Кент ненаглядный

Алексей Аринин

Кент ненаглядныйМакс и Таня – пара. Он – сама решительность, она – сама красота. Она обеспечена, он – вчерашний зэк. Есть любовь, и есть понимание, но Макс хочет сказать свое слово. Его манит большой куш; однако на пути у него банда вероломных мерзавцев, мент со странными принципами и одержимый прошлым тюремный волк. А в команде Макса только призраки прошлого да лучший друг. Книга содержит нецензурную брань.

Здравствуйте, ребята!

Жираф и Крюк завизжали, как свиньи, увидев приближающегося к ним Гнома. Предметом забавы стала розовая футболка приятеля.

— Ну, ты видал!? — веселился Крюк.

— Да! — гоготал Жираф.

Сохраняя внешнее спокойствие, но, внутри кипя точно чайник, Гном изобразил на лице недоумение.

— Ты че, не понимаешь сам-то, что выглядишь клоуном? — осведомился Крюк.

Но осмеянный им товарищ только выгнул рот полумесяцем.

Тогда за дело взялся Жираф:

— Сейчас я тебе объясню, почем халва на Колыме. Слушай. Розовые футболки носят телки, которые никому еще по-настоящему не дали. Въехал? Ты бы еще панаму с цветами напялил, ха-ха.

Гном вгрызся в него взглядом человека, натолкнувшегося на твердую стену человеческой глупости и готового во что бы то ни стало сокрушить это препятствие.

— Знаешь, Друган-Братан-Джекки-Чан, — насмешливо начал он, — ты туп, как колхозник, думающий, будто он обыграет лохотронщиков на автовокзале. Лови суть, мудила. Все знают: розовый — бабский цвет, и уважающему себя парню носить его — курам на смех. Табу. Но пойми, тот пацан, что надел розовое, и есть самый уважающий себя пацан. Он знает себе цену и плюет на гребаное устоявшееся мнение, ему начхать на смешки тех, кто вырядился как мафиози. Он сознательно нацепил розовое, потому что все его знают с хорошей стороны, и никто не заподозрит его в паскудном. Вкурил теперь?

Губы Крюка расстались с улыбочкой — уж больно здорово сказал Гном. Но Жираф по-прежнему ухмылялся, он хотел, чтобы последнее слово осталось за ним.

— Подожди-ка, — его глаза сузились. — Эдак можно пойти и дальше: вставить серьгу в ухо, прийти на пляж в стрингах. Чего тут такого, все же тебя знают…

— Это двадцать два, — перебил Гном приятеля.

— Чего?

— Я говорю: это перебор. Нормальный пацан должен знать, когда надо остановиться.

— Ха, на прошлой пьянке ты утверждал, что тормоза придумали трусы. А теперь вон как вывернул.

— Слышь, — Гном уже брызгал слюной, — ты ведь меня понял, так зачем порожняки гонишь? «Базарги» хочешь? Вон с этим пообщайся.

И он указал на подъехавший к ним черный «мерседес», из которого, не сразу, а после паузы, как и подобает истинному боссу, вышел Старуха. В одной руке он держал мобильник, другую, сплошь исчерченную лагерными наколками, протянул по очереди каждому из «чистильщиков». Голову его покрывала бейсболка, смотревшаяся на нем совершенно нелепо, а из-под дорогого спортивного костюма торчала ни к селу ни к городу надетая рубаха. Одеваться он так и не научился, зато его умению ловко лепить предложения позавидовал бы и Авраам Линкольн. «Чистильщики» знали об этом таланте Старухи, и не упускали возможности перенять у него опыт.

— Как делишки, молодежь? — осведомился Старуха и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Смотрю на вас и думаю: почему нашим миром правят старики? Нужно давать власть молодым, неискушенным, неиспорченным, и тогда не будет того скотства, которое творится повсюду. Эх, хорошо, что вас увидел, а то уж совсем про меня забыли. — Он вздохнул с наигранной грустью. — Вот так мы, старые пердуны, уходим на пенсию — тихо, незаметно.

