Вперед в прошлое

Александра Малинина, 2015

После встречи в метро со странной женщиной жизнь Рины пошла кувырком. Она проснулась в родном городе, совершенно не помня, как там оказалась. И странности только набирали обороты: мать Рины зачем-то отправила ее в университет, а там девушку ждали друзья, которые давно уже разъехались по другим городам. Бывший парень жаждал новой встречи, а по улицам бродили призраки мертвых людей… или не таких уж и мертвых, а самых что ни на есть живых? Ведь Рина попала в собственное прошлое, и теперь ей предстоит исправить ошибки.

Глава 2

— Вставай, горе мое луковое! — услышала я хорошо знакомый голос.

Обладатель голоса явно начинал терять терпение, стало быть, зовет меня не в первый раз. Я попыталась открыть глаза, но попытка не увенчалась успехом: увидела я лишь черноту, разбавленную цветными пятнами. Голову сдавило ужасной болью, в висках стучало и почему-то подозрительно болела нога. Я попытала счастья с открытием глаз еще раз, но опять ничего. Боже мой, я что, ослепла?

— Эй, тебе пора вставать! — теперь голос звучал куда ближе.

— Мама?! — промямлила я, вложив в одно слово-вопрос все свое удивление. Получилось неважно, потому что мамуля фыркнула и вышла из помещения. Это я судила по удаляющимся шагам, со зрением у меня наметилась беда.

— Поднимайся, я сварю тебе кофе! — крикнула мамуля.

Я честно попыталась сделать как она сказала, то есть подняться, но ничего не вышло: тело меня как будто не слушалось. Но это не было моей главной проблемой: в больной голове вертелась куча вопросов, но задавать их я не спешила, пока не верну хотя бы зрение. С этим мне помогла мамуля, совершенно к этому не стремясь: пока я пыталась отвлечься от головной боли, она подошла и дернула с меня одеяло, которое было натянуто до самой макушки. Свет больно ударил по глазам, в голову словно кинули разрывную гранату, увеличив боль в миллионы раз. Зрение вернулось, но толку от этого было чуть: стоило приоткрыть хоть один глаз, свет резал подобно лазеру и я все равно ничего не видела. Я что, стала Дракулой и теперь боюсь солнца? Кожа вроде не дымится, но почему так больно? Хотя, если подумать, свет куда лучше чем чернота, я по крайней мере не ослепла.

— Это же надо так набраться, — опять засмеялась мамуля, она у меня вообще дама веселая. — Давай, рученьки в ноженьки и на кухню. Ты девочка взрослая, так что хватит разлеживаться и изображать из себя страдалицу. От похмелья еще никто не умирал.

— Странно, я бы поставила руку на то, что ты неправа. Нет, лучше глаза, они все равно ничего не видят, — хрипло пролепетала я.

— Ну, для этого тебе надо принять вертикальное положение, не так ли?

— Пять минут, — с трудом выдавила я.

— Пять минут у тебя есть, — смилостивилась она и, судя по шагам, опять меня покинула.

Итак, что мы имеем: отсутствие зрения, предположительно преодолимое, жуткую головную боль, с которой должна помочь обычная таблетка (или целая упаковка), ногу странно подергивает. Это все ерунда… Более беспокоил другой вопрос: какого черта я ничего не помню? Неужели я вчера так сильно набралась с Надькой, что забыла о приезде мамули? Это вряд ли, обычно мы договариваемся чуть ли не за месяц. Живет она в другом городе и довольно далеко, но это еще полбеды: на поезде ехать больше суток, а прямых рейсов из Питера на самолете нет, только с пересадкой. Так что мамулин приезд мы всегда обговариваем заранее и ее встречаю либо я, либо Максим. Чаще я: муж часто бывает в командировках и застать его дома обычно трудновато.

Но раз мама здесь, значит, решила сделать сюрприз и явилась неожиданно. Что ж, я в любом случае счастлива, но счастье мое было бы безграничным, не застань она меня в таком ужасном состоянии. Перед мамой стало стыдно и я в который раз за утро застонала. И где, черт возьми, Максим? Вот уж кто точно не упустил бы возможность выдать пару ядовитых комментариев. Более язвительного человека я не встречала в жизни… так где он? Глядишь, с его комментариями я бы и двигалась бодрее. После появления Макса в моей жизни я вообще стала… бодрее. До него я была другим человеком, жалкой развалиной. И похуже, чем в данный момент.

По шагам я поняла, что вернулась мамуля, потому моментально озвучила мучающий меня вопрос:

— А где Максим?

— Какой Максим? — искренне удивилась мама.

— Ты что, знаешь много Максимов?

— А ты?

— Только одного, — начала злиться я, вот всегда она так: видит, что дочь страдает и начинает издеваться.

— Ну, я знаю не больше трех.

От злости я даже приоткрыла один глаз, но быстро забыла, что хотела прояснить ситуацию с Максимами, потому как взор мой сфокусировался на мамуле. Сказать, что с нашей последней встречи она сильно изменилась — ничего не сказать. Вернула старую стрижку — как минимум. Да и вообще… помолодела сильно.

