Берг

Александра Турлякова, 2010

Берг – когда-то свободное княжество, оказывается предметом многолетней вражды двух соседних графств. В эту борьбу вмешивается последний представитель княжеского рода бергских правителей. Им движет месть и желание вернуть титул и родовые земли. Его поступки становятся поводом к ещё одной войне. Смогут ли вспыхнувшие чувства к дочери своего врага изменить его? Или любовь станет для него роковой ошибкой?

Часть 1. Похищение

Глава 1

Тёмные коридоры замка всегда были плохо освещены, а уж сейчас, с наступающей ночью, тем более. Пройдёшь мимо стражи, как тень, она и не заметит, может, лишь сердце зайдётся непонятным никому беспричинным страхом. На это и был расчёт. Они так долго готовились к этому. Алдору казалось даже, что он помнит план замка наизусть, расположение всех комнат и коридоров. Особенно нужный этаж, этаж, где находился солар — кабинет правителя Дарна — графа Вольдейна.

При мысли о графе правая ладонь сама собой скользнула к поясу и стиснула узкую рукоять длинного кинжала. Да. Именно за этим он и шёл сюда. Ради этого все эти траты, долгая дорога и лишения. Ради того, чтобы убить ненавистного графа.

Дверь даже никто не охранял, настолько он и вся его охрана беспечны. Но свет-то из окон падал вниз во внутренний дворик замка, значит, он был здесь. Был! Он не ложится в такую рань. Так и есть!

Алдор прикрыл дверь за спиной и исподлобья глянул на работающего за столом графа. Склонённая седая голова, чёрный расшитый камзол и белоснежная рубашка — жипон. Наконец, — огромные удивлённые глаза. Он не видел лица Алдора под чёрным шарфом, скрывающим всё, кроме пронзительных тёмных глаз, пылающих ненавистью. Но даже и без этого шарфа он всё равно бы не узнал его, прошло столько лет после последней их встречи.

— Что за… — Граф отодвинул бумаги и попытался подняться из-за стола.

— Только не делайте лишних движений… — Алдор отбросил в сторону полу плаща и направил на графа короткий однозарядный арбалет.

Из него можно было сделать всего один выстрел, потом времени уже не будет, если вдруг этот выстрел окажется неудачным. На этот случай есть кинжал, он приятно оттягивал свободный пояс на правую сторону.

— Кто вы такой? Я вас не знаю…

— Конечно… — Алдор согласился, делая несколько шагов навстречу графу, уходил от спасительной двери.

Но позволить себе промахнуться сейчас, после всего, что пережил, чтобы попасть сюда, он не мог. А кабинет оказался огромным, да ещё и плохо освещённым. Попади здесь попробуй! И рука дрожит… Столько дней почти без сна…

— Как вы попали сюда, кругом охрана?

Надо отдать должное графу — он поднялся из-за стола, без страха глянул в глаза. Может, только лишь тревога и читалась на его лице, но не страх.

Алдор усмехнулся в ответ. Надо стрелять, стрелять и уходить отсюда. Но так хотелось, чтобы он знал, за что умирает, чтобы пожалел, чтобы пережил страх.

— Что вы хотите?

— Убить вас…

— За что?

— У вас мало врагов?

— Хватает, но не думаю, что все они способны на подобную подлость… В моём собственном доме, ночью… Под носом у охраны…

— Это не подло, это смело…

— Из арбалета — это признак смелости? — Граф Вольдейн усмехнулся и вышел из–за стола.

— Стойте, где стоите, или я…

— Убьёте меня? — перебил граф с насмешкой. — Вот это новость. А не за этим ли вы сюда пришли?

— Стойте!

— Ну, стреляйте же!

Граф сам шагнул навстречу, и эта его решительность смутила Алдора, он стушевался от удивления. Ожидал от графа любой реакции, но не такой, и рука с арбалетом ещё больше задрожала.

— Стреляйте!

За спиной неожиданно распахнулась дверь, раздался громкий женский возглас:

— Папочка, я хотела сказать тебе…

И в этот момент Алдор выстрелил, выстрелил неприцельно, как получилось. Вряд ли арбалетный болт причинил хоть какой-то вред графу, он прошёл стороной. Всё смешалось вдруг.

Алдор резко обернулся и встретился с испуганным взглядом молодой девушки в длинной ночной сорочке до пят и в глухом плаще.

— Что… Что здесь происходит? — прошептала она и, заметив арбалет в руке Алдора, всё поняла и закричала на всю комнату, на весь этаж, на весь замок.

За спиной шевельнулся граф, но Алдор среагировал быстрее — лезвие кинжала замерло у горла девчонки и заставило её замолчать.

— Заткнись! — Алдор перехватил её левой рукой через грудь, больно стиснул пальцами правое плечо напротив, глянул в лицо графа, предупреждающе блеснув в полумраке лезвием кинжала. — Стойте! Стойте, где стоите, или я убью её…

Граф поджал тонкие губы и ответил:

— Сейчас здесь будет полно охраны, вам не уйти отсюда живым, поверьте.

— Посмотрим. Пока в моих руках ваша дочь, я могу рассчитывать на многое… — Алдор отвечал ему негромко, обжигая горячим дыханием девичью щёку. — Разве не так? Или вы позволите мне убить её?

Шарф сполз вниз, открыв лицо Алдора, но распущенные светло–русые волосы девушки так и так закрывали его, делали тёмные глаза на фоне них ещё более выразительными.

— Вы пришли убить меня, зачем вам убивать мою дочь? Она ничего вам не сделала…

— Папочка, помоги мне… Помоги мне, прошу тебя, пожалуйста… Сделай что-нибудь…

— Тихо, дорогая… — Алдор сильнее впился пальцами в её плечо и попятился к двери. — Сейчас мы с тобой немного погуляем, и ты мне поможешь… Мы просто выручим друг друга… Пошли, милая…

Алдор пятился спиной, закрывая себя её телом от любых необдуманных действий графа. Главное — выбраться за дверь, если в дверях он столкнётся с охраной, вряд ли ему поможет даже эта девчонка.

Проклятье! Ничего не получилось! Сейчас уже бесполезно. Вроде бы всё предусмотрел, просчитал, кто мог представить, что так получится. Это всё она виновата, попала сюда не вовремя, если бы не она…

— Папа, прошу тебя, помоги мне… Не позволяй ему этого делать… Папочка… — она шептала еле слышно, не сводя глаз с лица графа.

Алдор добрался до двери, толкнулся в неё спиной и быстро огляделся. Охраны ещё не было, но по ступеням ближайшей лестницы уже кто–то шумно поднимался — слышны были громкие шаги и голоса.

— Если ты хоть что-нибудь ей сделаешь…

Но Алдор перебил графа, не дав договорить:

— Всё будет зависеть от вас… от действий ваших людей… Позволите мне уйти, и я отпущу её… С ней ничего не случится… — Алдор пятился по коридору, девчонка медленно переступала, отходя назад. Граф Вольдейн двигался следом.

Появилась охрана — несколько солдат в кирасах и с копьями. Граф вскинул руку, предупреждая своих людей:

— Не трогайте его!

— Кто это?

— Господин, милорд, с вами всё в порядке? Вы не ранены?

Алдор усмехнулся и двинулся дальше. Вся охрана и граф шли следом.

— Так и пойдём… Осталось совсем немного…

Алдор старался не глядеть на охрану, смотрел только на графа, именно от него сейчас всё зависело, рискнёт ли он жизнью дочери? Какова его любовь к ней? Как велико любопытство узнать, что происходит, что за гость такой, опасный, среди ночи пожаловал? Вряд ли он смог узнать его после стольких лет.

Но Алдор всё же надеялся, что дочь графу была важнее, чем желание утолить любопытство, всё-таки — дочь… А убить её он, наверное, смог бы, хоть её перед смертью своей захватить, хоть так сделать больно проклятому графу.

А она всё не унималась, шептала отцу:

— Помоги мне… Помоги, пожалуйста… Папочка, прошу тебя… Господи, мне страшно… Мне страшно…

— Прекрати, Вэллия! — резко оборвал дочь граф Вольдейн, и этот его тон, его обращение к ней удивили Алдора. Можно ли в таком положении осуждать её? Жить каждому хочется, и ей — тоже…

Алдор сделал несколько широких шагов, добираясь до лестницы, и графская дочь, торопливо перебирая ногами под длинным подолом сорочки, преодолела это же расстояние. Дальше пошли ступеньки. Алдор спускался спиной, волоча девчонку за собой. Охранники, выставив перед собой копья, спускались следом. Граф не сводил взгляда с лица Алдора.

— Если ты думаешь, что это тебя спасёт, то ошибаешься. Далеко ты не уйдёшь, тебя так и так найдут мои люди. Найдут и убьют. Тебя ничто не спасёт… и никто… Можешь поверить мне на слово.

— Посмотрим… — ответил Алдор невозмутимо, продолжая спускаться со ступенек. Девчонка запиналась, часто оступалась и наступала на свой подол, но Алдор держал её, теснее прижимая её спиной к себе, чтоб она, не дай Бог, не упала. — Осторожно, милая, не торопись… — шептал Алдор ей на ухо, касался губами светлых волос. — Осталось совсем немного… Надеюсь, твой отец благоразумный человек, и не позволит тебе погибнуть…

В конце концов, они спустились вниз. Добавилось охраны вокруг, появились даже слуги. Все эти люди раздражали и пугали Алдора, чем больше их было, тем меньше шансов оставалось у него.

— Отойдите! Отойдите или я убью её! Отзовите своих людей, граф! Отзовите их! — Алдор дёрнул кинжал у горла дочери графа, и та вскрикнула, запрокидывая голову. — Отойдите все! Дайте мне уйти, и я отпущу её! Я отпущу её! Ну же! Ну! — Он встряхнул девчонку для пущей убедительности, чтобы верили ему, в полумраке сверкнуло лезвие кинжала, и дочка графа опять закричала, и этот крик был уже криком боли, а не страха.

Граф вскинул руку, останавливая своих людей, позволил похитителю своей дочери уйти дальше, всё больше и больше удаляясь в полумрак двора замка. Откуда они могли знать, что за воротами Алдора ждал товарищ с лошадьми. Этого знать они не могли, иначе бы не позволили ему уйти. Они надеялись догнать его в любом случае.

— Алдор, ты… Кто это? Что случилось? — Корвин встретил его верхом, глядел сверху непонимающим взглядом.

— Уходим! Быстро! — Алдор вмиг убрал кинжал и вскочил в седло.

Кто–то из охраны заметил их сверху, закричал:

— Граф! Граф, он не один!

— Проклятье! Они догонят нас! — Алдор толкнул лошадь, и она вскинулась, надвигаясь на дочь графа. Та стояла, стиснув кулаки у губ, смотрела вверх огромными глазами. Дерзкая мысль родилась в голове меньше чем за секунду. — Руку! Давай сюда руку! — Он приказал ей, протягивая ладонь.

— Н-нет… — Дочь графа отступила, замотав головой, и Алдор не стал ждать, сам схватил её за запястье и дёрнул на себя, уже на ходу втаскивая девчонку на седло. — Нет! — Она закричала уже громко, во всё горло. — Нет!

Лошадь Алдора набирала скорость, догоняла уезжающего Корвина. Мимо, из-за спины пролетела стрела арбалета, а потом долетел крик графа:

— Не стрелять! Кто стреляет? Не стрелять!

— Оте-ец! — закричала на голос графа его дочь.

Алдор подгонял лошадь шпорами. Будет погоня, она обязательно будет. Граф не простит покушения на него, похищения дочери, нарушенного обещания. К чёрту! Главное — ноги унести! Вперёд и вперёд! И ты ещё вертишься, сиди спокойно, а то ударю…

— Тихо! — прикрикнул он на дочь графа, и та притихла, сжавшись. Так-то лучше. Не хватало ещё терпеть её…

Они убегали по дороге, оставляя тёмный, громадный замок за спиной. Благо, на ночь ещё не успели закрыть замковые ворота. Всё было рассчитано на это. Они должны были успеть, всё должно было получиться. Но…

Погони пока не было ни видно, ни слышно. Алдор, поравнявшись с Корвином, приостановил лошадь на вершине холма, огляделся, вглядываясь пристально в дорогу за спиной.

— Граф… Ты не убил графа? — Корвин сдерживал танцующую лошадь и тяжело переводил дыхание. — Что случилось? Ты не смог, да? — Алдор в ответ дёрнул подбородком. — Я же говорил, надо было мне идти… — Задержал взгляд на лице девушки. — А это ещё кто такая? — В полумраке лицо её еле угадывалось.

— Это дочь его…

— Дочь? — Корвин прищурил тёмные глаза, не сводя взгляда. — Его дочь? Ничего себе… — Усмехнулся. — Хоть в этом повезло…

— Я обещал отпустить её…

— Ну уж нет! Ещё чего! На такую приманку мы выманим старого лиса из норы, как миленького!

— Они догонят нас… Сначала надо спрятаться…

— Да, надо уйти с дороги. Через пару миль будет поворот на деревню, недалеко от неё в лесу есть охотничий домик, пока пройдёт вся эта шумиха, надо покормить лошадей… Там можно переждать…

— Ты сможешь найти дорогу сейчас?

— Спрашиваешь…

Они поехали дальше, сойдя с дороги, направлялись вдоль опушки леса, в деревню, конечно же, не заезжали, проехали её стороной, никого не встретив. Долго блуждали по лесу, запутывая следы, ходили кругами, и лишь глубокой ночью вышли на маленький дом в глухом лесу.

— Слава Богу… Я уж подумал, ты заблудился.

— Совсем немного…

Корвин смотрел, как Алдор снимает с седла графскую дочь, ждал, пока освободится вторая лошадь. Посоветовал:

— Ты лучше свяжи её, а то… мало ли… Идите пока в дом, я поставлю лошадей в стойло, здесь должен быть запас сена и ячменя…

Потянул носом воздух. Ночной лес нависал вокруг тёмной звенящей тишиной. Далёкие звуки ночных птиц еле–еле разбавляли её, только делали ещё больше таинственной и непроходимой. Даже не верилось, что все они только что были частью этого леса. Деревья стояли без листьев, холодные на вид, а на ночном небе, белёсом и глухом, чётко виднелись голые, как пальцы растопыренные, ветви крон. Яркая листва плотно укрывала землю, цвет её еле–еле угадывался в мутном свете неба.

— Холодно… Наверно, будет снег… Я не удивлюсь этому.

Корвин забрал лошадей и повёл к дому.

— Пошли… — Алдор подтолкнул девчонку вперёд, сам пошёл следом.

— Вы обещали отпустить меня… — Она впервые за всё это время подала голос.

— Обстоятельства изменились.

— Вас всё равно найдут…

— Посмотрим…

— Отец убьёт вас.

— У нас же есть ты, ты не забыла?

На этот раз она промолчала.

В охотничьем домике было темно и холодно. Судя по нежилому запаху, в нём давно в последний раз появлялись люди. Может быть, летом, а может, и ещё раньше. На ощупь Алдор нашёл лампу, но разжечь её было нечем, искать кремень в темноте — пустое дело. От усталости подкашивались ноги.

— Проклятье… — Он запнулся о какую–то мебель, может быть, стул. Нашёл окно и сорвал занавеску, выдёргивая из неё тонкий шнур, пошёл обратно к двери, где осталась девушка. — Руки… — приказал через зубы. Связывал запястья на ощупь.

— Отпустите меня… Пожалуйста… Я ничего не сделала вам… Я хочу домой…

— К папочке? — Алдор резко перебил её. — Может быть, всё же подождёшь до утра? Или сейчас побежишь?

Она опять промолчала. Появился Корвин в открытых дверях.

— Чёрт, темно… Давно здесь никого не было, сено сгнило напрочь… Холодно… Точно, снег будет… Сейчас ничего здесь не видно… Надо ложиться спать… Вот, — он бросил на пол седельные сумки, — здесь должен быть кремень, и трут оставался ещё… Надо чего-нибудь поесть… Был где–то хлеб… — Рассказывая всё это, он рылся в сумках, искал, ругался. — Это плащ… Кому холодно, можно взять…

Алдор перехватил плащ и, распахнув его, не глядя, в темноте положил на плечи графской дочери. Та вздрогнула при прикосновении и хрипло выдохнула с нескрываемым испугом. Она уже была в одном плаще, но под ним у неё только рубашка для сна. Глухая, до полу.

— Тихо… Не бойся… Сядь где-нибудь.

За это время Корвин нашёл кремень, кресало, трут, пытался добыть огонь. У него это всегда получалось быстро и ловко. Скоро он зажёг лампу, и сразу же стало светло, выдвинулись из темноты углы, мебель, запылённый камин. Алдор закрыл двери.

— О, дрова есть у камина, можно растопить… — Корвин охватывал комнату беглым цепким взглядом, по–хозяйски. — Если не затопим сейчас, днём уже будет нельзя — дым видно далеко.

— Да, наверное, лучше растопить. — Алдор зябко повёл плечами, соглашаясь.

Шнурок от занавески он привязал к своему поясу, чтоб девчонка не сбежала даже со связанными руками. Хотя, она вряд ли была на это способна сейчас. Произошедшее вымотало её и физически, и морально. Она сидела на стуле, стиснув колени, положив на ноги связанные вместе руки, и тёмный плащ почти полностью скрывал её, да и лица не было видно из-за распущенных волос. Алдор отвернулся. Они уже сколько дней живут в такой усталости, и ничего.

Корвин возился с камином. Хорошо, что он есть. Он всё это может, у него любое дело в руках горит.

Алдор порылся в сумках и нашёл кусок чёрствого хлеба, поделил на две части, одну стал жевать, другую оставил Корвину. Огонь в камине горел плохо, дымил, видно, сырыми были дрова.

— Насколько мы здесь задержимся? — Алдор спросил первым, следя за руками друга.

— Завтрашний день проведём здесь, ночью поедем дальше. Можно было бы и дольше, но у нас закончился хлеб, да и ячменя лошадям хватит ненадолго… Надо заходить в деревню, но не в ближайшую… Нас будут искать…

— У нас мало денег…

— Надо что-нибудь продать…

— Мы всегда можем выручить хорошие деньги за неё… — Алдор перевёл взгляд на замершую девушку.

— Мы никогда не отдадим её графу живой. Мы привезём её с собой в… — Корвин замолчал многозначительно, избегая называть имена и места. — Пусть он сам думает, как использовать её. Думаю, он будет рад такому козырю… Может, не будет так убиваться, что ничего у нас не вышло с графом… И так не знает, что мы тут…

Алдор вздохнул. Да, это он виноват, у него была такая возможность.

— Я оставил тебе хлеба, вон…

— Ага…

— Я устал, как бродячий пёс. Надо вытянуть ноги до утра…

— Ищи место, ложись…

Алдор пристроился поближе к камину, прямо на полу, застелив его старым покрывалом с кресла. Девчонка осталась сидеть на стуле на том расстоянии, что позволяла ей верёвка. Корвин ложился последним, всё оружие и вещи он убрал подальше в угол, достать их было невозможно. Дочь графа он демонстративно старался не замечать. Очень скоро в комнате не спали лишь графская дочь да огонь в камине.

Глава 2

Алдор проснулся, глядя перед собой, какое-то время не понимал, где он, что вокруг. Потом приподнялся на локте, оглядываясь по сторонам. Корвин ещё спал, огонь в камине прогорел, было холодно, свет падал из окна на пыльный пол. Мелкие пылинки кружились в воздухе, сверкали при свете дня. Алдор повернул голову и натолкнулся на взгляд графской дочери. Она так и сидела на стуле, глядя исподлобья.

Этот взгляд смутил Алдора, и он постарался отвернуться, забыть о том, что, кроме Корвина, здесь есть ещё кто-то. Что это она так смотрит?

Алдор поднялся и поворошил угли в камине, разгрёб золу в стороны, а алые угли придвинул поближе, чтоб отдали ещё тепло.

— Вы обещали отпустить меня… Вы говорили, что отпустите, если отец сохранит вам жизнь… — она заговорила первой, негромко, но Алдор слышал каждое слово, повернув голову, смотрел ей в лицо. Она куталась в плащи, поджимала ноги, и белая ночная рубашка её светилась яркой немыслимой в этой пыли белизной. — Он сдержал своё слово, а вы — нет… Он мог бы… — Но Алдор перебил её сухо:

— Да что бы он сделал? И не надо сравнивать меня со своим отцом. При хорошем раскладе для него, он убил бы меня, не раздумывая. Так что… — замолчал, отворачиваясь.

— Я хочу в уборную.

