным голосом откликнулась трубка. — Только ты…

— Разумеется, разумеется!

Судя по характеру и скорости «перехвата», Крючков сразу же догадался о продолжении.

— Я сейчас же начинаю обзванивать всю нашу «гоп-компанию». К восьми часам все будут в Кремле. А там и вы подтянетесь… Ну, до встречи, Олег Дмитриевич.

Получив в ответ «последнее «прости», Крючков положил трубку, и несколько секунд ничего не видящими глазами смотрел в никуда. Затем он резко махнул головой, будто стряхивая с себя то ли наваждение, то ли нерешительность — и левой рукой поднял ближайшую к себе трубку.

— Привет, Валентин Сергеевич.

— Ну, наконец-то! — «шумно перевела дух» трубка. — Только не «убивай» сразу: звонили из Фороса?

— Да.

Даже в трубку было слышно, с каким шумом упал духом премьер.

— Что: так плохо?

— Странный вы, всё-таки, народ!

Обычно «легко обтекаемый», Крючков взорвался не хуже героя одной из песен Высоцкого — того, который: «Я щас взорвусь, как триста тонн тротила».

— Говорили, говорили — а вы всё о том же! Неужели и ты питал иллюзии?! Ну, ладно: Болдин… это пустое место… или Тизяков со Стародубцевым — люди хорошие, но случайные… Но — ты-то?! Ты-то с какого хрена «возлюбил Михал Сергеича»?! Да он нас — как тот Паниковский в «Золотом телёнке»: продаст, купит — и снова продаст, но уже подороже!

— Ладно, — пристыжено вздохнув «капитулировал» Павлов. — Собираемся, что ли?

— Ну, хоть на этот раз ты был на высоте! — отметил «верный упадок духа» Крючков. — В восемь в Кремле? Годится? Или у тебя опять — «юбилей Губенко»?

Даже в трубку «было видно», как раздражённо поморщился Валентин Сергеевич.

— Не можешь не уколоть — да, Владимир Александрович? Я, хоть и был «при параде», а тут же позвонил Николаю Николаевичу, извинился перед ним — и поехал на твой АБЦ!

Несмотря на избыток нервических флюидов, переполнявших не только нутро, но и воздух, Крючков открыто, «не по сценарию», рассмеялся.

— Ну, извини, Валентин Сергеевич, если я тебя обидел! Как говорится, кто старое помянет… Да, и будь добр: позвони Янаеву.

— А ты…

— Я, разумеется, тоже позвоню. Но это — тот случай, когда две головы… то есть, два языка — лучше, чем один. Ты же сам знаешь: один звонок наш «героический вице» сумет отбить. Надо — чтобы наверняка… как контрольный выстрел в голову…

Ровно в восемь, почти с боем курантов, все приглашённые собрались в кабинете Павлова. Вице-президент Янаев вошёл в кабинет последним, когда все уже сидели за столом. «Всех», с учётом новоприбывшего, оказалось семеро: премьер-министр Павлов, Председатель КГБ Крючков, министр обороны Язов, министр внутренних дел Пуго и «представители от народа» Стародубцев и Тизяков.

Несмотря на численное сходство, на героев героических же фильмов «Семеро смелых» и «Великолепная семёрка» эта семёрка не походила ни в малейшей степени. Исключение составлял Крючков, как всегда, бодрый, деятельный и энергичный. Все другие гэкачеписты были честно потрясены фактом свалившейся на них ответственности. И пусть она ещё даже не свалилась на них, а только грозила сваливанием — потрясения от этого не становилось меньше.

«Ещё в дороге» покосив глазом в Крючкова, Янаев нерешительным шагом проследовал к свободному креслу во главе стола, и медленно, словно извиняясь за самозванство, опустился в него. Опустившись, он тут же принялся «решительно отсутствовать» взглядом, голосом и «остальным имуществом».

Не дождавшись «соблюдения протокола», премьер-министр — частично по причине большего мужества, частично на правах хозяина кабинета — медленно подрос над столом. Даже по «зарытым в пол» глазам соратников было видно, что они благодарны Валентину Сергеевичу за избавление от участи Александра Матросова и избранной тем амбразуры. Но, едва только Павлов открыл рот, впечатление, произведённое его «решительностью» на коллег, тут же обратилось в свою противоположность, ибо решительность премьера оказалась специфического характера.

— Слово для важного сообщение предоставляется члену нашего Чрезвычайного комитета Владимиру Александровичу Крючкову.

Пока соратники, кто ироническими, кто растерянными ухмылками давали оценку «дезавуированному мужеству» премьера, глава КГБ успел первым ликвидировать «неуставное выражение» лица — и вернуться к образу «главного заговорщика».

