Победа для Ники

Александра Бузина (2022)

Имя, данное Нике Соловьевой при рождении, девушка воспринимала как насмешку. Какая из нее победительница? Она неудачница по всем статьям, и в личной жизни, и в профессиональной. Сплошные разочарования. Спасибо семейному «вечному двигателю», тете Доре, если бы не она, Ника окончательно погрузилась бы в пучину уныния. Неугомонная тетушка приглашает Нику отдохнуть у моря, принять участие в литературном фестивале, блеснуть талантами и завести новых знакомых. У тети Доры когда-то в тех местах случился страстный роман с молодым писателем, почему бы и Нике не отыскать там свою любовь. Женщины отправляются в путешествие, но уже в дороге с ними происходят странные события…

Глава 2

Шипящие волны с яростью бились о скалы, вываливаясь на берег, будто пена из пасти бешеной собаки. О, неплохое сравнение, как раз в духе Лазуревского… Прищурившись, я попыталась рассмотреть за пеленой дождя очертания раскинувшейся слева Пегасовой бухты. Какое там — все вокруг поглотила стихия… Хорошо же нас встречает вожделенное море! Еще раз окинув взглядом свинцовое небо и недобрую зеленоватую пучину, я поспешила уйти с балкона.

В номере гостиницы с поэтичным названием «Парящий Пегас» хозяйничала другая стихия — моя неугомонная тетушка. К журчанию воды в ванной добавлялись мерный гул телевизора и стук каблучков Доры, шнырявшей туда-сюда со скоростью, не свойственной людям ее возраста. Обе кровати были завалены вещами, раскрытые чемоданы занимали весь проход. Дора то появлялась, то исчезала в коридоре, разбрасывая гигиенические принадлежности и одежду по шкафам, полочкам, вешалочкам… Мне пришлось встать в сторонке и, силясь унять рябь в глазах, смиренно наблюдать разгул этого вездесущего шторма в женском обличье.

— Ника, подключайся, — на миг оторвавшись от метания косметики в тумбочку, подстегнула Дора. — Нужно успеть разложить вещи и привести себя в порядок до ужина. Давай-ка, живо! Что стоишь столбом?

— Пережидаю встречу с шаровой молнией. Все по инструкции: отдалилась на максимальное расстояние и стараюсь не попадаться на пути, — съехидничала я. — Какой смысл так суетиться? Почти все вещи разложены, быстро приму душ и переоденусь перед ужином, перекушу, а потом — спааааать…

— Как это «спааааать»? — несмотря на все мои усилия, «шаровая молния» все же взорвалась негодованием. — Нас ждет изысканный фуршет по случаю прибытия гостей литературного фестиваля. К ужину, насколько тебе известно, принято должным образом подготовиться: подобрать наряд, уложить волосы, сделать макияж. Ника, иногда нужно показать себя с лучшей стороны, предстать истинной леди. Сколько можно тебя учить?

Началось… Дору отличала редкая непоследовательность: не далее как вчера агитировала закрутить безрассудный курортный роман, а сегодня призывает превратиться в чинную-благородную княжну Мери! Поддерживать ненужную светскую беседу в нелепом вечернем платье, попивая шампанское из тонкого бокала и поклевывая микроскопическое канапе… Причем все это — с отвлеченным видом эфемерной рафинированной барышни, которая на самом деле не помышляет наброситься на огромную порцию курицы с жареной картошкой, а после ужина рухнуть в кровать и проспать как минимум часов десять. Признаться, меня уже шатало от усталости после двух бессонных ночей, последняя из которых выдалась крайне нервной…

Накануне вечером, в поезде, мне пришлось потратить немало душевных сил, чтобы успокоить Дору, рыдавшую над потерей драгоценного фотоальбома. К счастью, несгибаемый характер не позволил тете сокрушаться слишком долго: погоревав минут десять, она решительно смахнула слезы и зашагала прямиком к проводнику. Вскоре весь поезд был поднят по тревоге, а на ближайшей станции с нами даже пообщались полицейские.