Такое прямое заявление вновь заставило Алдора перевести на неё взгляд, он подумал немного.

— Я буду рядом.

Поднялся. Она тоже встала, пошла к двери, остановилась сбоку. Алдор распахнул дверь и ахнул: весь лес, деревья, дворик засыпаны были снегом. Белым–белым свежим снегом. Солнце так сверкало на нём, что глаза не могли выносить этого блеска. От белизны даже дыхание перехватило. Алдор вышел и вытянул девчонку за собой. Та тоже оглядывалась удивлённо, хлопала ресницами, потом втянула голову в плечи, встретив взгляд Алдора.

— Пошли. — Он толкнул её перед собой, тащил за локоть к конюшне. Остановился и отпустил.

— Вы… так и будете здесь стоять? — спросила робко.

— Я могу отвернуться.

— Я так не могу. — Она вспыхнула алыми пятнами по щекам. Алдор упрямо не сводил с неё глаз, будто хотел заставить взглядом подчиниться, но она попросила вдруг: — Пожалуйста…

И Алдор сдался.

— Ладно… Но я буду рядом… — Он отвязал верёвку от пояса. — Я сосчитаю до двадцати, если ты не появишься — пеняй на себя…

— А руки? — Она протянула ему связанные руки. И Алдор развязал и их, не сводя глаз с её лица.

— Я предупредил…

Он зашёл за угол конюшни и остановился, вглядываясь в лес, неторопливо наматывал тонкую верёвку на пальцы левой ладони. Надо было бросить девчонку на дороге, зачем она нужна? Это Корвин настаивает. Везти её к графу в Лион? Накладно. Самим есть нечего. Всего две лошади на троих. Да и ищут их, поди, по всем дорогам сейчас. Да и не место девчонке в мужской компании. Третий всегда лишний. Что с ней делать? Надо с Корвином об этом поговорить.

Она не появлялась, хотя время уже давно вышло. Алдор подождал немного и решил проверить. Он ожидал увидеть, что угодно, но не увидел ничего! Долго смотрел на снег, пока дошло, что она сбежала. Вскинул голову, ища глазами среди деревьев. Её выдал тёмный плащ и движение. Далеко она не ушла. Догнать её можно было легко, и Алдор вмиг сорвался с места.

— Стой! — крикнул. — Догоню и убью!..

Он бежал по тонкой цепочке следов, они были чёткими на свежем снегу, талый контур босых женских ног. Она что, босиком? Его аж передёрнуло в ознобе от этих мыслей.

Она заметила погоню и закричала от отчаяния, оттого, что страх заполнил сердце, но продолжала убегать, петляла между деревьями. Алдор сильно сократил расстояние и, не дожидаясь, рывком прыгнул ей на спину, сбил с ног, навалившись, подминая под себя, вдавливал в мокрый снег её тело всей тяжестью, пятернёй вминал в мокрую мякоть её лицо. Девчонка брыкалась, пыталась вывернуться, сопротивлялась с таким завидным отчаянием, что удивление брало. И Алдор позволил ей повернуть голову, вдохнуть воздуха, ослабил ладонь на затылке.

— Пустите… пустите меня… — шептала она чуть слышно, упиралась ладонями в мокрый снег, перемешанный с палыми листьями.

Алдор перевернул её на спину и закричал ей в лицо, всё ещё вдавливая её тело в снег своим:

— Я поверил тебе! Я тебе поверил!

— Пустите! — Она пыталась вцепиться ногтями в лицо, но он успел перехватить её руки за запястья, вдавил в перемешанный грязный снег слева и справа от головы. — Отпустите меня…

— Знаешь… знаешь, чего ты заслуживаешь за свой обман? — Он приблизил лицо к её лицу, а графская дочь смотрела в глаза с ненавистью, пыталась поджать дрожащие губы, по мокрому лицу текли капли то ли талого снега, то ли слёз. — Тебя убить мало! Ты меня слышишь? Убить! — Алдор закричал на неё, и она закрыла глаза, выдавливая из–под ресниц крупные слёзы. Прошептала:

— Мне больно…

Алдор ещё какое–то время молчал, потом поднялся на ноги и рывком поставил девушку рядом с собой, крепко держал за локоть. Девчонка уже не сдерживала слёз, рыдала громко, низко опустив голову. Алдор поправил на ней сбившиеся плащи, рубашку, мокрую и грязную. Вспомнив, дёрнул подол вверх, открывая ноги. Так и есть! Она только в тонких чулках, и ноги босые. Боже! Босиком по снегу…

— Пошли!

Он потащил её за собой. Она шла, покачиваясь и запинаясь, всё ещё плача, не глядя под ноги. Корвин уже не спал, когда они вернулись, смотрел, как Алдор толкнул девчонку на стул.

— Что случилось?

— Она сбежала…

— Что? — Корвин удивился и подошёл к ней ближе, смотрел сверху, чуть наклонившись. — Что ты сделала?

От тона голоса, от решительности Корвина слёзы высохли вдруг на глазах. Девчонка подняла лицо и смотрела снизу, вздрагивая от рыданий. Молчала. Корвин взорвался вдруг, схватил её за волосы и, намотав их на кулак, переспросил резко:

— Что ты сделала? Что ты посмела сделать?

— Отпустите меня… Мне больно…

— Плевать!

Алдор ещё не видел Корвина таким разъярённым, что это с ним случилось вдруг, всегда спокойный, рассудительный.

— Вы украли меня из дома, вы обманули отца… Я не хочу никуда ехать, я хочу домой… Верните меня домой… Вы обещали, что вернёте меня домой…

Но Корвин не слушал её, она говорила своё, а он своё, и фразы их двоих перемешивались, превращались в какофонию безумия двух непонимающих друг друга людей. Алдор смотрел на них с удивлением.

— Ты ещё не поняла, что случилось с тобой? Всем плевать, чего ты хочешь… Всем глубоко наплевать на твоего папочку… Ты вообще не имеешь права рот раскрывать… Кто ты такая? Кто ты вообще здесь такая?

— Вы не имеете права увозить меня из дома… Вы не имеете права связывать меня… Отпустите меня!

— Заткнись! Замолкни, пока я не убил тебя…

А она ему в ответ, через него:

— Отпустите меня! Отпустите меня домой!

И Корвин ударил её, ударил ладонью по щеке слева, одновременно отпустив волосы, и девчонка слетела со стула на пол, закричала, закрываясь поднятой рукой. Корвин закричал на неё:

— Заткнись! Заткнись, тебе говорят… Не то я… — Он угрожающе надвинулся на девушку, и тут не выдержал Алдор, закричал, срывая горло, перекрикивая их обоих:

— Хватит! Прекратите! Заткнитесь, бога ради! — Вскинул руки в отчаянии, стиснул кулаки. И Корвин, и дочь графа смотрели на него. Девчонка громко вздрагивала, бесслёзно рыдая.

Корвин отвернулся и стал собирать одеяла с пола, бросил их в кучу к сумкам, начал копаться в вещах, что–то ища дрожащими руками. Алдор подошёл к нему и опустился рядом на корточки, заглядывал в лицо, но Корвин не замечал его.

— Что… Что случилось, Корвин? Зачем ты её бьёшь? Что происходит?

— Она будет подчиняться только тогда, когда будет бояться… Она не боится ни тебя, ни меня… Она сбежит при удобном случае, или перережет нам глотки… когда представится случай…

— Давай отпустим её…

— К чёрту! Мы привезём её графу Лион…

Корвин резко поднялся, найдя кусок чёрствого хлеба и мешок с ячменём.

— Пойду покормлю лошадей… Подели хлеб…

Ушёл. Алдор перевёл взгляд на девушку. Она уже снова сидела на стуле, молча смотрела мимо остановившимся взглядом, пальцами выбирала из спутанных волос листья и мусор, не глядя, рассеянно, как слепая. Он подошёл к ней и спросил первым:

— Как тебя зовут?

Она подняла на него глаза и через время ответила:

— Вэллия…

Точно, он уже слышал это имя, отец называл её по имени ночью. Для неё выходка Корвина была открытием, да и для Алдора тоже.

— Ты смелая…

Она усмехнулась и добавила:

— А вы — подлые…

Алдор помолчал, глядя на неё.

— Тебе нужна тёплая одежда и обувь.

— Я хочу домой…

— Я — тоже хочу и приложу все усилия, чтобы добраться до него быстрее, и ты мне не помешаешь. Можешь забыть пока о своём отце, замке, слугах, кто ты вообще такая… Многое придётся делать самой… Понятно?

Она в ответ лишь отвела глаза. Пальцы её рук дрожали, может быть, от пережитой истерики, а может быть, и от холода.

Вернулся Корвин, заметил, что хлеб так и лежит, сам разломал его на две части, свою съел и начал копаться в камине железной кочергой.

— Я же говорил, снег будет…

— Никто и не спорил, тебе виднее…

Алдор разделил свой кусок хлеба на две части, одну протянул дочери графа. Та посмотрела снизу с удивлением, быстро глянула в спину Корвина, будто опасаясь, но хлеб взяла. Конечно, голод не тётка, пирога не подаст.

— Нам надо найти тёплую одежду для неё, — заговорил Алдор, и Корвин глянул через плечо. — У неё даже обуви нет, по снегу босиком ходила…

Корвин усмехнулся, передёрнув лопатками.

— Я не пойму что–то, где ты её взял, в кровати, что ли? Может, ты комнаты перепутал? Вместо графа попал в спальню к его дочери?

— О чём говоришь? Ну, тебя! Она просто не вовремя зашла пожелать спокойной ночи папочке… А обувь где–то потеряла по дороге…

— Ну-ну… — Корвин помолчал, потом добавил: — Надо найти ей крестьянскую одежду, но в деревню сейчас не сунешься… Надо обшарить всё здесь, может, что-нибудь есть… хоть мужское…

— У меня где–то в сумке есть чистая рубашка, — вспомнил Алдор, начал искать.

— Я гляну в других комнатах, кто–то же здесь жил, может, что и осталось.

Корвин ушёл искать по смежным комнатам. Алдор нашёл рубашку. Конечно, она будет большая ей, и рукава длинные, но она, по крайней мере, сухая. Девчонка сидела безучастная на вид, неторопливо заплетала спутанные волосы, встретив прямой взгляд Алдора, запахнула на себе полы верхнего плаща, прячась под него.

— Вот, нашёл, переоденься… — Алдор протянул ей рубашку. Девчонка чуть отодвинулась.

— Я не буду… в мужское…

— Она чистая, я не носил её, ну, потёрлась немного в сумке, и всё…

— Не буду… — Подняла упрямые глаза.

— В мокром лучше? — Промолчала, опуская взгляд. — Тебя силой вытряхнуть из твоей ночнушки? — Алдор разозлился на это упрямство.

И девчонка поспешно взяла рубашку из его рук. Только оглянувшись, Алдор понял, почему она это сделала: пришёл Корвин. Тащил в руках целую охапку разномастной одежды.

— Всё, что нашёл… Что–то ветхое, что–то ничего, в сундуке нашёл вот… неплохой… — Из кучи одежды, брошенной на пол, вытащил мужской камзол с вышивкой и пуговицами. — Приличный… Может, немного великоват будет… — Кинул его девчонке без вопросов. — А из вот этого выбери сама. — Отбросил в сторону двое ветхих брюк-бриджей, пахнущих плесенью и слежалыми вещами. — Надо найти какую-нибудь обувь…

Алдор смотрел дочери графа в лицо, реакция её была однозначной, скривившись, как от невыносимой боли, та смотрела на все эти вещи и, казалось, вот–вот расплачется от отчаяния. Но не сказала и слова против. Молчала, глядя на всё это.

— Переодевайся! — приказал Корвин.

— Я… Я не хочу в мужское… — Это была только слабая попытка сопротивления, перемешанная со страхом.

— Ничего страшного. Будет возможность, найдём женское, но не сегодня… — Корвин на удивление оставался спокойным.

А Вэллия эта вдруг расплакалась, опустив голову, расплакалась тихо, без рыданий и истерики, так, как плачут от настоящей боли одиночества и невыносимой тоски. Она понимала, что слушать её никто не будет, что её желания или нежелания никого не интересуют. И поэтому плакала.

— Прекрати это… — Корвин повысил голос и отвернулся, давая понять, что всё — уже решённый вопрос. Её отчаяние можно понять, заставить девушку надеть на себя мужскую одежду? Конечно… Простолюдинку-то не заставишь, а эту…

Она продолжала плакать, но на неё никто не обращал внимания. Корвин рассудительно объяснял:

— Сейчас, пока есть время, не мешало бы выспаться, меньше будет хотеться есть, да и когда в другой раз удастся ещё? Надо следить за окнами, мало ли что, чтоб никто не нагрянул, и не взяли нас спящими… И её надо контролировать… — Указал глазами на девчонку за спиной.

— Давай, я первым покараулю, а ты ложись… — предложил Алдор. — Пока светло, поищу какую-нибудь обувь…

— Ладно, — Корвин легко согласился, а через время Алдор вернулся к девчонке.

Та всё также сидела на стуле, опустив голову, старалась никого не замечать. Все вещи лежали грудой на полу, нетронутые. Алдор не стал ничего говорить ей, так и так она никуда не денется.

— Не стоит сушить на себе мокрую одежду. — Голос Алдора прозвучал примирительно, без злости или резкости, но ответ получил совсем не такой.

— Какое вам дело?

Она глядела исподлобья, не скрывая злости. На Корвина она, наверное, глядела бы по-другому.

— Я не хочу, чтобы ты заболела… — Голос его был негромким, но твёрдым, настойчивым.

— Вы хотели убить моего отца, да? — Она перевела разговор на другую тему, заговорила о том, что её волновало вот уже сколько времени.

— Хотели, — согласился Алдор.

— Почему? За что? Что он вам сделал?

Алдор немного помолчал, не зная, как сказать всё, что он мог бы и хотел бы сказать о графе Вольдейне.

— Твой отец — жестокий подлец, если ты этого не знала. Он давно заслуживает смерти.

— Неправда! Мой отец не такой, вы, наверное, что-то путаете. Мой отец всегда был хорошим человеком, хорошим отцом… Я люблю его…

— Прекрасно! — Алдор развёл руками. — Я и не прошу тебя ненавидеть своего отца. Может быть, у тебя и нет для этого причин — у меня их полно, и я сейчас не собираюсь обсуждать их с тобой. Понятно?

— Вы просто выполняете приказ графа Лионского, так? Я же знаю, что они с отцом ненавидят друг друга, что всё идёт к войне… Поэтому вы…

Алдор перебил её нетерпеливо:

— При чём тут граф Лион? Не говори о том, чего не знаешь. У меня у самого масса причин желать смерти твоему отцу…

— Может быть, он смог бы договориться с вами. Вы простили бы его, вернули бы меня…

Алдор не дал ей договорить, снова перебив:

— То, что сделал твой отец мне, не прощается, а чтобы отомстить ему за всё, твоей смерти мне будет мало.

Девчонка долго смотрела снизу в его лицо, не веря тому, что слышала. Молчала. Потом сказала с отчаянием в голосе:

— Вы что-то путаете… вы с кем-то путаете моего отца, что-то не то говорите… Так не может быть… И при чём тут я? Я-то не сделала вам ничего… Я даже не понимаю, о чём вы говорите, что вам надо… Я в своей жизни никого не обидела…

— Переодевайся, — прервал её тираду Алдор. — Я отвернусь, а потом пойдём искать тебе обувь.

Девчонка поджала губы с обидой, шепнула:

— Я не хочу…

— Я просто вытряхну тебя из твоей рубашки, и ты волей-неволей вынуждена будешь одеться в то, что есть, без вопросов. Ты этого хочешь?

Она промолчала, и Алдор отвернулся, давая ей время. Когда посчитал, что прошло достаточно, обернулся. Она всё также сидела на стуле, поджав колени к груди, и держала оба кулака у лица. По-прежнему в своей старой одежде. Это разозлило Алдора вконец, взбесило не на шутку. Он в два-три шага преодолел разделяющее их расстояние и, схватив девчонку за запястья, рывком поставил на ноги, аж стул упал на пол.

— Понятно! По-хорошему ты не хочешь… Хорошо!

Алдор сорвал с неё плащ, отбросил его назад, потом второй, поймал ночную рубашку за ворот обеими руками и со всей силы рванул вниз. Одежда затрещала по швам, и девчонка, глядя огромными изумлёнными глазами, закрылась руками, пытаясь скрыть обнажившуюся грудь, попыталась вывернуться из пугающих её объятий.

— Не надо… пожалуйста… Я сделаю, сделаю всё, что вы хотите… я переоденусь… я надену это… Обещаю… Пожалуйста, не трогайте меня… Прошу вас… Я всё сделаю…

Алдор заметил что-то в её кулаке и, поймав за запястье, с силой разжал пальцы, сдавив их поперёк, через костяшки. В кулаке оказался кусок чёрствого сухаря, что он ей сам дал недавно. И на губах были крошки. Всё это время, пока он ждал, она преспокойно сидела себе и грызла хлеб.

Это почему-то удивило Алдора, и он отпустил её, хотя и хотелось ударить за ослушание. Девчонка отвернулась, закрываясь руками, встала боком. При свете дня под ночной рубашкой угадывалось её тело, женское тело… Алдор отвернулся, приказывая:

— Поторопись!

Он слышал, как она, давясь слезами, переодевалась. Когда обернулся, она успела надеть лишь бриджи и рубашку, прятала лицо от взгляда Алдора, закрывалась локтями. Рукава рубашки были длинными ей и сильно. Алдор подошёл и стал сам подворачивать их вверх, чтоб не висели. Девчонка не сопротивлялась, глядя исподлобья, только вздрагивала от рыданий. Алдор говорил ей негромко:

— Так будет теплее, сама увидишь, насколько будет теплее…

Перевёл взгляд и только сейчас заметил, что сквозь ткань рубашки просвечивается её тело, девичья грудь. Боже! Что за испытания на его голову! Точно, девчонки им ещё не хватало.

Подобрал с пола котарди — камзол и, стряхнув с него пыль, распахнул, подставляя ей. Приказал:

— Быстрее!

Она втолкнула руки и молча стояла, пока Алдор застёгивал расшитые пуговицы. Камзол заметно висел на плечах, рукава доставали до пальцев, а полы — до середины бедра. Да. Но это всё же было лучше, чем то, что было до этого, да и под свободным камзолом не так видно женское тело. Меньше будет любопытствующих вопросов. Если волосы из–под одежды не доставать, она вполне сойдёт за молодого парня.

— Ну вот, разве плохо? — Алдор оглядел её с ног до головы. — Зато теплее…

Девчонка сомкнула босые ноги, чулки она не сняла. Брюки тоже висели на ней. Алдор предложил:

— Пойдём, поищем что-нибудь на ноги. Возьми… — Протянул ей её недоеденный сухарь. Она взяла и левой рукой стёрла со скул выступившие слёзы.

Алдор обшарил несколько комнат, девчонка всё это время была рядом, стояла незаметной тенью, еле слышно хрустела своим сухарём. Проголодалась. Алдор всё больше и больше ловил себя на мысли, что у него к ней нет особой ненависти, как должно было бы быть к ЕГО дочери. Он столько лет жил мечтой о мести, столько лет желал этого — сделать больно этому человеку, сделать больно его семье, тем, кого он любит. А теперь… Как она сказала: «Я никого в своей жизни не обидела…» Должна ли она теперь платить за грехи своего отца? А разве его близкие, — мать, сестра, брат, — они в чём–то были виноваты перед её отцом? Перед графом Вольдейном? За что их убили? Он воевал с отцом, а убил почти всю семью, остался только Алдор.

— Надо посмотреть в кладовке… — предложила вдруг молчавшая до этого Вэллия.

— Где она?

— Возле кухни, под лестницей… — Алдор удивлённо вскинул тёмные брови: «Откуда знаешь?», и девушка пояснила: — Я уже была здесь, это охотничий домик отца… Правда, уже пару лет здесь никто не охотится…

— Что так? — поинтересовался Алдор, скидывая не пригодившиеся вещи в сундук.

— Здесь стало мало дичи, сейчас отец охотится в другом лесу.

— А–а–а… — Алдор поднялся. — Пойдём, найдём твою кладовку… Это хорошо то, что ты говоришь, значит, сюда вряд ли нагрянут.

Девчонка опустила голову, для неё это было совсем нехорошо, она хотела бы другого. Что поделаешь, в жизни бывают неудачи.