— Начну без предисловий, товарищи…

Даже анонсировав отсутствие предисловий, Крючков умело выдержал драматическую паузу, за которую его контрагентам пришлось не раз «извертеться на пупе».

— Полчаса назад мне звонил Бакланов. Звонил из машины, по дороге из Фороса в Бельбек.

Публика моментально насторожилась, чтобы тут же упасть духом: голос докладчика не оставлял другой возможности.

— Да-да, товарищи: вы правильно меня поняли… К сожалению, Горбачёв оказался… Горбачёвым: «ни «бэ», ни «мэ», ни «ку-ка-ре-ку».

— Что: Бакланов так прямо и сказал?!

Первым «из окопа выглянул» министр обороны — но лицо его при этом не соответствовало образу храбреца, первым откликнувшегося на призыв комиссара полка: «Коммунисты — вперёд!». Разумеется, «героизм» маршала не остался без должной оценки: Крючков не поскупился на ухмылку.

— Нет, уважаемый Дмитрий Тимофеевич: Бакланов был несколько проще. Если — совсем точно, то он сказал буквально следующее: «Как мы и ожидали: «ни «да», ни «нет».

После разъяснения Председателя КГБ народ уныл вторично. И на этот раз кривых — и даже растерянных — ухмылок не было. Все оказались «из одного лукошка», не имеющего никакого отношения к установке «Мы все — бесстрашные герои, и вся-то наша жизнь есть борьба».

Ожидаемая реакция коллег ожидаемо же не смутила Крючкова. Он даже не стал «совершать подворный обход»: решительно ограничился холодным взглядом светло-серых, почти стальных теперь, глаз, которыми он уставился в первого попавшегося. Первым попавшимся оказался маршал Язов.

— Полагаю, ни у кого уже нет сомнений в том, что час пробил.

«Час» — из уст Председателя КГБ — пробил своеобразно: по головам соратников. Пробил кузнечным молотом: товарищи вмяли головы в плечи настолько энергично, что уменьшились в длину не хуже былинных Ильи Муромца и Святогора, которые одним ударом по очереди вгоняли вдруг друга по пояс в землю. Правда, этим их сходство с былинными героями и ограничилось.

Зрелище не огорчило шефа КГБ: даже порадовало.

— Выбор сделан, «господа заговорщики». И обратного пути нет… как бы ни хотелось этого кому-то из присутствующих.

«Первым из присутствующих, кому ни хотелось», ожидаемо стал вице-президент Янаев. Бледный, как обычно, он без труда изыскал резервы для обесцвечивания сверх норматива. Его «политического мужества» хватило даже на вопрос. Точнее — на его начало:

— Вы хотите сказать…

— Да! — безжалостно отработал на перехват Крючков. — Вы правильно меня поняли, Геннадий Иванович: ГКЧП должен немедленно объявить о взятии власти… Виноват: о введении чрезвычайного положения в Москве и отдельных регионах Советского Союза. По достоверным сведениям, демократы сейчас почивают — и не лаврах: просто отдыхают по домам «от трудов праведных». Как говорится, сам Бог велел нам воспользоваться случаем. За то время, пока они дремлют, полагая, что ни мы, ни власть от них никуда не денутся, мы спокойно, без шума, пыли и крови возьмём «Белый дом», чтобы не допустить создания параллельного центра власти.

Предложение — оно же заявление — Крючкова народ встретил гробовым молчанием. И только через минуту, звенящую до рези в ушах тишину оживил голос Павлова.

— Есть другие мнения?

Над равниной «отсутствующих» голов медленно и нерешительно поднялась рука Язова.

— Я предлагаю не принимать никакого решения, пока мы не заслушаем отчёт… ну… сообщение нашей делегации об итогах встречи с Горбачёвым… Может, ещё не всё потеряно…

Под исполненный надежды взгляд маршал «отошёл в сторону», но его место тут же занял вице-президент.

— Я буду прям, товарищи…

Под это мужественное заявление Геннадий Иванович, первым делом, ушёл глазами в сторону, где они пребывали всю «оставшуюся часть подвига».

–… Я был совершенно не в курсе того, что тут затевается… Мне несколько раз звонили в машину Валентин Сергеевич и Владимир Александрович, оба просили меня срочно приехать для того, чтобы обсудить какие-то срочные вопросы… Именно так: какие-то срочные вопросы… какие именно, мне не сказали. Я и не догадывался об их характере… А приехал я лишь потому, что знаю тяжелейшую ситуацию в стране. Подписание нового Союзного договора… неоднозначная реакция общества по этому поводу… всё такое… Я и не знал, о чём пойдёт речь…

— Очень содержательное выступление, — не выдержал Крючков, не жалея яда ни на взгляд, ни на голос. — Теперь мы все знаем, что уважаемый Геннадий Иванович стал жертвой коварных умыслов премьер-министра и Председателя КГБ, которые злодейски скрыли от него повестку дня. Можно сказать: «заманили в западню» — а сам он, разумеется — «ни сном, ни духом».