Его самоирония была подкупающей, и лица «чистильщиков» озарились улыбками.

— Да нет, — сказал Жираф. — Это ты сам к нам в бар не приходишь. А мы вечерами там, в «Восточном базаре». Команда в сборе. Заходи.

— В «Восточном базаре», — задумчиво проговорил Старуха. — Вот, где сейчас тайная вечеря. Но я не приду. И знаешь, почему? Потому, что апостолов многовато, а я не люблю большие сборища.

— Га-га-га, — заржал Крюк. Ну, ты даешь — апостолы!

— В «Базаре» — то хорошо? — Старуха прищурил один глаз. — «Мочалки» молоденькие, доступные, шнапс порядочный, порошок бодрящий — все в наличии? Надо закатиться к вам на огонек, нажраться, нанюхаться, трахнуть какую-нибудь «ложкомойку» или на худой конец бармена с охранником.

Он был хитер, и легко опускался до уровня тех, с кем разговаривал.

Услышав знакомые аккорды, «чистильщики», перебивая один другого, принялись рассказывать о веселеньких вечерах в «Восточном базаре». Несколько минут кряду они болтали о заезжем боксере, которому за косой взгляд выбили зубы, о визите в бар ментов и о толстой, жаждущей секса телке, отсосавшей почти у всех, кто был в заведении.

Старуха выслушал их, и когда фонтаны слов иссякли, спросил:

— А что новенького на жестоких улицах города? — и тут же конкретизировал: — Как торговля?

Слово держал Гном. Он сказал, что наркота идет неплохо, «барыги» получают товар и в срок отдают деньги. Кстати, о деньгах… Его, Старухи, доля лежит неприкосновенная дома у Жирафа. Нет-нет, сейчас ехать не надо, Старуха махнул рукой: потом, жизнь ведь сегодня не кончается. Затем старый волк поинтересовался, проводится ли среди «барыг» воспитательная работа?

— Конечно, — откликнулся Крюк. — Гоним жути, бьем по соплям.

— Правильно, — похлопал его плечу Старуха. — Все, кроме угроз, люди обычно пропускают мимо ушей. А угрозы надо время от времени подкреплять хорошей взбучкой, иначе станут думать, что умеем только болтать. Нам нельзя терять уважения, и потому…

— Нужно бить, — окончил за него Крюк.

— Совершенно верно. Нас должны бояться. Нам нужны победы, без разницы какие — честные или нечестные. Победителей судят только в том случае, когда победа не очень убедительна. Читали мифы Древней Греции? Ну, мультики-то точно смотрели. Персей и горгона Медуза — герой и чудовище. А что собственно выдающегося сделал этот Персей? Убил спящую бабу. Тоже мне герой. Тем не менее, его помнят и уважают. А почему? Да потому, что это была настоящая победа. Пусть грязная, но окончательная. Так-то.

«Чистильщики» слушали Старуху с внутренним возбуждением, а он, весь во власти вдохновения, продолжал:

— Молодость дана вам, чтобы заработать авторитет. Конечно, будет тяжело, придется обжигаться, хотеть большего и довольствоваться меньшим. Но всему свое время. Запомните, полжизни человек работает себе на имя, другие полжизни — имя на человека. Ну, да ладно, что-то я сегодня расфилософствовался. Поеду, пора мне.

И, попрощавшись, он сел в покорно дожидающийся его «мерс». Приветливая улыбка слетела с его лица, едва только тронулся автомобиль. Старуха сорвал с себя маску дружелюбия и, глядя через тонированное стекло на быстро удаляющуюся троицу, еле слышно произнес:

— Эти обезьяны еще долго не эволюционируют. О-хо-хо, — тряхнул он головой, — работая с дураками, тяжело сохранить ум. Господи, как я от них устал. Куда не целуй этих засранцев — всюду жопа.

— Что-что? — спросил водитель, подумавший было, что босс говорит с ним.

— Не отвлекайся, — бросил ему Старуха. — Гляди за дорогой, рультерьер.

