Лавандовое сердце

Александра Глазкина

Лавандовая ферма – идеальное место для романтики и чудес, вот только мне ни того, ни другого, похоже, не дождаться! Я здесь лишь для того, чтобы работать, не поднимая головы и терпеть хамство и неприязнь хозяйского сына, циничного и уверенного, что он может за меня решать, как мне жить, что говорить и даже – в кого влюбляться! Но я готова терпеть, ведь у меня есть цель, о которой он даже не подозревает…

2. За меня решает поверенный

Собралась я быстро. После того, как Клаус обманным путем вытурил меня из квартиры, куда я вложила все свои сбережения (отдавая их ему в руки, а не через банк, так что ничего не докажешь, сама дура, выдохнули и живем дальше), я не была обременена вещами. Конечно, переезжать из одного временного жилья на другое с единственным чемоданом и большим рюкзаком за плечами — не совсем то, чего я мечтала достичь к своим тридцати пяти годам, но чего уж теперь? Главное, что Бланка, моя гордость и отрада, учится на «отлично» в столичном вузе, получая государственную стипендию и уже имея предложение о стажировке в трех престижных фирмах, включая медицинский центр в Валновице. Собственно, за одно это я бы не стала метать дротики в плакат: когда-то Клаус согласился официально удочерить Бланку, благодаря чему она получила полноправное гражданство и возможность учиться. Так что, в отличие от меня, у дочки все сложилось чудесно. К тому же Тоби души в ней не чает, и недавно сделал предложение, и за судьбу моей девочки можно быть спокойной, а я могу обустраивать свою.

Правда, Бланка периодически возмущалась несправедливым положением дел, но кто же знал, что все так обернется? По местным законам мы с Клаусом должны были прожить десять лет, чтобы Федерация и меня признала своей. А мы, отметив девятую годовщину грандиозным скандалом, развелись… Малодушно звучит, но я бы дотерпела, честно. Вот только Клаусу уж больно хотелось привести в дом новую пассию. А ведь когда, давным-давно, он на коленях умолял меня выйти за него, обрывал телефон, тратил безумные деньги на роскошные букеты, уговаривал моих родителей, друзей и даже кота, я и подумать не могла, как бесславно может закончиться такая история любви! Что ж, теперь я могу гордиться, что когда-то вызвала в мужчине бешеную страсть, заставившую его свернуть горы. Правда, когда взбираешься с тяжелым чемоданом на гору реальную, это почему-то слабо утешает!

Как и обещал мой будущий работодатель, лестниц в Спишнево оказалось предостаточно, потому что город был расположен на довольно крутых холмах. Чемодан застревал на ступеньках, выворачивался на длинной ручке и то и дело норовил садануть меня потертым боком по щиколоткам. Я тысячу раз пожалела, что не оставила его на вокзале, но победило суеверие. Если все срастется, то уезжать я буду с другого вокзала, и я словно отрезала себе пути к отступлению…

Останавливаясь на пролетах, чтобы перевести дух, я любовалась замком, который был виден почти отовсюду, и гадала, что ждет меня дальше. Конечно, я могла обнаружить на ферме старушку, которую потеря супруга сломила, и она не встает с постели, пока ее клумбы зарастают сорняками. Или меня встретит озлобившаяся из-за несправедливости судьбы бабка, которая будет мной помыкать и рявкать на меня похлеще своего сына. Но я привыкла верить в хорошее, и потому не ждала ничего. Просто надеялась, что пани Ханна Тамм окажется заурядной женщиной преклонных лет, которая будет рада компании и помощи.

— Пани Ханна будет рада компании и помощи, — подтвердил поверенный, когда мы расположились в его просторном кабинете. — К сожалению, обстоятельства не позволяют пану Матсу самому заботиться о матери, и он надеется, что вы сможете должным образом обеспечить эту заботу.

Что за обстоятельства у пана Матса, я спросить не рискнула. Возможно, они назывались «равнодушие» и «эгоизм», если вспомнить рявкающую трубку. А вот про пани Ханну решила уточнить, в заботе какого рода она больше всего нуждается.