Вопреки доводам разума, тетя не сомневалась: «кражу века» совершила наша новая знакомая, ценительница творчества Лазуревского. Но женщины в приметных очках среди пассажиров не оказалось, а внешность ее спутницы мы припомнить не смогли. Полицейские терпеливо выслушали сбивчивые объяснения Доры, все подробно записали и, пообещав связаться с нами в случае обнаружения пропажи, откланялись. Нам оставалось только отправиться в свой удобный вагон и постараться хотя бы немного поспать.

По закону подлости, едва утомленная голова коснулась подушки, как желание провалиться в сон тотчас испарилось. Я никак не могла отогнать от себя впечатления этого насыщенного вечера и будто воочию видела мечтательно откинутую голову, блестевшие любопытством глазки под очками, медные, неестественно жесткие проволочки волос… «Неестественно»? Ну конечно же, как я раньше не догадалась! Все это — и нарочитые вздохи восторга, и очки с толстыми линзами, и сухие, будто пережженные хной пряди, — один большой маскарад. И будь мы с Дорой не так сосредоточены на обсуждении персоны харизматичного поэта, наверняка поняли бы это сразу.

Но кому и зачем потребовалось менять внешность? Неужели на самом деле какая-то фанатка, годами грезившая о Лазуревском, решила присвоить фотоальбом? Но в таком случае она должна была заранее знать, что Дора связана с ее кумиром, что мы поедем именно в этом поезде, что тетушка прихватит с собой ценные снимки… Нет, что-то здесь не сходится. Кажется, Дора регистрировала нас в качестве участниц литературного фестиваля, указывала наши данные и дату прибытия, но и только. Хм… сплошные загадки.

Вопросы метались в моей голове и сейчас, но их постепенно подавляли мечты об аппетитном ужине. К сожалению, у Доры на мой счет были иные планы.

— Курица? Ника, да ты с ума сошла! Вместо того чтобы общаться с представителями творческих кругов, завязывать полезные связи, узнавать что-то новое…

–…Я хочу алчно поглощать курочку — ароматную, сочащуюся жиром, с порцией шквар-чащей в масле картошки, — со смехом подхватила я. — А уже потом — спааааать!

— Завтра — пожалуйста, все курочки мира будут к твоим услугам. А сегодня ты просто обязана присутствовать на фуршете! И точка. — В голосе Доры послышались резкие нотки капризного ребенка. — Может быть, Стас и превратился в затворника, но к гостям наверняка выйдет. Я так мечтаю его увидеть! И ты должна меня сопровождать. После всего, что произошло в поезде…

Тетя демонстративно всхлипнула, напоминая о том, каких нервозатрат стоила ей история с фотоальбомом. Вот манипуляторша! Ничего не оставалось, как покорно кивнуть. Только не подумайте, что меня так легко подцепили на крючок. Дора явно преувеличила масштабы «трагедии», но что-то в ее категоричных «обязана» и «должна» меня насторожило. Я слишком хорошо знала родную тетку: она готовится выкинуть какой-то крупномасштабный фортель. Или, что страшно, уже его выкинула…

Оживленный гул голосов сопровождала лившаяся из динамиков приятная джазовая мелодия. Остановившись на вершине лестницы, мы с Дорой разглядывали пеструю толпу, заполонившую зал приемов гостиницы. Давненько мне не доводилось видеть столь разномастную публику: девушки в кричаще неуместных мини обхаживали богемных бородачей в вытянутых свитерах, дамы бальзаковского возраста в классических нарядах стайками перепархивали от одного столика с десертами к другому, а солидные мужчины в деловых костюмах, разбившись на группы, с серьезным видом вели разговоры. Лазуревского среди гостей мы не заметили — видимо, на правах «гвоздя программы» он рассчитывал появиться позже.

— Смотри-смотри, это его жена, я видела фото в Интернете, — на эмоциях ткнув меня в бок локтем, зашипела Дора. — На редкость безвкусная бабенка.