Она оказалась права. В кладовке Алдор нашёл пару потёртых кожаных сапог, у одного начал распускаться шов наверху, поэтому, наверное, их и бросили здесь.

— Примеряй… — Алдор выбросил их в коридор. Выглядели они жалко. Пыльные, засохшие, и, наверное, будут легко пропускать воду. — По снегу пройдёшь — помоются, походишь немного, разносишь под себя, это кожа, она мягкая…

Вэллия не без труда натянула сапоги, заправила в них брюки, потопталась на месте, шепнула:

— Большие…

— Это лучше, чем когда маленькие, — заверил её Алдор со знанием дела. — Пойдём проверим лошадей…

Она шла следом даже на улице, а Алдор следил за звуком её шагов, чтоб не отстала и не бросилась бежать. Корвин приготовил немного более–менее зелёного сена, и Алдор раздал его лошадям. Обернулся. Девчонка стояла перед входом в конюшню и пригоршней снега протирала свои сапоги. Главное, не терять её из виду, не дать ей пропасть. Она шустрая, глазом не успеешь моргнуть, и пропадёт. А она ещё должна пригодиться.

Алдор вышел к ней, и она вскинулась к нему навстречу, глянула снизу, стряхивая грязный снег с пальцев и ладони. Спросила вдруг:

— Вы не убьёте меня?

— Если ты будешь послушной… Не будешь выкидывать чего-нибудь… ты просто ещё один шанс в наших руках… На всякий случай, чтоб твой отец не придумал чего-нибудь… опасного…

— Когда вы покинете наши земли, вы отпустите меня?

Она уже верила ему, её глаза озарились надеждой. Она верила, что именно так и будет.

— Конечно… — Алдор пообещал ей, хотя не был уверен даже в завтрашнем дне.

Но пусть верит, если это так важно для неё, если это надо, чтобы она оставалась послушной. Что лучше, ложь или страх, посеянный Корвином его пощёчиной? Во лжи, конечно, разочарование тоже тяжёлое. Со страхом живёшь сейчас, а во лжи разочаровываешься потом…

Они вернулись в дом. Вэллия закуталась в плащи, отогреваясь после улицы, сидела на стуле, наблюдая в окно за заснеженным лесом. Алдор, раскопав свои сумки, нашёл иглу с ниткой и зашивал разорвавшийся кожаный пояс одной из седельных сумок.

Вэллия думала над словами, сказанными про её отца этим человеком. Алдор… Его звали Алдор… Так назвал его один раз второй, тот, с чёрными опасными глазами. За что они хотели убить его? Что за нелепая месть? Разве что-то отец не рассказывал ей?

Из двух дочерей он всегда любил больше старшую, и времени проводил больше с Келлой, чем с Вэллией, когда сестра ещё была жива… Вэллия больше была с няньками и дядей-крёстным. А сейчас так тем более, отцу некогда. Келлы нет вот уж три года, она выбросилась из окна башни буквально перед самой своей свадьбой. Она не одобряла выбор отца, хотела другого жениха, вот и свела счёты с жизнью. Всю возможную заботу отец после этого стал отдавал ей, Вэллии. Да, он сильно занят, у него мало времени на семью. Разве мог он совершить что-то, за что заслуживает смерти от этих людей? Они что-то путают, какая месть может быть отцу? За что? Да, он строг, серьёзен, но за это не убивают!

Вэллия медленно перевела взгляд на этого Алдора. Он работал, не поднимая головы, и не знал, что на него смотрят. Длинные тёмно–русые волосы падали на лицо, разделяясь ото лба налево и направо, доставали почти до нижней челюсти. Странная причёска, у них в замке мужчин так не стригли.

Она опасалась этих чужаков, они во всём были чужими, и внешне, и поведением своим, и странным желанием убить графа. Этот ещё ничего, с ним можно было договориться. Хотя именно он украл её, именно он хотел убить отца, и именно он рвал на ней одежду. Боже… Что она тогда пережила!

Вэллия вздохнула, боясь вспоминать всё это. Тот, второй, он был опаснее. Он больше знает в житейском плане, больше готов к трудностям, но он и более жесток, как строгий хозяин. И ещё, он знает эти места, может, он из местных? Он знает про деревни вокруг, знал про вот это место. Откуда? Вэллия тяжело прикрыла глаза. Его она боялась. Из них двоих именно его она боялась больше всего. Если бы не он, этот Алдор, скорей всего, давно бы уже отпустил её, он предлагал это другому… Господи… Как это могло случиться с ней?

Вэллия осторожно потёрла пальцами тонкий порез на шее от кинжала. Что она уже пережила за этот сумасшедший день? Что ещё дальше будет? Хоть бы они, в самом деле, отпустили её, как обещали… А можно ли верить их обещаниям? Всё равно, надо хоть во что–то верить, или она сойдёт с ума.

Она снова вздохнула, и Алдор поднял на неё глаза, оборвал нитку. Взгляды их скрестились.

— Лучше поспи, мало ли, что ночью будет… — предложил он ей негромко.

— Не могу… — прошептала в ответ чуть слышно.

— Почему? Боишься?

Она промолчала, отводя взгляд в сторону. Надо подождать немного, они доверятся ей, перестанут следить строго, и она сбежит. Пусть пеняют на себя… Но он прервал её мысли, снова заговорив:

— Надо привыкнуть. Мы теперь по ночам будем двигаться, а днём спать. По-другому нельзя… Никто жалеть тебя не будет, мы будем идти, и ты — тоже. Нам будет есть нечего, и тебе — тоже…

— Я поняла вас… — перебила его Вэллия. — А вы бы на моём месте тоже преспокойно спали себе после того, как вам к горлу приставляли оружие? Спали бы в руках чужих людей, что угрожали убить вашего отца?

— Моего отца уже давно убили… И мать — убили… — Он сбрасывал в сумку вещи, что достал прежде, чем начал зашивать её. — И брата убили и сестру убили… Мне тебя не понять.

— М-м-м… — протянула Вэллия. — Понятно…

— Что тебе может быть понятно? Что ты вообще можешь в этом понимать? — Он повысил голос, и в углу поднялся Корвин. — Ты ничего этого не видела, я один всё это видел и с этим живу… Что ты можешь в этом понимать? — Он поднялся и рывком, не скрывая раздражения, отбросил в угол к вещам сумку.

— Что шумишь? — Корвин глядел спокойно, чуть улыбаясь со сна. Вэллия чуть плотнее запахнула на себе плащи, глядя на Корвина исподлобья.

— Да так… — Алдор отмахнулся.

— Это она, да?

— Да нет, всё нормально…

Корвин подошёл ближе к Вэллии, смотрел прямо, сверху, вдруг ставшим суровым взглядом.

— Если ты будешь плохо вести себя… — начал было, и Вэллия нахмурилась тревожно, опуская взгляд. — Лучше будет, если ты вообще будешь сидеть, не открывая рта…

— Всё нормально, Корвин! — Алдор попытался успокоить его, преградил путь. — Оставь её в покое… Мы просто разговаривали…

— Зачем вообще с ней разговаривать? Она не заслужила этого… Кто она такая? Пусть сидит и молчит…

— Ладно-ладно, успокойся…

— Я не люблю болтливых женщин, какого бы происхождения они ни были, все они пустоголовые болтушки… Их интересуют только красивые платья и беззаботная жизнь.

— Успокойся, Корвин, не ругайся, ничего страшного не произошло… — Алдор уже закрыл девчонку собой, но Корвин пытался глядеть ей в лицо через плечо товарища. Вэллия не сводила с него огромных удивлённых глаз, глядела исподлобья, и её взгляд ещё больше раздражал Корвина.

— Я хочу, чтобы в нашей компании её было не видно и не слышно, чтоб она даже дышать боялась…

— Хватит! Она и так тебя боится!

Корвин остановился и оглядел Вэллию с ног до головы. Спросил:

— Ты заставил её переодеться?

— Она сама справилась.

Корвин отвернулся, оглядываясь по сторонам. На улице уже вечерело, осенний день короток, скоро сумерки лягут по низинам, наступит вечер.

— Подождём до темноты, и надо будет выходить… Я сменю тебя… Ты лошадей смотрел? — Алдор в ответ кивнул головой. — Ладно…

Скоро Вэллия осталась с Корвином одна, старалась не глядеть на него, прятала глаза в сторону, чувствуя, как от внутреннего переживания дрожат пальцы, и сердце начало стучать громче и чаще. Корвин молча собирал вещи, укладывал пожитки по сумкам, от нечего делать наложил дров в камин — только огонь поднеси, и пламя займётся. Вот на радость кому-то, кто, заблудившись, набредёт на этот дом. Ещё раз проверил лошадей и, зайдя с улицы, столкнулся с прямым взглядом Вэллии, спросил резко:

— Что смотришь?

Она опустила взгляд и промолчала. Корвин подошёл ближе и встал рядом.

— Что вы ругались? — спросил негромко через зубы, и Вэллия вскинула голову, глядя снизу вверх. Шепнула чуть слышно:

— Мы не ругались.

Корвин помолчал задумчиво и опустился вдруг к ней на корточки, заглянул в лицо. Начал говорить, отделяя каждое слово:

— Ты его не трогай и лишних вопросов не задавай. Твой отец угробил всю его семью, у него личные счёты с ним… И лучше вообще молчи… Так будет лучше…

— Вы ошибаетесь, мой отец не мог…

Он не дал ей договорить, качнувшись вперёд, больно взял пальцами за лицо, впиваясь в горячие щёки. Вэллия ахнула и жаром испуганного дыхания обожгла его ладонь изнутри.

— Прекрати эти разговоры… Мы и так слишком долго возимся с тобой, тебя следовало бы убить и бросить здесь до весны… пока не найдут случайно…

Вэллия резко мотнула головой, попыталась освободиться и даже вскинула руки, собираясь закрыться или оттолкнуть его. Корвин отпустил её, но сумел поймать за запястье.

— Чем тише и послушнее ты будешь себя вести, тем дольше проживёшь.

— Мне обещали, что отпустят меня… на границе графства… — она шепнула в ответ, не сводя испуганного взгляда; говорить было больно.

— Кто обещал тебе это? Ты смеёшься?

— Вот… — Она дёрнула подбородком в сторону, где в дальнем углу спал Алдор. — Обещал… он… Алдор… — само собой вырвалось у неё это имя, и, поняв, что не должна была, Вэллия опустила глаза.

— Кто? — Корвин нахмурился.

— Отпустите меня… — Она потянула руку, выкручивая запястье, попыталась заговорить о другом. — Мне больно… Вы делаете мне больно…

Но Корвин не отпускал её. Она злила его. Что это у неё за секреты с ним? О чём они уже успели договориться? Что она ему за это пообещала? Корвин притянул её к себе и зашептал в лицо через зубы:

— О чём ты говоришь? Кто и что наобещал тебе? О какой границе графства… Что вы делали здесь… без меня?

Вэллия скривилась от боли и подозрений.

— Отпустите… Вы делаете мне больно…

Корвин помолчал немного и оттолкнул её от себя, поднимаясь на ноги.

— Я ещё поговорю с ним.

Вэллия опустила голову, растирая запястье. Губы дрожали, страх сковал тело. Господи… Что же это происходит. В груди родился кашель, и она раскашлялась, зажимая губы кулаком. Неужели она заболела? Всё-таки заболела…

Она испугалась своего кашля, он показался ей слишком громким, и Вэллия зажмурилась, ожидая, что Корвин сделает ей замечание или даже ударит. Но он почему-то промолчал. А в груди всё ещё скребло и вызывало новые приступы кашля. Она уже и не знала, как остановить его, только сжималась сильнее, да стягивала на себе полы плащей. В конце концов, этот кашель разбудил Алдора. Вместе с Корвином они вдвоём вышли на улицу и долго разговаривали о чём–то, Вэллия не прислушивалась. Она, перестав вдруг кашлять, тихо замерла, глядя в сторону.

«Папочка… Найди меня, пожалуйста… Помоги мне… Не оставляй меня… Я не хочу… Я не хочу с ними… Помоги мне… Мы совсем недалеко, совсем рядом…»

Они вернулись и начали собираться. Вэллия с тревогой ждала, что её ждёт, глянула в окно — сумерки сгущались, по мрачному небу плыли тяжёлые тучи, словно опять грозили снегом. Деревья стояли неподвижными, замершими.

— Вставай и пошли! — приказал Корвин, и Вэллия вскинула огромные глаза.

На улице она стояла, ждала, пока собирали лошадей. Тайная мысль не давала ей покоя. Их трое, а лошадей только две, они либо убьют её, либо бросят здесь. Лучше бы бросили, она почему-то ждала именно этого. Она сама бы выбралась из леса, она сумеет найти дорогу, пешком выйдет, только бы не убили и не связали, бросив здесь. Она уже так замёрзла, так устала и хочет есть, что не сможет бороться и сопротивляться, не справится со всем этим.

Молча смотрела на руки Корвина, управляющегося с сёдлами, подпругами, сумками, как основательно и спокойно он всё это делал, без спешки, без суеты. Алдор держал лошадей за уздечки и что-то негромко советовал. Про неё как будто все и забыли.

— Отпустите меня… — прошептала вдруг Вэллия, и они оба повернули к ней головы.

— Я разве не предупреждал тебя, чтобы ты молчала?

Голос Корвина сухо разбил все её тайные надежды, Вэллия опустила голову и носком сапога ковырнула снег. Хорошо, она будет молчать, раз он так хочет. Она ждала, терпеливо и молча ждала, тайно надеясь, что её оставят, но Корвин первым сел в седло и приказал, протягивая сверху руку:

— Иди сюда.

Вэллия глянула снизу и переспросила:

— Вы… вы не отпустите меня, да?

— Иди сюда… — он повторил настойчиво и дёрнул рукой нетерпеливо.

Вэллия быстро встретилась глазами с Алдором и шагнула вперёд, опять попыталась:

— Отпустите меня, я ничего не скажу про вас… Я и так ничего не знаю… Я… — но Корвин перебил её, не дав договорить:

— Если ты не замолкнешь, я тебя ударю.

Алдор подошёл ближе и подтолкнул Вэллию вперёд. Она нехотя подала ладонь, а Алдор подсадил её в седло за талию.

Корвин сидел теперь у неё за спиной, обнимая её через руки, держал сильными пальцами поводья. Он специально посадил её к себе, знал, что она боится его, поэтому не попытается что-нибудь предпринять. Она и сидела-то тихо, боясь пошевелиться, держалась за гриву лошади, слова боялась лишнего сказать.

Алдор держался рядом, его вороная лошадь рыхлила копытами снег, пыталась вырваться вперёд, косила лиловым глазом вбок.

— Пока пройдём через лес, стемнеет. Деревню обойдём, нам в неё нельзя… К утру где-то, если так же пойдём, доберёмся до дороги на Старфурт, там был постоялый двор на перекрёстке и деревня… Там народу всегда было много, торговцы да путешественники туда-сюда снуют постоянно… — негромко рассказывал Корвин, направляя лошадь в одном известном только ему направлении. — Чужих много, может, никто нас и не заподозрит, мало ли… Надо будет разделиться… Кого-то оставим с лошадьми… Купим ячменя и поесть чего-нибудь… Долго задерживаться нельзя… Они и по этой дороге нас могут искать.

Вэллия молчала. Она помнила карту графства, знала некоторые крупные дороги и города, но и понятия не имела о каких-то там постоялых дворах и деревнях. Корвин всё это знал, он был здесь, из местных он, и скорее всего, незнатного происхождения, иначе, откуда ему всё знать это?

Из леса они выбрались уже в глубокой темноте и значительно дальше, чем прошлой ночью, да и, наверное, совсем не по той дороге ехали теперь. Всю дорогу молчали, только Вэллия иногда кашляла, низко опуская голову, и от звуков этого кашля лошади испуганно пряли ушами.

Ночь постепенно сгущалась вокруг, темнота охватывала обочины дороги, рощи и долины, становилось холодно, и сквозь прорехи в чёрных тучах просматривались звёзды. Вэллия запахивала на себе плащи, прятала руки в рукава камзола, чувствовала, как начали мёрзнуть ноги в сапогах, как устало всё тело. Благо, Корвин сидел очень близко, от этого было теплее, хоть не мёрзла спина.

Он говорил что-то про утро, значит, они доберутся до этой деревни к утру. Это долго! Она вообще околеет за это время. Боже… А кашель стал чаще и громче и совсем не приносил облегчения в груди. Хотелось согреться, выпить чего-нибудь горячего. И вообще хотелось домой, к отцу…

Глава 3

Лошади шли ходкой рысью, но время всё равно тянулось очень медленно. Усталость брала своё, тем более, за последнее время Вэллия почти толком и не спала, а от холода всё тело сковало. Голова упала на грудь, а потом и сама, не заметив как, Вэллия чуть откинулась назад на грудь Корвина и, угревшись, смогла заснуть. Но даже в этом сне продолжала кашлять и мёрзла, сильно мёрзла. От всего этого так и не заснула глубоко, продолжала всё слышать и чувствовала рысь лошади.

Перед самым рассветом, когда на небе только-только появилась белая полоса, они заметили горящие огни постоялого двора. Корвин остановил лошадь и приказал спешиться.

Спрыгнув на землю, Вэллия чуть не закричала от дикой боли во всём теле, упала на колено, все мышцы дрожали от долгой верховой езды. Нет, она, конечно, умела ездить верхом и часто делала прогулки, но так долго не ездила верхом никогда.

— Боже… — прошептала чуть слышно, не зная, как шевельнуться. Разве это можно с такой болью? — Господи… — Аж, кажется, слёзы навернулись на глаза от боли.

Корвин поймал её за шиворот и рывком поставил на ноги, приказал грубо:

— Вставай!

Вэллия ахнула с болью, замерла, боясь шевельнуться на слабых ногах, шаг сделать. Ждала, когда боль и слабость пройдут.

— Я возьму её с собой, — начал негромко Корвин, — ты останешься с лошадьми здесь, на окраине деревни, найдём какой-нибудь сарай, чтобы спрятаться… Мы с ней пойдём туда. — Дёрнул головой в сторону ярких огней. — Вряд ли кто-то здесь знает её в лицо… да и не узнают её теперь. — Окинул девушку беглым взглядом. Вэллия опустила голову, пряча лицо.

Дальше они пошли пешком, ведя лошадей за собой. На окраине деревни нашли пустой сеновал. Лето было дождливым, и он, видимо, остался пустым. Завели лошадей, сгребли им остатки сенного мусора и трухи. Алдор остался с ними, буркнул еле слышно напоследок:

— Следов натоптали…

— До рассвета никто не появится здесь, да и потом, наверное, тоже… Здесь же пусто… Да и мало ли… Не бойся…

— Я не боюсь.

— Пошли. — Корвин подтолкнул Вэллию к двери. — Пошевеливайся… Если хоть слово кому скажешь — убью, будет лучше, если ты вообще всё время будешь молчать… Я буду разговаривать сам, мне надо, чтобы ты была на глазах и всё. Понятно тебе?

Вэллия ничего не ответила. Она так устала, что вообще не хотела ни о чём думать. Но когда они оказались в зале постоялого двора, Вэллия оживилась; людей было мало, и у неё появилась надежда, что можно будет сделать хоть что-то, привлечь к себе внимание, хоть как-то попросить о помощи.

Но Корвин постоянно держался рядом, так близко, что она чувствовала его локтем руки. Спрашивал хозяина, разговаривал о погоде, договаривался о покупке зерна и хлеба. Оказывается, всё довольно просто, никто и внимания не обратил и вопросов лишних не задавал.

Вэллия исподтишка медленно осматривалась, боясь поднять глаза из-под капюшона. В зале всего два посетителя в дальнем углу, помощник хозяина ушёл за хлебом и за зерном по заказу, у стойки остались лишь Вэллия и Корвин, да хозяин мыл какие–то крынки и глиняные миски. Кто тут сможет помочь? На кого надеяться?

Согревшись в тёплом зале, Вэллия раскашлялась и спрятала лицо в согнутую руку, облокотилась на стойку.

— Эх, парень, да ты заболел! — Толстый трактирщик нахмурил седые лохматые брови, смотрел в упор. — Тебе бы погреться, да чего горяченького выпить… — Смотрел на Вэллию. Ты подняла лицо, вытирая губы ладонью, капюшон упал назад, открывая голову.

— У нас мало денег, — проговорил твёрдо Корвин.

— Да ничего… — Трактирщик наполнил кружку вином, подогретым на плите, добавил отвара каких–то пряных трав. Вэллия узнала лишь запах шалфея. — На, вот, малец, выпей, станет легче… — Поставил кружку перед Вэллией.

