За три истории до Летописи

Александра Пушкина, 2020

В этом сборнике три истории. Когда северная колдунья уничтожает целую армию, город приходится защищать подросткам. На что можно пойти и что потерять в итоге, расскажет первая предыстория «Принца зазеркалья». Одинокой смотрительнице совятни было совсем не до детей, пока проклятый судьбой ребёнок не оказался под её дверью. Став тюремщицей для опасной преступницы, молодая целительница похоронила свою судьбу в лесной глуши. Казалось бы, откуда там взяться любви?

Повод быть героем

Подсвеченные розовым облака, словно лучи солнца, прошивали голубой небосвод. Через одну из таких облачных нитей промчался небольшой отряд смелых небесных странников.

«Ветер усилился», — подумал юный форсит, дёрнув чёрно-рыжими ушами. Тоф Рока, среди других выпускников магистериума, стоял в дозоре на стене. Сюда он поднимался регулярно, с тех пор, как их наставники покинули город. Собственно, город покинули практически все боеспособные соединения и одиночки. Остались только городская полиция, да стражи порта.

Если не считать таких, как они — желторотых юнцов, только-только научившихся управлять своими силами. Есть, конечно, ещё старик Катхар, наставник и глава магистериума. Силы-то ему не занимать, но он же совсем древний — Тофу иногда казалось, что Катхар помнит ещё Великое Слияние. Хотя, столько не живут, конечно.

— Чтоб их! — ругнулся юный форсит, уже привычно вглядываясь до рези в глазах в лесистый горизонт. Напряжение, державшее со вчерашнего дня, когда в городе так и не получили вестей с передовой, только росло. Гнездилось комом в желудке, каменело натянутыми струнами мышц.

Подпитывалось посеревшими, тревожными лицами взрослых.

Что там у них?! Почему молчат?! Зачем вообще было выходить ей навстречу? Ведь дураку ясно — за стенами безопаснее! Нееет! Славный Кюн Ведде, волей Твилингаров суперинтендант Фора, решил, что численный перевес и возможность застать неприятеля на биваке сыграют на руку форситам. И дядя Роффа так же думает… или уже думал? Он ведь тоже ушёл, несмотря на слёзные просьбы матери.

— Эй! Псст!

Не сразу, но Тоф обернулся.

Из лестничного люка выглядывала конопатая физиономия Ноя.

— Ной? Ты чего тут? — зашипел на друга юный Рока. — Тебе сюда нельзя!

— Ой, да лааадно! Снял я эту красную дурь с руки. Не узнают, — беспечно махнул рукой тот. И высунулся уже по пояс.

— У меня дежурство, — процедил Тоф, надеясь, что друг устыдится и уйдёт. Он, конечно, был совсем не против компании, но подвергать Ноя опасности не хотел. Пусть даже пока эта опасность жила только в его воображении. — И вообще, где Рута?

— Внизу ждёт. И вообще, — копируя голос друга, парировал Ной, — тебе осталось несколько минут дежурить.

Тоф оглянулся на башню Университета. Правда ведь. Пока волновался, не заметил, как дежурство отстоял. Форсит поправил форменную фиолетовую мантию, сидящую на нём, как влитая. Многие однокашники завидовали его фигуре, будучи либо слишком рыхлыми, либо, наоборот, худыми, как жерди. А юного Рока фигура мало занимала. Его манили тайны, спрятанные в глубине истории, возможности магии, человеческие судьбы.

К сожалению, из перечисленного могла сейчас пригодиться лишь магия, да и ту пока не на ком было применять. Оставалось лишь поправлять свою форму, как перед смотром, да надеяться на милость Твилингаров.

— Эй, Рока! Кто там с тобой?! — по стене ковылял старик Каффи. Ветеран оставил правую ногу в каком-то морском бою, и теперь его самого бросили в городе, как оторванную конечность. Оттого временный начальник стражи сердился и пил. С нарушителями разговор у него и вовсе был короткий. Ной успел уже загреметь в камеру на пару часов. Поэтому теперь предпочёл быстро исчезнуть. Перед тем, как нырнуть обратно в люк, друг уведомил:

— Ладно! Жду тебя внизу!

