Сплетение судеб

Александр Чиненков

Бунт вспыхнул нежданно. «Ампиратор» Емелька Пугачёв разгромил несколько крепостей и, собрав значительные силы, подошёл к Оренбургу. Словно снежный ком обрушилось это известие на губернатора Рейнсдропа. Только тогда всем стало ясно, какая страшная опасность нависла над плохо укреплённым городом. Население края раскололось. Большая часть, поверив самозванцу, влилась в его войско. Но дворянство и незначительные воинские подразделения Оренбурга выступили против бунтовщиков. Книга потомственного казака Александра Чиненкова открывает волнующие страницы истории Оренбургского края, прославляя отважных предков, не щадивших «живота своего» ради величия и укрепления России.

Глава 8

На берегу Яика, напротив крепости выстроилось войско Пугачёва. Из-за крепостного частокола выглядывали защитники, следя за всем, что происходит. Среди солдат, готовящихся больше к смерти, чем к сопротивлению, находился и комендант Нижне-Озёрной крепости — майор Харлов.

Перед казачьим войском стоял сам Пугачёв, а рядом с ним полковники и советники из его «свиты».

— Браты! — крикнул «государь» растроганным голосом. — Вот ещё одна твердыня встала на нашем пути! Но нутро у неё гнилое. Все казаки из крепости уже к нам перетекли. А те, кто за стенами остался, — знать не желают под мои знамёна идти! Господь им судья. Знать, жить не хотят, вороги! Сейчас мы сильны, потому что стоим за дело правое!

Пугачёв снял шапку и, подняв глаза к небу, сказал:

— Господь! Ты зришь нас, стоявших здесь! Ты ведашь, что не со зла мы тут стоим, и пришли мы не зло сотворять, а добро выручать! Пошли нам благословенье своё, Господи!

— Государь, — сказал Андрей Овчинников, — не изволь беспокоиться. Ещё к полудню мы эту крепостицу по брёвнышкам разнесём! А сейчас порадуем коменданта Харлова сурпризом!

Он махнул рукой, и один из казаков вскочил на коня. К нему подвели лошадь с привязанным к седлу мёртвым седоком, и казак поскакал к крепостным воротам, увлекая лошадь следом за собой.

«Ну вот, случилось самое худшее! — подумал майор Харлов, разглядев привязанного к седлу капитана Сурина. — Хорошо хоть супругу свою в Татищево к тестю отправил, а не то…»

Харлов с сожалением посмотрел на свой жалкий гарнизон и обречённо вздохнул. «Если из Татищева подмога не подойдёт, то к вечеру все мы погибнем!» Комендант пребывал в отчаянии, но твёрдо решил обороняться до конца. Четыре офицера и горстка солдат — вот и всё, что он собирался противопоставить войску бунтовщиков.

Но бунтовщики почему-то не спешили атаковать крепость. Они расположились лагерем, развели костры и вели себя тихо.

Остаток дня майор провёл, как голый на сковородке. А когда над крепостью начали сгущаться сумерки, он не выдержал.

— Орудия к бою! — приказал он канонирам. И те нехотя запалили фитили.

До лагеря мятежного войска было далеко. И Харлов знал, что ядра из пушек едва ли долетят до цели. Но ради успокоения ропщущего гарнизона он решил хотя бы стрелять в сторону противника вхолостую. «Может, одумаются и уйдут? — думал Харлов, закладывая в жерла пушек “картузы” с порохом. — А не уйдут, так…» — мысли спутались после грянувшего залпа, а сердце сжалось от тягостного предчувствия.

В стенах крепости Татищево бригадир Билов растерял остатки храбрости. Комендант Елагин и его дочь, которая являлась женой майора Харлова, безуспешно уговаривали его двинуться с отрядом к Нижне-Озёрной. Барон был непреклонен.

— Тут дело не шуточное, — отбрыкивался Билов. — Харлову теперь сам Бог не поможет, а нам о себе предстоит позаботиться!