Сколько же ревности и досады прозвучало в этой короткой фразе! Проследив за тетиным кивком, я увидела в центре зала эффектную блондинку. Изумрудно-зеленое платье обтягивало ее стройную фигуру, платиновые пряди были уложены в безупречный боб, а напомаженные губы растягивались в формальной улыбке. Величаво вскинув голову, дама с хозяйским видом оглядывала гостей фуршета и периодически отвечала на их приветствия. Ничего особенно безвкусного в ее облике я не узрела — ярковато, но не более…

Дора, которую вот уже полчаса трясло от предвкушения долгожданной встречи с мастером пера, подхватила меня под локоть и потянула вниз. Тетя всем существом рвалась в зал, однако ступать старалась медленно, с достоинством. Момент нашего появления был рассчитан до минут: мы нарочно немного опоздали, пережидая, пока гости утолят голод — физиологический и коммуникативный. Только теперь, по разумению Доры, они (а главным образом, естественно, Лазуревский) были должным образом подготовлены к восприятию истинной красоты во плоти, которую мы с ней и являли.

Не то чтобы я разделяла столь нескромную точку зрения, но после выхода из номера, мельком бросив взгляд в большое зеркало на стене холла, неожиданно согласилась: смотрелись мы как минимум броско. Два ярких пятна, будто сошедших с картины конструктивиста. Темно-красное — моя статная, полная тетушка, облаченная в украшенный стразами костюм с длинной расклешенной юбкой. И ослепительно-белое — ваша покорная слуга в платье-тунике до колена.

Дора, знавшая содержимое моего чемодана гораздо лучше меня, безошибочно вытянула нужный наряд. Я посопротивлялась из вредности, особо упирая на то, что белая ткань сводит на нет близкие контакты с большинством кулинарных блюд. Но быстро сдалась: в сочетании с золотистыми балетками и высоким пучком, который мы с тетей, основательно поругавшись, сотворили из моих не самых длинных волос, это платье свободного кроя и без рукавов смотрелось выигрышно.

— Ни дать ни взять — богиня! — отойдя на метр, с восторгом всплеснула руками Дора. — Как нежно струится ткань… полная иллюзия движения! Сочетание стройности и внутренней силы! Прямо Ника Самофракийская, еще голову убрать бы — ну вылитая…

Что ж, комплимент вполне в духе моей тетушки. Сравнение со знаменитой статуей заставило меня поежиться, но чувство справедливости все-таки взяло верх. Отражение в зеркале казалось безупречным и — чего греха таить — дарило робкую надежду на пресловутый курортный роман, призванный встряхнуть мою унылую жизнь. И теперь мы с Дорой, сгорая от нетерпения каждая по своей причине, шествовали по лестнице в ожидании бури восторгов. Которая, вне всякого сомнения, не заставила бы себя ждать, но…

— Добрый вечер, дамы и господа! Мы рады приветствовать вас на торжественном вечере, посвященном грядущему литературному фестивалю «Под крылом Пегаса», — огласил зал приятный баритон, едва мы ступили с лестницы на паркет. — Как вам известно, официальное открытие состоится через два дня. Кто-то отдыхает в наших краях давно, кто-то приехал только сегодня. Мы решили предоставить вам возможность познакомиться друг с другом, пообщаться и, разумеется, послушать хорошие песни…

Последние слова потонули в восторженном визге, и нас тут же подхватило нахлынувшей невесть откуда яркой волной женщин разных возрастов, внешности и комплекции. Видимо, обладатель баритона уже снискал у отдыхающих бешеную популярность. Под первые аккорды неизвестной мне музыки дамская стихия вынесла нас вперед, к широкому выступу вдоль стены, являвшему собой подобие сцены.

За спинами зрительниц я не могла видеть исполнителя, но это было и не нужно — чарующий бархатистый голос вмиг увлек меня в неведомые дали: туда, где ровную морскую гладь пронзают диковинные рыбы, а по берегу бродит девушка, ждущая возвращения любимого из путешествия за семь морей… Странно, как это раньше лирические стихи Лазуревского казались мне скучными? Знакомые с детства строчки, положенные на музыку и исполняемые с глубоким чувством, сейчас раскрывались для меня иначе. И немалая заслуга в этом принадлежала голосу — не самому мощному, но проникновенному и приятному. Ах, заткнуть бы еще этих неистовых поклонниц, встречающих каждый куплет поросячьим визгом! Нашли себе Элвиса…

— Ника, какой мальчик! — Пользуясь преимуществом высокого роста, Дора первой рассмотрела обладателя баритона. Пустив в ход свою хваленую бесцеремонность, она оттеснила локтями окружающих и вытолкнула меня вперед. А потом жарко зашептала на ухо: — Помнишь, ты как-то спрашивала, что я нашла в Стасе? Такую же харизму! Красота, фигура, голос — все меркнет перед лицом подобного обаяния. Присмотрись к парню, по-моему, отличный вариант для твоего курортного романа!