Проводив взглядом «мерседес», «чистильщики» некоторое время молчали.

— Мудно Старуха базарит, — Крюк положил конец затянувшейся паузе.

— Да нет, все по делу, — сказал Гном.

— Точно, — поддержал товарища Жираф. — Только мне не понравилась эта его мысль: полжизни — ты на имя, полжизни — имя на тебя.

Гном, который был хитрее своих приятелей, решил раскрыть им глаза:

— «Полжизни на имя» надо понимать так: полжизни работайте на меня. Во как.

Крюк плюнул на асфальт и сквозь зубы процедил:

— На хер он по большому счету нужен. Нынче не те времена.

— Черт его знает, какие нынче времена, — не согласился с ним Гном. — Пока еще мы слишком молоды, чтобы с ним тягаться. И знакомы с ним плохо — он, вишь, к себе близко не подпускает. А как узнать, какие козыри у него на руках? Вопросы-то он в городе кое-какие решает, и с уважухой к нему многие. Так что надо с ним дружить. А там посмотрим, куда ветер подует.

Жираф, все это время исподлобья наблюдавший за Гномом, криво усмехнулся:

— Поехали, теоретик хренов, по городу. Телок каких-нибудь «зависольных» поглядим.

— Верно, — обрадовался Крюк. — Это дело.

Троица уселась в «тойоту» Жирафа, где было душно как в парнике. Опустили стекла, включили музыку, и автомобиль полетел по изнывающим от жары улицам. Матерясь и перекрикивая выталкиваемый динамиками рэп, они то и дело меняли направление, завидев прогуливающихся девчонок. «Эй, Марь-Иванны!» или: «Кис-кис-кис!», — кричали они, но ни у одной из телок не возникло желания пообщаться с ними. На предложение провести вместе время ответом всегда было молчание. Потерпев множество неудач, Крюк сказал, что еще не вечер, а Гном заявил: «Тупые кобылы недостаточно пьяны».

Пиво, бутылка за бутылкой, вливалось в глотки «чистильщиков», через два часа катания уже вполне созревших для своих мерзких побед. Они медленно ехали по центральной улице, плотоядно разглядывая людей. Время от времени созванивались с другими членами шайки, узнавая, где те находятся. Все верно, случись какой-нибудь конфликт, без подкрепления будет не обойтись. Пару раз их «тойота» останавливалась в людных местах, и троица выходила из нее навстречу новым безуспешным попыткам снять телок или завязать драку.

— Чувствует мое сердце, сегодня не наш день, — сказал разочарованный Гном.

Тогда ему было невдомек, что эти слова станут пророческими…

— Поехали в «Базар», — предложил Жираф.

Приятели ответили молчаливым согласием.

Автомобиль покатил в знакомом направлении.

Несмотря на вечер, дорога была загружена. Приходилось с трудом перестраиваться из ряда в ряд, подолгу стоять на светофорах, там и сям нарушать правила.

— Гребаная пробка, — ругался Жираф, желавший поскорее оказаться в любимом баре и потерявший всякое терпение.

Наконец они свернули на тихую улицу, где машин было немного. Впереди мелькнули желтые одеяния работников ДПС. Пиво тут же исчезло из рук «чистильщиков», музыка стихла, а ремни заняли положенные места. Миновав опасность, Жираф перевел дух и уже потянулся, чтобы добавить децибелов, как вдруг…

Откуда-то сзади вылетел небольшой автобус, похожий на маршрутное такси. Он грубо подрезал «тойоту» и понесся дальше.

— Он че, сучара, озверел! — глаза Крюка полыхнули злобой.

— Давай за ним, — махнул рукой Гном.

Но Жираф не нуждался в советчиках. Он уже вдавил акселератор в пол. В мгновение ока «тойота» догнала цель, поравнялась с нею.

За рулем автобуса, спокойный и сосредоточенный, сидел седой старик.

— Трижды гребаный «штрибан», — прошипел Гном и, указав на занавешенные окна автобуса, нахмурил брови. — Это случайно не катафалк?

