Сеул – Хиросима. Август 1945

Александра Флид, 2015

История любви японского офицера и корейской студентки. Родившаяся из ненависти, эта любовь оказалась крепче предрассудков, цепей и военных законов. Она пережила огненный смерч ядерного взрыва и десятки лет разлуки.

© Александра Флид, 2015

© Ольга Флид, фотографии, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Глава 1

Солнце стоит в зените, и Гён Ран кажется, что оно уже никогда не сдвинется с места. Девушка идет по пыльной дороге, перекинув через плечо наполовину заполненный её немногочисленными пожитками полотняный мешок. Босые ноги обжигает раскаленная, кажется, добела дорожная пыль, которая взмывает вверх всякий раз, когда мимо проезжает машина. Гён Ран молчит и терпеливо шагает по обочине, зная, что скоро все это закончится.

Летние каникулы длятся всего два месяца, и она не уверена в том, что сможет утолить свою тоску по дому за такое короткое время. Однако большего просить не приходится — учеба отнимает слишком много времени, и, как утверждает мама, принесет в будущем гораздо больше пользы, чем кажется сейчас.

Какой смысл в том, чтобы учиться на медсестру? Гён Ран слышала о том, что в лазаретах, где проходят лечение военные, медсестрой может стать любая девушка-доброволец, нужно лишь подписать пару бумажек — и вопрос решен. Зачем исписывать тетради и полировать учебники, если можно сразу приступить к работе, за которую еще и денег заплатят? Гён Ран всего восемнадцать, и она не понимает, как много значит хорошее образование.

Встретит ли ее малышка Ин Су? Сейчас слишком жарко, в такое время сестренка не выходит из дому, но Гён Ран хочется верить, что Ин Су встретит её первой. Тогда она сможет отдать ей свой подарок, не попавшись при этом матери. Для того чтобы купить стеклянный шарик с тремя бабочками внутри, Ген Ран пришлось две недели во всем себе отказывать. Но не могла же она заявиться домой без подарка!

Пользуясь тем, что до дома ещё далековато, девушка останавливается посреди дороги, спускает с плеча мешок и развязывает шнурки, стягивающие края. Вот он, её подарок для младшей сестренки. Красивый шарик из белого прозрачного стекла. Внутри идеально гладкой сферы перекатываются искусственные бабочки. Их крылья переливаются на солнце, и Гён Ран даже прищуривается, пытаясь получше их разглядеть. Понравится ли такой подарок Ин Су?

Когда она привозит домой подарки для Мин Хо, мать ничего не говорит, только хмурится и качает головой. Зимой Гён Ран привезла ему книгу по зоологии, а для Ин Су захватила японский бумажный веер из лаковой васи¹, привезенный, по утверждениям продавца, из самой Хиросимы. Тогда-то Гён Ран и поняла, что матери не нравится, когда она привозит подарки для младшей сестры.

Остаток дороги проходит легче, так как Гён Ран погружена в свои мысли и забывает обо всём на свете. Родной поселок лежит в низине, и ей часто кажется, что случись паводок, то их дома затопит в первую же очередь. Домик, в котором она выросла, стоит у самой кромки посёлка, там, где его не каждый заметит. Небольшое строение с покосившейся крышей и крохотной пристройкой для летней кухни.

«Отец умер всего два года назад, а дом уже превратился в развалину», — с горечью думает Гён Ран, толкая ветхую калитку своего дома.

К счастью, Ин Су сидит на крыльце, играя ровно обструганными палочками и напевая какую-то песенку. Девочка не сразу замечает свою сестру, но едва увидев, сразу же вскакивает с места и летит к ней навстречу, раскрыв объятия. Младшую сестру Гён Ран любит больше всех на свете.

— Тихо, тихо, не кричи. — Она едва успевает приложить палец к губам, прежде чем Ин Су с радостными криками налетает на нее, с разбегу обняв руками и ногами.

— Сестра приехала! — восторженно визжит малышка, будто рассказывая кому-то о своей радости.

Пока из дому не показалась мать, Гён Ран наскоро сбрасывает на землю мешок и достает из него свой подарок, не забывая придерживать повисшую на ней Ин Су.

— Это тебе, — шепчет она, вручая ей стеклянный шарик.

— Как красиво! — заливается радостным смехом девочка и несколько раз целует старшую сестру в щеку.

Ин Су всего пять лет. В прошлом году она сильно болела, но Гён Ран не могла о ней позаботиться, так как ее ждала учеба в Сеуле, и малышка перенесла свою пневмонию без должного ухода. С тех пор Гён Ран боится, что болезнь вернется с новой силой и заберёт малышку навсегда.

Конечно, мама всё равно узнает о том, что она привезла Ин Су подарок, просто Гён Ран не хочется, чтобы она своим хмурым лицом портила сестрёнке настроение. Она хорошо помнит, как это было в прошлый раз, когда радостная улыбка на лице Ин Су исчезла как по мановению волшебной палочки, словно её и не было. И лаковый веер был уже не в радость.