— Это кто был?! — сдвинул и без того сросшиеся густые брови капитан Каффи. — Если Николас, то почему этот бездельник ещё не сменил тебя?

— Эмм… кажется, кто-то с восточной стены перепутал выходы… — отоврался Тоф. Врать он не любил и за свои неполных восемнадцать лет делал это всего несколько раз. Да и то всегда, прикрывая других. Вот и теперь пришлось — не подставлять же друга.

— Вот дубины! Понабрали желторотиков, которые права от лева отличить не могут! Тогда где хренов Николас?!

— Ещё минута, — аккуратно напомнил Тоф.

— Ну, так если его через эту долбанную минуту не будет, загремит в карцер после дежурства! — всё больше свирепел Каффи. Налитые красным от бессонницы глаза гневно глядели на единственную пока жертву. Капитан источал неприятные запахи кислого похмелья, нависая над юным форситом.

Тоф терпел, глядя на блестящую пуговицу начальственного мундира.

Спас его упомянутый Николас. Ученик военного корпуса, подтянутый черноволосый паренёк, показался над лестничным люком как раз, когда часы на Университете пробили двенадцать. Он браво отсалютовал Каффи, заявив, что готов заступить на пост.

— Заступай, — недовольно разрешил старик. Потом буркнул, не глядя на Тоффина. — Свободен.

Тоф попытался повторить жест сменщика, но вышло неловко. Видя снисходительную ухмылку Николаса, юный маг стушевался и, ругая себя за неуклюжесть, полез вниз. Заодно и мимо ступеньки промахнулся. Чтобы уж наверняка повеселить более опытных товарищей.

У шероховатой, кое-как замазанной извёсткой стены, маялись Ной и его сестра. Курносая рыжеволосая Рута блеснула на Тофа зелёными глазищами. Расплылась в пухлогубой улыбке, но сказать что-то постеснялась.

Ещё совсем недавно подруга радостно висла у него на руке при встрече, заставляя брата закатывать глаза, а самого Тоффина — краснеть. С наступлением же пятнадцатилетия, она, видно, решила, что пришла пора стать взрослее. Тофа порадовало это обстоятельство, но через некоторое время он с удивлением обнаружил, что ему не хватает этих проявлений маленькой Руты.

— Привет! — махнул он ей, улыбнувшись в ответ.

Девочка что-то негромко произнесла и опустила глаза.

— Ну, что, идём к реке?! Там, говорят, готовят запруду, на случай, если колдунья пройдёт! — беспечно предложил Ной.

Тоф сердито глянул на него. Другу-то терять нечего! Их отец остался дома — Привратниками не раскидываются. По той же причине младший Портэо носил ненавистную ему красную повязку, означавшую, что его нельзя определять на военные должности и задействовать в обороне.

Впрочем, юный форсит тут же отогнал эти мысли. Ной же не виноват, что у Рока в семье может не стать единственного кормильца.

«Да и вообще, без дяди проживём! Я скоро сам смогу работать!» — обиженной мышью мелькнула злая мысль.

— Идём! — сказал Тоф, чтобы заглушить раздражение.

Непривычно пустые, узкие улицы, посеревшие, словно вслед за лицами хозяев, двухэтажные каменные дома. Только двускатные черепичные крыши кармином разукрашивали наступивший день. Голые ветки деревьев и кустов прочертили небо и палисадники под окнами. Осень уже забрала листву, а зима ещё не успела соткать им снежные покрывала. Даже многочисленная уличная живность попряталась куда-то. Только разорялась в ветвях клёна серая каркуша. Будто беду кликала, зараза!

Чтобы заглушить тревогу, Тоф спросил:

— Рута, как твоё обучение?

Та прикусила губу. Помедлила с ответом. Потом негромко сказала:

— Госпожа Хексен мной довольна. Говорит — хорошая целительница выйдет.

— А тебе самой нравится?

Рута почему-то зарделась, но кивнула.

— А куда ей деваться-то? — хмыкнул брат. — Раз не отсыпали Твилингары магии, надо чем-то другим заниматься. Замуж она же не хочет….