— Во-во, — засмеялся Крюк, — для этого старпера он точно станет катафалком.

— Да нет, я к тому, что вдруг это похороны, — быстро заговорил Гном.

— Ты че, маму потерял, — повертел Крюк пальцем у виска. — Какие похороны, времени девятый час.

Жираф посигналил водителю автобуса и закричал:

— Эй, прими вправо!

— Прижмись! — орал Крюк.

Старик бесстрастно посмотрел на вопящих юнцов, но не сбросил газу.

«Тойота» вырвалась вперед и на тихом ходу поплелась перед автобусом. Из окон машины высунулись руки, указывающие на обочину. Старику не оставалось ничего, как прижаться к бордюру и остановиться.

— Так-то лучше, — прорычал Гном. — Сейчас я вырву твое сердце и буду пить твою кровь.

Восхищаясь собственным остроумием, он захохотал.

— Сам придумал? — спросил его Жираф с акульей улыбкой.

— Не-а, в кино слышал.

Хозяева ночных дворов не спеша вышли из «тойоты», громко хлопнув дверьми. Они подошли к автобусу и замерли, словно дожидающиеся гонга боксеры. Старик открыл дверцу и безбоязненно шагнул навстречу «чистильщикам». Возмущенный одной мыслью, что этот древний динозавр оказался у них, королей жизни, на пути, Жираф зарычал:

— Ну, ты че, говно мамонта, на кладбище торопишься?! Хер с дверной ручкой перепутал!?

Не теряя спокойствия, старик спросил, кто хер, а кто — дверная ручка.

— Так ты еще и кровь пить нам собрался! — заверещал Гном, делая шаг в сторону непокорной жертвы. — Ты больше своих внуков не увидишь!

— Зато ты их увидишь, — старик произнес эти слова как угрозу.

Доведенный до кипения Гном бросился на него с дерзостью шакала. Но ему не суждено было нанести ни одного удара — донесшийся из салона автобуса гул голосов лишил его решимости, заставил остановиться.

— Внуки идут, — с иронией в голосе сказал старик, отходя в сторону и давая дорогу молодым.

Нечто многоликое и в то же время не имеющее лиц, одетое в пугающий черный цвет, что-то грубое, сильное и кровожадное, точно Сцилла из древнегреческих мифов, вывалилось на тротуар.

«СОБР! — мелькнуло в голове Гнома. — Это их автобус!»

Но прозрение пришло к нему слишком поздно. В следующую секунду для него выключился свет.

Собровцы не разменивались ни на слова, ни на угрозы, они сразу перешли к делу. К привычному для них делу. Холодно, методично и бессловесно ребята вершили экзекуцию. Их кулаки и колена точно находили нужные цели. Крюк попробовал было отмахнуться, но его удар, в который он вложил все свое отчаяние, повис в вечернем воздухе. Вернув себе равновесие, он бросился вперед, но лишь для того, чтобы получить по зубам и рухнуть на асфальт. Подняться на ноги ему не дали — тяжелый, как пудовая гиря, ботинок спецназовца пригвоздил его к тротуару. «У-у-у-ух», — вырвался воздух из легких «чистильщика». Через секунду, ощутив боль во всей полноте, Крюк застонал, перевернулся на бок и сжался в комок.

Пришла очередь Жирафа, так и не кинувшегося в водоворот драки, а с замиранием сердца наблюдавшего, как падают приятели. С его онемевших губ слетело слово «беспредельщики», вызвавшее у молчаливых доселе собровцев приступ веселья. Словно подхваченного неукротимым смерчем, Жирафа швырнуло в одну сторону, затем — в другую, потом завертело на одной ноге и со всего маху брякнуло в дерево. Менты окружили его, не желающего вставать, ползающего на спине и хныкающего.

— Тебе помочь, или сам поднимешься? — спросил один из милиционеров таким голосом, что Жираф ощутил легкую дурноту.

Спустя мгновение (не без помощи сильных рук, естественно) Жираф принял вертикальное положение. Его спросили, что ему было нужно от старика, но он только съежился под ледяными взорами. Вопрос повторили, но ответ так и не был получен.