Я пролепетала:

— Хорошо выглядишь. Но ты опять постриглась и мне ничего не сказала? А ведь говорила, что больше никогда…

— Когда это я такое говорила?

— Когда больше трех лет отращивала длинные волосы. Вот уж не думала, что ты так кардинально вернешься к старому образу.

В ответ мама закатила глаза и красочно покрутила пальцем у виска. А я наконец-то открыла второй глаз: бог мой, мамуля вовсе не приезжала к нам в гости, вот почему пробудившись, я не увидела ехидную физиономию Макса. Это я каким-то чудным образом перекочевала домой. Черт, ничего не помню… как я могла проделать такой длинный путь и забыть? Это же надо так набраться. Хотя все равно странно, столько часов из памяти исчезло… но у меня есть оправдание: наследственная непереносимость алкоголя. Бокал вина — мой предел, на второй меня подбить трудно. Но, похоже, Надьке это каким-то образом удалось, с ней вообще связываться опасно. Но раньше я как-то не представляла себе масштабы этой самой опасности.

— Какое сегодня число? — решила уточнить я временной провал в памяти. Если честно, боялась услышать что-то вроде «пятнадцатое». Вот это было бы обидно.

Но мамуля меня и обрадовала и подкинула задач одновременно:

— Второе, — теперь мама и смотрела, и говорила с беспокойством.

— Второе… — хмуро повторила я, пытаясь сообразить: за полсуток на поезде домой никак не добраться, значит, я сюда прилетела. Сделала пересадку, похоже, на полном автопилоте, и вот я дома. По времени как раз бы уложилась, но вот уж не думала, что в самолеты сажают пьяных в лоскуты барышень. А ведь я могла и вовсе быть без сознания… И как тут не вспомнить бессмертное «31 декабря мы с друзьями ходим в баню» и последующие путешествия героя? Всегда задавалась вопросом, а как это его в самолет посадили? Оказывается, косяк фильма — не косяк вовсе, меня вот тоже как-то посадили. А очутиться на месте героя-алкаша не очень приятно.

— Похоже, дело совсем плохо, — по своему истолковала мою задумчивость мама. — Давай принесу кофе и обезболивающее сюда.

— А во сколько я прилетела? — вдогонку ей поинтересовалась я.

— Пару часов назад.

Значит, я и вправду прилетела на самолете. И мое ужасное состояние объяснялось довольно просто: Надька умудрилась напоить меня так, что я потеряла память, то есть очень сильно, и это после ужаснейшего рабочего дня. Потом два перелета, хоть не особо продолжительных, но все же… еще надо было умудриться сделать пересадку, выход свой найти, паспорт не потерять, да и вообще, на ногах держаться. Все-таки возьмем за основу версию, что меня не пустили бы в самолет в полуотключке. И после всего вышеперечисленного два часа сна. Удивительно, что я вообще смогла глаза открыть, а между прочим, прямо сейчас я еще и вижу прекрасно. Конечно, глаза сильно слезятся, но где-то я слышала, что слезы — это полезно.

В очередной раз появилась мамуля, водрузила на столик возле кровати кофе и сунула мне в руки стакан воды и две неизвестные таблетки белого цвета.

— Спасибо, — прохрипела я и жадно осушила стакан.

— Пей кофе и собирайся. Уверена, ты захочешь воспользоваться моим тональным кремом, — она присмотрелась и добавила: — И пудрой. И корректором…

— Спасибо, мам! И спасибо, что не осуждаешь.

Она хмыкнула и вышла, а я так и не успела спросить, зачем она меня так рано разбудила. Но этот вопрос быстро отошел на второй план, так как я вспомнила, что сегодня четверг, а в четверг положено выходить на работу. А у меня еще ситуация с Норманом Смитом — как кость в горле…

«Вот черт!» — выругалась я мысленно.

И как можно забыть о работе? Я же обожаю свою работу, работа для меня — все. Там я ощущала себя… на своем месте. Помнится, Масим часто шутил, что между ним и работой я бы точно выбрала второе, но правда в том, что мы оба трудоголики и в этом друг друга хорошо понимали.

Макс. Странно, что он даже не позвонил, ведь я ночью домой не вернулась. Такого со мной еще не случалось, особенно без повода и предупреждения. Макс должен был беспокоиться, звонить, искать… тут самое время проверить звонки. Маякнуть, что я жива и первым делом позвонить начальнику, наврать, что я больна и вот-вот готова скончаться. Хотя это даже не ложь, учитывая мое плачевное самочувствие.

После залпом выпитого кофе (он немного остыл) я мгновенно почувствовала себя лучше. Как и любой кофе-зависимый наркоман, после полученной дозы я оживала. И силы подняться с кровати тоже как-то нашлись, я наконец приняла вертикальное положение. В голову ударила новая болевая волна, но теперь голова болела не в одиночку, а вкупе с ногой, что немного уравновешивало уровень боли в черепушке.