Дверь открывается, и появляется мать Гён Ран, а следом за ней выходит и заметно подросший Мин Хо.

— Ин Су, слезь с сестры, — командует мать, и малышка тотчас же сползает на землю, боясь перечить.

Женщина украдкой бросает взгляд на стеклянный шарик, но на этот раз не говорит ни слова.

— Мама, я вернулась, — отчаянно пытается улыбнуться Ген Ран.

Она, не спеша, подходит к матери и обнимает ее за плечи. Для этого ей приходится наклониться, так как за эти месяцы мать, кажется, стала еще меньше, чем прежде. Женщина обнимает старшую дочь в ответ и даже позволяет себе всхлипнуть. Всего один раз. Надеясь, что никто не услышит.

За матерью наступает очередь Мин Хо. Он уже достаточно высокий, для своих девяти лет выглядит совсем взрослым и крепким. Гён Ран крепко обнимает братишку.

— У меня и для вас подарки есть, — радостно объявляет она, снова запуская руку в мешок. — Для мамы шёлковый отрез, а для Мин Хо набор новеньких хрустящих карандашей и большая тетрадь в сто листов.

После ужина Ген Ран наскоро купается на заднем дворе под тряпичным навесом, который кое-как защищает от случайных взглядов соседей, а потом возвращается на свое место, где проспала первые шестнадцать лет своей жизни. Раньше мать и отец спали в другой комнате, но теперь там укладывают Мин Хо, а все женщины лежат в той, что раньше считалась детской.

Пока дети собираются спать, мать шёпотом отчитывает старшую дочь.

— Почему ты привозишь Ин Су такие дорогие подарки? Наверное, тетрадь для Мин Хо обошлась раз в десять дешевле, чем этот бесполезный стеклянный шарик.

— Ин Су ведь у нас девочка, — осторожно отвечает Гён Ран. — Ей нужно что-нибудь красивое, а такие вещи стоят немного дороже. Ничего страшного, моя стипендия цела, я привезла её домой, так что завтра же сходим на рынок и купим целый мешок риса. Я смотрю, в рисовом сундуке уже вовсю дно сверкает, стоит только крышку открыть. Вы, наверное, впроголодь жили.

— Конечно, стипендию ты откладывала, — ворчит мать. — А все деньги на этот проклятый шарик прямо с тебя слезли. Кожа да кости остались. Сахар-то ты хоть покупала?

— Иногда, — уклончиво отвечает Гён Ран.

— И почему ты тратишь деньги на безделушки, когда тебе самой нужно хорошо кушать, чтобы учиться?

— Я не могу есть сахар, когда они голодают. Лучше уж привезти им подарки, хоть все вместе порадуемся.

— Все дети как дети, одна ты у меня такая странная, — продолжает брюзжать мать.

Гён Ран прикрывает глаза и улыбается. Она знает, что в глубине души мать гордится ею.

На следующий день Гён Ран встаёт ни свет, ни заря, думая о том, что нужно собрать тележку и отправиться на рынок за рисом, а может быть и поспрашивать у соседей, не продаст ли им кто-нибудь мешок из прошлогодних залежавшихся запасов. Хотя, какие могут быть запасы? Люди сильно обеднели за годы войны.

В городе она слышала, что там, в Европе, война уже закончилась. А здесь, на Востоке, горький военный дым застоялся, как в безветренную погоду. Никаких изменений.

Гён Ран тянет руку, чтобы разбудить мать, но обнаруживает, что её место уже пустое. Обычно мать встает чуть позже, но, может быть, за это время что-то изменилось?

Она выходит во двор, чтобы набрать себе воды для умывания, и в этот момент из летней кухни выходит мать. В руках у неё большая чашка с варёным рисом.

— Иди на задний двор, — говорит женщина, прежде чем занести еду в дом.

Гён Ран удивляется тому, что мать приготовила так много. Их ведь всего четверо, двое ещё совсем маленькие. Куда им столько еды?

Вместо того чтобы послушаться, она идёт следом за матерью. Гён Ран оглядывается, но, к своему удивлению, не обнаруживает ни матери, ни чашки с рисом. В голову закрадываются подозрения, и она обходит весь дом, стараясь не потревожить спящих малышей. Решив проверить все варианты, она тихонько прокрадывается в ту комнату, где спит Мин Хо. Из неё можно пройти в крохотное помещение, где находится нижняя дверь или, попросту говоря, люк.

Так и есть — деревянная крышка откинута в сторону. Гён Ран не раздумывает ни секунды, сразу же опускаясь в зияющее отверстие в полу.

Она и забыла, какие крутые здесь ступеньки. В погребе горит свеча, отбрасывая кривые тени по земляным стенам. Гён Ран знает, чего ожидать, и потому, увидев трёх взрослых мужчин, нисколько не удивляется.

— Ты зачем сюда явилась? — напускается на неё мать, оставив чашку с рисом на полу.

Не сказав ни слова, Гён Ран поднимается по лестнице. Мать идёт следом. Заметив, что мать хочет закрыть люк, девушка холодно бросает:

— Оставьте, пусть погреб проветрится хотя бы с полчаса.