Я с любопытством подняла глаза и… чуть не застонала от разочарования. Нет-нет, кумир местной публики не отличался заурядной наружностью, отнюдь. Высокий рост, приятные правильные черты, тронутая загаром кожа и русые, будто выгоревшие на солнце, волосы, безупречно подстриженные в стиле полубокс, — все было при нем. Но накинутый с элегантной небрежностью пиджак, открывавшая обзор на безупречный торс распахнутая на шее рубашка и, главное, дерзкая ухмылка мартовского кота создавали ощущение самого обыкновенного ловеласа. Понятно: незадачливый гастролер, перебивающийся нехитрым конферансом и выступлениями на корпоративах. Из тех, что обычно воплощают в жизнь мои нехитрые сценарии для свадеб и утренников… Выступает наверняка за комнатушку в гостинице и нехитрый обед, а развлекается романами с заезжими курортницами.

Мгновенно потеряв интерес к парню, я огляделась в поисках закусок. К счастью, «альфонс» обладал несомненным талантом ведения торжественных вечеров: песни и воспоминания о фестивалях прежних лет перемежались паузами, дававшими гостям время отдохнуть и подкрепиться. Под жужжание Доры, вдохновленной созерцанием красавца и скорой встречей с живым классиком, я успела забросить в урчащий желудок пару-тройку бутербродов.

— Итак, дамы и господа, — снова оживился баритон, пока я, стараясь не выходить из образа трепетной княжны Мери, украдкой расправлялась с куском восхитительной буженины, — как вы знаете, наш фестиваль не сводится к отдыху и общению. Основная его часть — это творческий конкурс. В нем примут участие самые смелые и креативные литераторы, подавшие заявки до начала фестиваля. Согласитесь, нужна изрядная доля храбрости и веры в себя, чтобы принять вызов на подобных условиях: в ограниченные сроки создать полноценное произведение и представить его взыскательной публике. Стихотворение, рассказ, песня — мы не ограничиваем средства самовыражения и полет вашей фантазии. Только два условия: произведение должно быть новым, ранее нигде не публиковавшимся, а сюжет — связанным с морем. Работы будут представлены в течение фестивального периода, а церемония награждения победителей пройдет…

Буженина ничуть не уступала в мягкости и свежести воображаемой курочке, владевшей моими мыслями последние несколько часов. Определенно, будь я участницей конкурса, сочинила бы оду местной кухне! Руки сами собой потянулись за новой порцией… Дора между тем ловила каждое слово парня на сцене, наверняка вспоминая своего харизматика. И очень кстати, иначе не обойтись мне без новых нотаций о необходимости быть истинной леди.

— Позвольте же мне зачитать список участников конкурса, — продолжил ведущий и обвел собравшихся ободряющим взором. — Давайте от души поприветствуем каждого смельчака…

Ага, и искупаем его в аплодисментах, отдавая должное безрассудству и самонадеянности. Знаем, плавали. За моими плечами было немало творческих конкурсов, и к каждому заданию я приступала с одинаковым предвкушением успеха. Надеялась, что уж теперь-то мои способности непременно оценят, воздадут должное стилю и креативности, признают наличие у меня пресловутого таланта. Всякий раз Дора старательно пестовала эту самоуверенность, и вскоре я проникалась чувством, будто на самом деле создала нечто гениальное. Последние сомнения испарялись, а на горизонте начинала маячить вполне себе осязаемая победа… Увы, я обманывалась. Снова, и снова, и снова… Как же это больно! Нет, увольте, больше не хочу! Оставлю эти игры другим — например, тем, чьи имена потоком лились в этот момент со сцены.