Но Лидия не оставляла попыток хоть как-то воздействовать на трусливую душонку бригадира. Она умоляла Билова двинуть отряд на выручку Харлова. Но Билов упорствовал, что люди ему самому нужны и что они ненадёжны.

Полковник Елагин тоже не оставался в стороне.

— Злодей заливает степь кровью, — настаивал он. — А казаки? Они чуют безнаказанность самозванца и стекаются к нему, как мухи на мёд. Ведь если бунтовщики разгромят Нижне-Озёрную, так они всенепременно двинут на нас!

— Знаю, — сказал сердито Билов. — Губернатор укоряет меня в бездействии. Вы тоже. Видит Бог, с меня довольно. Отряд мой мал по численности, и я не собираюсь гробить солдат в поле! И Корф, подлюга, не спешит на помощь. А почему? Он выжидает! Бунтовщики разгромят мой отряд и кто виноват будет?

— Иван Карлович, помилосердствуйте! — наседал Елагин. — Как бы то ни было, мы должны усмирить и разгромить бунтовщиков, потому что они поднялись против государыни. И у меня сердце кровью обливается, когда вижу, как народ в отчаянии теряет голову, а самозванец громит одну крепость за другой!

— Хорошо, — сдался наконец Билов. — Бунт надобно подавить, согласен, ибо в казаков вселился Сатана. Мы выступим ночью.

— Ночью?

— Да, — ответил решительно бригадир. — Мы постараемся проскочить в крепость ночью, чтобы не сражаться в степи. А сейчас всем готовиться к походу!

Поздно вечером отряд Билова построился в походную колонну. Офицеры заняли свои места, и по приказу бригадира отряд вышел за ворота крепости.

Осенняя ночь. По небу медленно ползут тяжёлые тучи, ветер гуляет по степи. В темноте, словно светлячки, светятся угли затухающих костров. Казаки из мятежного войска Пугачёва тихо дремлют, уронив головы на грудь, но не выпуская из рук оружия. Иногда между ними проходят караульные…

В шатре посреди лагеря расположился Пугачёв со своей «свитой». «Государь» греет руки над костром и смотрит на огонь, а у входа сидит Иван Зарубин-Чика, не сводя взгляда с крепости.

Около Пугачёва сидят двое. На подстилке из овчины — Егор Бочков. Перед ним на земле, обняв руками колени и вперив взгляд в «ампиратора», Никита Караваев.

— Чего мы выжидам, обскажите мне на милость, господа советники? — проговорил Пугачёв. — Зазря день минул. Сейчас бы уже в крепостице пировали.

Караваев улыбнулся.

— А что плохого в том? Ведь не кровушку льём напрасно? — спросил он. — Нам бояться нечего! Крепость обречена, и мы все про это очень хорошо знаем!

— Тогда чего выжидам?! — вспылил Пугачёв.

— Государь, — сказал Караваев, — ты настоящий вождь, ты великий человек, ты лучше всех себе подобных! Народ почитает тебя чуть ли не святым, сошедшим к ним с небес на землю. А знаешь ли ты, государь, что я собираюсь сказать, о чём ты даже и не мыслишь? Мы, все твои полковники и советники, посовещались и решили…

— Что, уже без меня совещаетесь и решате?

— Людям, воинам твоим толчок нужен! — мягко продолжил Караваев. — Завтра, перед боем ты, государь, перед войском выступишь. Что говорить будешь — подскажем!

— Постой, а для какова ляду в том надобность приспела? — удивился Пугачёв. — Я поди зараз перед каждой баталией слово говорю. И для чего войску толчок давать?

— Чтобы дисциплина не страдала, государь, — вступил в разговор Егор Бочков. — Нас настораживает, что войско твоё на вольных сабарманов походить начинает. Пропадёт дисциплина — тогда погибель! Казаки поменьше бы карманы себе набивали и мародёрствовали безнаказанно, а всё, что захвачено, не добычей называли, а трофеями и в казну «государеву» сдавали!

— И что я делать должен? — задумался Пугачёв.