— О, — улыбнулся мне поверенный, — пани Ханна пребывает в добром здравии и ясном уме, если вы об этом. Скорее, ей нужна компаньонка, не сиделка, ну и помощь на ферме никто не отменял.

На этом он прервался, чтобы заполнить бумаги. Я уставилась в окно, чтобы скрыть беспокойство, но вопрос все же прозвучал:

— Позвольте, у вас гражданство Восточной Федерации?

— Да.

— Об этом не было упомянуто. А пан Матс одобрил?

Я заерзала. Эту строчку моего резюме Селеста предусмотрительно опустила в беседе.

— Но ведь помощь в саду не требует квалификации, — робко заметила я, и поверенный поджал губы.

— Значит, пан Матс не в курсе…

Он постучал карандашом по столу, полистал календарь, нахмурился.

— Что ж, пани Адер, в данный момент я не могу согласовать вопрос с паном Таммом, а хозяйку уже уведомили, что вы приедете. Значит, так… — он принялся что-то быстро перечеркивать и дописывать в контракте, потом крикнул секретаря. — Вы отправляетесь на ферму с испытательным сроком на один месяц, если за это время вы проявите себя достойно, я как раз решу ваш вопрос с паном Матсом, и тогда, возможно, вы останетесь на новых, уже более надежных условиях. Но впредь рекомендую вам быть честной с теми, к кому вы нанимаетесь на работу!

С каждым словом, которое он словно впечатывал в стол, я все ниже опускала голову, изображая раскаяние, хотя на самом деле чувствовала лишь облегчение. По крайней мере, меня не выгнали сразу. Да я из кожи вон выпрыгну, чтобы убедить пани Ханну, что я — идеальный помощник. Выучу названия всех сортов! Просмотрю все самоучители по обращению с садовыми инструментами! Я…

— Позвольте, я вас отвезу в хутор? — прервал мои фантазии поверенный.

Я не успела удивиться столь резкому переходу от сурового тона к любезному, как он добавил, что доставка новой работницы входит в перечень его услуг, щедро оплаченных паном Матсом, и я умолкла. Зачем тогда спрашивал, если все оплачено? Да, милая, прозвучал у меня в голове ехидный голос Селесты, прошли времена, когда мужчины боролись за право покатать тебя на новеньких блестящих карах. С тех пор, как из юной красотки ты стала жалкой разведенкой средних лет, для мужчин ты теперь — невидимка, и если кто и усадит тебя в хромированную машину, то лишь за чужие деньги.

Я почувствовала смутное раздражение, но не в адрес поверенного, который был приторно предупредителен, а в адрес неведомого пана Тамма. Как легко он расставался с деньгами, которые для простых смертных зарабатывались потом и кровью! Ладно, насчет крови я, пожалуй, преувеличила, если не считать моей единственной попытки быть донором, которые закончились обмороком прямо посреди улицы.

Все-таки мир устроен несправедливо. Почему одним достается все, а другие вынуждены влачить жалкое существование, превращаясь в бледную копию себя настоящей — той, юной, полной надежд и уверенности, что тебе покорится весь мир? Ладно, одернула я себя, тебя, дорогуша, просто выбил из колеи тот факт, что у поверенного галстук стоит дороже, чем все, что лежит у тебя в чемодане! Просто держись подальше от тех, кто по статусу тебя обскакал на пару ступенек, и все будет в порядке.

Подумав про ступеньки, я вспомнила про лестницы, по одной из которых мы, кстати, спускались. И фыркнула. Конечно, пан Матс разговаривал с Селестой грубо, но людей, которые умеют вворачивать иронию, пусть даже такую едкую, в разговор, я всегда уважала. Вспомнив Селесту, я вспомнила ее дурацкое убеждение, что все к лучшему. Сейчас приедем на ферму, и вот однажды я наберу корзину цветов и побегу, напевая, по дорожке. Меня увидит плечистый загорелый фермер, влюбится и увезет на тракторе в закат… М-да, если лучшим вариантом для решения своей жизненной ситуации я вижу исключительно новый брак, плохи мои дела! А самой, Ви, справиться никак?