Я с жадностью впилась зубами в очередной бутерброд, и тут…

–…наш следующий участник, точнее, участница — Ника Соловьева!

Это что еще за новости? Я поперхнулась — скорее от возмущения, чем от неожиданности. Еще одна Ника Соловьева? Не может быть…

Как всякая обладательница красивого и не самого распространенного имени, я ревностно оберегала привилегию числиться единственной Никой среди ближайшего окружения. Так было всегда — в школе, в институте, на работе. И вдруг — скажите на милость, моя тезка, да еще и полная, фамилии совпадают! Ну-ну, пусть покажется, посмотрим…

Я застыла в ожидании вместе с другими гостями вечера. Но наглая девица, к которой я уже испытывала острую антипатию, и не думала объявляться.

— Поприветствуем Нику Соловьеву! — сделал еще одну попытку ведущий. — С таким красноречивым именем ее непременно ждет признание…

Дора рядом заметно притихла — видимо, тоже переваривала информацию о бесстыдной самозванке.

–…ну же, Ника, к чему скрываться? — подбодрил красавчик со сцены. — Явитесь же нам, таинственная незнакомка…

Ответом ему была тишина. Казалось, весь зал замер в ожидании, даже мужчины в деловых костюмах прервали разговоры.

— Друзья, а давайте попробуем позвать участницу все вместе, — предложил неугомонный конферансье и принялся размеренно хлопать в ладоши в такт слогам. — Ни-ка, Ни-ка, Ни-ка…

Поклонницы тут же подхватили, и скоро добрая часть зала скандировала имя, по праву принадлежавшее мне.

— Коллективное помешательство, не иначе, — хмыкнула я, повернувшись к Доре: — Такой шум подняли! Интересно посмотреть на эту вторую Нику…

Что-то во взоре тети заставило меня осечься. Видимо, это мелькнувшая в глазах растерянность, не свойственная обычно напористой родственнице, мгновенно привела меня в состояние боевой готовности. Что-то подозрительно Дора затаилась… Мнется в сторонке, взгляд отводит, голову наклонила. Ох, не к добру все это…

— Милая, тут такое дело… — От вкрадчивого тона тети у меня оборвалось все внутри. — Как бы тебе объяснить… словом, чтобы попасть на фестиваль, нужно было зарегистрироваться через специальную форму в Интернете. Это ты знаешь…

— Ясно, — железным тоном отрезала я, уже не ожидая ничего хорошего. — Дальше.

— И… Никуша, я так тебя люблю, так ценю твой талант, — затараторила Дора. — Горько смотреть, как ты растрачиваешь его попусту в этой низкосортной конторе…

— Ближе к делу, пожалуйста.

— Только не сердись… При регистрации требовалось указать статус гостя конференции — обычный слушатель или участник конкурса. М-м-м… пойми, милая, тебе нужно встряхнуться, в том числе профессионально…

— Короче. — Мороз пробрал по коже от потрясения. Кажется, фортель — на подходе, приготовься, Ника!

— Я записала тебя в участники, — выпалила тетя и, довольная, что сняла груз с души, просияла улыбкой. — У тебя — блестящие шансы, уж я-то знаю! Стас — председатель жюри, а он не пройдет мимо настоящего таланта, гарантирую!

Только этого не хватало… Я и так находилась на перепутье, не зная, стоит ли продолжать творческие потуги. В конце концов, мои работы отвергли уже на нескольких конкурсах, и я всерьез подумывала сменить род деятельности, пойти снова учиться. В этот непростой момент мне был жизненно важен совет истинного профессионала — признанного, опытного, самобытного. Такого, каким и был Лазуревский. Положа руку на сердце, я отправилась к морю не только из желания развеяться и отдохнуть. В глубине души я надеялась поговорить с бывшим тетиным кавалером, показать ему несколько своих сценариев, узнать мнение настоящего писателя. А в итоге все сведется к банальному блату…

— Только не думай, что я собираюсь просить за тебя. — Тетя верно уловила мой настрой. — Стас всегда был бескомпромиссным и справедливым, это составляло часть его легендарной харизмы. Так что не сомневайся: получишь, что заслужила. Могу пообещать, что он внимательно прочтет твою работу. Ты ведь хотела узнать авторитетное мнение? Если проиграешь — наконец-то перестанешь метаться и поймешь, где твое место в жизни.