— Ной! — впервые за всё время Рута гневно повысила голос. — Дурак ты неотёсанный!

— Да, ладно-ладно, — со смехом ответил тот. — Чувствительная какая! Не буду больше про это говорить.

Миновав восточные ворота, друзья погрузились в суету и какофонию звуков. Речная слобода жила. Здесь сновали рабочие, дети, торгаши, моряки. В общем, все те, кого город посчитал лишними в военном походе. Зачем же собирать ополчение, когда можно справиться силами гвардии и магистериума?

Тут и женщины не прятались в домах. Прямо на улице они, в своих пропахших рыбой фартуках, развешивали на просушку бельё, чистили овощи, баюкали детей и просто громко болтали.

Друзья спустились к небольшому речному причалу, куда выдринги пригоняли крепкие, гулко стучавшие друг об друга брёвна. Сейчас время сплава прошло, только лежали на просушку ряды белесых круглобоких заготовок. Приятно пахло древесиной, хотя и не так остро, как от свежей.

Сейчас поперёк реки кипела работа. Выше по течению с одного берега на другой протянулись широкие ряды связанных между собой брёвен. Их соединяли цепями, чтобы потом закрепить с обеих сторон. Теперь, если враг решит подойти к городу на лодках, его ждёт неприятный сюрприз.

«Хотя, какой в этом смысл? — с неприязнью подумал Тоф. — Если уж она решит наступать через слободу, что мешает ей пройти по берегу?»

Словно прочитав его мысли, Ной гордо кивнул на поля, тянущиеся за рядами деревянных домиков:

— Там сейчас устанавливают ловушки! Пойдём, глянем?

— Ты-то откуда знаешь? — дёрнул хвостом Тоф. Ему уже хотелось домой. Тем более, что во рту не было ни крошки с раннего утра.

— Так это ж отец предложил!

Рута закивала, видимо, стараясь поддержать брата. Она вообще была сегодня немногословна.

— Да ну, — бесцветно отозвался Тоф. — Чего там интересного? Ты никогда не видел, как люди лопатами машут?

Ответить Ной не успел. Мимо, в клубах пыли, промчался всадник, затормозив лишь у самого причала. Бледный и взволнованный, он что-то объяснял старшему плотнику, указывая на север. Тут же полетели команды. Люди засуетились.

— Что происходит? — удивлённо подняла светлые брови Рута.

Друзья переглянулись.

— Сейчас! — кинул Тоф, пытаясь погасить тревогу.

Он притормозил возвращавшегося гонца:

— Эй, парень! Что за спешка?!

По счастью, тот оказался почти их сверстником, поэтому ответил даже с охотой:

— Плохо всё! — выдохнул он. — Наших разбили. Ведде мёртв. Кто выжил — в город возвращаются. Готовьтесь к осаде. А теперь пусти! Мне в штаб ещё надо!

Оглушённый Тоф выронил поводья лошади, и гонец вновь пустил её быстрой рысью.

— Тоф! — пискнула Рута будто где-то в параллельном мире.

— Слушай, да, может, обошлось, — пытался неуклюже подбодрить друга Ной.

— Мне… надо идти…. — всё ещё барахтаясь где-то под толщей ледяной воды, проговорил юный Рока.

— Погоди! Мы с тобой…, — намылился было Ной, но Рута удержала его за руку, покачав головой и что-то тихо сказав брату.

Умная всё-таки девчонка, Рута.

Где разместят раненых? В лазарете при казармах! Если дядя жив, он просто придёт домой… или нет? Он же на службе у города. Значит, обязан доложить о своём прибытии…, но суперинтендант погиб! Кому они будут докладываться? В мэрию! Точно! Больше некуда.

О покойницкой думать не хотелось, и Тоф вытолкнул эту мысль за натянутые струной нервы.

Он не прогадал. У мэрии, возвышавшейся над площадью монументом градоначальнику, толпился народ. Здесь же сновали туда и сюда военные гонцы. Подходили люди в мундирах. Кто-то узнавал кого-то. Останавливались, перекидывались тревожными фразами, обнимались, плакали. Другие просто безуспешно искали своих, дёргая за руки, заглядывая в лица.