Он всё время видел в ней молодого человека, но никак не девушку. Она молчала, глядя снизу, и Корвин подтолкнул локтем в бок, чтоб не тянула, брала, и вопросов бы не было. Вэллия повиновалась. Отпила несколько приятных глотков. Тёплая блаженность разлилась по горлу, телу, зашумела в голове. Потянуло в сон. А трактирщик спрашивал Корвина:

— Куда это вы направляетесь?

— В Альд, у нас там отец старый… Вот проведаем его и обратно… Ненадолго… Дольше дорога обойдётся.

— Брата-то больного надо было дома оставить.

— Да он уже в дороге разболелся.

— М-м… — Трактирщик понимающе покачал головой с сожалением. — А что сам молчит? Молчаливый?

— Не говорит с детства, — нашёлся Корвин, и Вэллия, слушая всё это, перевела на него глаза.

— А слышит?

— Слышит, и то хорошо.

— Да-да, хорошо. — Трактирщик снова покачал головой и добавил: — Хоть понимает, что ему говорят, и то ладно. Давай, я ещё тебе сделаю… горяченького… — Взял кружку из рук Вэллии, завозился у плиты, делая ещё одну тёплую выпивку. — Сейчас погодка такая — только дома сидеть, снег выпал, мороза жди… Да-а… Зима наступила… Сейчас каждый нормальный человек тянется к очагу, к жилью… Странно, что вы всю ночь в дороге.

— Так получилось. — Корвин усмехнулся вполне дружелюбно.

— Что-то вы мало похожи со своим братом… — Трактирщик нахмурил седые брови. Его вопросы начинали раздражать Корвина. Быстрее бы принесли заказ, да уходить отсюда.

— У нас разные матери.

— М-м-м. — Он понимающе кивнул.

— Сколько я буду вам должен? — спросил Корвин и отвязал от пояса мешочек с деньгами, с остатками денег.

Пока он расплачивался, Вэллия выпила вторую кружку горячего ароматного глинтвейна. В это время появился помощник хозяина, принёс в мешке ячменя и большой каравай, завёрнутый в холстину. Корвин отвлёкся, и Вэллия вскинула глаза, глянув исподтишка. Её взгляд скрестился с взглядом трактирщика. Какое-то время они смотрели друг на друга, глаза в глаза. С надеждой Вэллия выдохнула шёпотом:

— Помогите мне… — Трактирщик изумлённо вскинул брови, и Вэллия чуть повысила голос, заговорила: — Пожалуйста, помогите мне, прошу вас…

Корвин среагировал быстро, забыв о покупках и деньгах, рывком оказался рядом с Вэллией и, обхватив её предплечьем за горло, попятился назад.

— Эй, парень, что ты делаешь? Что происходит?

— Мы уходим…

— Помогите! — закричала Вэллия.

— Чёрт, да это же женщина! — воскликнул помощник трактирщика, удивлённо глядя в лицо Вэллии.

— Прошу вас, меня увезли из… — Она не успела договорить — Корвин закрыл ей губы ладонью, стиснул так, что пальцы со злостью впились в щёки до боли в зубах. Закричал:

— Не подходите! — Корвин шагнул к дверям, предупреждающе выкинул руку вперёд. Трактирщик, его помощник и оба посетителя были рядом, понимая, что что-то не так.

— Эй, парень, ты не дури, ты говорил, что это брат твой и, что он немой, а это девчонка… Сдаётся мне, ты украл её… Тебе придётся её отпустить…

— Я скорее убью её… — Корвин добрался до двери и вывалился на улицу.

Он стиснул запястье Вэллии мёртвой хваткой и бросился бежать, волоча девушку за собой. Снег под ногами изрядно мешал, а путь был неблизкий, надо преодолеть деревню, развилку дорог и мост, где-то там, на окраине, были лошади и Алдор, который ещё ничего не знал.

У таверны шумели, несколько человек с факелами бежали следом. Они провозились и немного отстали, это было на руку Корвину. Он свернул сразу на перекрёсток и мост, здесь ещё со вчерашнего дня успели немного утоптать дорогу, и следы терялись в снегу. Вэллия упала на колени, запутавшись слишком большими ей сапогами. Корвин обернулся, зло скривившись.

— Шевелись! — выдохнул через зубы.

— Я… я не могу…

Только удар по щеке заставил её подняться на ноги. Лёгкие разрывал кашель, и Вэллия зажимала губы кулаком. Бежать было ещё далеко, а мост темнел совсем рядом. Только рывок, стоящий неимоверных усилий.

Корвин столкнул Вэллию с моста, и сам спрыгнул в холодную воду. Река ещё не замёрзла, но мокрый липкий снег стоял у берегов, а вода доходила до середины бедра. Обжигающий жгучий холод охватил Вэллию до самой макушки, вода стояла в сапогах, промочила одежду, плащи.

— Господи… — прошептала Вэллия, всё ещё не веря, что это происходит с ней. Только что она была в трактире, пила тёплое вино, а сейчас…

Корвин набросился на неё, несколько раз хлестнул ладонью по лицу, зашипел через зубы:

— Какого чёрта? Я приказал тебе молчать. Это всё из-за тебя… Будь ты проклята! — ругался зло, тряся Вэллию за одежду на груди. Оттолкнул от себя, и она упала в воде на колено. Горячая волна невообразимого холода ожгла грудь, руки, хлестнула по лицу.

— М-мамочка… — выдохнула Вэллия, и Корвин, ухватив её за шиворот, поставил на ноги возле себя.

Она дрожала всем телом, зубы стучали, из глаз сами собой текли слёзы, лёгкие опять начал душить кашель. Корвин прижал её к себе спиной и зажал рот ладонью, не давая и звука произнести. Вэллия впилась в его предплечье коченеющими пальцами, замотала головой, и Корвин второй ладонью сдавил шею, шепнул чуть слышно:

— Тихо…

Через негромкий звук течения реки послышались приближающиеся шаги. Потом — разговор:

— Куда они пропали? Как сквозь землю провалились? Где они?

— Ты уверен, что они пошли сюда?

Разговаривающие, как в кошмарном сне, стояли над головой, на деревянном настиле моста. И Корвин, и Вэллия смотрели наверх. Она задыхалась и думала, что переживает последнюю минуту жизни, и, наверное, была бы рада смерти, если б та пришла в это мгновение.

— Может, они побежали в деревню?

— Проклятая темнота! Только утром будет ясно хоть что-то.

— Ты хорошо её разглядел? Кто она такая может быть, а если и стараться не стоит? Может, это дочь крестьянина или…

Разговаривающие удалялись в сторону деревни, слышны стали лишь обрывки разговора.

— Красивая… Он, наверное, хотел взять выкуп с её родителей…

— Проклятые бродяги… Что им не сидится дома в такие ночи?

Корвин ждал, пока голоса не пропали вообще, и только потом отпустил Вэллию. Та захрипела от слабости и давящего кашля, качнулась вперёд и опять чуть не упала в реку по грудь — Корвин удержал её за шиворот. Вэллия раскашлялась.

— Будешь шуметь, я утоплю тебя здесь, и найдут тебя только весной… Шевелись! — Толкнул её вперёд и вверх на берег, из воды.

Вэллия выбралась наверх на нетвёрдых ногах, чуть не падая, ухватилась ладонью за землю, и пальцы утонули в рыхлом снегу. Но она не чувствовала холода его, всё тело её дрожало от пережитого. Холод! Холод ощущался во всём: от земли поднимался вверх, попадал в нос, в рот, в лёгкие, обжигая всё на своём пути при каждом вдохе. Одежда дышала холодом, она касалась тела и несла только холод. Даже прядки волос на голове, надо лбом замёрзли и стали твёрдыми, мёртвыми. «Господи… Господи… Господи…» — стучало в её висках с каждым ударом сердца. Почему она ещё жива, как это могло случиться с ней? Она вся мокрая и ещё не умерла от холода, ещё продолжает жить вопреки всему. Как?

Они добрались до убежища с лошадьми, когда на небе белая полоса стала розовой, предвещая скорый рассвет.

Алдор из полумрака кинулся им навстречу, и замер, когда по лицам понял, что что-то не так.

— Что случилось, Корвин?

Тот молча отшвырнул Вэллию в угол на сенную труху, и с шумом отдышался. Рядом стучали копытами лошади, звенели удилами, выбирая из-под ног остатки съедобного сена.

— Что произошло?

— У неё спроси… — Корвин дёрнул головой в угол, указывая на дочь графа. Вэллия почти не шевелилась, как упала, так и осталась лежать, только руки прижала к груди и подтянула колени. — Еле ноги унесли… от греха подальше… — продолжил чуть слышно. Голос его дрожал, он ведь тоже вместе с Вэллией был в одной реке. — Надо уходить, пока ещё темно… Нас ищут…

— Что случилось? — Алдор бросился собирать вещи, проверять ремни на сёдлах, отвязывать лошадей. Он всё ещё не терял надежду узнать, что произошло. — Ты купил хоть что-нибудь? Зерна, хлеба…

— Нет! Я оставил там даже последние деньги… благодаря ей… — Скрипнул зубами, глядя в сторону Вэллии. — Она разоралась там, как безумная… Надо было убить её ещё в первый день… Или убить сейчас, пока не выпила последнюю кровь…

— Надо было оставить её здесь. — Голос Алдора сейчас мог только разозлить Корвина.

— Думаешь, ты бы уследил за ней? — Усмехнулся зло. — Её надо было связать… тогда, может быть… Она бы обманула тебя, обхитрила, ты и так уже… — Многозначительно замолчал.

— Что — я уже? — Алдор замер и перестал увязывать седельные сумки, ждал ответа, изумлённо вскинув тёмные брови.

— Начал договариваться с ней, давать какие-то обещания… Я всё знаю, Алдор! Ты наобещал ей невесть чего… отпустить её, сохранить ей жизнь…

Алдор не слушал его, стиснув зубы, рывками затягивал верёвки и ремни седла, злился.

— Давай, я убью её, бросим её здесь? Зачем она нам сейчас? Нас ищут… У нас — ни денег, ни хлеба. Зачем нам лишний рот?

— Давай, возьмём за неё выкуп — будут деньги…

— Ты с ума сошёл! Нас убьют… Граф сделает всё, чтоб не отпустить нас живыми, ничего себе! Мы у него дочь украли, его самого чуть не убили — такое не прощается…

— Если всё продумать…

— Да ну тебя! Надо убираться отсюда.

— А с ней что будем делать?

— Как хотели сразу, привезём в Лион… Пусть граф думает, что он будет с ней делать, может, он сам возьмёт за неё выкуп…

— Пошли… — Алдор управился с лошадьми и передал оба повода Корвину, чтоб выводил на улицу. Сам пошёл к дочери графа. Коснулся плеча. — Эй! Вставай! Пошли! Надо идти…

Девушка вскинулась, поднимая голову, глянула в лицо огромными блестящими глазами, как безумная. Алдор повторил:

— Вставай…

Подхватил девчонку под плечо и поставил на ноги. Та сразу же разразилась громоподобным кашлем, еле на ногах устояла, расплакалась и зашептала еле слышно:

— Я хочу домой… Я хочу к отцу…

— Пошли-пошли… — Подтолкнул её в спину, чтоб не задерживалась. Она шла нетвёрдо, куталась в плащ и вжимала голову в плечи, дрожа от слёз и холода.

Небо посветлело и стало прозрачным, чётче обозначились контуры деревьев и далёкие дома деревни. Снег стал белым, и на нём ярче проступили следы. Ещё немного и рассвет раскрасит весь мир красками и оттенками, и только потом взойдёт солнце.

— Я возьму её себе…

— Как хочешь, — согласился Корвин. Он помог Алдору сесть в седло, подсадил девчонку.

— Что?.. Боже, да она ведь мокрая вся! — воскликнул Алдор, когда графская дочь оказалась рядом, и он обнял её, прижимая к себе.

— Мы прятались в реке… под мостом… иначе нас бы нашли…

— Ты тоже такой же?

— Я промочил ноги, а она упала…

— Боже! Вас надо сушить, вы же заболеете… Так нельзя… Корвин, так нельзя…

— Некогда! Надо найти место, где можно будет разжечь огонь и обсушиться… Ты и сам всё понимаешь…

Алдор молча опустил голову. Графская дочь прижалась спиной к его груди, уронила голову назад и безучастно смотрела вперёд, будто она и не видела ничего перед собой. Холод… От её прикосновений по телу пробегал холод, она вся была источником холода. Алдор положил ладонь на её руку и ужаснулся — насколько холодные пальцы! Да жива ли она ещё? Она даже за лошадь не держалась, ни за седло, ни за гриву. Алдор натянул на неё полы своего широкого походного плаща, чтоб не дать уйти последним остаткам тепла.

Дочь графа дышала громко, с надрывом, и в груди её хрипело. Её надо лечить, лечить пока не поздно. Но где? Как?

Корвин поехал первым. Отдохнувшие немного лошади шли спорым шагом, даже порывались перейти на рысь, но этого их запала хватит не надолго, скоро уже опять надо будет искать убежище.

Глава 4

Когда покинули пределы деревни, оставили за спиной тропы и поля, Корвин снова сошёл с дороги, направил лошадь в лес. Рассвет уже занимался над холмами, появилась яркая красная полоса, озарившая верхушки деревьев. Выглянул край солнечного диска. В лесу по-прежнему было темно, солнечные лучи ещё не скоро попадут сюда. Снег хрустел под копытами лошадей, деревья мешали ехать свободно. По дороге они, конечно же, продвигались бы быстрее, чем здесь, но в лесу всё же было безопаснее и спокойнее. Вряд ли они кого-то могут встретить здесь, в заснеженном тёмном лесу.

Лошади шли шагом, пробираясь через кусты и снег, быстро устали, дыша белесым паром, останавливались, пряли ушами и водили мокрыми боками. И Корвин, и Алдор молчали, зная, как далеко слышна человеческая речь в голом лесу. С деревьев летела на снег пожухлая листва, её гнало утренним ветром, катило по снежному полотну.

Алдор чувствовал неимоверную усталость, упрямо глядел в спину Корвина и думал, сколько ещё сил тот успел сохранить, чтобы двигаться и двигаться вперёд. У него же сил не хватало ни на что, еле-еле в седле держался, а ещё ведь и девчонку эту держать приходилось, и за себя думать и за неё. Она, безвольная и разбитая, словно спала сидя, разговаривала, чуть слышно бурча что-то непонятное под нос. Может быть, молилась, а, может быть, и бредила уже. Конечно же, она больна и, если не начать лечить её, она умрёт… Они поедут быстрее… но…

Алдор стиснул зубы. Он хотел убить её отца, это на него было совершено покушение. Девчонка эта совсем не нужна ему, даже если она его дочь. Она ему лично не сделала ничего, в отличие от своего отца. Это тот убил всю семью у Алдора. Это только ему он должен был мстить, но не ей. И если она умрёт, это будет его вина, ведь это он украл её из дома, а обещал отпустить. Если он допустит, чтоб она умерла, он станет похож на её отца, графа Вольдейна. Это тот много лет назад убил родных Алдора, брата, сестру, мать… Алдору было всего десять, а он помнил тот день, будто это было вчера…

А сейчас получается, что он сам мстит графу его методами, убивает его дочь, увозит её из дома. Так часто и делалось, когда воевали между собой представители знати. Любая война приводит к десяткам жертв среди родных и близких воюющих, не щадят, бывает, даже младенцев, убивают всех, и мужчин, и женщин. Иногда, правда, берут в заложники или для выкупа. Может, и на этот раз граф Лионский Доранн возьмёт за неё выкуп с её отца.

Когда лошади окончательно устали и встали, отказываясь идти, Корвин решил сделать привал. Шёл пешком, ведя лошадь за собой, пока не нашёл хорошее место с заросшим буреломом. Разгрёб ногой снег и толкнул лошадь носом с пожухлую траву, оставшуюся ещё с лета, высохшую на корню, но съедобную. Скинул сумки, приготавливая место для привала. Алдор в это время возился с девчонкой, приготовил ей место у дерева, посадил и укутал одеялом. Только потом занялся своей лошадью.

Корвин уже разложил костёр, и из-под рук его вился слабый дымок, разнося приятный запах тепла и покоя. У Корвина всегда всё получалось быстро и ловко, он мог выбраться из любой ситуации, мог найти верное решение. Алдору без него было бы трудно в дороге, в чужой местности. Корвин когда-то жил здесь, несколько лет назад. Потом перебрался в земли графа Лионского, чуть позже попал к нему на службу, а три года назад познакомился с Алдором. Оказывается, отец Корвина когда-то был одним из оруженосцев у отца Алдора, служил ему, пока граф Вольдейн, отец этой девчонки, не захватил родовой замок и не убил всю семью. Теперь Корвин был рядом, как когда-то и его отец, и в эту поездку сам попросился, хотя и знал, что будет трудно. Он не был прямым слугой Алдора, а всё равно всё опасное и тяжёлое старался брать на себя, словно оберегал и защищал, как оруженосец в бою.

Алдор собирал по округе сухие ветки и сучья, а Корвин уже разжёг полноценный огонь и в жестяной кружке поставил таять снег. Да, сейчас так хотелось попить чего-нибудь горячего, согреться и унять голод в животе. Девчонка рядом глухо кашляла в одеяло и сидела с закрытыми глазами, уронив голову набок. Лицо её, щёки горели, алый румянец начавшейся болезни захватил шею. Нужен врач, иначе они не довезут её до Лиона, она умрёт раньше. Где они могут взять его сейчас? Есть-то и то нечего, и денег нет…

Алдор, глядящий в лицо девушки, поймал на себе взгляд Корвина и спросил:

— А ты-то как?.. Не заболел? — Он ведь тоже вместе с ней искупался в ледяной воде.

— А что со мной… — небрежно отмахнулся Корвин, ломая сухую ветку. — Меня разве этим проймёшь? Это она в мехах привыкла, да в бархате…

— Надо что-то делать, она умрёт… — Алдор подбросил в кружку горсть более-менее чистого снега.

— Ну и чёрт с ней…

Алдор вскинул глаза на реакцию Корвина. Как можно так? Можно ли?.. Задумался, глядя в огонь. А может, так лучше для неё, чем тащить её ещё в такую даль. Сюда-то добирались почти полмесяца, и их ещё никто не искал, они ещё не совершили покушения, смелее заходили в деревни и на постоялые дворы. Всё равно были осторожными. А с ней сейчас вообще никуда, как преступники вне закона.

— Надо было бросить её ещё в самом начале, когда только уходили. — Голос Алдора был глухим.

— Никогда не поздно сделать это сейчас.

— В лесу? — Нахмурился.

— Она замёрзнет, или её сожрут волки, какая разница, мы просто избавимся от неё… — Корвин спокойно и деловито ломал палки, бросал их в огонь, и это его спокойствие и жестокость впервые, может быть, вызвали у Алдора неприятные чувства.

— Просто бросить её в лесу? — он даже переспросил, не веря ушам. — Её же никто не найдёт здесь…

— Ты же собирался мстить её отцу… Чем не месть?

Алдор помолчал, глядя в яркие языки пламени.

— Все под Богом ходим… Нечестно это как-то… Я ей пообещал, что отпущу её… тогда ещё… в замке…

— О Боге говоришь, а сам на месть пошёл… — Корвин усмехнулся.

— Да. — Алдор упрямо посмотрел снизу вверх на стоящего рядом товарища. — Простить не могу ни ему, ни себе, что всё это помню, а забыть не могу, вот тут вот всё! — Стиснул кулаками голову. — Только её там не было, был её отец, а не она.

— А твоих он за что? Это помнишь?

Алдор осёкся, хотя хотел ещё что-то добавить, отвернулся, стиснув зубы. Молчал, глядя на заснеженный лес.

— Давай оставим её на каком-нибудь постоялом дворе, скажем, что её ищут, кто она такая…

— И нас тут же схватят ещё тёпленькими… Ты даже за порог не успеешь выйти. — Корвин всегда думал трезво и мог приземлить любые мысли.

— Мы не будем трубить об этом, просто оставим её…

— Зачем тебе лишние проблемы?

— Об этом сразу надо было думать.