Янаев покраснел, и ещё ниже опустил голову.

— Кажется, Геннадию Ивановичу нечего больше сказать, — жёстко усмехнулся Крючков. — Так что, слово пока свободно. Может, есть желающие его взять?

— Разрешите мне?

Вначале над столом нервно заколыхалась рука министра внутренних дел — а затем и «весь» Борис Карлович составил ей компанию.

— Нравится Вам это или нет…

Пуго «мужественно» стрельнул дрожащим, как и всё остальное, взглядом в Крючкова.

–… но я считаю, что Дмитрий Тимофеевич прав. Незачем нам «бежать впереди паровоза». В данной ситуации, когда у нас нет точной и объективной информации, самым разумным будет дождаться товарищей из Фороса, и выслушать их. Тогда и будем решать…

Не глядя ни на кого, Пуго вернулся на место. Заметив «воскресающие» глаза соратников, Крючков молча усмехнулся — и отдёрнул рукав пиджака. Тусклым золотом блеснул корпус наручных часов.

— Ну, что ж… По моим расчётам, машины с делегацией уже на полпути от «Чкаловского» к Кремлю… Достаточно моих слов — или?..

Зацепившись ироническим взглядом за первого попавшегося, которым вновь оказался маршал Язов, Владимир Александрович сделал выразительную паузу и не менее выразительно приподнял бровь. Такой неделикатности Дмитрий Тимофеевич не выдержал — и «отступил на заранее подготовленные позиции»: уткнулся глазами в пол. Правда, «уже в дороге» он успел, таки, оппонировать чекисту.

— «Или», Владимир Александрович…

— Хорошо.

Крючков энергично подошёл к батарее разноцветных аппаратов, стоящих на тумбочке у стола премьера.

— Ты позволишь, Валентин Сергеевич?

Павлов молча, с шутливой укоризной во взгляде, улыбнулся в ответ — и развёл руками. Сухо кивнув головой, Крючков даже не потратился на поиски нужной трубки: сразу поднял «нужную». Долго ждать контакта не пришлось: «с того конца провода» откликнулись почти сразу.

— Нет, Олег Дмитриевич, это — не Валентин Сергеевич! — озорно подмигнув премьеру, крикнул в трубку чекист. — Да, я… Чем порадую? Нет, Олег Дмитриевич: это ты — чем порадуешь?.. Через пятнадцать минут? Ждём… Кто «ждём»?

Крючков выдержал паузу и усмехнулся.

— Все ждём, Олег Дмитриевич… Весь «бомонд»… Да, собрались все… У Павлова. Так, что — сразу же сюда. Всё.

Крючков положил трубку — и «вернулся» к коллегам. Несмотря на «удовлетворение ходатайства», удовлетворения на их лицах не было. Напротив: они напряглись столь выразительно, словно окончательно поняли: «Рубикон перейдён», и никакой, самый благодушный, самообман не спасёт их от правды жизни.

— Поскольку работы пока нет… ну, в том смысле, что кое-кто так считает, а пятнадцать минут ничего не решают, предлагаю объявить перекур.

Подавая пример коллегам, шеф КГБ первым направился к двери. За ним недружно загремели стульями остальные. В прихожей народ не задержался — и транзитом проследовал в коридор. «Перекур» оказался всего лишь фигурой речи, в лучшем случае — условностью. Никто — даже из курильщиков — не обозначил и попытки закурить. Все молча рассредоточились вдоль стен, будто обрадовавшись возможности хотя бы на пять минут абстрагироваться от действительности, которая уже вынуждала к поступкам. К тем самым, неизбежность совершения которых они всячески, под любым предлогом, откладывали — но, как оказалось, «и только».

В отличие от погружённых в себя коллег, Председатель КГБ тут же занялся делом: открыл прихваченную собой папку, и углубился в чтение. Время от времени он делал карандашом лаконичные пометки на листах, иногда что-то перенося в записную книжку, которая солидно выпирала из внутреннего кармана отменного серого пиджака. За всё это время он ни разу не взглянул на соратников, если не считать взглядом «шпионский», без участия головы, одномоментный «перекос» глаз, закончившийся иронической ухмылкой на губах.

Народ застыл в ожидании. Время — нет…