Большинство в мэрию, конечно, не пускали. Значит, остаётся найти кого-то знакомого, и узнать у него. Ну, или, чем Стужа не шутит, самого Роффу. Молодой Рока присоединился к толпе горожан, цепко вглядываясь в каждого проходящего военного. Сам не заметил, как принялся искать в лицах знакомые карие, с прищуром, глаза и нос горбинкой в обрамлении бледно-рыжих с сединой бакенбардов.

И так увлёкся, что чуть не пропустил пухлощёкого Мартина, служившего с дядей в одном подразделении. Через лоб у него тянулся багровый шрам, ещё не успевший стать рубцом, но, видимо, уже не нуждавшийся в повязке.

— Март! Эй! Мартин! — закричал что было силы Тоф.

Дядин сослуживец остановился, закрутил головой в поисках кричащего. Юный Рока протискивался через толпу, как мог, быстро. Два раза ему чуть не отдавили хвост, один раз — чувствительно заехали под рёбра локтем, и, пожалуй, не единожды наградили нелестным эпитетом. Но цели своей он достиг.

Почти.

Уже вывалившись из толпы, Тоф заметил, как Мартину бросилась на шею «пышечка» в клетчатом платье. Она даже не вытирала слёз радости с миловидного личика. Это за неё делал сам Мартин. Он глуповато улыбался, и твердил, что всё хорошо. Ну, разве ему теперь до племянника сослуживца?

Вдруг на плечо легла чья-то рука. Тоф круто развернулся.

— Мама?!

Бледная, осунувшаяся. Рыжие с чернью волосы, как всегда, наспех забраны в объёмный пучок между аккуратными ушками. Неизменное шерстяное платье — серое, словно мостовая, — сидит, как влитое, на всё ещё стройной фигуре. Но руки… эти родные натруженные руки висят плетьми, горбят покатые плечи. В серо-зелёных глазах — туман.

Она кусает нижнюю губу. Силится вытолкнуть слова из-за сведённой челюсти, но вместо этого разражается слезами. У Тофа обрывается сердце, и падает в глубокий тёмный колодец, откуда не видно неба.

— Мам… дядя Роффа?

Она кивает, всё ещё не в силах прервать потоки слёз.

«Но откуда ей знать?» — мелькает паническая мысль, когда Тоф бережно прижимает к себе хрупкую женщину.

«Может, это слухи? Сплетни глупых женщин?»

— Я была в лазарете, — еле слышно произносит из глубины сыновних объятий мама. — Помогала госпоже Хексен, когда их начали приносить. Тоф, их несут, похоже, до сих пор! Лазарет уже переполнен, а их всё несут…. Я ушла только на часок, чтобы тебя найти, а потом — назад….

— А дядя, мам? — осторожно напомнил ей младший Рока.

Ещё пара всхлипов, и мама всё же справилась с собой. Кетти Рока была слабой женщиной, но ради сына, порой, старалась быть сильнее.

— Они принесли Текка Фрида. Обмороженного всего. Он… он рассказал, что по ним ударило белым льдом. И Роффа… он был ближе. Текк сказал… сказал, что когда Роффа замёрз, какая-то тварь снесла ему лапой голову, как будто он был не живым форситом, а ледяной статуей… зачем, Тоф?! Зачем он мне это рассказал?!

Её затрясло, и Тоффин вновь услышал глухие рыдания. Мантия грозила промокнуть на груди, но разве это беда? А сам Тоф сидел в своём глубоком чёрном колодце — гулком и холодном, и отстранённо думал, что Текк, наверное, просто не хотел давать им ложную надежду. И правильно, ведь теперь она в дефиците.

— Мам, — наконец, смог он произнести, — может, отвести тебя домой?

При слове «дом» в животе настойчиво заурчало.

— Н-нет, — Кетти, наконец, оторвалась от сына. — Мне нужно в лазарет. Я обещала. И малышка Рута не справится пока. А ты иди! Там под подушкой стоит каша. Ещё теплая должна быть. На полке в коробе — хлеб. И молоко в леднике.