Корвин ссыпал в кружку горсть сухих ягод шиповника и тонкой палочкой перемешал мутную воду. Через некоторое время снял с огня, захватив кружку полой плаща. Дул, сдувая в сторону белый пар, и пытался пить маленькими глотками. Алдор смотрел на лошадей, разгребающих снег копытами. А их насколько хватит? Без зерна и сена…

— На, попей, согреешься чуть-чуть… — Корвин протянул кружку, оставив половину. Алдор отпил несколько обжигающих глотков и стал греть руки, держа кружку в ладонях. — Было бы лето, можно было бы что-нибудь найти… Ягод каких или грибов… Не подходящее мы время с тобой выбрали…

Алдор усмехнулся в ответ, подошёл к девушке. Опустившись на колено, положил ладонь на её затылок и приблизил кружку к губам, поддерживая под голову.

— Пей же ты… — приказал сквозь зубы. Она подчинилась, словно поняла его, и выпила всё до дна. Сидела, не сводя с Алдора прямого взгляда исподлобья, казалось, что-то сказать хотела или спросить о чём-то, но опустила взгляд. Алдор поправил одеяло на её плечах и поразился жару её кожи.

— Зачем ты возишься с ней? — Корвин глядел недовольно. — Ты только зря привязываешься к ней, поэтому тебе её и жалко… Я даже удивляюсь, как представлю, что чувствовал бы я, если б знал, что её отец всю семью мою… А ты…

— Ладно тебе… Выбираться сейчас надо… Что теперь копья ломать… До этого ли? — Алдор сохранял спокойствие.

Корвин усмехнулся, грея у языков костра открытые ладони, задумался, уйдя в себя, даже взгляд остановился.

Алдор заметил, как лошади вскинули вдруг головы и навострили уши, вглядываясь между деревьями. Кто-то чужой там, что ли? Только этого не хватало…

И в самом деле, меж кустов что-то двигалось тёмное, приближаясь к ним сбоку.

— Корвин? — встревожено позвал Алдор и невольно нащупал под плащом рукоять кинжала.

Корвин вскинулся и уставился глазами туда. Среди кустов стало заметно, что приближался к ним человек. Всё ближе. Стало видно, что он средних лет, одет по-простому, из-под шапки выбивались седеющие пряди.

Алдор перевёл взгляд на товарища, но Корвин стоял неподвижно, вытянувшись, как струна, и только поджатые губы выражали решительность, а под плащом еле-еле угадывался локоть согнутой руки, в которой, Алдор был уверен, сейчас находился заряженный арбалет. Такой же был и у Алдора, маленький, однозарядный, пришлось бросить его в замке графа Вольдейна.

Незнакомец шёл прямо на них, по кустам с шумом бежала его рыжая собака. Алдор попросил чуть слышно:

— Корвин… не надо…

Но Корвин только подбородком повёл, и не понятно, слышал ли. Нельзя, нельзя никого убивать здесь, нельзя оставлять следы, по ним их только найдут… «Корвин, будь благоразумен, пожалуйста…» Молился про себя, обращаясь к здравому смыслу. Нельзя, чтобы их обратный путь был усеян трупами, это не дело, и цель их похода была совсем другой.

— Корвин… — позвал снова.

Незнакомец вышел из-за деревьев, и собака его молча замерла у ног, настороженно навострив уши.

— Браконьеры? — спросил спокойно и глядел прямо, без вызова. Глаза у него были синие, смотрели по-молодому из сети морщин.

— Нет… — Алдор чуть выдохнул облегчённо, это всего лишь егерь, смотритель за этими лесами. Слава Богу, что у них нет подстреленной дичи, и их не смогут принять за браконьеров. — Мы проездом здесь…

— Дорога дальше… — Егерь махнул рукой.

— Мы уйдём сейчас…

— Что у вас случилось? — Незнакомец нашёл глазами лицо закутанной в одеяло девушки, шагнул вдруг ближе. — Что с ней случилось? — Сразу понял, что это не парень, пошёл ближе, протянул руку, касаясь щеки, лба. Корвин дёрнулся, и снег под его сапогами тревожно заскрипел. Алдор только прикрыл глаза, ожидая худшего. Но незнакомец воскликнул вдруг: — У неё жар! Лихорадка! Надо что-то делать, почему вы медлите?.. Надо в тепло и согреть её…

Засуетился вдруг с такой завидной быстротой, как мальчишка. Подхватил девчонку на руки и потащил через лес. Алдор только удивлённо брови поднял, да, помедлив чуть, бросился следом. Корвин быстро закидал костёр снегом, загребая его ногами, и отвязал уставших лошадей, собирая по дороге сумки и вещи. Лошади вскидывали головы, косили глазами, шли следом, поспевая за быстрым шагом Корвина. Впереди угадывалась фигура Алдора, да и он, наверное, шёл по ориентиру, правда, как раз егеря-то с девчонкой Корвин и не видел.

Что происходит? Как вообще они пошли на поводу этого человека? Появился невесть откуда, сгрёб её и потащил… А если она всё расскажет? Сболтнёт лишнее… Мы на своих лошадях сейчас далеко не уедем, поймать будет проще простого. Да и что он следом побежал за ней, как на привязи? Хотели отделаться от неё, вот и отделались, что следом бегать? Собираться да ехать… И чем быстрее, тем лучше…

Лес тем временем немного расступился, и на опушке показался дымок горящего очага, а потом стали угадываться очертания крыши дома и других хозяйственных построек. Жилище егеря… Там, поди, и егерь сам, и жена его, и детишек егерских полный дом. Вот и уйди теперь незаметно…

Собаки на дворе лаяли, только охотничья лежала молча у порога дома. Тощие куры разгребали притоптанный снег, и шарахнулись в стороны от копыт лошадей и ног Корвина. Никто не выбежал навстречу, чтобы принять лошадей, и Корвину пришлось самому определять их в маленькую конюшню. Только потом он зашёл в дом.

Было тепло и пахло хлебом, от запаха его тут же ожил голодный желудок. Хозяин скидывал у очага мокрую обувь, улыбался огню и теплу. Алдор был где-то с хозяйкой в дальнем углу, помогал женщине снимать с девушки верхнюю одежду и обувь.

— Всё… Дальше я сама… — Хозяйка мягко, но настойчиво отодвинула Алдора и выпроводила, задёрнув за ним занавеску, отделяющую угол.

Алдор молча встретился глазами с Корвином, тот дёрнул подбородком, приглашая выйти. Но тут женщина сама вышла к ним и, глядя строго и тревожно, спросила:

— Что ж вы довели её до такого состояния? Как можно было так? Бедная девочка… Она вся горит… Спаси, Господи, её душу… — Скоро перекрестилась и прошла к печи, передвинула горшки на плите, примостила ещё один, наполнив его водой из ведра. Потом порылась в сундуке и вытащила длинную светлую рубашку, ушла к больной. Потом крикнула оттуда: — Кто вы ей будете-то?

— Брат…

— Жених…

Они выпалили одновременно и медленно перевели глаза друг на друга, встретились взглядами, да такими красноречивыми, что слов и не надо было.

«Дёрнул тебя чёрт за язык… Зачем? Зачем, Господи, Алдор? Ты как будто ничего не понимаешь… Тоже мне, жених… Уходить надо…»

— Вы вещи убирайте в угол, раздевайтесь… Обедать будем, — обратился сам хозяин. — Отдохнёте, побудете пару дней, девочка поправится, и поедете… Если, конечно, не торопитесь сильно…

— Поправится… — передразнила хозяйка мужа. — Какой быстрый, дай бы Бог… Молиться надо… Жар, как кипит будто… — Вышла, глядя хмуро на гостей из-под старого выцветшего платка, низко опущенного на лоб и на глаза. — Что стоите? Раздевайтесь! Обед буду подавать…

Алдор с Корвином молча повиновались, как два нашкодивших подростка перед строгой матерью. Хозяин гостеприимно указал на места за столом. А почему бы и нет? Тепло, накормят, хоть пару дней отдохнуть, да сил набраться.

Глава 5

Как-то само собой, незаметно, эти два дня переросли в три, в пять и в неделю. Находились какие-то дела, заботы, и отъезд откладывался на каждый следующий день. Дом егеря и его жены располагался удобно для их гостей: в лесу, и ближайшая деревня находилась неблизко. Варн — хозяин дома — следил за лесом, пока шла зима, и охоты были редкими, он жил спокойно, целыми днями пропадал в лесу, охотился. Свежую дичь — зайцев и куропаток — относил в ближайший замок, хозяину этих земель и лесов, барону Готту. За это получал небольшие деньги и в деревне мог купить самое необходимое. Да и надо была-то ему с хозяйкой самая малость: соль, гвозди, мука хорошего качества, кожи, да сукно из добротной шерсти. Лисс — жена егеря — всё хозяйство тянула на себе: варила и убирала, следила за скотиной и птицей, молола зерно на ручной мельнице, шила и ткала. Да ещё прибавились заботы с больной Вэллией, поила и кормила её, парила какие-то травы и молоко, шептала молитвы.

Гости расположились на коровнике, под самой крышей, на свежем сене. Тепло от дыхания коровы не давало замёрзнуть им по ночам, а днями Алдор и Корвин находили себе дела. Как-то само так получилось, что Корвин больше времени проводил с хозяином. С ним ходил на охоту, ковал лошадей, ремонтировал забор и перекрывал крышу коровника. Алдор же больше проводил время с хозяйкой. Колол дрова, носил воду из колодца, молол муку, научился кормить кур и корову. Зато всё это время Вэллия была у него на глазах, он знал, о чём она разговаривает с хозяйкой, на что жалуется, да и она сама знала, что он рядом, боялась лишнего сказать.

Хотя первые дни, пока сознание её боролось с болезнью, в лихорадочном бреду она порывалась всё рассказать хозяйке, сказать, кто она. Но ещё до этого Алдор предупредил жену егеря, что у девушки недавно умер отец, она сильно любила его, не хочет мириться с его смертью и вообще немного не в ладах с головой. Поэтому они и едут с ней по всем землям графства, хотят посетить все соборы и церкви, заказать службы и поставить свечи, чтобы Бог вернулся к несчастной.

Когда Вэллия хватала женщину за руки, с мольбой заглядывала в глаза, шептала горячими губами, кто она и откуда, уставшая Лисс только вздыхала, крестилась и причитала: «бедная девочка… бедная маленькая девочка… Спаси Господь твою несчастную душу…»

Гостеприимные хозяева жили небогато, скорее даже бедно. Только скотина и птица, да лес под боком кормили их. Двор давно требовал внимания и ремонта, но сыновей у егеря не осталось, один ушёл в город несколько лет назад и где-то сгинул там, младшего придавило деревом. Из детей осталась только дочь, да и та жила где-то с мужем и детьми не в самой ближайшей деревне. Дом егеря доживал последние дни, и это чувствовалось во всём. Обветшалые крыши, заросший мхом колодец, старая медлительная корова, даже куры и те выглядели такими тощими, что и суп-то с них варить было жалко.

Хозяйка ещё билась с хозяйством, ткала ткани, варила простую просяную кашу и похлёбку из овощей, но видно было, что весь дом этот, и вся семья переживали самое худшее время, конца которому уже, наверное, не будет.

Алдор задумался, и руки его, с иглой и кожаным ремнём, опустились на колени. Если ещё какое-то время они с Корвином поживут здесь, их лошади, и они сами «съедят» егеря и все его запасы, а впереди зима. Надо идти дальше, нужны деньги и зерно. И продавать уже нечего.

— Алдор, сынок, дай-ка это нашей больной, пусть выпьет… а я пока кашу доварю… — Хозяйка протянула глиняную чашку с отваром, сама помешивала овсяную кашу в горшке на огне.

Алдор убрал своё шитьё на лавку и поднялся навстречу. Обычно хозяйка сама поила девушку, но в последние два дня Вэллии стало лучше, и она уже не боялась доверить это кому-то, кроме себя.

Когда Алдор зашёл, Вэллия лежала с закрытыми глазами, голова на подушке повёрнута на бок. Одеяло закрывало грудь всего на половину, и через тонкую льняную ткань длинной рубашки Алдор заметил розовое сияние девичьей кожи. Услышав шорох, Вэллия открыла глаза и, не ожидая увидеть Алдора, сначала растерялась, а потом стиснула зубы и попыталась сесть, руки её торопливо потянули одеяло наверх, закрывая грудь.

— Вы? — прошептала чуть слышно, глядя во все глаза. Алдор сел на край кровати и всмотрелся в лицо Вэллии. Она похудела за время болезни, и жар ещё не прошёл, капельки пота сверкали на лбу, и на щеках — румянец. — Я не хочу, чтобы вы…

— Это тебе… — Он протянул чашку ей, но девушка даже не шелохнулась, смотрела исподлобья, сжимая и разжимая зубы.

— Оставьте меня… Я не хочу вас видеть…

— Конечно, дорогая… я уйду… Бери! — приказал.

Она лишь отвела глаза в сторону и прошептала:

— Я хочу домой… хочу к отцу… Оставьте меня…

— Ты ещё больна.

Алдор примостил чашку между складочками одеяла и поднялся уходить, девушка не позволила ему:

— Стойте! — Алдор вернулся на место, и Вэллия зашептала срывающимся шёпотом: — Почему? Господи… Что вы наговорили им обо мне? Почему она смотрит на меня так? Почему она не верит мне? Что вы сказали?

— Не волнуйся, тебе надо выздоравливать…

— Я расскажу ей, я скажу ей правду…

Алдор усмехнулся, он и сам говорил шёпотом, чтоб не слышала старая хозяйка.

— Кто поверит бреду больного?

— Я уже почти здорова…

— Конечно, милая, осталось совсем чуть-чуть, и опять в дорогу…

— Я скажу ей, я скажу, что вы — обманщики и воры…

Алдор качнулся ей навстречу и зло сузил глаза, глядя пронзительным жёстким взглядом.

— Тогда придётся убить их… — прошептал. Девчонка от услышанного аж губы распахнула, ужасаясь. — Тебе же не хочется, чтобы мы убили их, правда? Они были так добры с тобой, а хозяйка так заботлива…

— Они и с вами добры…

— Конечно. Поэтому я и не хочу делать им больно, ты поправишься, и мы уйдём, скажем им спасибо и пойдём… И всё будет так, как надо… — Алдор поднялся и уже громче добавил: — Поправляйся быстрее…

Вэллия проводила его неподвижным взглядом и прошептала чуть слышно:

— Господи, помоги мне, дай мне сил пережить всё это… Как же я их всех ненавижу… Боже, Боже мой…

* * * * *

Через пару дней она уже начала вставать, выходила к общему столу. Жена егеря нашла ей платье и обувь, собирала её волосы, и даже сумела помыть больную. И хотя вид дочери графа был ещё болезненным, выглядела вцелом она вполне нормально, была только слабой и иногда кашляла. Алдор и не замечал за собой, как взгляд его очень часто останавливался на её лице, руках, волосах, собранных на голове длинными деревянными шпильками. Он словно взглянул на неё по-другому, в нормальной обстановке, без спешки и страха, как в предыдущие дни.

Она всё больше молчала, смотрела перед собой, а разговаривала только с Лисс, да и то короткими фразами. Сразу же уходила к себе, в свой угол. Вряд ли она даже замечала на себе долгий взгляд Алдора.

В один из дней, перед сном, Корвин, побывавший в деревне и в замке барона Готта, сказал:

— Не нравится мне всё это… Ох, не нравится…

— Что случилось? — Алдор укрывался одеялом, вдыхая запах сена и коровы. Днём им не удалось поговорить наедине.

— Я думал, граф кругом и везде будет искать её, будет шумиха, люди… Тишина, понимаешь? Как будто и не было ничего… Ни объявлений на рынках и площадях, ни людей графа, всех спокойно пропускают и выпускают… Почему? Она не нужна ему? Что случилось? Я ехать боюсь, думаю, нас ловят, ищут, а что получается? Чертовщина какая-то…

Алдор помолчал, не зная, что сказать на это, всё и в самом деле выглядело странно. Почему граф не ищет дочери? Разве она не нужна ему? Его не волнует, что её могут убить, продать кому-нибудь для получения выкупа, изнасиловать, наконец? Может быть, новости ещё не добрались до этих земель? Да вряд ли… Они не так далеко ушли от замка Вольдейна… Но ситуация более, чем странная.

— Слушай, она ничего не говорила, у неё есть жених? — Алдора осенило вдруг. — Он просто скрывает это всё, чтобы никто не знал, и свадьба не расстроилась. Представь, если какой-нибудь граф, или ещё кто повыше, узнает, что его невеста в руках воров была несколько дней? Ничего себе скандал будет… Кто уж тут согласится потом жениться?

Корвин внимательно слушал товарища, потом добавил негромко:

— Ты прав, наверное, так и есть. Тогда получается, нам нечего бояться, мы можем открыто ехать себе?

— Не знаю даже. А что, если какие-то верные люди графа всё же ищут её? А?

— Так и так, надо выбираться отсюда…

— Надо, — коротко согласился Алдор.

— Её мы возьмём с собой, раз такое дело, нам нечего бояться, осторожно, не наглея, мы доберёмся до Лиона дней за десять-пятнадцать, может, чуть больше… Скорее всего, за эти дни, пока мы тут, здесь они нас уже не ищут, думают, мы ушли дальше… — Мысли Корвина уже были заняты дорогой, он уже жил ею, представлял себе, а Алдор спросил вдруг, чем только смутил:

— А она дойдёт?

— Кто? — Корвин нахмурился, в темноте ища лицо Алдора на голос. — А, она, конечно, дойдёт, куда она денется? Она уже вполне здорова.

— М-м-м, — согласился Алдор и задумался.

Что граф Лиона сделает с ней? Будет шантажировать её отца? Или просто убьёт? Может быть, оставит в заложниках. Так или не так, а война, наверное, будет, всё к тому. Они давно хотят воевать друг с другом, и эта девчонка станет отличным предлогом. И тогда в этой войне Алдор тоже примет участие и, возможно, сумеет расквитаться с графом Вольдейном за всё прошлое. Да, так и должно быть.

* * * * *

Собачий лай сквозь сон разбудил Алдора, он вскинулся, шурша сеном, и огляделся. Корвина нигде не было. Собаки разрывались на весь лес, и их была совсем не одна, хозяйская, их было больше, значительно больше!

Что это? Алдор метнулся к дыре между жердями. Так и есть, к дому егеря подъезжали люди, много всадников, пеших, собаки кругом на длинных постромках. Чужие люди.

— Господи… — прошептал Алдор. — Что это? Выследили… Нашли всё-таки… Боже… Господи…

Он скатился с крыши в миг, упал неудачно, ударил колено, на ходу впопыхах скручивал плащи и одеяла. Хромая, добежал до дома. Хозяев дома не было, ещё вечером Лисс предупредила, что рано утром они с мужем уйдут в деревню на церковную службу и покаяние. Воскресенье! Сегодня же воскресенье… Неужели при покаянии кто-то из них рассказал о незваных гостях, и теперь вооружённые люди пришли за ними сюда? Это люди графа… Это за ними… Господи…

Сердце стучало в груди бешеным галопом, отдаваясь в каждой клеточке тела. Такого страха он не испытывал уже давно. Это всё собаки, это их лай бьёт по ушам и заставляет бояться.

Алдор влетел в дом, нашёл девчонку. Она уже не спала и была одета в свои длинные юбки, дрожащими руками собирала волосы. Заметила бледное лицо Алдора, отшатнулась и прошептала:

— Не подходите! Я закричу… Они найдут меня… Они…

Алдор метнулся так быстро, что она и договорить-то не успела, не то что закричать. Он закрыл ладонью её губы, а второй рукой с силой вдавил спиной в стену, зашептал в лицо:

— Молчи или я убью тебя… Издай только звук…

Быстро развернул к себе спиной и, зажимая рот ладонью, прошептал уже на ухо:

— Собирай, что тебе надо… быстро… — Она схватила плащ, одеяло; сунула ноги в деревянные башмаки, дрожала всем телом от страха и волнения. — Пошли! — приказал шёпотом и толкнул впереди себя.

Где же Корвин? Где он потерялся?

Собачий лай разрывал уши, уже в окнах дома были видны подъезжающие всадники. Быстрее! Всё надо делать быстро.

Он, стиснув девчонку пальцами за плечо, протащил её бегом через двор, влетел в конюшню. Слава Богу, Корвин был здесь и уже собрал лошадей и вещи.

— Быстрее! — скомандовал, ничуть не удивившись появлению их двоих, словно ждал уже давно.

Они вывели лошадей в поводу, прошли через заснеженные грядки и маленькое поле, во дворе уже хозяйничали чужие люди, надрывались собаки, кричала придавленная курица, кто-то смеялся громко и раскатисто. От этих звуков мурашки бегали по спине, казалось, что это уже погоня идёт за ними по следам. Тихая жизнь в лесу за эти дни научила их бояться людей и животных, особенно вооружённых людей и лошадей с рыцарскими сёдлами.