Что-о-о? Пережить еще одну неудачу? Вместо того чтобы отдыхать на всю катушку, купаться, загорать, крутить романы, мне предлагается ломать голову над конкурсным заданием? Надеяться, разочаровываться… в который раз. Нет уж, дудки!

Я замялась, не зная, как объявить об отказе, но Дора поспешила схватить меня за запястье. Миг — и моя рука жестом выигравшего бой боксера метнулась вверх.

— Она — здесь! Вот Ника Соловьева!

Толпа вокруг расступилась, и десятки гостей вечера воззрились на меня с неподдельным интересом. Обожавшая внимание Дора еще пару раз победно тряхнула моей кистью, я же застыла на месте, разинув в недоумении рот и отрицательно качая головой.

— О, это она! Прекрасная девушка с именем и обликом древнегреческой богини, которая умеет интригующе держать паузу, — галантно прокомментировал обворожительный ведущий. — Поприветствуем же Нику и сопровождающую ее… м-м-м… сестру!

Лесть вышла слишком нарочитой, но Дора зашлась в восторге и чуть не запрыгала на месте. Я же энергичнее затрясла головой, давая понять, что не собираюсь участвовать в конкурсе. Но с губ слетело лишь неловкое блеяние:

— Погодите-ка, я не буду…

Какое там! Мое мнение не интересовало ровным счетом никого. Окружающие уже переключились на приветствие новых участников, а тетя, довольная фальшивым комплиментом, сияла как медный пятак. Вот так всегда: эта агрессорша все решала за меня! Доколе? Хватит, надоело! Я — не пустое место, и сейчас это докажу!

— Дора, — не без труда перехватила я ее вдохновенный взор, перед которым, кажется, уже проплывала картина моей сладостной победы. — Сейчас ты найдешь организаторов и снимешь меня с конкурса, под любым предлогом. Не желаю участвовать. НЕ ЖЕ-ЛА-Ю. Услышь меня, наконец. И научись считаться с другими — хотя бы в том, что касается чужой жизни. Сама заварила эту кашу, сама и расхлебывай! А с меня довольно.

Фыркнув, я вырвала у Доры руку и повернулась, чтобы раствориться среди поклонниц смазливого ведущего. Он между тем дочитал список участников, и вскоре со сцены зазвучал энергичный рок-н-ролл. В иное время я с удовольствием присоединилась бы к гостям вечера, пустившимся в пляс, но владевшая мной ярость развлечениям не способствовала. Сейчас мне требовалось побыть в одиночестве и «переварить» события этого вечера.

Не успела я выбраться из толпы, как меня догнала Дора.

— Никуша, деточка, не ругайся, — с кротостью волка, натянувшего овечью шкуру, запела она. — Глупо выбрасывать такой шанс! Я тебе помогу! Напишешь, например, пьесу, я в ней сыграю — как-никак, десять лет в Доме культуры оттрубила! А пока давай отдохнем, потанцу…

Тетя вдруг осеклась, побледнела и остановила округлившиеся глаза на какой-то точке за моей спиной.

— Что? — подскочила я на месте, лихорадочно вспоминая, где Дора держала свои лекарства. — Тебе плохо? Давление?

Тетя пошла красными пятнами. Потеряв дар речи, она несколько раз беззвучно открыла рот, а потом с усилием вскинула дрожащую руку.

Я проследила за направлением движения пальцев: с противоположной стороны зала к сцене медленно направлялся приметный всклоченный мужчина. Рост выше среднего, полноватая фигура, тронутые сединой отросшие пряди, косматая борода, отсутствующий взгляд и неизменная ярко-синяя, в тон любимому морю, рубашка. Да это же Лазуревский собственной персоной!

Мастер пера буквально увязал в толпе гостей, а ведущий на сцене уже надрывался в восторге от созерцания «идейного вдохновителя фестиваля». Толпа вовсю приветствовала писателя аплодисментами, а он, неловко согнувшись, с нескрываемым раздражением пережидал приступ народной любви.