— Ещё раз дать понять всем, что ты царь, Петр Фёдорович Третий, — продолжил Караваев. — Надо всегда держать войско в кулаке, чтобы люди не привыкли к тебе как к какому-нибудь атаману, а всегда почитали, боялись и уважали как императора!

— А что, разве эдак быть могёт? — вскинул брови Пугачёв.

— Могёт, но не будет, — усмехнулся Караваев. — С утра перед войском объяви, что Военную коллегию открываешь. В неё судья войти должен, писарь, дьяк…

— Ишь ты! — восхищённо воскликнул «ампиратор», уважительно посмотрев на своих советников. — А почто спозаранку, перед боем, сеё выкрикивать?

— Для того чтобы войско взбодрилось и грозной силушкой себя почувствовало! — посмотрев на Караваева, высказался Бочков. — А те, кто за крепостными стенами отсиживаются, лишний раз прочувствуют мощь твою и затрясутся от страха, натиска ожидаючи!

От крепостных стен грохнул залп нескольких орудий. Пугачёв поднял глаза, а Зарубин-Чика выскочил из шатра на улицу.

— Государь! — крикнул вбежавший Андрей Овчинников. — Комендант Харлов по нам из пушек палит! Может, войско строить прикажешь?

— Обожди, — сказал Пугачёв, — сперва вызнать надо б, пошто это комендант так шибко осерчал на нас? — Он посмотрел на Бочкова и Караваева: — Видать, коллегию ужо в крепостице огласим. А сейчас…

В шатёр вбежал Чика, приведя с собой небольшого щуплого человечка. Тот сразу же бухнулся на колени:

— Из Татищева войско вышло. Голов пятьсот почитай будет! Барон Билов ведёт его!

— Что ж, мы и его «приветим» с Божьей помощью, — сказал Пугачёв и взглянул на Чику: — Ивашка, выдюжишь?

— Не сумлевайся, государь! — расцвёл тот радостной улыбкой. — И в хвост и в гриву расчахвостим!

Андрей Овчинников зажёг факел и покрутил им над головой. Словно в ответ на это от стен крепости снова послышался залп орудий. Затем зазвучали ружейные выстрелы в лагере Пугачёва. Послышался барабанный бой.

Лагерь ожил. Кругом копошились люди. В степи развернули пушки, и тут же ответный залп обрушил снаряды на стены крепости.

— Вперёд! — закричал Пугачёв, подскакав к передовым отрядам.

Войско двинулось на штурм.

— А ну стой! — крикнул Пугачёв полковникам, проскакав вдоль рядов.

Спустя несколько минут все военачальники собрались возле «государя».

— Господа! — сказал он. — Шибче глядите за казаками, чтоб не осрамиться зараз! Те, кто за забором, в остервенении пребывают и палят по нам, не жалеючи пороха!

— Всё исполним, государь! — бодро воскликнули возбуждённые предстоящим боем полковники. — Мы им покажем почём фунт лиха!

— Тогда вперёд, с Господом! — Пугачёв снял шапку и перекрестился. — Да исполнится воля твоя…

Увидев, как всполошился лагерь бунтовщиков, майор Харлов выстроил всех защитников крепости перед воротами и обратился к попу.

— Батюшка! — крикнул он. — Отпусти мне и всем защитникам грехи наши! Жену я отправил к отцу в Татищево. Там она в безопасности. А теперь я свободен и готов ко всему! Благослови меня, батюшка, на бой с антихристом!

— Бог благословит тебя и всех вас, воины! — заговорил поп ровным, спокойным голосом. — И теперь только Господь укажет вам правильный путь. Верьте в себя и в то, что вам небесами уготовлено! А теперь идите к стенам, воины, да пусть оберегают вас ангелы небесные своими крыльями! Может, нам и не придётся свидеться больше, но мои горячие молитвы будут сопровождать вас!

Молча, как на верную смерть, защитники крепости обнимались и шли к стенам.

«Прощайте, люди! — смахнул слезу комендант. — Прощай, жена, прощайте все, кто меня любил и любит! А теперь я отдаю свой долг. Кому? На небесах и без меня в этом разберутся!»

