Мне отмщение, и Аз воздам

Александр Черенов

Новоявленные «хозяева жизни» и их челядь из «слуг народа» и «слуг закона» решили, что им принадлежат не только плоды труда миллионов людей, но и их жизни. И как быть тем – другим, не «хозяевам»? Последовать за Христом: «кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф. 5:39)? Или предпочесть Оппонента: «Ненавидь врагов своих всем сердцем, и, если кто-то дал тебе пощечину по одной щеке, сокруши обидчика своего в его другую щеку! (Сат. Библия, 3:7)». Каждый делает свой выбор сам…

Глава вторая

Юрист был не только юристом: он был классным юристом. Даже высококлассным. Такие всегда нарасхват. Особенно в «годину судьбоносных консенсусов». Знания, опыт и аналитический склад ума Юриста, его профессиональная и человеческая порядочность, столь редкая по нынешним временам, были востребованы сразу же, едва начался передел «ничейной» собственности. Предприятие, в котором последние несколько лет работал Юрист, одним из первых в городе преобразовалось в ЗАО — закрытое акционерное общество. Но это не спасло его коллектив от «первого блага демократии»: хронического безденежья. Даже — несмотря на почти символические размеры тарифных ставок, окладов и премий.

Но посыпать голову пеплом Юрист не стал. Не успевал, даже, если бы и захотел. Объяснение — простое до банальности: пепел был на месте, а, вот, голова — нет. Голова работала в режиме хрестоматийного Фигаро. По причине востребованности. Но не вдруг: такие дела «с кондачка» не случаются. «Кондачка» замещал лозунг: «Помоги себе!» Юрист свято чтил этот лозунг. На пару с «демократизирующимся» государством. Давно чтил. Ещё тогда, когда студентом помогал начинающим кооператорам. Теперь настал их черёд помочь: «демократия» уже начинала бить по карману.

Момент был «судьбоносным» — и характер услуг не менялся с переменой клиентов. Речь во всех случаях шла о юридической помощи в отъёме чужой — государственной — собственности, и последующей защите этого «своего права» от посягательств других, таких же «надлежащих» владельцев и претендентов.

Обычно, когда хотят оправдать «деликатные» поступки человека, говорят: «у него не было выбора». Но это не так. Выбор есть всегда. Правда, он невелик: либо деньги — либо безденежье. Деньги — при готовности поступиться «отдельными» несущественными принципами. Безденежье — при обратном «раскладе»: «хоть с голым задом — но с чистой совестью».

Юрист избрал… служение закону. Тем более что на эту стезю встало большинство его «товарищей по цеху». Разумеется, из числа тех, чьи услуги оказались востребованными. Внешне — ничего предосудительного: профессионал зарабатывал тем, что умел и должен был делать. И, если его услуги находили спрос только у «новорусской братии», а порядочным людям они были либо не нужны, либо не по карману, то это уже не его вина. Юрист должен представлять интересы клиента — и надлежащим способом. Какие бы при этом чувства он ни испытывал. Разумеется, далеко в глубине души: эмоции у юриста — признак профессиональной несостоятельности. Не говоря уже о последствиях для мягких частей тела.

Для объяснения «коллаборационизма» имелся ещё один немаловажный фактор: семья. Банальнейшая ситуация, самая распространенная отговорка — и, вместе с тем, как ни странно, правда. Жена его вынуждена была уволиться с предприятия, весь прок от которого заключался в одной лишь печати в трудовой книжке. А детей кормить надо? А самим жить надо? А помогать старикам-пенсионерам? Словом, классика: суровые реалии бытия — против высоких принципов. Результат схватки предсказать несложно. Ввиду различия весовых категорий «поединщиков».

Юрист был от мира сего, поэтому и раздумывал недолго. Если уж совсем откровенно, то вовсе не раздумывал. Несколько удачно проведённых дел способствовали росту его популярности «в специфических кругах». К нему потянулись люди. Денежные люди. Без принципов и «с прошлым». Пошли деньги. И деньги немалые. В конвертах: оставив трудовую книжку в какой-то шарашке, Юрист работал теперь исключительно «по договору».

То есть, это лишь так называется: «юрист по договору». На самом же деле и договора между сторонами не заключалось: всё оформлялось устным, «джентльменским», соглашением. А для представления интересов в суде и арбитраже Юристу выдавалась доверенность: либо разовая, под конкретное дело, либо на определённый срок. Иногда — даже постоянная.