Корвин уже в лесу первым поднялся в седло, протянул руку девушке, скомандовал:

— Иди сюда!

Алдор подтолкнул её вперёд, заставил протянуть ладонь, и чуть подсадил в седло. Юбки собрались складками, задираясь вверх, открылись колено и голень. Корвин рывком расправил подолы юбок на платье и что-то пробурчал недовольное. Алдор не понял — садился в седло.

Отдохнувшие кони легко понесли всадников вперёд. Снег мягко подминался под копытами коней, хрустел влажно. Скоро должна была показаться дорога, но Корвин всё ещё боялся ехать по ней.

Наконец-то, они опять в дороге. С каждым шагом ближе к Лиону. Значит, скоро всё это закончится.

— Это за нами, да? — спросил Алдор, когда лошади немного поравнялись.

— Не думаю… — Корвин даже не взглянул в его сторону, смотрел на лес перед собой. — Они на охоту ехали… собаки… лошади… Видимо, барон Готт решил весело провести воскресенье…

— Я подумал, они за нами… — выдохнул облегчённо.

Корвин медленно перевёл взгляд на его лицо, и Алдор, словно смутившись, опустил глаза на лицо девушки.

— Хорошо, что ушли, что они не взяли нас… Нам бы долго пришлось объясняться. — Голос Корвина был на удивление спокойным.

— Разнесут весь дом и скотину перетопчут…

Реплика Алдора не могла вызвать у Корвина ничего, кроме раздражения и насмешки.

— Это проблемы егеря…

Алдор чуть-чуть придержал лошадь, чтобы отстать немного, задумался. Вернутся егерь с женой, а в доме разгром, всех куриц конями потопчут и собаками передавят, хорошо, если ничего другого не тронут и не пожгут. Что это вдруг барону охотиться вздумалось? В воскресенье в церкви надо сидеть и молиться, а не с собаками по лесу бегать.

Было ещё рано, но со временем солнце стало выше над макушками деревьев, пригрело. Ожил лес, громче щебетали птицы, шуршали по веткам, перепархивая. Скоро они переберутся к людскому жилью.

Останавливаться на привал не стали, просто сделали передышку, прямо в сёдлах съели по куску свежего каравая (Лисс только вчера испекла). Алдор запихнул его в мешок, когда собирал одеяла. Больше запасов у них не было, и денег тоже. Тронулись в путь. После обеда девчонка вновь начала кашлять и с каждым разом всё чаще и чаще. На щеках её появился румянец — давала знать недолеченная болезнь. Корвина злил её кашель, но он не говорил ни слова.

Они были в дороге весь день, ехали, пока ночь не наступила, и лошади не начали запинаться от усталости. Дорога их шла через лес, хотя немного впереди слышались собачий лай, ржание лошадей и громкие крики людей. Там проходил тракт. Ехали купцы, и погонщики гнали скот на рынок ближайшего города. Но им на этой дороге показываться было нельзя, даже учитывая то, что их, может быть, совсем не ищут. От глаз, от ушей подальше.

На ночь остановились прямо в лесу. Выбрали место, где огромная ива рухнула и стояла под наклоном, оперевшись на ближайшие две берёзы. Под ветками с не облетевшей листвой оказалось хорошее укромное место, не занесённое ещё снегом, с палыми прошлогодними листьями и пожухлой травой. От малейшего прикосновения к ней поднималась пыль, от неё першило в горле. Это ничего, главное не сидеть на снегу.

За обустройство ночлега Корвин взялся сам и делал всё быстро и чётко. Натянул на ветки и туго завязал два плаща, внутри постелил одеяла, оставил небольшую дыру спереди. Когда разожгли маленький костёр внутри, дым спокойно нашёл выход через ветви над головой. Места было мало, девчонку затолкали в самый дальний угол под ветки и притиснули к стволу берёзы. Сбежать оттуда было невозможно, и девушка вжалась спиной в шершавую кору, подтянула колени к груди и расправила подолы юбок.

Алдор определил на ночь лошадей, нашёл им место, заросшее пожухлым пыреем в человеческий рост. Наконец, все трое оказались в одном углу вокруг маленького костерка, где Корвин уже таял пыльный снег в кружке. На одеяле два куска хлеба — ужин на двоих, заложницу Корвин в расчёт не брал — самим мало. Алдор свой хлеб поделил на две части и одну отдал ей, она с самого утра ничего не ела. Корвин ничего не сказал на это, а может, сделал вид, что не заметил в полумраке.

Выпив по несколько глотков горячей талой воды, они укрылись одеялами. Корвин связал девчонке руки, чтоб не вздумала бежать или придумать что-либо. В темноте дотлевали угольки костра, уже почти не дающего тепла. Долго не могли заснуть — мёрзли. Алдор всё думал и думал, представлял дорогу, хотелось есть, в желудке урчало. С одной стороны кашляла девчонка, за спиной начал сонно сопеть Корвин.

Желая согреться, удержать последние капли тепла, Алдор ближе придвинулся к девушке, обнял вдруг её через плечи и грудь и спиной притянул к себе. Дочь графа окаменела враз, замерла всем телом и прошептала чуть слышно:

— Не надо… прошу вас…

— Я ничего тебе не сделаю… Так теплее просто…

Он ещё сильнее притянул её к себе и грудью, ногами угадывал теперь все изгибы её тела, горячего девичьего тела… По ней проходил озноб лихорадки, а сама она буквально пылала от жара.

Какое-то время они лежали неподвижно, и Алдор лишь чувствовал, как горячее дыхание её едва касается его пальцев, стиснутых в замок на её груди.

— Мой отец… ничего не должен был сделать вам… Он… он хороший человек… Он строгий, но… Я знаю… — первой заговорила она срывающимся шёпотом, будто это их такое близкое положение сейчас убрало вдруг все преграды между ними. — Он всегда заботился обо мне… Он строгий, но он… он всегда любил меня… Почему… Почему вы хотели убить его? Это граф Лионский вам приказал?

Алдор долго молчал, прижавшись подбородком к виску девушки, лежал, обнимая её, и одновременно вспоминал всё то, что не давало покоя, засело в памяти навечно…

Разомкнул сухие губы и прошептал:

— Ты тогда ещё ребёнком была. Вряд ли бы он сам рассказал тебе об этом… А я всё видел своими глазами… — Замолчал на какое-то время, не зная, продолжать или не стоит. — Мне было десять… Отец твой… граф… он со своими людьми приехал к нам, попросился на ночь… Отца не было… Они перебили всю охрану, всех… И Рику убили… и Гирана… и маму… — Он замолчал и молчал долго.

Девушка лежала неподвижно, боясь даже дышать, не могла поверить в это, не верила всем сердцем, всей душой, чтобы отец мог убить всю семью… всех родных этого человека. Он что-то путает, не то говорит.

— А вы? — прошептала чуть слышно.

— Я? — переспросил он и ничего не ответил.

Что он мог сказать ей? Разве мог он рассказать, как испугался в тот миг, разве можно было найти слова, чтобы описать тот ужас, что сковал его, когда на глазах убивали родных людей? Он испугался так, что дрожала нижняя челюсть, он и слова молвить не мог, когда рыцари смеялись ему в глаза, тыча лезвием меча под горло. Они и подумали тогда, что мальчишка тронулся рассудком от страха, смеялись, когда дали ему сбежать, улюлюкали вслед, и кто-то выстрелил в спину из арбалета. Стрела пробила его насквозь, и ещё потом полгода он болел, припрятанный кухаркой и старым священником, и выжил вопреки всему, хотя десятки и сотни раз молился, чтобы Бог послал ему смерть.

Он надеялся, что в живых остался отец, что он отомстит, заберёт его с собой и возможно сможет вернуть замок и родовые земли. И только потом он узнал, что отца тоже нет в живых, как нет мамы, как нет брата и сестры. Алдор остался один из всего рода свободных князей Берга, один на всей земле. Это уже потом он оказался на службе графа Доранна Лионского, а до этого были нищета и голод, и боль прошлого и тоска по тому, что потерял.

А Бергские земли достались маркграфу Ролду, стали маркой на границе графских земель Вольдейна Дарнского, потеряли свободу былых дней, что была у земель во времена княжества, ту свободу, что была дарована предкам Алдора самим королём за высшие боевые заслуги.

А сейчас эта земля перешла к младшему сыну маркграфа — Ниарду-сопляку. Он и на земли-то эти не имел никакого права, так судьба распорядилась. Но ничего, граф Доранн разобьёт проклятого Вольдейна и вернёт Алдору его родовые земли, он обещал это сделать. И справедливость восторжествует.

Алдор почувствовал, как сами собой стиснулись зубы, как тяжелее стали руки, которыми он обнимал дочь ненавистного графа.

— Я живой, как видишь… — добавил таким голосом, что Вэллия и спрашивать ещё о чём-либо не решилась, замерла, прижав голову подбородком к ключице, закрыла глаза, стараясь стать как можно меньше и незаметнее. Нет… Она не могла поверить его словам. Он что-то путает, зачем отцу убивать кого-либо? Да, воюют, но не с детьми же, не с женщинами? Это глупо! Это какие-то нелепые обвинения… Зачем он это делает? Зачем так жестоко? Зачем?

Глава 6

Весь следующий день они провели опять в дороге, ночевали в овраге почти под открытым небом. Все трое жались всю ночь друг к другу, почти не спали. Ударил мороз, холодный воздух обжигал лёгкие, щёки, студил руки и ноги. Ночь показалась бесконечно долгой, а девчонка всё время кашляла и куталась в одеяло. Еле–еле дождались утра, доели остатки хлеба, пить никому не хотелось.

Дорога, что раньше шла лесом, вышла на поля и вилась теперь меж холмов. Ехать дальше открыто было опасно.

— Повернём на восток, — заговорил первым Корвин, — там Ротбург и прямая дорога на Лионские земли… В город сам не пойдём… надо всё разведать… Пойдём опять лесом, там горы есть, найдём какое-нибудь место, заляжем на несколько дней, осмотримся…

— Откуда ты всё это знаешь? — Алдору не нравилась идея поворота на восток, впереди прямая дорога на Лион, может, лучше ночами тихо пробраться до границы, чем делать такой крюк на восток. Может, так и было бы надёжнее, но явно не быстрее.

— Я мальчишкой здесь всё облазил, все места эти, — объяснял Корвин, одновременно скручивая одеяла, смотрел на розовеющее небо. — Нищенствовал, подаяния просил…

Алдор помолчал немного, следя за движениями Корвина, и спросил о том, о чём хотелось спросить:

— Зачем нам к Ротбургу?

Корвин перевёл на него взгляд, не глядя, заталкивал одеяло в сумку, какое-то время молчал, собираясь что-то ответить, но не решался, будто боялся, что не поймут его.

— Предчувствие у меня… нельзя нам прямо, наобум нельзя… Не знаю… Надо разведать всё, граница рядом, если нас и будут ждать, то только здесь… Любой крестьянин или торговец выдаст нас тем, кто идёт по следу…

— Разве за нами кто-то идёт? — Алдор нахмурился.

— Нас точно ищут, и пусть они не идут по следам, они всё равно где-то рядом… Будет обидно очень, если схватят нас на самой границе…

— Ты не знаешь, ты только догадываешься. Разве можно верить предчувствиям? — Алдор пожал плечами.

Корвин усмехнулся вдруг и добавил:

— Говорят, женщины лучше это чувствуют, спроси её, — быстро глянул на девушку, — что она тебе скажет?

Алдор даже растерялся немного от такого предложения и не решился спросить, Корвин сам спросил Вэллию:

— Как думаешь, отец твой ищет тебя?

— Конечно… — Она даже не сомневалась в этом.

— А найдёт?

Вот тут она задумалась, долгим взглядом смотрела в лицо Корвина, и непонятно было, собирается ли она отвечать на вопрос.

— Ладно, что толку думать сидеть, ехать надо.

Корвин поднялся, собирая мешки, и тут девчонка ответила, чем заставила замереть и даже испугаться на миг, на мгновение лишь:

— Найдёт… Он найдёт меня… Вот увидите… С вами или без вас… — Не договорила, её перебил Корвин:

— Ладно! Хватит! — Он даже взмахнул рукой, выставляя ладонь. В её ответе было что-то пророческое, будто из будущего, и это-то рождало озноб на спине, тот страх, что заставил замереть в первые секунды.

— Вставай! Пошли!

Алдор тоже поднялся, и долгое время ловил себя на том, что хмурится, что уже ждёт каких-то неприятностей.

* * * * *

Всё время до Ротбурга они шли лесом, пробирались медленно вдоль дороги, голодные и уставшие, всю дорогу молчали, только девушка кашляла, и сама же боялась этого кашля. Голодных лошадей вели за собой в поводу, дорога показалась долгой, да и добрались до места лишь к вечеру. Место выбирал сам Корвин, облазил горные выступы и расщелины. Всё это время Алдор с дочерью графа ждали под краем скалы, лошади жадно щипали сухую траву, еле присыпанную снегом.

Горный склон был старым, порос лесом, и если бы много лет назад с западной стороны не стали брать камень на строительные нужды, никто и никогда вообще не видел бы здесь камня. А так склон очистили от земли и леса, вырубили гроты и пещеры, оставили на земле бросовый камень. Иногда на это место ещё приезжали мастера и рабочие, вырубали камень, чтобы замостить двор бюргера или рыночную площадь, но вряд ли со снегом кто-то мог появиться здесь.

Всё это Корвин рассказал буквально в двух словах, остальное Алдор понял сам, пока смотрел по сторонам. До города отсюда недалеко, с утра надо будет съездить и осмотреться.

Корвин спустился сверху по пологому склону.

— Пойдёмте…

— А лошади?

— Они пройдут, расседлаем и на ночь привяжем где-нибудь здесь…

Девушку Корвин ухватил за плечо и подтолкнул впереди себя. Кони осторожно пробирались через рассыпанные камни, шли за людьми вверх. Корвин отыскал удобную пещеру, широкую и просторную, и более-менее сухую, правда, из-за большого входа в ней было холодно, и ветер свистел в далёких переходах, навевая тоску. Согреться здесь не получится, хотя можно будет безбоязненно разжечь костёр — никто не увидит и пожара не будет.

— Сядь где-нибудь, чтоб не мешала, — приказал Корвин графской дочери, сам принялся рассёдлывать лошадей, снимать сумки.

В пещере было уже сумрачно, надо было торопиться, ещё надо собрать дров, чтоб хватило до утра, иначе все они околеют здесь за ночь. Алдор следил за быстрыми руками Корвина и старался запомнить, куда он кладёт какую сумку. Девчонка кашляла за спиной, закрывая губы кулаком.

Освободив лошадей, Корвин подхватил верёвку и пошёл вниз, уводя их за собой. Алдор вытащил из сумки одеяло и кинул его девушке.

— Закройся, здесь холодно.

— Спасибо…

Сам принялся готовить место для костра, подальше от выхода, поближе к одной из стен, где лежали сумки. Когда укладывал последние камни, появился Корвин, принёс охапку валежника, стал ломать его, готовя для огня. Алдор тоже ушёл собирать дрова, пока окончательно не стемнело. До темноты он сумел сходить за дровами три раза, в последний добирался уже на ощупь и на свет горящего огня.

Свет метался по стенам, дрожал, отбрасывая тени, от огня даже в душе потеплело, захотелось жить. Алдор нахмурился, когда заметил, что Корвин связывает графской дочери руки, спросил:

— Зачем, какая теперь уже разница?

— Нет разницы, тогда и не спрашивай.

Ответ был грубым, и Алдор не сказал больше ни слова, нашёл своё одеяло и подобрался поближе к костру. Все устали и вымотались изрядно, вряд ли она сможет даже что-то предпринять, не то что осуществить. Девчонка пыталась закутаться в одеяло поплотнее, но сделать это связанными руками было трудно, да и кашель мешал ей, и выспаться он ей тоже не даст.

— Завтра схожу в город, продам одну лошадь… — Корвин сказал единственное перед сном, а Алдор даже не стал спорить или соглашаться, не было сил даже думать. «Пойдёшь, так пойдёшь… твоё дело…»

* * * * *

Корвин ушёл с утра, увёл лошадь вместе с седлом, Алдор с девушкой остались одни. Собранный валежник за ночь весь вышел, надо было собирать новый, а для этого надо отойти подальше в лес. Оставлять графскую дочь одной было нельзя, и Алдор предложил ей:

— Погулять хочешь?

Она удивилась и молча дёрнула подбородком.

— Я развяжу тебе руки и возьму тебя с собой, если ты поклянёшься, что не попытаешься сбежать. Хорошо?

— Ладно… — согласилась.

Алдор начал развязывать верёвку на её запястьях и заметил, что девушка зажимает в кулаки грязные пальцы рук, стесняясь перед ним. А он почувствовал, какие холодные у неё ладони.

— Как ты себя чувствуешь?

— Голова болит… и кашель…

— Да, я заметил…

Конечно, всю ночь этим своим кашлем она не давала спать, и Корвин всё утро злился, когда собирался уходить. Девчонка смутилась от его слов и ещё ниже опустила голову.

— Я дам тебе кружку, ты собери снега почище, мы разогреем его и попьём горячего, хорошо?

— Ладно… — опять согласилась, растирая онемевшие ладони и запястья. Алдор подал ей руку и помог подняться, протянул кружку.

Солнце уже выглянуло и тепло светило через ветви деревьев, снег заметно стаял за эти дни, валежник хорошо было видно на земле, и очень скоро Алдор набрал хорошую кипу сухих веток и палок. Он пока складывал всё на земле, чтоб не занимать руки. Лошадь, наблюдающая за людьми, стояла, навострив уши, снег она уже хорошо вытоптала по кругу, где могла достать, привязанная к дереву. Алдор отвязал её и отвёл в другое место, где в низинке шуршала высокая прошлогодняя трава. Он с недовольством отметил про себя, что Корвин увёл в Ротбург именно его лошадь. Почему? Мог бы и свою взять…

Девчонка всё это время была рядом, собирала снег, разгребая его у стволов деревьев с северной стороны, с каждым разом — дай Бог — пригоршню. Алдор часто посматривал в её сторону, держал на глазах.

Незаметно, идя параллельно, они вдвоём прошли дальше в лес и спустились в ложбину, поросшую густым лесом. Снег тут лежал плотным ковром, и дочь графа, опустившись на корточки, убрала кружку и стала мыть ладони снегом. Алдор подошёл к ней со спины и встал рядом, осматривался по сторонам.

— Здесь, наверное, где-то недалеко есть вода… — предположил, оглядываясь. — Смотри, сколько леса…

— Не знаю… — отозвалась чуть слышно, будто её кто-то спрашивал. Вытряхнула собранный снег из кружки и набрала нового, чистого, умяла мокрыми пальцами. Опять закашляла и прикрыла губы ладонью. Комочки снега быстро плавились на её руках, стекали на запястья каплями.

— Пошли… — Алдор взял её под локоть и пошёл вперёд через лес. Он оказался прав, через густой вал кустарника они, в самом деле, вышли к ручью. — Ого! — невольно вырвалось у Алдора. Он удивлённо оглядывался, не веря глазам, высматривал, откуда текла вода и как уходила вперёд. Здорово. Вода была совсем рядом, холодная и чистая.

Девчонка уже сидела у кромки ручья и пила воду с ладони. Алдор предупредил:

— Осторожно, она холодная…

Сам помыл руки и лицо, обжигая кожу ледяной водой, выпил несколько глотков. Надо напоить лошадь, сколько времени уже на снегу и только.

— Пошли…

Но графская дочь успела зачерпнуть полную кружку воды, глянула в лицо Алдора огромными блестящими глазами.

Назад они шли вдвоём, и Алдор старался идти неторопливо, чтобы она могла поспевать за ним, и она шла рядом, хрипло дыша через больное горло. Уже у самой горы спросила сама:

— Вы снова захотите убить моего отца?

— Не знаю… В ближайшем будущем вряд ли…

— А меня?.. Что вы сделаете со мной?

— Об этом будет думать наш сеньор…

— Граф Доранн Лионский? — спросила вдруг, и Алдор остановился, глянул в её лицо.

— Ты меньше подслушивай, о чём мы разговариваем… Тебя это совсем не касается, домой ты всё равно не вернёшься.

— Отец найдёт меня…

— Твой отец — жестокий коварный ублюдок… и он сильно заботится о своей репутации… — добавил: — Вряд ли он поднимет шумиху.