Майор Харлов прицелился и нажал на курок. Грянул выстрел. Казак за стеной схватился за грудь и рухнул навзничь, а его конь взбесился и понёс, волоча за собой застрявшего в стремени полумёртвого всадника.

Из-за частокола выстрелы вспыхивали один за другим, как молнии, и прямо в гущу войска казаков. Тут падает конь, там выпадает из седла всадник; казаки пришли в замешательство, громко матерились и выкрикивали грозные проклятия. Забор крепости был высок, но казаки были на конях.

— Браты, на стены! — подгонял их в ночи громкий голос Андрея Овчинникова.

Но из-за частокола блеснули дула ружей. Огонь из них срезал казаков с сёдел. Над крепостной стеной и воротами нависла туча дыма, в котором едва можно было различить почерневшие, окровавленные фигуры ожесточённо рвущихся на частокол казаков.

— Вперёд, с Господом! — выкрикивал приказы Пугачёв, находящийся в самой гуще боя.

И конница бросалась к частоколу. Казаки вскакивали на сёдла и перепрыгивали через стену. Выбитые из сёдел, раненые, они вовсе не спешили зализывать раны, а взбирались на стену, цепляясь пальцами с обломанными ногтями за брёвна, орали, падали, стонали…

Пушки крепости вдруг смолкли. Это подбодрило войско бунтовщиков, и оно усилило натиск.

Со двора послышались сердитые выкрики:

— На поклон айда, братцы! Не выдюжим мы супротив казаков!

«А вот теперь всё кончено!» — подумал майор и поспешил к орудиям.

Молодой офицер Мишин помогал коменданту заряжать и наводить орудия, а тот палил по войску казаков ядрами и картечью. Благодаря стараниям Харлова и Мишина пушки гремели не переставая. Но они уже грохотали вслепую.

В этой суматохе комендант даже не заметил, как пугачёвцы разбили ворота и ворвались в крепость.

— Бог мой! Что же это, братцы! — закричал в отчаянии майор, увидев возле себя лишь четырёх офицеров и ни одного солдата. — Братцы! Да вы…

Войско Пугачёва наводнило крепость. Харлов выхватил из ножен саблю и с отвагой обречённого ринулся на врага. Взмахнув саблей, он увидел одного из своих солдат, который тыкал в его сторону пальцем и орал:

— Вот он, антихрист! Убейте его!

— Убьём подлюгу! — заорали казаки, и несколько пик разом вонзились в тело коменданта.

— Да что вы, рехнулись? — И майор, отступая, успел заметить, что оборонявшие с ним крепость солдаты действовали уже сообща с бунтовщиками.

Глаз Харлова выскочил от удара пики из глазницы и мотался на толстом нерве, как ужасный маятник.

— Вы что, рехнулись, братцы? — ещё раз воскликнул майор, держа наготове саблю.

— Не рехнулися, а образумились! — захохотал кто-то из предавших его солдат. — Хватаем его, братцы, чтоб государь с нас спросил поменьше!

Толпа бывших «защитников» крепости накинулась на коменданта. Харлов ударом сабли рассёк одного, другого, но кто-то бросился ему под ноги. Майор споткнулся и упал; разъярённая толпа окружила его и стала вязать верёвками.

— А теперя к царю его снесём. Он нас помилует, а его «наградит» верёвкой!

Взбешенная толпа солдат переколола всех офицеров, а майора Харлова, израненного и окровавленного, поволокла к Пугачёву, который наблюдал за происходящим в крепости.

Полковник Елагин вскочил с кровати как ошпаренный. Набросив на плечи мундир, подбежал к окну. С улицы в комнату ворвалась барабанная дробь. Отрывистая глухая барабанная дробь казалась не торжественной, а какой-то тревожной.

Елагин выглянул наружу. В комнату вбежал капитан Берёзкин, медлительный, внешне невыразительный офицер, а следом за ним вбежала дочь, Лидия Фёдоровна. Она подбежала к отцу.