Конечно, при таких «специфических» взаимоотношениях случались и неприятные сюрпризы, когда выполненная работа оказывалась… благотворительностью. Что поделаешь: «заря капитализма». Все учатся. И не всегда на положительном примере. И не всегда на ошибках других. Даже при наличии такого эксклюзивного желания.

Но это было, скорее, исключением из правил, только доказывающим правило. «Господа» из вчерашних «товарищей» — а многие и даже «граждан» — понимали, что жизнь одним днём не кончается. И что плевать в колодец, полагая его предметом одноразового пользования, неразумно. По причине «острой нехватки питьевой воды в условиях засушливой степи и резко континентального климата».

Чаще всего Юристу приходилось участвовать в делах, связанных с переделом собственности. Ох, и время было! Как говорится, «лихая им досталась доля». И сейчас, по прошествии нескольких лет, он вспоминал об этом периоде, как единственном, о котором не хотелось вспоминать.

А ведь, казалось бы, какое может быть сравнение между относительно безопасной защитой интересов «кормильцев-поильцев» и тем, что ему довелось испытать в «доюридическую эпоху»: Афганистаном?! Туда будущий Юрист попал по самой заурядной причине: не хватило одного балла для поступления на юридический. Отработав полгода на стройке, он был призван в армию и определён в воздушно-десантные войска.

Этому «везению» — и даже «счастью» — будущий Юрист был обязан тем, что, ещё в школе занимался самбо, и добился неплохих результатов, «дойдя» до «взрослого» первого разряда. Спортсмены такого профиля — всегда в особом почёте у «вербовщиков».

Нет, он, конечно же, не сразу «угодил» в Афганистан. Это первые два года туда «шли» «юность и задор» — сразу же после «карантина». Как итог, «Ограниченный контингент» дополнительно «ограничивался» ещё и по этой причине.

Будущий Юрист попал в «учебку» — учебный полк, где полгода учился «искусству смерти и жизни». Смерти — чужой, жизни — своей. То есть: стрелять из различных видов оружия, метать ножи, устанавливать и обезвреживать мины, прыгать с парашютом, осваивать «десантный набор», совершать бесконечные кроссы через пески и болота, ориентироваться на незнакомой местности.

По причине тягот службы многие считали, что им не повезло с местом. Но они ошибались: им, как раз, повезло. И с тяготами, и с местом. Очень повезло. И именно тем, что учили в полку не формально, а «по-настоящему», создавая условия, максимально приближенные к боевым. Ведь лишь от такой учёбы и мог быть толк. И он был — в точном соответствии с поговоркой: «тяжело в учении — легко в лечении». В полку готовили специалистов по войне, а не по уборке плаца, покраске листьев и умению «тянуть носок». Поэтому, если выпускники и ударяли в грязь лицом, то удивительно вовремя, на мгновение опережая душманскую пулю.

Разумеется, во время учёбы ни о каком Афгане и речи не было: не одним Афганом жив человек! Не только там требовались хорошо подготовленные десантники, ибо «широка страна моя родная». Да и, как сказал поэт: «зачем о Вас — давайте о хорошем!» Ведь были и «меньшие радости» по сравнению с Афганистаном. Зачем же дополнительно «вдохновлять» себя перед «зелёным дембелем» — выпуском из «учебки»?

Слухи о том, что отправить всё-таки могут, были туманными и неоднократно опровергались впоследствии. А к «зелёному дембелю» слухи были преимущественно радужными. В диапазоне от оставления в полку сержантами до «распределения в войска по месту жительства».

Всё произошло — как всегда — неожиданно. Как говорят в армии, «звездец» подкрался незаметно». Ночью подняли по тревоге — и только на аэродроме десантники поняли, как сильно они обманулись в своих надеждах. Почему так непатриотически? Да потому, что «дураков нет»: никто не горел желанием оказаться «содержанием формы». То есть, грузом формы 200. Таких «беззаветных героев» среди десантуры не было. Это ведь — жизнь, а не бодрые репортажи для передачи «Служу Советскому Союзу!» Прикажут — что ж: выполним приказ. На то он и приказ. И в герои пойдём — если «попросят». Но самим «лезть» — пардон!

Военный билет с соответствующими записями, удостоверения об окончании учебного подразделения и о присвоении «классности» — специалиста второго класса, а также продовольственный аттестат, новоявленный младший сержант получил уже на борту самолёта.

В Афганистане ему «повезло» вторично и сразу же: как отличника учёбы и спортсмена, его определили в роту разведки. Разведывательно-диверсионные подразделения — элита воздушно-десантных войск. Первый кандидат в герои — и первый кандидат на «возвращение домой». «В оригинальной упаковке»…

Полтора года будущий законник провоевал в Афганистане. В отличие от многих других воинов «Ограниченного контингента», он мог сказать об этом без преувеличения. Он действительно не прослужил, а именно провоевал эти полтора года: на то она и разведка ВДВ.