Слёзы высохли. Мама вспомнила, что у неё есть голодный сын, о котором надо позаботиться. Будто бы даже приободрилась.

Как ни странно, перед лицом реальной опасности, город ожил. Он тревожно гудел, торопился, плакал, робко улыбался, напряжённо готовился. Хоронил погибших и надеялся на живых.

— Взрослые говорят, что дома и стены воюют, — убеждённо рассказывал Ной, когда они с Рутой, бледной и погружённой в себя, снова встретились с Тофом. На сей раз, у причалов, где готовились к отплытию несколько больших парусников. На случай, если город удержать не получится. — К нам сегодня папин друг заходил. Раненый, но уверен в победе.

— Они были уверены и три дня назад, — играя желваками, произнёс Тоф.

— Даже те, кто в лазарете, ещё надеются, — глядя в одну точку, произнесла Рута. — Даже самые… тяжёлые….

Она с усилием сглотнула, явно вспомнив что-то неприятное.

— Да уж, надежда — это всё, что у нас есть, — Тоф зябко повёл плечами, скрестив на груди руки. — Если она уничтожила самые боеспособные части Фора, что сможем ей противопоставить мы?

Почему-то в памяти всплыл переданный матерью рассказ о гибели дяди. Этим Тоф предпочёл не делиться с друзьями — слишком страшным и личным казались ему эти воспоминания раненого форсита. Просто сказал, что Роффа погиб.

Рута, со стоящими в глазах слезами, пыталась ободрить друга, но Тофа это только раздражало. Ной же потупился, сжав губы. Сочувствовать он не умел, и, видимо, интуитивно чувствовал, что с его стороны это будет выглядеть снисхождением счастливого человека. Но по тому, как побледнело лицо друга, Тоф понял, что ему тоже небезразлично горе семьи Рока.

— Я сегодня спросил отца, нельзя ли вызвать к нам подмогу с Перекрёстка… — произнёс невпопад Ной. — Но он сказал, что это невозможно, и что я должен бы уже об этом знать.

— Перекрёсток, это другой мир, с которым связывается Привратник? — отстранённо уточнил Тоф.

— Угу.

— А почему… нельзя? — Рута обернулась к брату.

— Потому что для перемещения человека нужно создать временной и пространственный карман, в котором есть… дырка. А потом этой дыркой перевернуть к своему миру. Это знаешь, сколько сил отнимает? Папа прав, конечно, это я — дурак.

— Это ты сам про карман придумал? — заинтересовалась сестра.

— Куда мне, — вздохнул Ной, — отец рассказал, когда я не мог понять.

— Хорошо бы эту ледяную тварь в карман засунуть, и отправить в другой мир, — зло бросил Тоф.

Воцарилось молчание, прерываемое гулким плеском воды о причал, пронзительными воплями чаек и окриками доковых рабочих.

— Ну… это, наверное, можно, — произнёс, наконец, Ной. — Только подобраться как-то нужно….

— Тебя к ней даже близко не подпустят, — невесело усмехнулся Тоф. — Ты же Привратник. Да и вообще, к ней не смогли подойти лучшие маги Фора и опытные военные.

— Слушай, может, хватит мне про эту повязку хренову напоминать?! — взъелся Ной. — Я что ли её себе напялил? И отца не взяли тоже не потому, что он сам захотел! Я бы лучше, как ты…, как все!

— А я рада, что папа жив, — опустила голову Рута.

От её честности запершило в горле.

— Ладно, извини, — буркнул Тоф. — Вы, правда, не виноваты.

— Вот возьму, и выйду ей навстречу. Сам! — продолжал бушевать Ной. — И отправлю её на Перекрёсток! Мне тогда никто не посмеет сказать, что я трус!

— Да никто тебе и не говорит, что ты трус, — как можно мягче произнёс Тоффин. — Просто, ты ведь и правда, важен для города. Если бы я мог запихнуть эту тётку в другой мир, я бы сам пошёл. Прикинулся перебежчиком, и пошёл.

Конец ознакомительного фрагмента.