— Что это? Что там случилось? — истерично выкрикивала она, кивая на окно и боясь к нему приблизиться.

Полковник, замерший в неподвижности возле стола и весь превратившийся в слух, встряхнул головой и коротко ответил:

— Солдаты. Если это не подкрепление из Оренбурга, значит, Билов вернулся, чтоб сгореть ему, немчуре трусливому, в геенне огненной!

Лидия испуганно вздрогнула. Взгляд её снова обратился на отца, который вернулся к окну и хмуро, но спокойно глядел на улицу.

А у крепостных ворот разрастался шум. Спящая крепость вдруг ожила. Люди выбегали из домов и окликали друг друга, спрашивая, что случилось. Все стекались к воротам, которые стражники не спешили открывать без приказа коменданта. Все застыли у ворот, и шум на мгновение смолк.

Это был действительно отряд бригадира Билова, который вернулся обратно в крепость этой же ночью с половины пути.

* * *

Обессилевшего от ран майора Харлова повесили сразу же. Прохор Бурнов с каменным лицом набросил на шею коменданта петлю, с невозмутимым видом вышиб у него из-под ног скамейку и лишь после этого мрачно улыбнулся, с затаённым удовольствием наблюдая, как дёргается в агонии тело.

Бурнов повесил ещё прапорщиков Фагнера и Кабалерова. Испытав повторно огромное, но тщательно скрываемое удовольствие, Бурнов повесил ещё писаря и татарина Бикбая, который перекрестился и сам одел себе на шею петлю. Бурнов готов был казнить ещё хоть сотню человек! Вот только приговорённых больше не оказалось, и Прохор был вынужден отойти прочь от «государя», который начал принимать присягу жителей и гарнизона.

Некоторое время спустя к Пугачёву подошёл Иван Зарубин-Чика.

— Ого-го… Да ты ли это, Ванюшка?! — воскликнул «государь», даже повеселев при виде уставшего с дороги Чики. — Спешишь похвастать своеми ратными успехами?

— Да куда там, — угрюмо ответил тот. — Я ворога и в глаза не зрил. Вернулся Билов зараз в Татищево, дажа меня не дождавшись!

— И что, путь на Татищево свободен? — спросил Пугачёв.

— Нам более нечего опасаться, — ответил Чика. — Путь до Татищевой чист. Можно хоть сейчас без опаски идтить на крепость!

— Хорошо, — сказал «государь», — завтра спозаранку и двинемся.

В это время послышался громкий плач.

— Что такое? — И Пугачёв вскочил.

К нему подбежала молодая казачка.

— Государь, подсоби! — взмолилась она, упав на колени и заломив руки. — В мою избу ворвался ваш казак и забрал всё, что у меня было!

— Кто это был? — вспылил Пугачёв, вспомнив слова советников и ища взглядом Давилина.

— Вот он, государь, — ответил тот и хлопнул в ладоши.

Из толпы два казака выволокли отчаянно сопротивлявшегося человека.

— Кто он? — спросил Пугачёв.

— Михайло Воротников, — ответил тот, пытаясь упасть на колени, но конвоировавшие его казаки удержали злодея на ногах.

— Не нашенский он, — равнодушно пояснил Давилин. — Ещё вчарась али позавчарась к нам из крепости этой перебег.

— Вздёрнуть его здесь же, с офицерами в компании, — распорядился раздражённо Пугачёв. — Чтоб отныне каждая душа ведала, что за воровство её впредь ожидат!

Воротников закричал, но через несколько минут его тело уже болталось на виселице рядом с комендантом гарнизона.

Пугачёв обвёл всех присутствующих тяжёлым взглядом и объявил:

— С этого дня Военную коллегию при себе и войске открываю! Чтоб за порядком в войске пригляд был! Судьёй назначаю Андрейку Витошнова, писарем Максима Горшкова. А вот дьяком — Ивашку Почиталина! Знайте все, что за воровство и мародёрство — казнить без пощады стану! Мы не для грабежей воюем, а справедливости ради! Упреждаю о сеем всех, кто не уяснил того ещё!