Ему повезло «не стать песней»: он ушёл «на дембель» в установленный срок и своими ногами. И, хоть и его дважды зацепило, но ни разу серьёзно. А ведь восемьдесят шестой и восемьдесят седьмой годы были годами серьёзными: помощь «борцам за независимость» из-за рубежа, а также уровень их подготовки возросли «на порядок».

Вместе с полнокомплектным телом, домой он доставил и менее значимые награды: орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». В Афганистане награждали скупо. Официально Советская Армия там не воевала, а «защищала южные рубежи своей страны и помогала революционному правительству в охране стратегических объектов, коммуникаций и караванов с грузом». Поэтому в первые годы, ещё при Леониде Ильиче, любая награда была исключением из правил: «не воевали же, а охраняли». И только после Панджерского ущелья восемьдесят второго стали потихоньку «декорировать» отличившихся.

Домой старший сержант разведподразделения ВДВ вернулся тогда, когда «непопулярная война» и её герои стали популярными темами на телевидении и в газетах. Не было ни одного щелкопёра или бойкого на язык «телезвездуна», которые бы не отметились ритуальным плевком в «оккупантов» и «детоубийц». В стране начинала «свирепствовать» демократия. Один, «шибко осведомлённый» академик, который дальше Горького никуда не выезжал, ужасал «разведанными» о том, что советские вертолётчики «выполняли свой долг» не только по «товарищам с братского Востока», но и по «товарищам солдатам и сержантам».

«Радушный» приём, тем не менее, не помешал «ветерану-афганцу» поступить на юрфак престижного вуза. По окончании учёбы обладатель «красного» диплома ответил решительным «нет» на предложение остаться в университете в качестве преподавателя кафедры криминалистики. Хотя предлагали настойчиво и неоднократно. Служение науке не прельщало Юриста. Да и какая в те годы уже была наука?! Да и науке ли предстояло служить?

Изображать учёного с протянутой рукой и эластичным позвоночником он не пожелал — и, наслушавшись «на дорожку» «добрых» напутствий, подался на производство. Но и здесь, если что его и ждало — так только разочарование и обещание скромной зарплаты… в будущем. «Контора», которой он предложил свои услуги, уже «отдышала своё» — и теперь «дышала на ладан». Несмотря на громкое имя в прошлом и цифирь «закрытого ящика».

Поэтому, ещё «состоя в штате», Юрист начал работать по совместительству. То есть, подрабатывать «на стороне». Благо, что проблем с временем не было. А, если и были, то лишь в плане его «убоя»: «контора решительно «доходила до ручки». И когда дела пошли, Юрист «плюнул» на отсутствующий «патриотизм» окончательно.

Авторитет, который он заслужил у «буржуев» выигранными делами и толковыми советами, позволял ему дистанцироваться от всех предложений о трудоустройстве на постоянной основе. Это давало возможность чувствовать себя относительно независимым, и не стесняться в суждениях по поводу тех или иных проблем и решений.

Общение с новоявленными буржуа позволило ему быстро прийти к выходу о том, что они с ним — «не две пары в сапоге», как сказал один товарищ. Так же, как и он с ними. Ну, ничего общего. Публика, если чем и блистала, то лишь тем, что можно носить на себе. Из интересов… хм… интеллектуального плана имелся один: деньги. Откуда взять — и куда вложить. Вот и весь «круг», если не считать таковым девиц, модные курорты, «хаты», «тачки» и бывшую государственную собственность. Как говорил уже другой персонаж: «А, вот, так, чтобы — по душам, чтобы — о Штоштоковиче…» — это «увы». Хотя бы — о футболе.

Юрист был диалектик — и в любом плохом умел видеть хорошее. Увидел в и в этом. И небесполезно: результат позволил определиться с местом в жизни, пределами допустимого и ненужными иллюзиями. Сюда же входило и отношение к делам клиентов. Неподдельный интерес к ним Юрист подделывал очень качественно: деньги надо зарабатывать честно. Даже если это — нечестные деньги от нечестного человека.

Такой подход давал возможность не «косить» под «члена команды». И это помогало в работе. Хотя бы тем, что боссы не позволяли себе по отношению к нему «излишеств», нормативных по отношению к своим клеркам. Да и его востребованность у конкурентов тоже помогала формированию правильных взаимоотношений. Партнёрских. На уровне «заказчик — подрядчик». Что-то — на тему песни «На тебе сошёлся клином белый свет». Но уже — с вопросительным знаком в конце предложения. В адрес «забывающегося» клиента, который вскоре забывался уже без кавычек.