Поверенный держался со мной безукоризненно вежливо. Ни одна морщинка брезгливости не омрачила его высокий лоб, когда он запихивал в багажник своего чистенького авто мой чемодан с обшарпанными углами. А когда он остановился перед автоматом, спросив, что мне взять в дорогу — воду или кофе, я оттаяла. Уверена, такая обходительность вряд ли включена в счет к пану Тамму. Просто мне попался вежливый человек, и даже мой маленький прокол с гражданством он уже простил! Я была твердо намерена расспросить поверенного больше о семье, в чьи владения меня везли: отчего умер хозяин, на сколь широкую ногу поставлено хозяйство на ферме, что за бизнес у пана Матса в городе. И тут меня неожиданно потянуло в сон, и проснулась я лишь тогда, когда автомобиль съехал с шоссе на хуторскую дорогу. Я покосилась на поверенного, но он тактично сделал вид, что не заметил моего заспанного вида. А, может, и впрямь не заметил.

Хуторок мне понравился: чистенький, несмотря на недавний ливень, ухоженный, с коваными, под старину, ажурными уличными фонарями и цветными заборчиками. Склоны на свободной стороне улицы были усыпаны звездочками цветов на фоне молодой зелени, сочной и яркой, и я с наслаждением вдыхала тонкий аромат весны — аромат распускающейся природной красоты. Надо же, насколько позже в эти края приходит тепло!

Дома располагались здесь на внушительном расстоянии друг от друга. Их окружали, скорее, не дворы, а подворья, в основном, занятые под огород или делянки с ягодными кустами. Мне подумалось, что в моем новом положении есть неоспоримый плюс: я смогу объедаться свежими ягодами и фруктами прямо с ветвей! Конечно, если пройду испытательный срок и задержусь тут хотя бы до лета. Мы несколько раз сворачивали, и я заметила, что хозяева наверняка красуются друг перед другом, у кого интереснее выглядит дом. Строения были, в основном, одноэтажными и, по большей части, деревянными (зимы тут суровые, и в каменном доме сложнее поддерживать тепло), но отличались друг от друга и цветом черепицы на крышах, и искусно коваными флюгерами, и резными узорами ставень. Перед каждым крыльцом обязательно были разбиты клумбы, а если кто и держал домашнюю живность, то их сараи располагались на задних дворах. По крайней мере, никаких неприятных запахов мой нос не уловил.

За время езды по хутору нам встретился лишь один человек — старичок, ведущий под узды упитанную мохноногую лошаденку. Та была впряжена в телегу, укрытую рогожей, под которой угадывались округлые очертания. Дыни? Тыквы? Неужели они могут так долго храниться? Да, пробелов в знании сельской жизни мне не занимать, но сейчас меня это, скорее, веселило, чем смущало. Чего я точно не боюсь, так это физической работы. Работать на свежем воздухе — это не полы мыть в прокуренной забегаловке паны Збышека! И не стоять по восемнадцать часов на ногах в сетевом супермаркете, выдавливая из себя «Вам помочь?» покупателям, которых к концу смены готов закидать гнилыми овощами (да-да, было и такое, не сам факт, конечно, а тайное желание).

Поверенный свернул на аллею, где кроны деревьев, покрытых свежей нежной зеленью, почти смыкались над головой, и вскоре остановил авто перед невысоким забором, украшенным причудливой резьбой и выкрашенным в жизнерадостный сиреневый цвет.

— Добро пожаловать на ферму «Лиллу», — сказал он, распахивая дверцу.

О, у моего нового пристанища еще и название есть! Вполне оправданное, если судить по тому, что и колодец, и скамейка, и наличники деревянных окон были выкрашены все в тот же сиреневый цвет. Когда нам навстречу вышла невысокая старушка, я окончательно успокоилась. Нет, у этой сухонькой пожилой пани в клетчатом до пола платье, выглядывающем из-под заношенного пальто, точно не будет бульдожьего голоса!

— Здравствуй, деточка, — приветливо сказала пани Ханна, протягивая мне тонкую руку, больше напоминавшую птичью лапку, и в мое сердце сразу вошло теплое ощущение родства…