Я перевела взгляд вниз: коленка разбита. Вернее, не просто разбита, с нее будто сняли скальп. Жуткое зрелище. Вытерев слезы с глаз, я пригляделась к ноге получше, пытаясь понять, что же с ней такое стряслось. Такое чувство, что меня волокли по разбитой дороге, и я тормозила коленкой. Мамуля в детстве величала подобное «асфальтной болезнью». Похоже, детское заболевание вернулось ко мне спустя двадцать лет. Хотя, помню, был в моей жизни один веселый случай: в веселые студенческие времена мы с девчонками поспорили, кто сможет пробраться под забором на территорию университета посреди ночи. Я смогла, но неловко ободрала ногу, вроде даже так же правую. В этот раз, надо думать, ползала где-нибудь по территории аэропорта… позор-то какой! Надьке точно не жить, как она могла такое допустить? Два перелета, скальп на ноге, пропуск важного рабочего дня… Встретиться с Надькой — плохая, плохая идея.

Так, ладно. Сейчас мне нужен телефон. Я быстро окинула свою комнату на предмет такового, но своего новенького айфона не заметила: неужели я его потеряла? Это бы объяснило отсутствие звонков от Макса. Ужас какой, надо срочно позвонить ему с маминого телефона. Мы еще поругались сутки назад, что он мог нафантазировать? Черт…

Пока я в панике рыскала по комнате, случайно наткнулась на свой старый телефон. Вообще-то, я оставила его маме, но та со временем купила аппарат получше, а что стало с этим не упоминала. Похоже, так и лежал в моей комнате. И не грех им воспользоваться, если речь идет о вопросе жизни и смерти. То есть о моей жизни. И о работе. Я включила телефон, убедилась, что сеть ловит и набрала номер, который помнила наизусть.

«Номер, который вы набираете, не существует» — сообщил автоматический голос.

— Да что ты говоришь?! — рявкнула я ни в чем неповинному телефону.

— Это ты мне? — услышала я мамулин голос.

— Нет!

Еще пять попыток ничем мне не помогли, автоматическая стерва продолжала утверждать, что номера не существует. Такого быть не могло, все пять раз я проверяла: цифры набраны правильно. Забыть их — не вариант. Может, конечно, с моим зрением приключилась совсем хитрая беда и я начала путать цифры, но всерьез в это не верилось. Тяжко вздохнув, позвонила Максиму — та же история. И еще раз. И еще, уже не надеясь на иной результат. Что происходит вообще?

— Я ушла на работу, — заглянув в комнату, сообщила мама. — А ты собирайся и даже не думай опять завалиться спать. Саша приедет и заберет тебя, поняла? Никакой жалости к себе, руки в ноги — и вперед!

Опять ничего не понятно.

— Саша? Куда он меня заберет?

Мама красочно закатила глаза:

— Собирайся и спускайся вниз, Рина. Мое терпение заканчивается.

Сейчас меня редко кто звал Риной, но в семье было так принято. Папина идея, якобы чтобы окружающие не забывали, что я не обычная Сашка и даже не Александра. По мне, Сашка куда лучше, чем какая-то неудобоваримая Рина. Ну и не сложно догадаться, кому принадлежала светлая идея дать мне интересное имя.

— Кстати, где папа? — поинтересовалась я вдогонку. Вроде он должен быть дома, но с ним трудно быть уверенной в чем-либо.

— Ты что?! Он уже месяц как в Каире. Или в Алжире? Всегда путала…

— Опять уехал и ничего не сказал? — вздохнула я. Ох уж эти путешественники.

Папа у меня был археологом и постоянно отсутствовал. Когда-то он преподавал на кафедре местного университета, но долго там не продержался, его натура жаждала странствий и приключений. Он срывался на очередные раскопки и пропадал там, иногда не меньше года. За все время я видела папу не больше десятка раз, он больше походил на призрака, чем на реального человека. Мы с мамой его часто обсуждали, казалось, он реальный член семьи, но… но на самом деле все, что папа сделал для нашей семьи — это дал мне имя.

Александрина. Конечно, папа выкопал имя в недрах обожаемой работы. Александрина — исследовательница Африки. Не знаю насчет знаменитой, но вот папа о ней слышал и даже назвал меня в ее честь. Правда, тезку убили туареги, что вряд ли можно считать счастливой судьбой. Но у нее было призвание, она жила чем-то важным. Наверное, именно из-за отца я часто задумывалась о месте в жизни.

Мам уже начала злиться:

— Терпение, Рина, помнишь? Его уже нет. Отец говорил об отъезде тебе лично, ты обещала его проводить, но не пришла, чем его расстроила.

— Что?

— Собирайся, Саша скоро приедет.

Понимание происходящего стремилось к нулю. Мама, понаблюдав за моим выражением лица, тяжело вздохнула, поцеловала в щеку и торопливо удалилась на работу, на прощание посоветовав больше никогда не прикасаться к алкоголю. Могла бы и не сыпать соль на рану, я уже и сама поняла, насколько мне алкоголь противопоказан. Забыть, что папа в очередной раз уехал? Заработалась я что ли. Готова поклясться, что еще на прошлой неделе мама звонила с радостной новостью, мол, вернулся! Или я что-то напутала? Черт…