14
На следующий день в редакции «Реликта» с самого утра всех точно лихорадило. Едва переступив порог кабинета, главный тотчас вызвал к себе фотокора.
— Снимки готовы?
— А — вы, как думаете? Я зря свой хлеб не ем!
И Фил молча положил на стол редактору несколько снимков. Тот с нетерпением взяв их, стал внимательно рассматривать.
— Этот годится! Этот… Тоже годится… Этот — нет!
Хорошие на его взгляд фотографии он бережно откладывал в одну сторону, а те, которые ему не особенно приглянулись небрежно швырял в другую.
— А сие произведение искусства, что здесь делает?!
И Теодор Елисеевич ткнул пальцем в очередной снимок.
— Кто — он? И зачем ты мне сюда это приволок?
Феликс уставился на снимок, который еще недавно так старательно проявлял вместе с теми, что Главный одобрил.
— Зачем?
— Да! Зачем? — настойчиво повторил редактор.
— Я думаю…
— Доброе утро!
И не спрашивая позволения, Герман приблизился к столу, на котором лежали снимки.
— Я, кажется, знаю этого человека!
И он кивнул на фото, которое привлекло внимание Теодора Елисеевича тем, что, по его мнению, было совершенно лишним и, точно чуждый фрагмент мозаики, отличный по цвету и композиционной направленности от тех, что складывались в выразительное пано, никак не вписывалось в общую картину того, что произошло на торжестве в честь Чудова возле филармонии. На нем был запечатлен странный субъект в темных очках и кожаной куртке.
— Ну, и знай себе на здоровье!? Причем здесь — статья о Чудове?
В голосе главного послышалось раздражение.
— Это — он убийца! — уверенно сказал Герман.
Главный с нескрываемым удивлением посмотрел на практиканта.
— Что, если ты ошибаешься, старичок?
Но Дот отрицательно мотнул головой.
— Я предполагаю!
— Ах, ты предполагаешь?
— Ну, да!
Не выдержав, редактор, словно ни с того, сего смешинка ему в рот попала и, скорее всего, не одна, а сразу несколько, мелко затрясся в приступе истерического смеха.
— Ха-ха! Гениально! Ты — что, экстрасенс?
Герман, не ожидавший такой реакции от Главного, в некоторой растерянности мельком глянул на Феликса. Но тот, в отличие от Верниса, казался серьезен, как никогда.
— Все произошло так быстро, что…
Шеф «Реликта», достав из кармана платок, промокнул им лоб, вероятно, вспотевший после короткой нервной встряски.
— Что? «Что»!
— Если б я нажал на пуск секундой раньше!.. Мне кажется, я видел в объектив, как рука этого человека… И Феликс снова указал на снимок.…Молниеносно мелькнула в воздухе!
— Кажется!.. Х хе… Ему кажется!
Главный, как будто бы, и впрямь, едва сдерживался, чтоб вновь не расхохотаться во все горло. А, может, только делал вид, что его разбирает смех, чтобы, таким образом, лишний раз выставить своих подчиненных в дурацком свете и заодно позлить их.
— Фил! И давно у тебя это началось?
— Что именно? — не сразу понял тот.
— Галлюцинации! Может, тебе в психушке немного полечиться?
И Теодор Елисеевич с выражением крайней досады, почти злости, и одновременно ехидства на лице нацелил свой взор, похожий два темных зрачка готовой вот-вот пыхнуть огнем охотничьей двустволки, на Феликса.
— Не сомневайся! Больничный я тебе оплачу! А пока дадим объявление в газету и вместо тебя временно наймем внештатного фотокора. Ты, ведь, знаешь, сейчас желающих подработать в нашей газете, а, говоря попросту, хороший куш сорвать, немало!..
— Тогда, кто, по-вашему, убил Чудова?
— Ты это — серьезно, Фил?
Главный даже слегка привстал со стула.
— Я — что, по-твоему, похож на гения сыска, который не выходя из четырех стен, способен определить, кто именно совершил это гнусное злодеяние? Что за бред ты несешь! Пусть убийством занимается полиция! А мы будем делать свое дело! Писать статьи и выпускать газету, чтобы радовать нашего читателя свежим взглядом на этот старый и дряхлый, насквозь провонявший дерьмом мир!
Феликс неопределенно пожал плечами.
— Да, я, разве, против?
— Еще бы ты был против! — не скрывая раздражения, воскликнул редактор.
Выйдя из-за стола, он подошел к окну и какое-то время сосредоточенно смотрел в него погруженный в собственные мысли.
–…Говоришь, опоздал на секунду… Нажать на этот самый!.. Как его?.. И — что? Чудова ты этим все равно бы не спас! А вот, если бы наш материал о нем вышел на день, два, а то и неделю раньше… Говорил я тебе, займись этим гением шоу-бизнеса в первую очередь! Тем более, что нас просили сделать о нем корреспонденцию серьезные люди! Жаловались, что зажрался он! Никого ни в грош не ставит! Свою линию гнет, и — все тут! Надо бы перышки ему почистить… Он прочел бы статью, призадумался. Выводы сделал о собственном поведении и, наверняка, теперь был бы жив!.. Сам, ведь, знаешь, там, где большие деньги — на кону, там и — убийства! Так, нет! Давай, Елисеевич я сначала балериной займусь… Вот и занялся!
— Вы прямо-таки переживаете за этого артиста, как за собственного сына!