Поход на рынок отменяется. Гён Ран сидит на заднем дворе и крутит в руках пустой кувшин.

Как мать могла поступить так неразумно? Как можно прятать партизан в своём доме, где живут маленькие дети? Разве мать, которая желает добра своей семье, будет так рисковать?

Через некоторое время к ней подходит умытая и улыбающаяся Ин Су.

— Сестра, разве ты не будешь завтракать? — тянет она своим низким приятным голосом, и при этом жутко напоминает медвежонка.

Короткая чёлка намокла и прилипла ко лбу. Глазки бусинки доверчиво смотрят на старшую сестру. Полные красные губы ожидающе приоткрыты. Жаль разочаровывать такую куколку, но Гён Ран знает, что не сможет проглотить ни кусочка.

— Я не хочу, — вздыхает она, поглаживая малышку по волосам. — Скажи маме, что я не буду завтракать.

Как и следовало ожидать, чуть погодя на заднем дворе появляется мать.

— Почему ты так себя ведешь? — хмурясь, спрашивает она.

— Вы должны убрать их из нашего дома, — вместо ответа решительно говорит Гён Ран, поднимаясь с низкого деревянного стула. — Их здесь быть не должно.

— Тебе ли судить, что я должна делать со своим домом? — уже не на шутку сердится мать.

— Вы разве не слышали, что японские управляющие обыскивают дома в поисках партизан? Что будет, если они найдут их в нашем доме?

— Не указывай мне, что делать. — Несмотря на ровный голос, мать переполняет злоба, и это заметно.

— В Сеуле каждый день расстреливают горожан, у которых хоть листовку найдут, — продолжает Гён Ран, не обращая внимания на слова матери. — А какие пытки они придумали, если бы вы знали. С людей чуть не живьем кожу снимают. Детей, конечно, не мучают, но расстреливают, как и всех остальных.

Хлёсткая пощечина обжигает щеку, и Ген Ран умолкает на полуслове. Верный признак того, что матери нечего сказать.

— Завтра же переселю их в лесной домик, — несмотря ни на что шипит девушка, не заботясь даже о том, чтобы приложить руку к покрасневшей коже.

— Там они уже жили. Целый год там промучились, а потом их нашли, благо хоть не врасплох застали. Их пятеро было, а осталось всего трое. Хочешь, чтобы и этих убили?

— Я хочу, чтобы мои братик и сестренка дожили до конца этой проклятой войны, и только-то. — Гён Ран прищуривается и качает головой. — Так значит, они уже целый год у нас скрываются? И много они японцев за это время убили?

Дождавшись, когда мать уйдет на поле, Гён Ран спускается в погреб. Мужчины уже готовы к встрече с ней. Они зажигают свечу и рассаживаются на полу, ожидая её.

— Вы должны уйти, — твёрдо заявляет она.

Их лица почернели от постоянных тревог, затхлого воздуха и земляной грязи. Стены и пол погреба ничем не облицованы, и они постоянно находятся в сырости и духоте.

— Мать сказала, что вы уже жили в лесном домике, так что сможете ещё несколько недель там пережить, прежде чем я найду вам другое убежище, — продолжает она. — Как только стемнеет, я приду за вами.

Впервые за всё время один из них начинает говорить. Его голос хриплый и тихий, словно застывший от долгого молчания.

— Мы можем уйти только завтра. Сегодня ночью мы и ещё две группы должны подорвать японский состав на железной дороге, а из лесу до места встречи слишком долго добираться.

— Мне всё равно, что вы там задумали, — обрубает его речь Гён Ран.

Хотя они и сидят целыми днями в холодной и сырой комнатёнке, они все равно сильнее, чем восемнадцатилетняя пигалица, которая только вчера явилась из Сеула. Гён Ран чувствует, как по спине пробегает неприятный холодок.

«Дочь хозяйки никто из них ударить не посмеет» — пытается успокоить себя она.

— Сестра, сестра! — раздается сверху взволнованный голос Ин Су.

— Подожди минутку, — выкрикивает Гён Ран, поднимаясь по лестнице.

Повстанцы подождут ещё немного. Тем более что наверху, прямо в этой маленькой тёмной комнатке её ждёт японский офицер.

Идеально прямая осанка, до блеска начищенные сапоги и идеально отглаженная форма — японец выглядит весьма серьезно. Руки незнакомец держит за спиной.

— Вы Хон Ёнг Хи? — на идеальном корейском спрашивает он.

— Нет, я Хон Гён Ран, — отвечает девушка, украдкой бросая взгляд на незапертый люк. — Я её старшая дочь.

— Меня зовут Шуго Кавада, — вежливо представляется он, прежде чем продолжить расспросы: — Вы совершеннолетняя? Сколько вам лет?

— Восемнадцать, — сама не слыша своего голоса, отвечает Гён Ран.

— Значит, вашего присутствия вполне достаточно. Боюсь, я должен осмотреть ваш дом. И, пожалуй, начну с этого подвального помещения.

Примечания

1

Васи — японская бумага ручной выделки.