«Ничто на Земле не проходит бесследно». Не прошло и для Юриста. По части знакомства с «нравами и обычаями» «новой Руси». Тем паче, что знакомство было не поверхностным, а «изнутри». От первоисточника. Впечатления оказались «незабываемыми». «На всю оставшуюся жизнь». Иногда Юрист даже жалел о своих талантах и востребованности. Редко, правда. В основном — на сытый желудок, после рюмки хорошего коньяка. Ну, как это и заведено у «паршивых интеллигентов», которых он касался лишь «боком» диплома.

Вместе с сожалениями приходили мысли. Правильные. За неправильную жизнь. Мысли были неоригинальные, но, в отличие от фальшивых улыбок — подлинные. Впечатление не портил даже избыток патетики. На тему «откуда вы взялись?» и «что с вами делать?».

Мысли приходили — и уже не уходили. Наверно, за тем и приходили, чтобы не уходить. Конечно, они не всегда солировали. Чаще всего, они возникали по ситуации — но уже, «состоя в штате». Они уже не гостили в мозгах Юриста, а обживались там. И с каждым новым клиентом — всё основательней.

«Снискивая хлеб насущный», Юрист выполнял разные задачи. Но все — в контексте сверхзадачи: узаконить беззаконие. Как ни странно, но в этом плане различие между юристом советского производства и демократического не являлось таким уж «коренным». Ведь оба стояли на страже. Имелись, конечно, нюансы «в стоянии». В понимании закона и справедливости, то есть. В форме смещения акцента с «абстрактного» государства на конкретного благодетеля. При этом задача «юриста демократического» одновременно и упрощалась, и усложнялась. Упрощалась тем, что его предтеча «отстаивал» законными способами, а он — всеми доступными. А усложнялась необходимостью представить доступные способы законными. В контексте сверхзадачи.

Лишь такие юристы пользовались спросом у нуворишей. Лишь они имели перспективу удачного трудоустройства и безбедного настоящего и будущего. В этом плане Юрист не задумывался над тем, «что такое хорошо, и что такое плохо». Потому, что не над чем было задумываться: «плохо», как раз, и было «хорошо». То есть, хорош был только юрист, поступающий плохо. Плохо — с точки зрения морали, которая в условиях демократии может быть, конечно же, только абстрактной.

«Все так делают». «Железный» довод и несравненное успокаивающее. Но в Юристе упорно не хотел умирать «хомо совьетикус». Вопреки статусу и реноме, он являл собой классический пример человека, поступающего неправильно — и сознающего это. То есть, сознательно поступающего неправильно — но с текущим и последующим осуждением самого себя.

А, ведь, казалось, зачем ему эта «достоевщина»? В материальном отношении он был теперь более чем благополучен. Теперь он мог позволить себе то, о чём раньше не мог позволить и мечтать. Он был ценим и уважаем. И неважно, что всего лишь за мозг, а не за деньги и связи. Казалось бы, таким лишь и петь: «Отречёмся от старого мира, отряхнём его прах с наших ног!»

И, потом: не хочешь приобщаться к демократическим ценностям — не надо. Тогда просто живи в своё удовольствие. Требуется всего лишь немножко мимикрии. Ну, или немножко артистических способностей — для того, чтобы выглядеть в глазах окружающих неисправимым рыночником. Тем, которого больше всего на свете занимают проблемы работодателя и цифры биржевых котировок. Тем, которому нет никакого дела до неудачников, не сумевших устроиться в жизни — хотя бы, и по причине неправильной социальной ориентации.

А думать можно о чём только душе угодно. Но только ей, а не уху демократии. Если мысли — «не в тему», то они должны быть надёжно «занавешены». Хотя бы лучезарной улыбкой «по причине счастья жить в эпоху становления рыночных отношений».

Всё это Юрист нередко говорил другим, но сам этим спасительным рецептам следовать не спешил или не мог. Почему? Как ни удивительно: не смог «перековаться» в буржуа. И, если на уровне мимикрии он вполне «соответствовал требованиям», то на генетическом — «ни в одном глазу», то есть, гене. С каждым днём он всё больше проникался этим неправильным мироощущением. Неужели же прав был один миллиардер, когда отказал сыну в наследстве со словами: «Мало иметь миллиарды — надо ещё родиться с душой миллиардера»?!