— Я у него единственная дочь… и не надо так о моём отце, вы его совсем не знаете…

— Поверь мне, я его прекрасно знаю…

Девчонка ещё что-то хотела добавить, но так сильно и глубоко схватила холодного воздуха, что приступ внезапного кашля не дал ей и слова сказать.

Алдор проводил её до пещеры, принёс дров и раздул огонь. Когда костёр хорошо разгорелся, он примостил на камень кружку с водой и укутал девушку одеялом. Всё это время Вэллия молчала, недовольно поджав губы, только кашляла. Потом Алдор ушёл поить лошадь. Девчонку связывать он не стал, разве соберётся она куда-нибудь пойти в своём-то состоянии.

Алдор напоил лошадь и переносил все дрова в пещеру. Вэллия наблюдала за ним, прижимая к подбородку и губам тёплое одеяло. Хотелось есть, постоянное чувство голода за последние дни не давало покоя. Когда уже всё это закончится? Когда она, наконец, вернётся домой? Когда из её жизни пропадёт вся эта неизвестность, эти страхи и тревоги? Когда она вернётся к отцу? Что ещё эти люди придумают?

Алдор, стоя на колене, ломал сухие ветки и подбрасывал их в огонь. Вода в кружке уже парила и, помешав её чистой палочкой, Алдор выгреб из кармана горсть сухих ягод шиповника.

— Вас всё равно поймают… — подала голос дочь графа, и Алдор от неожиданности вздрогнул, вскинул голову и поглядел исподлобья. — Отец ищет меня… Он не даст вам увезти меня из графства… Вот увидите…

— Посмотрим…

Вода в кружке закипела, и Алдор отодвинул её с огня на каменный пол пещеры, прихватив ручку краем плаща. Добавил негромко:

— Скоро вернётся Корвин и всё расскажет… Чего тебе бояться? Да, сейчас тебе нелегко, нам, представь себе, тоже не легче, мы в тех же условиях, что и ты… Ничем не лучше… Когда приедем в Лион, тебе окажут почести, достойные твоего происхождения. Ты будешь почётной заложницей. Не думаешь же ты, что граф Доранн будет убивать графских дочерей?

Вэллия усмехнулась небрежно и бросила, скривив губы:

— А мой отец, по вашим словам, убил вашу семью. Кто вы там были? Рыцари? Или крестьяне?..

— Князья… — Алдор почувствовал, как сами собой стискиваются зубы. Как она могла так говорить? Как смела? — Граф Доранн благороднее твоего отца… он никогда не позволит такого…

— Князья? — удивлённо переспросила. — Что-то я не слышала ни про каких князей, которых бы разорил мой отец!

— Ты тогда, наверное, ещё и не родилась, или было тебе очень мало… Это земли Берга…

— Берга? — Она усмехнулась. — Берг — это не княжество, это — марка на границе, вы что-то путаете… Этими землями управляет маркграф Ролд…

— Он управлял ими когда-то, — он перебил её, проговаривая каждое слово по слогам, — десять лет назад его земли достались старшему сыну, а недавно — младшему… Вы думаете, я этого не знаю?

Дочь графа упрямо смотрела ему в глаза, конечно, он всё это знал, и всё равно…

— Бергские земли — не княжество совсем, это — марка в приграничных землях моего отца. Вы не правы и не хотите это признавать.

Алдор помолчал немного, сжимая и разжимая зубы, не сводил глаз с её лица. Каких сил стоило ему держать себя в руках. Откуда такое упрямство? Такая уверенность в правоте своих слов?

— Я прав, — заговорил Алдор, теряя последнее терпение, — вы всего не знаете… Если что, потом спросишь своего отца, откуда у него эти земли… — Переходил с «вы» на «ты» и обратно, добавил: — Он объяснит тебе, где он их взял… Почти пятнадцать лет назад эти земли были свободным княжеством, а теперь вдруг стали маркой у твоего отца… — Усмехнулся. — Правда всё равно восторжествует…

— Вы собираетесь забрать их?

— Граф Доранн обещал мне…

— Вы что, собираетесь начать войну? — Она была сильно удивлена и взволнована. — Вы хотите воевать?

— Добровольно твой отец не отдаст мои земли…

— Так вы хотите доставить меня не просто к противнику или сопернику, а к врагу? Врагу моего отца? Это же подло!

— Иначе граф никогда не согласится вернуть мои земли…

— Вернуть земли? — Она усмехнулась хрипло. — Неужели вы думаете, что граф Лионский развяжет войну с моим отцом только для того, чтобы вернуть вам землю? Да будь граф Лион, по вашим словам, хоть трижды благороднее моего отца, он и пальцем не шевельнёт, если не будет личной выгоды…

— Да пусть и будет! У вашего отца много земли…

— Да он никогда не проиграет эту войну! О чём вы думаете? — Она так разволновалась от их разговора, что даже кашель перестал донимать её. Глаза блестели яростным огнём, вся она была охвачена предметом разговора.

— У нас же будете вы! — остановил её своей фразой Алдор, и тут девушка осеклась, и плечи её поникли. — Вы же дороги своему отцу, у него больше нет дочерей…

— У меня есть брат — наследник… — прошептала чуть слышно, словно обречённо.

— А дочерей больше нет…

Вэллия опустила голову и вспомнила свою старшую сестру. Келла была старше её на четыре года, красивее и, наверное, умнее. Служанки говорили, она похожа была на мать, и лицом, и нравом. Может быть, кто знает, мать свою Вэллия не помнила, она рано умерла, почти сразу, как родился наследник, любимец отца, Ллойд…

Келла была смелой, решительной, она даже с отцом спорила, на всё имела свои взгляды, и за эти свои мысли часто постилась и молилась днями по требованию своего духовного отца. И всё равно, опять спорила и опять молилась.

Она во многом заменила Вэллии мать, многому научила, сама хозяйство в замке вела, сама на кухне помогала, пряла и вышивала. Как же Вэллии не хватает её все эти три года! Как могла она совершить это самоубийство? Что заставило её выброситься из окна? Нежелание выходить замуж за выбранного отцом жениха? В этом всё дело?

Вэллия вздохнула, поплотнее запахиваясь в свой плащ. Алдор в это время маленькими глотками пил горячую воду из кружки.

Келла, Келла… Как могла ты загубить свою бессмертную душу? Ты — бунтарка по жизни и в смерти, как могла ты так без надежды на прощение убить себя?

Сколько раз Вэллия разговаривала со священником, сколько спрашивала, тайно надеясь, может ли быть прощена душа самоубийцы, есть ли надежда на спасение? Ответ был одним и тем же… Невозможно вымолить прощения у того, Кто создал этот мир, за того, кто совершил такой смертный грех — отнял у себя жизнь… «О дне смерти своей человек ничего не знает, он не должен торопить его…» Так отвечал ей священник, но в тайне Вэллия молилась за душу сестры и ходила к ней на могилу, с тоской и болью глядя, как порастает она травой, неухоженная церковными слугами за забором ограды…

— На, попей… — Алдор протянул ей кружку и этим отвлёк от тоскливых мыслей, Вэллия даже растерялась, помедлила, погрела пальцы и отпила горячий глоток.

— Если бы вы убили отца, войны бы не было? — спросила.

Алдор в это время подбрасывал дрова в огонь, помолчал, раздумывая.

— Всё зависело бы от действий наследника.

— Ему только шестнадцать…

— С ним уже можно было бы договориться.

— Дядя Дарл не позволил бы ему совершить глупость, никто не отдал бы вам и пяди земли без боя, зря вы надеялись на это…

— Дядя Дарл? — спросил Алдор.

— Это младший брат моей матери, он советник при отце и помогал бы Ллойду…

Алдор помолчал немного, ломая палки и складывая их в огонь. Спросил вдруг:

— А что, он хороший советник?

Вэллия задумчиво молчала, а потом, догадавшись вдруг, воскликнула:

— Только не трогайте его!

Алдор усмехнулся, поняв ход её мыслей. Вэллия попыталась унять дрожь в пальцах, крепче сжала кружку. А если следующим разом они захотят убить уже не отца, а Ллойда или дядю Дарла? Что, если они убьют всех, кто будет тогда наследовать все земли отца? Потом наступит её очередь, как последней наследницы?

— Если вы отвезёте меня в Лион, кто может гарантировать мне жизнь и свободу?

— Наверное, граф Доранн.

— Наверное?

— Конечно, он даже не знает, что мы здесь…

Вэллия растерянно распахнула губы и опустила взгляд в кружку, на плавающие ягоды шиповника.

— Скорее всего, — продолжил Алдор, — он найдёт тебе жениха из своих людей, кого посчитает нужным… У тебя же ещё нет жениха?

— А что потом? — она спросила вопросом на вопрос, чувствуя раздражение и даже злость. — Потом вы убьёте отца, Ллойда и дядю Дарла? Так? А земли все заберёте у меня, как у последней наследницы, и передадите Лиону? Вы на это рассчитываете? — От этой догадки у неё даже горло перехватило, и страх засел вдруг глубоко в сердце. Неужели граф Доранн мог пойти на эту подлость? Конечно, заполучив такие земли, можно пожертвовать Бергом… Можно наобещать золотые горы, не то что Берг… Прошептала: — Вы не посмеете… Убить всех…

— Да не собирается никто никого убивать! Что за глупости? Твой отец с Лионом давно соперничают, может, и не будет никакой войны, может, они мирно смогут договориться, всё зависит от того, какая у тебя ценность в глазах отца, сколько ты стоишь для него, и с чем он готов расстаться? Думаю, земли Берга не такая уж большая цена.

— Графу Лион этого будет мало… Ради Берга он и стараться не будет… только ради Берга, — поправила себя. — Чтобы отдать его вам?

— Откуда это может быть известно? Ты судишь по словам своего отца, не будет же он давать сопернику лестные оценки, я знаю его с другой стороны… Он принял меня на службу и обещал вернуть мои родовые земли… Он, конечно, строгий человек и серьёзный, но он справедливый. Никто и никогда не посмеет пожаловаться на несправедливость с его стороны.

— Только он жаждет войны с моим отцом, с землями Дарна… И справедливо ли? — Она скривила губы в язвительной усмешке.

— Твой отец жаждет этой войны не меньше… Будь уверена, каждый из них ищет только повод, чтобы развязать себе руки и захватить новые земли.

— Мой отец не хочет этой войны…

— Ты этого не знаешь!

Вэллия не стала спорить, она и правда не знала, но почему-то так думала. Отец никогда за последнее время не говорил о возможной войне. Да, наверное, каждый из правителей, и отец, и граф Лиона, хотели бы захватить земли друг друга, ведь через обе земли идёт прямая дорога в земли короля, столицу, удобный торговый тракт. Тот, кто будет владеть им на всём протяжении, всегда будет с деньгами. Но война… война это не выход.

Она думала и одновременно допивала последнюю воду из кружки. От тёплого в желудке заболело, закружилась голова, надо было поесть чего-нибудь серьёзного. Вэллия отдала кружку Алдору, и новый приступ кашля заставил уткнуться в одеяло. Лицо горело, и запутавшиеся волосы липли ко лбу, к вискам. Снова начался жар. Недолеченная болезнь постоянно мучила, жгла лёгкие, ослабляла всё тело. Ещё немного в холоде этой каменной пещеры, и Вэллия сляжет, не сможет подняться. Она станет обузой для них, будет требовать ухода. Если бы только кто-нибудь из этих людей, удерживающих её силой, понимал это. Они преследовали свои цели, о ней они даже не думали. А ведь болезнь эта может убить её. Об этом ей даже думать не хотелось.

Вэллия плотнее запахнулась в одеяло, от озноба начали дрожать пальцы, свело нижнюю челюсть. Вэллия прислонилась спиной к холодной стене и закрыла глаза. «Когда же ты найдёшь меня… Отец… Где ты? Найди меня… спаси меня… Я хочу домой… Хочу домой…» В мыслях своих она просила отца, молилась, чтобы её нашли, так молилась, что устала и заснула. Уже во сне она не слышала, как Алдор укрыл её вторым одеялом.

Сколько проспала, не знала сама, проснулась и, не открывая глаз, просто лежала, не шевелясь. За это время вернулся Корвин, сейчас они разговаривали о чём-то, и Вэллия прислушалась.

–…Они ищут нас… Никого, конечно, не останавливают в воротах, но люди там стоят… в лица смотрят… Меня они не знают, они не могли меня видеть в замке Вольдейна… — Алдор ничего не ответил ему, он, собственно, тоже у Вольдейна лицо спрятал, но страх всё же был. А если узнают? А всё ли время шарф закрывал его лицо? Может быть, и сполз когда, а не помнится? Проклятье!

— По рынку тоже люди шныряют, заглядывают кругом, слушают… Я, когда коня стал продавать, они рядом оказались… Два мужичка таких, одеты простенько, как покупатели, комар носа не подточит… А сами… Откуда у вас конь? А почему вы его продаёте? А почему с седлом? Вы его украли?.. Еле отбрехался… Спихнул и седло и коня по разным торговцам по скупочной цене, жалко, денег дали мало и то не все… Хозяин лавки сказал, седло военное, таких у них не делают, говорит, с чужой земли приехало… Внимательный чёрт… Хорошо, в тот момент этих не было… Договорился кое-как, ещё и денег ему самому пришлось дать, чтоб он его забрал… Сказал, продаст если, то дня через три или раньше деньги вернёт с лихвой…

— Почему в замке Гота всё было тихо, ты же был там? Там не искали, а здесь ищут?

— Не знаю… Здесь граница близко…

— Надо было нам не идти к Ротбургу, идти сразу на границу… — Алдор сказал о том, что давно не давало покоя.

— Ага, и прямиком к ним в руки… Думаешь, если они Ротбург обложили, то граница «чистой» останется? Как же… Там их, наверное, вообще кишмя кишит…

— И что делать?

— Ждать надо… — Корвин вздохнул, слышно было, как ломает палки для костра. — Если выждем время, они перестанут искать нас, подумают, потеряли… Только так… Ждать.

— А как? Жить на что?

— Вторую лошадь продадим…

— А потом?

— Пешком доберёмся.

— Сколько ждать? Неделю? Месяц?

— Чем больше, тем лучше…

— Мы не можем ждать, Корвин, она не доживёт… Погляди на неё! У неё опять жар, лихорадка… Нужен врач, она не выживет…

— Где я возьму врача? Нам жрать-то нечего, сами, как крысы, в пещеры забились, какой врач, к дьяволу?

— Не кричи! Не надо нам дьявола, ради Бога… Ждать долго нам нельзя…

Всё это время Вэллия всеми силами давила в себе приступ кашля, и он ушёл вниз, в самую глубину лёгких, а потом начался спазм и такой сильный приступ кашля, что продохнуть нельзя, до слёз на глазах, до хрипа в горле. Корвин молча смотрел на её мучения, а Алдор протянул кружку с водой. Вэллия смогла отпить несколько глотков холодной воды и, сжавшись, закуталась в одеяло. От долгого кашля по лицу пошли красные пятна, слёзы блестели на ресницах. Да, болезнь её никуда не скроешь, не отмахнёшься от неё. И Вэллия от отчаяния, от жалости к самой себе расплакалась вдруг, расплакалась, уткнувшись лицом в одеяло, видеть никого не хотела, смотреть на них на всех. Никого… Всех их…

Корвин достал их мешка свежий хлебный каравай и кусок сыра, начал ломать на кусочки. Молча жевал, глядя в огонь. Алдор взял хлеба и сыра себе, дал Вэллии. Девушка взяла, но пока только держала в руке, второй ладонью стирала слёзы со щёк.

— Ладно, прекращай давай… — Голос Корвина под сводами пещеры казался более громким, чем следовало. Алдор промолчал.

— Это всё из-за неё… всё её молитвами мы не можем выбраться отсюда… — продолжил Корвин через время.

— Отец всё равно поймает вас… Вы не уйдёте…

Лучше бы она молчала. Все были на взводе, любая реплика вызывала раздражение и злость. Корвин аж вскочил с места. Алдор молча стоял между ними.

— Если она скажет ещё хоть слово, я её убью… Я за себя не ручаюсь…

— Отец не выпустит вас…

— Да ты! — Корвин кинулся к ней. Алдор сделал шаг вбок и перехватил его, заслонив девчонку собой.

— Он найдёт и убьёт вас, вот увидите…

— Замолчи!

Алдор обернулся к ней и тоже прикрикнул:

— Замолкни! — Чуть оттолкнул Корвина от себя ладонями в грудь. — Успокойся! Держи себя в руках…

— Почему ты не связал её?

— Незачем! Успокойся, Корвин, ты просто устал, сядь, посиди или сходи за дровами… Хватит орать…

— Ты позволяешь ей многое… Я смотрю, ты вообще с ней…

— Что — я с ней? — переспросил Алдор.

— Меня она боится, а тебя — нет! Ты не связываешь её и не боишься, что она убежит… Кормишь тут… Почему? Чего ты ей наобещал?

— Ничего я ей не обещал… А связывать её нет смысла, куда она пойдёт? Посмотри на неё, она сама и дойти-то не сможет никуда.

Корвин отошёл в сторону, сел на камень, не сводя взгляда с лица товарища.

— Мне не нравится всё это… Ты скрываешь что-то… Почему ты защищаешь её? Что у тебя с ней?.. Что у вас было, пока меня не было?

— Что? — Алдор скривился в удивлении.

— Ты спишь с ней, да? Поэтому и защищаешь её? Когда ты начал с ней спать?

— В своём ли ты уме, Корвин? С чего ты всё это взял? — По скулам его пошёл румянец, у него и мыслей-то таких никогда не было. Она — графская дочь, дочь того самого человека, что погубил всю его семью… Он не мог не признать, что она нравилась ему, да, она красивая и выглядит хорошо при должном уходе, сразу видно её происхождение, род… Но сделать её своей любовницей?!

— Тебя уже понесло, Корвин, ты придумываешь то, чего на самом деле нет… Я бы перестал уважать себя…

— Да? А, может быть, наоборот, что может быть привлекательнее из всех видов мести? Насилуй его дочь, а потом верни её…

— Корвин! — Он, ужаснувшись, повысил голос, пытаясь своим криком достучаться до него, вернуть его к действительности. — Мы не разбойники на большой дороге, мы — слуги графа Доранна. Я — сын Бергского князя, мне не нужна такая месть! Пойми это! Я не собираюсь этого делать только для того, чтобы отомстить Вольдейну… Нет! Не будет этого никогда!

Корвин долго молчал, опустил взгляд в огонь, шепнул:

— А зря, я бы поступил именно так… Разве могут быть достойные виды мести и недостойные? Месть, она всегда остаётся местью…

— Нет! Это подло… По меньшей мере, подло…

— Я бы смог, я бы сейчас всё смог…

— Поэтому твой отец — был просто оруженосец…

Корвин медленно перевёл на него взгляд опасных тёмных глаз, мстительно сощурил их, но ничего не ответил, а потом не разговаривал до самого вечера.

Глава 7

Следующие два дня они все практически не разговаривали друг с другом. Вэллия вообще молчала, только кашляла часто. За это время болезнь усилилась. Вэллия просто сидела на холодном каменном полу, прислонившись к ледяной стене, куталась в одеяла и часто проваливалась в полусон, в полузабытьё. Думать ни о чём не хотелось. Когда не спала, просто смотрела в огонь, медленным взглядом следила за своими похитителями, ела, когда ей давали, пила, когда подавали кружку с водой. Очень редко поднималась, чтобы выйти на улицу. Желудок был почти всё время пустой, а вся вода выходила с лихорадкой.

В полумраке холодной пещеры Вэллия перестала даже различать время суток, вечер уже или день, она не знала.

Алдор с Корвином общались редко, всё по-бытовому, перекидывались парой фраз, ничего не значащих. Видно было, что между ними пробежала чёрная кошка. Если бы другая обстановка, другое окружение, они бы быстро забыли свои обиды, но вот уже два дня они старались не замечать друг друга.

Молча по-одному ходили за хворостом, поили лошадь, приносили воду. Корвин сам выдавал по куску хлеба, на Вэллию он не рассчитывал, и Алдор делил с ней свой хлеб. Корвин на это только хмыкал и чуть заметно криво улыбался одним уголком губ, но молчал. Когда закончился хлеб, Корвин снова ушёл в Ротбург, не сказав перед уходом ни слова. Алдор остался с Вэллией.

День с утра выдался холодным, за ночь ушли все запасы дров, всё утро почти до обеда Алдор искал по округе палые ветки и хворост. Близко уже ничего не было, всё выбрали, приходилось уходить далеко, а назад возвращаться не пустым. Устал страшно! Весь перемазался и взмок от пота и талого снега.