Феликс явно был недоволен, что Главный чихвостил его в хвост и гриву при практиканте. И, причем, ни за что! Если бы Вернис, как он говорит, действительно тогда настоял на своем, все вышло бы именно так, как он того и хотел. Балерина и фоторепортаж о ней были тут совершенно ни причем! Видимо, те, кто заказал «Реликту» публикацию о Чудове, в свой черед, не согласовали с Вернисом сроки ее появления на страницах желтой прессы…
— За сына? Вот именно, как за сына! Такие люди, как Чудов кормят и поят нас. Газету с материалами о них моментально раскупают! И надо быть благодарными тем, кто заслуживает нашего внимания. Во что превратилась бы жизнь без таких людей! В серую будничную рутину!.. А теперь одним таким человеком меньше стало! Что ж, мы теперь должны дожидаться, пока их всех или лучших из них бандюки повырежут, как заблудших овец?.. Вернее, бяшек, оставленных хозяином без присмотра?..
— Я этого не говорил!
— И правильно, что не говорил! Но думал! Я понимаю, что успешных людей многие недолюбливают. И есть за что! Но, сам понимаешь, существует такое понятие, как профессиональный долг. И он диктует нам свои правила. Я имею в виду, что если мы вовремя не выполним свой заказ и не покажем известного человека во всей его красе, не представим на суд публики, то нас могут опередить с этим самым заказом другие. Те, чьи поступки опережают их мысли. И чей палец нажимает на спусковой крючок прежде, чем начинают работать их мозги! Они не понимают, что наше общество делится на богатых, и тех, кто живет за счет богатых! А, также, тех, кто работает на них! И, если одно из звеньев этой цепочки пропадает, то рушится вся цепь!..
Выговорившись, Главный снова сел за стол.
— Ну, и что теперь прикажешь с твоими снимками делать? Под каким соусом их подавать?
— Теодор Елисеевич!
И Герман неуверенно протянул главному несколько листов бумаги, исписанных довольно мелким, но вполне разборчивым почерком.
— Что это — за хрень?
— Это… Статья! Статья о Чудове!
— О Чудове?!
И Главный, скривив рот, издал мычащий звук.
— Вон оно — как! Молодец! Оперативно сработал… Отдашь эту белибердень Косте. Пусть сперва он посмотрит. А впредь знай, что все ваши рукописи, если их не зарубит мой помощник, я смотрю в самую последнюю очередь! В моей редакции — десяток корреспондентов. Мне двадцати четырех часов в сутки не хватит, что прочесть и поправить весь редакционный материал, который кладется мне на стол ежедневно! Вписал?
— Но…
— Что — «но»?
— Константин Валерьевич уже прочел мою корреспонденцию…
— Прочел?..
Удивление против воли Верниса мелькнуло на его лице.
— И — что? Остался доволен?
— Он сказал, что не ожидал от меня такой зрелой и серьезной статьи!
— Вот как, значит?
Глубокая складка легла меж бровей главного.
— Тогда, почему материал не отпечатан и подпись моего помощника на нем не стоит?.. Позови-ка ко мне сюда его самого!
Герман тотчас пулей вылетел из кабинета и вскоре вновь появился в нем в сопровождении Константина.
— Так, говоришь, хорош материал? — спросил редактор, с укором и даже несколько суровее, чем это требовалось, глядя на своего помощника, который вовремя не поставил его в известность относительно корреспонденции о Чудове.
— Теодор Елисеевич… — начал, было, Костя.
— Я спрашиваю, «да» или «нет»? Отвечай!
— Да! Толково практикант изложил тему. И, к тому же, с учетом той ситуации, что произошла в тот вечер у филармонии… Вот только…
— Только?
— Много пафоса и… Какой-то уж очень идеальный получился у автора этот Чудов!
— Ну, так!.. Убери пару килограммов пафоса, а то, что, как ты говоришь, герой статьи чересчур идеальным тебе показался, так это — пускай… Человека-то все равно уже нет в живых. Почему бы не заострить внимание на его хороших качествах и не позабыть о плохих?
— Боюсь, что наши заказчики нас не поймут! И, опять же…
Приложив ладонь ко рту, Константин кашлянул в нее дважды.
— Да! Толково практикант изложил тему. И, к тому же, с учетом той ситуации, что произошла в тот вечер у филармонии… Вот только…
— Только?
— Много пафоса и… Какой-то уж очень идеальный получился у автора этот Чудов!
— Фанаты Чудова начнут шептаться по углам. А кто и в открытую станет возмущаться и зубоскалить! По городу нелепые домыслы и грязные сплетни поползут… Мол, угробили гения сцены ни за понюшку табака какие-то недоноски… Куда полиция смотрела? А теперь неумеренной похвальбой пытаются загладить чужую вину! Запишут нашу газету в подхалимы! Дескать, вместо того, чтобы интервью взять у того, кто ведет дело об убийстве Чудова, дифирамбы петь покойнику взялись! Вы ведь знаете наших не в меру сердобольных читателей…
— Ага! Как сплетни читать и всякие щекотливые подробности про знаменитостей, так совесть их не гложет, а, как правду про заслуженного человека узнать, пускай слегка и приукрашенную, так им этого даром не надо!.. Ты — в своем уме, Костя?
Помощник редактора впервые не знал, что ему ответить.
— Предчувствие у меня — недоброе, Теодор Елисеевич! Может быть, просто обойтись информацией об этой ужасной трагедии и портретом нашей бесславно почившей звезды?
— Издеваешься, Костя?
— Нисколько!
— Неужто, для того мы знаменитостей годами выращиваем, как цветы в оранжерее, чтобы потом забыть о них навсегда?
— Кхе, кхе! Герман, ты пока что свободен! Подожди меня, пожалуйста, в моем кабинете! — вдруг сказал Константин. — Вы — не против, Теодор Елисеевич?
Но хозяин «Реликта» его, как будто бы, даже не услышал… Молча повернувшись к Главному и его помощнику спиной, Герман незаметно удалился из кабинета… Видимо, Главный сказал при нем лишнее. То, чего он не должен был слышать. Такой вывод сделал Герман…