Жирафу досталось меньше остальных, и он лелеял надежду, что его больше не тронут. Шепча: «Кончайте, мужики», он переводил беспокойный взгляд с одного недоброго лица на другое.

— Ага, голос прорезался! — прищурив глаза, воскликнул один из ментов. — А мы думали, ты немой. Что там бубнишь — кончайте, мужики? Сейчас кончим. Гондоны у нас есть? — поворачиваясь к своим товарищам и подмигивая, спросил он.

Получив положительный ответ, жестокий шутник скомандовал:

— Давай-ка его в автобус.

Приняв все за чистую монету, Жираф завизжал «нет!» так пронзительно, что ютившиеся в кронах деревьев птицы вспорхнули с насиженных мест. Его отпустили, но не совсем. Развеселый спецназовец предложил ему сделку:

— Хорошо, мы тебя не тронем, но ты должен трижды проорать на всю улицу: «Я люблю СОБР!» Идет?

Нет, Жираф не хотел этого делать. Ответом на его несогласие стал сокрушительный удар по печени. Он присел на корточки, из открытого рта показалась нитка слюны. Ему хотелось, чтобы этот кошмар поскорее кончился, чтобы его оставили в покое, ушли, дали прийти в себя, зализать раны. Злость и дерзость покинули его, уступив место покорности и испугу. Да, он был готов кричать что угодно, лишь бы выездная сессия ада убралась обратно, в преисподнюю. «Чистильщик» попал в чистилище. Глаза, еще пять минут назад прищуренные, разглядывающие мир с нескрываемой злобой, были теперь круглыми, как у ребенка, которому авторитетно сообщили, что нынешней ночью его заберет Бука. Все еще сидя на корточках, он завопил:

— Я люблю СОБР!

— Громче! — крикнули ему.

И Жираф заорал во всю глотку:

— Я люблю СОБР! Я люблю СОБР!

Выпалив это, он замолчал, и хотя боль отпустила, ушла, начал стонать. Менты, дико хохоча, прошли мимо него.

— Если «борзянка» не будет давать покоя, звони — мы ее выбьем, — сказал один.

— Ты понравилась нам больше твоих подружек, — добавил другой. — У тебя очень сексуальный голос.

Слуги закона перешагнули через пузырящего кровавой соплей Крюка и остановились перед бездыханным с виду Гномом.

— Он живой? — бритый наголо спецназовец толкнул в бок своего молодого товарища по оружию. — Проверь у него пульс.

Молодой тотчас наступил на запястье Гнома, у которого аж кости затрещали.

— Живой, — возвестил лысый. — Вон пальцами зашевелил. Айда отсюда, пускай малыши свои мультики досматривают.

И собровцы сели в автобус, и тот покатил, оставив после себя голубоватое облако выхлопных газов и троицу, для которой вечер был безнадежно испорчен.

Жираф и Крюк поднялись на ноги синхронно. Первого боль уже отпустила, но он изображал страдальца и шел навстречу второму, согнувшись в три погибели. Они обменялись понимающими взглядами. Держась за животы, словно их понос прихватил, они подошли к Гному. Тот как раз поднял дрожащие веки. Его бледная, с голубыми прожилками вен рука коснулась лба. Казалось, он проверил: на месте ли голова, и, убедившись, что она на месте, с облегчением вздохнул. Его рот, кровавый, точно у недавно вкусившего крови вампира, раскрылся:

— Во встряли.

— Да, — согласился Жираф, — вытянули не ту карту.

— Совсем не ту, — кивнул Крюк. — Сегодня нам выпал туз пик.

Сыпля зловещими проклятиями в адрес ментов, они по очереди изучили свои отражения в зеркале заднего вида. Состояние их лиц не добавило им оптимизма. Матерясь так, что и старый сапожник заткнул бы уши, Жираф завел машину.

— По домам, — сказал он.

Его ненависть ко всему живому в тот миг была бездонной.