— Станислав Николаевич, скажите пару слов своим преданным поклонникам. — Ведущий спорхнул со сцены и беспардонно подпихнул Лазуревскому микрофон. — Все эти люди оказались здесь исключительно благодаря вам и вашему таланту!

— Ну… э-э-э… — замычал классик, собираясь с мыслями. — Я, разумеется, рад приветствовать гостей…

— Ника, скорее. — Выйдя из оцепенения, Дора снова схватила меня за руку и решительно потащила к сцене. — Мы должны с ним поговорить!

Короткой сбивчивой речи Лазуревского как раз хватило на то, чтобы мы, бесцеремонно расталкивая зрителей, выбились в первый ряд. Оказавшись в метре от главного мужчины своей жизни, тетя дернулась вперед. Классик как раз спустился со сцены…

— Стас! — перекрывая шум аплодисментов, срывающимся голосом окликнула Дора. — Сколько же лет прошло? Ну, здравствуй, наконец-то мы встретились!

— Здравствуй… те. — Лазуревский натянул на утомленное лицо вежливую улыбку. — Рад вас видеть. Надеюсь, на фестивале вам понравится…

— Фестиваль — дело десятое. Главное — я вижу тебя! После всех этих лет… что-то невероятное… — как из пулемета затрещала тетя, тщетно пытаясь скрыть волнение. — А я здесь — с племянницей, Никой, вот она!

— Добрый вечер, — машинально кивнул мне писатель, и в его взоре мелькнуло подобие недоумения. Лазуревского явно смущали восторженные прыжки Доры, привлекавшие к нему еще больше нежеланного внимания. — Очень приятно.

— Да какое «приятно», это же счастье, что мы увиделись! — продолжала суетливо кудахтать Дора. — Помнишь Пегасовую бухту? А стихотворные вечера? А наш праздник Владыки морского? Мы тогда еще сделали трезубец из лопаты, а бороду — из мочалки…

— Что-то припоминаю, — натянуто кивнул Лазуревский. Кажется, он с трудом сохранял подобие вежливости и желал поскорее отделаться от назойливой Доры. — Простите, мне пора…

Писатель коротко кивнул и повернулся по направлению к распахнутым дверям. Растерявшись, я не успела удержать Дору от стремительного прыжка в сторону классика. Миг — и она оказалась рядом с Лазуревским, панибратски схватив его за плечо.

— Стас, подожди… Неужели я так изменилась? — Похоже, тетя начинала проникаться осознанием того, что бывший возлюбленный не желает с ней общаться. — Это же я, Дора! Вспомни: муза, янтарные кудри…

— День Нептуна и трезубец из лопаты. Что там еще — борода из мочалки? — уже не скрывая раздражения, закивал Лазуревский. — Понятно. Позвольте пройти…

В этот момент к писателю протиснулась дама в изумрудном. Властным жестом попросив собравшихся вокруг гостей отступить, она по-хозяйски сжала Лазуревского за предплечье наманикюренными коготками и повела его прочь. Через мгновение и след их простыл.

Я повернулась к Доре. Та замерла, будто изваяние, а распахнутые глаза налились слезами.

— Ничего не понимаю, — побелевшими губами прошептала тетя, и по ее щекам покатились слезы горькой обиды. — За что… за что он так со мной…

Ох уж эта неугомонная Дора! Явно преувеличила градус того давнего «сногсшибательного» южного приключения, возведя обычную курортную интрижку в ранг романа всей жизни — своей и Лазуревского. Для тетушки с ее гипертрофированной самонадеянностью и неуемными фантазиями такое поведение было вполне в порядке вещей. Взять хотя бы то, как она авторитарно, недрогнувшей рукой вписала меня в участники конкурса…

Что ж, бесцеремонность и излишняя самоуверенность были в полной мере посрамлены — самым унизительным образом, на глазах у почтенной публики. Мне, наверное, впору было напомнить сокрушенной Доре о необходимости быть истинной леди, только злорадствовать в эту минуту совсем не хотелось…