Подбросил дров в огонь, разложил мокрые палки у огня, чтоб просыхали, и сел рядом с Вэллией. Та не спала, смотрела прямо перед собой. Лицо её горело, и глаза лихорадочно блестели. Лучше с каждым днём ей не становилось, наоборот.

От мокрой одежды озноб побежал между лопаток. Алдор, замёрзнув, ближе подсел к Вэллии, стал искать глазами своё одеяло. Что за мороз сегодня! Потёр ладонью заросший щетиной подбородок.

Девчонка раскашлялась, стала закрывать губы ладонью, кашляла в кулак. И Алдор заметил, что руки её связаны. Это Корвин всё опять сделал по-своему. Ну, зачем?.. Зачем это нужно всё?.. Принялся развязывать верёвки, освобождать руки графской дочери, а та поняла вдруг, что он так близко, и подалась назад. Шепнула:

— Не трогайте меня…

— Да не трогаю я тебя… Больно надо… Вас с Корвином послушаешь, так я вообще… — Усмехнулся и, освободив её запястья, задержал её руки в своих ладонях. Какие у неё холодные пальцы, а лицо горит, у него-то ладони после снега пылали огнём, жаром пульсировали после холода, а у неё — такие тонкие ледяные пальцы. Стал греть их. И она не вырывалась, смотрела на его ладони, как завороженная. И спросила вдруг:

— Мой отец убил всю вашу семью? — Алдор опешил и поглядел удивлённо, не успел ничего ответить, а она спросила опять: — У вас никого из родных не осталось? — Молча покачал головой в ответ. — Жалко… Без близких нельзя на земле… Как же жить дальше?.. Нельзя так… Нельзя…

— А ты передай от меня «спасибо» своему отцу… Он, наверное, будет рад, что я один остался…

Она отвела глаза в сторону, вряд ли понимая, что сказал ей Алдор, она в последнее время жила в своём мире и мало понимала, что делается вокруг. Правда, были иногда проблески, такие, как этот.

Она медленно вытянула пальцы из ладоней Алдора и поправила одеяло у горла, спрятала руки и поплотнее укуталась. Алдор наблюдал за её лицом. Огромные глаза её смотрели прямо, красивые глаза с длинными ресницами, губы дрожали и подбородок.

Была ли она в чём-то виновата, что так расплачивалась? Она и на отца-то своего мало, чем была похожа. Может, только чуть-чуть подбородком с ямочкой? У Вольдейна тоже такая была, Алдор хорошо её запомнил на чисто выбритом подбородке… Он в тот день улыбался часто… Радовался, что всё закончилось благополучно… И эта его улыбка тогда приковывала взгляд Алдора-мальчишки, он не помнил больше ничего, ни людей вокруг, ни глаза, ни лица, только вот эта вот улыбка графа-победителя засела в памяти, не забывалась, не стиралась…

Будь он проклят! Его бы сюда! Сюда, на место этой вот девчонки, он бы знал, что ему сказать, и не боялся бы сделать больно, и хлеба бы ему жалел… А ей… ей не мог.

Резко поднялся и поворошил ветки в огне, добавил новых, раскладывал другие у костра, всё перекладывал, возился, будто не знал, чем заняться. Спросил вдруг:

— У тебя жених есть?

— У меня? — она переспросила, и переспросила так, словно и не болела, и понимала всё.

— У тебя, у тебя…

— Нет… Отец не нашёл ещё подходящей партии… — Она смотрела на него, не сводила взгляда.

— Долго ищет… Тебе сколько лет-то?..

— Восемнадцать будет скоро…

— Что тебе обычно на день рождения дарят?

— По-разному…

— Почему так долго граф не находил тебе жениха? Восемнадцать лет — это возраст для девушки твоего положения…

— Не знаю… Я осталась у него одна… Может, у него какие-то свои планы…

— Он не говорит с тобой об этом?

— Нет… — Она раскашлялась и, отвернувшись, закрыла губы одеялом. Алдор подал ей кружку с тёплой водой, она стояла на камнях у огня. Вэллия отпила несколько глотков и прошептала с благодарностью: — Спасибо…

Алдор забрал кружку и стоял неподвижно, глядя сверху на больную девушку. Вэллия уже закрыла глаза и откинулась к стене пещеры, наверное, опять заснула или забылась. Алдор долго молчал, потом шепнул, не зная, слышит ли она его:

— Совсем не тебя мы хотели похитить… хотели убить графа… Прости нас за ту боль, что мы тебе сделали…

Девушка на слова его даже не шелохнулась, видно, точно не услышала или не поняла.

К вечеру вернулся Корвин, забрал последние деньги у торговца, купил хлеба, сыра, ячменя для лошади.

— Ну что там? — первым спросил Алдор, маленькими кусочками отламывая хлеб от большего куска.

— Всё по-старому… — Корвин был хмурым, в сторону Алдора даже не глядел.

— И меньше не стало?

— Я же сказал, по-старому…

— И сколько ещё?

— Один Бог знает…

Они молча доели свой хлеб с сыром, запили по очереди водой из кружки. Корвин добавил дров в огонь и сказал:

— Пойду накормлю лошадь, принесу воды… Дров-то хватит? Ночь опять холодная будет…

— Я набрал там ещё немного, надо принести…

— Ладно, приду — сходим…

Ушёл, Алдор, оставшись один, растормошил Вэллию и вложил ей в ладонь кусок хлеба. От себя припас.

— Что случилось?

— Ешь давай и не спрашивай…

Девушка со сна закрывала глаза, хлеб ела машинально, смотрела мимо Алдора. Спросила вдруг, перекинув на него взгляд:

— Вы кто? Я вас знаю?

— Конечно, знаешь… — отмахнулся Алдор, подал ей воды. — Попей вот… Доедай и спи… Тебе надо…

Она сонно улыбнулась ему в ответ и кивнула головой. Алдор отвернулся. Надо лечить её, как-то надо лечить её. Что-то надо придумать. Может быть, самому сходить в Ротбург, найти врача, спросить какие-нибудь лекарства? Нужны деньги, всё у Корвина, он вряд ли даст на это… Надо поговорить… Найти какие-то слова, чтобы достучаться до него, в конце концов, он продал лошадь Алдора, значит, и часть денег должна была быть его. А он и гроша не видел. Надо поговорить, забрать у него хоть немного денег…

* * * * *

Алдор возвращался из Ротбурга на следующий день уже ближе к вечеру. Ему всё же удалось выпросить у Корвина немного денег, в Ротбурге он нашёл врача (чего это ему стоило в незнакомом городе!), сумел купить какие-то травы и микстуры. Врач, конечно, сам хотел видеть больного, но Алдор сослался на то, что он неместный. Сейчас торопился. Дождался ранних сумерек, чтобы никто не видел его на дороге, свернул в лес.

Когда поднялся в пещеру, был уже вечер. Корвин сидел у огня, подбрасывал дрова, заметив Алдора, поднял глаза и ничего не ответил на приветствие.

— Ты уже ел что-нибудь? — спросил Алдор, весь этот день он не ел ничего, берёг деньги на лекарства.

— Вот там смотри… — Корвин только дёрнул подбородком в сторону сумок у стены. Сам даже не посмотрел.

— Ты не стал меня ждать? — Алдор нашёл свой хлеб, разломал его на две части, одну стал есть, откусывая, присел на камень. — Как вы тут?

— Отлично… — Корвин возился с огнём, голос его уже не был тем хмурым, каким был все эти дни, но и не был оптимистичным, как бывало когда-то.

— Я видел их… По виду и не скажешь, просто переодетые крестьяне, торгаши, но держатся они всё равно как-то по-другому… Плечи, стать… Как голову держат… Видно, что военные! Только как они думают узнать её? Они что, все знают её в лицо? Сколько б их тогда надо было по всем городам?

— Они не во всех городах… — Корвин впервые посмотрел ему в лицо, но взгляд его всё равно был непрямым, просто скользнул по глазам. — Они только на границе… На всех дорогах, поди, шныряют…

— М-м-м… — Алдор молча доедал остатки хлеба, попил воды. За этот день, проведённый на ногах, он смертельно устал, а ведь надо ещё довести дело до конца, сварить травы, что принёс.

Алдор нашёл вторую половину своего хлеба и пошёл в угол, где сегодня расположилась Вэллия. Обычно она всегда ближе была у огня, а на этот раз забилась в угол. В полумраке пещеры он наступил на что-то и разглядел деревянный башмак. В таких ходила Вэллия… Что это? Почему? Она без обуви?

Он нашёл её за камнем в тёмном углу, склонился, попытался взять за плечи, развернуть к себе. Но девушка вскрикнула и дёрнулась в сторону, избегая его рук.

— Нет! Не трогайте меня… Пожалуйста…

— Да стой ты… Подожди… — Алдор всё же сумел взять её за плечи, развернул к себе через силу. — Что случилось?..

— Не надо… Нет! — Она избегала смотреть на него, куталась в одеяло, прятала лицо и вжималась в угол.

Алдор поймал её за подбородок и повернул лицо к свету. Чёрт! Губы разбитые и на скуле ссадина… Как? Он резко обернулся к Корвину… Он что, бил её? Бил, пока его здесь не было?

— Корвин, ты… ты… как ты мог? Господи! Ты что, бил её? Зачем? За что? О, Боже… Господи…

У неё, оказывается, ещё были связаны руки, и Алдор стал развязывать верёвки на запястьях графской дочери.

— Всего один раз…

— Зачем?

Корвин усмехнулся и ничего не ответил, резко ломая сухие палки сильными руками. Алдор распутывал её запястья, а девушка расплакалась вдруг, расплакалась навзрыд, как от боли только плачут. И Алдор заметил что-то, отдёрнул край одеяла и обомлел. Шнуровка платья на груди её была порвана и юбки перебурены, а из-под подола выглядывали пальцы необутой ступни в тонких чулках… Всего один башмак на левой ноге. Страшная догадка мелькнула в голове… Алдор резко выпрямился и с ненавистью поглядел в сторону товарища.

— Корвин, как… как ты мог? Да ты… ты… Ты что наделал? Ты не представляешь себе, что ты сделал… Зачем? — Он в миг был уже рядом с костром и смотрел на Корвина сверху вниз через огонь. Сердце его стучало на тысячу голосов в смятении и злости. Он не мог поверить, что это случилось… Как он мог допустить такое? Бедная, бедная девочка!

— Да не шуми ты так, подумаешь, она одной ногой уже стоит в могиле…

— Да ты в своём ли уме? — Алдор обомлел от жестокости ответа, поверить не мог, что слышал это.

— Нам всё равно уходить надо, — Корвин был невозмутим, — мы не можем взять её с собой… Ей так и так придётся остаться здесь, и она умрёт здесь одна, не всё ли равно теперь? Что копья ломать?

— Она не умрёт, я был у врача сегодня, я принёс лекарства.

— К чёрту это всё, Алдор! Посмотри правде в глаза, хватит тешить себя глупыми надеждами! — Корвин тоже поднялся на ноги, и теперь их разделяло только пламя костра. — Хватит! Пора становиться взрослым…

— Взрослым? — перебил его Алдор. — Это, по-твоему, так становятся взрослыми?

— Нет! Просто ты за это время привязался к ней и тебе её жалко! Да, она графская дочь, да, она аристократка, вот тебе и жалко её! Но хватит, хватит ребячества, она всего лишь девчонка, девка, как любые другие, каких в каждом замке полно… Оглядись вокруг, прими это, как данность… Нам просто придётся бросить её или убить самим, чтоб не мучилась… И вот это вот правда жизни…

— Правда жизни?

— Понимай это как хочешь…

— Правда жизни, говоришь? — В бессильном отчаянии Алдор стиснул кулаки. Нет, он не хотел мириться с таким, всё нутро его сопротивлялось. — Выходит, это так и должно быть? Здоровый парень, сильный, как бык, избивает и насилует больную девчонку? Это нормально, да? Так и надо, по-твоему? Так?

— Не бери всё близко к сердцу… И не жалей её… Вспомни, кто она такая…

— Она не сделала мне ничего!

— Зато её отец много сделал… Короткая же у тебя память, быстро ты всё забыл… Сам же рассказывал мне… «Убили мать, убили сестру, убили брата…» Так? Ты сам-то чуть не сдох, забыл?

— Мы хотели убить его, но не её…

— Какая разница?! — Корвин резко вскинул ладони к лицу, стремясь доказать своё. — Пойми одно, наша миссия провалилась, мы не справились. Возвращаемся в Лион и служим дальше, как ни в чём не бывало. И забудь о ней, забудь, как о страшном сне…

— Я не могу! — перебил его Алдор. — Я не могу жить как раньше… Я не могу больше доверять тебе…

— Что?

— Всё не может быть так, как было…

— Да к чёрту всё!

— Зачем? Зачем это надо было делать?

— Да подумаешь, проблема, ну и поимел девчонку, ну и что? Мало ли их было и будет…

— Я обещал ей, что мы не тронем её… — Алдор опустился на камень, в отчаянии схватился за голову, запустил пальцы в грязные волосы на макушке. — Я говорил, что Доранн защитит её, что она будет в безопасности…

— Мы просто не справились, пойми это… — Алдор ничего не ответил, просто покачал головой, и Корвин продолжил негромко, доверительно, как давно уже не говорил: — Сначала я подумал, почему тебе можно, а мне нет… Чем я хуже? А оказалось, она…

— Что — она? — Алдор глянул исподлобья, через упавшие на лоб волосы.

— Она оказалась девушкой, ты и правда не спал с ней… Да какая теперь уже разница? Ты немного потерял! Одна возня и вопли…

Алдор скривился, зажмуриваясь, стискивая зубы. Воображение рисовало всё подряд, картины, одна другой ярче. Всё тело содрогалось… Вспоминалась она такой, как была в доме егеря: чистой, ухоженной, когда избегала даже в глаза глядеть. Именно тогда он понял, что она нравится ему, осознал вдруг, что она красивая и одинокая…

Проклятье!

Алдор резко поднялся и коротко произнёс:

— Уходи!

Корвин некоторое время молчал, не понимая, что происходит, переспросил:

— Что?

— Собирай свои вещи и уходи.

— Это почему это?

— Я не хочу тебя больше видеть.

— Из-за неё? Из-за проклятой девчонки? Хочешь, я просто убью её, и никто не будет стоять между нами?

— Просто собирайся и уходи!

— Только из-за того, что я переспал с ней? А как же дружба? Столько бед пережили, пуд соли вместе съели… Из-за девки? Ты удивляешь меня… Она никто тебе! Больше того, она — дочь твоего врага, а ты меняешь её на меня? Не надо этого бреда, Алдор. Хватит!

— Причём тут она? Всё дело в тебе. Я просил утром, просил не трогать её, я доверял тебе, а ты? Ты был слугой моим, моим товарищем и другом, ты предал меня, наплевал на доверие…

— Ты сходишь с ума, Алдор! — перебил Корвин. — Переспи с ней сам и всё забудь…

— Убирайся! — Алдор закричал ему в лицо, всердцах стискивая кулаки. — Уходи! Я не хочу видеть тебя!

— Опомнись, друг…

— Ты не друг мне больше!

— Вот, значит, как? — Корвин поднялся. — Ну, хорошо, как хочешь. Ты ещё пожалеешь об этом… Пожалеешь, да будет поздно…

— Быстрее, Корвин.

— Я заберу лошадь…

— Ради Бога…

Корвин неторопливо собирал вещи, не говоря ни слова, может быть, он надеялся, что Алдор вовремя передумает, попросит прощения за горячность. Но Алдор сидел неподвижно, смотрел в огонь. Корвин собрался, застёгивая под горлом плащ, спросил:

— Я пошёл?

— Иди…

— Не пожалеешь?

— Доброй дороги…

— Встретимся в Лионе… с ней или без неё… Я буду ждать тебя, надеюсь, ты наберёшься ума за эти дни…

— Ты теряешь время… — Алдор перебил его.

Корвин ушёл. В темноте спустившейся ночи слышно было, как пробирался он через камни, потом всё стихло. Алдор всё это время сидел неподвижно и смотрел в огонь, где догорали поленья, подброшенные ещё руками Корвина.

Глава 8

Время тянулось бесконечно медленно. Его наполняло ожидание, молчание и долгие мысли. Алдор старался следовать советам врача, варил травы, давал микстуры, всеми силами старался обеспечить тепло для больной графской дочери. Он уложил её как можно ближе к огню, укрыл всеми одеялами и плащом, натаскал сосновых веток, чтобы защитить от холодного пола. Благо недалеко он нашёл старую сосну, поваленную последними осенними бурями. Он даже всё, что мог с неё стопил в костре, хотя сосна от влажности сильно дымила. Одному искать дрова стало тяжело и трудно, близко ничего подходящего уже не осталось, а ходить далеко было не по силам, и возвращаться — долго и тяжело.

Уходя, Корвин оставил весь хлеб и половину денег. Это вселяло надежду, что в душе его сохранились остатки совести. Что от него ждать! Он не человек чести, отец его простой оруженосец, слуга, что можно хотеть? Алдор только мучительно стискивал зубы при мыслях о товарище. Они уже несколько лет знали друг друга, да, с тех самых пор, как Алдор попал к Доранну в услужение.

У дочери графа началась лихорадка. Она бредила, звала кого-то, разговаривала с какой-то Келлой, плакала и смеялась. Озноб сотрясал всё её тело. Она то мёрзла и куталась в одеяла, то отбрасывала их в жарком бреду, ничего не ела и лишь немного пила, когда Алдору удавалось хоть что-нибудь влить через стиснутые зубы.

Несколько дней не дали никаких результатов, а хлеб закончился. Алдор боялся оставить её одну, но после голодного дня решился, тем более что с утра дочь графа спокойно спала. Он позаботился об огне, чтоб пламя держалось подольше, и отправился в Ротбург. Планировал, что вернётся рано, но в городе, в толкучке, замотался, долго торговался с пекарем, осматривался, ища глазами людей Вольдейна. Их стало меньше, или ему так показалось на первый взгляд. Может быть, они уже отчаялись найти её…

Был какой-то праздник, народу в собор на службу понаехало со всей округи — море, все празднично одетые, с детьми, с вещами, на рынке не протолкнуться. Сейчас, наверное, и во всех постоялых дворах мест нет.

Алдор купил хлеба, сыра, немного дешёвой вяленой рыбы, побывал у врача и цирюльника. Он и сам не ожидал, что на всё это уйдёт так много времени. Город он покинул уже после обеда. Долго шёл по дороге, боясь, что кто-то увидит его, потом свернул в лес. Уже подходя к скале, он заметил, что что-то не так, на камне у подножия сидела дочь графа. Сидела словно окаменевшая, в одном платье, смотрела прямо перед собой.

Алдор, срывая на ходу плащ, бегом бросился к ней, стал укутывать ледяные плечи, спину, ужасаясь, шептал:

— Что ты наделала? Зачем выходила? Сколько ты уже здесь? Зачем? Куда тебя понесло? Боже мой! Ты замёрзла вся, сплошной лёд… Всё, всё насмарку…

Он растирал ей руки, ледяные, как холодная вода в зимнем ручье, он вернул её к огню, укутал одеялами, принялся раздувать костёр — всё потухло уже, дров нет.

Как она могла? Он столько сил убил, чтобы хоть немного победить болезнь, переломить её, а теперь всё зря… Она опять впала в беспамятство, ничего не видит и не слышит, и холодная, будто уже мёртвая. У неё даже кашля нет. И Алдор обрадовался б, если бы она сейчас хотя бы кашляла, так в ней была хотя бы частичка жизни.

В отчаянии Алдор сбросал на угли последнюю дровяную труху, надо идти, искать хоть что-то, что можно сжечь. Это опять надолго, опять оставлять её. А если за это время она умрёт? Что делать? Бросить её здесь? Он ведь даже похоронить её не сможет! Боже… И её не найдут никогда…

Ему хотелось бежать, всё бросить, но он, уставший и разбитый, пошёл в лес, чтобы собрать хоть немного дров. Вернулся уже в сумерках, осенью день короткий. Шёл, а сам боялся, жива ли она ещё, боялся глянуть ей в лицо, коснуться лба. Боялся не успеть. Оттягивал этот момент, ломал палки в огонь, съел кусок хлеба с сыром, и только потом, набравшись смелости, коснулся щеки графской дочери. Она вскинулась, глянула ему в лицо огромными глазами, влажными, будто в них стояли слёзы.

Конец ознакомительного фрагмента.