Умозрение философии

Алексей Борисович Черных, 2021

Поэзия философская и ироничная, классическая и экспериментальная, простая и вычурная, хорошая и отличная. Вас ждут встречи с Диогеном и Сократом, Зеноном и Сизифом, Архимедом и Леонардо да Винчи, Лилит, Кассандрой, Немезидой, Тесеем и Одиссеем, Сциллой и Харибдой, Низами, Иссой, Чеховым и Маяковским, Иудой, Плохишом, Чапаевым и Пустотой. А также феями, Золушкой, Белоснежкой, принцами, единорогами и даже конём императора Калигулы. Для широкого круга любителей занимательной поэзии.

Навеяное картиной Джека Ветриано

Чуть неглиже расшторив,

Посвечивая грудью,

Глядела на сонное море

И даль увлажняла грустью.

Ведь кофе уже наскучил —

Хотелось чего покрепче.

А море плохому учит —

«Давай уж напейся!» шепчет.

Напьюсь, непременно стану

Остатки вечерней грусти

Топить в глубине стакана —

Пока не напьюсь, не отпустит.

* * *

Спионерившим стихи мои — радости,

Пусть доставят они вам удовольствие.

Плагиат — всего лишь мелкие шалости,

Что отнюдь не нарушают спокойствие.

Непоэтам ведь порой тоже хочется

С музой почудить опосредованно

Через наш лихой фонтан стихотворчества,

Через то, что критиком не исследовано.

Что там копирайт, контрафакция?

Подражание есть дело привычное.

Тексты — это лишь информация,

Зарифмованная ли иль обычная.

Хорошо то, или плохо — неведомо,

И узнать — не стоит даже надеяться.

Как Екклизиаст проповедовал:

То, что делалось, то вновь будет делаться.

Всё, что тырилось, и впредь будет тыриться.

Ну, так пусть же это тырится с радостью.

Будет стих мой спионеренный шириться

Через плагиат с разудалостью.

Возьми БГ к реке, положи его в воду, учи искусству, наконец, быть смирным

На обезвоженную реку

Учить искусству смирным быть,

Никто не сможет человека

В раз взять и в два — переместить.

Там есть условие такое,

Что надо в воду положить.

Но как? Течение речное

Давно подрастеряло прыть.

Покрылась тиною и ряской

Малоподвижная вода.

Я б клал людей в неё с опаской,

А уж несмирных — никогда.

И так учение искусству

Быть смирным — малочтимый труд.

А тут ещё с водою грустно,

Река уж — ни река, ни пруд.

И значит новых усмирённых

Жизнь не добавит нам уже,

Лиц неудовлетворённых

В их неглиже.

* * *

Ах, как две наших сущности —

в принципе разные,

Плотно схвачены временем

в нечто одно:

Тошно-сочное, яркое —

и слегка несуразное,

Как «Алжирские женщины»

версии О.

* * *

Наш выбор сделан. Мы, надеюсь,

Не бурида́новы ослы,

И выберем, не канителясь…

Хоть муки выбора милы.

Милы иллюзией, что можем

Мы выбором своим сменить

Процесс с названьем «Лезть из кожи

Вон» — на процесс с названьем «Жить».

* * *

А кофе с утра в октябре, на балконе —

Не тот, что с утра в июле.

Не выйдешь свободно в неглижном хитоне,

Выковыривая козюли.

Не сядешь истомно в плетёное кресло,

Поскрипывая ротангом,

Любуясь природой, что словно воскресла

В свете с восточного фланга.

А будешь давиться горячим напитком,

Думой одной влекомый:

Укрыться а-ля осторожным улиткам

В уюте тёплого дома.

Но я всё шепчу, не по форме одетый,

Рифмованные сутры

Печали ушедшего тёплого лета

И кофе октябрьского утра.

* * *

Его пророческие мантры,

Как и вещания Кассандры,

Не принимались и не шли

На пользу жителям Земли.

Ведь, как известно, у пророка

В своём отечестве без срока

Лицензии пророчить нет.

Такой вот эксцентриситет.

* * *

Был Маяковский не Лао-цзы,

Судил поэтому строго,

Твердя: «Все вы, люди,

лишь бубенцы

на колпаке у бога».

Мысли поэта —

резки и резвы,

Ими он просто светился.

Люди в стихах для него были «вы»,

Бог — в колпаки рядился.

Кем поэт Маяковский считал

Себя и людское племя,

Уже не важно.

Он это писал,

Поглядывая сквозь время.

И был он, по-видимому, прав,

Ставя себя где-то между

Миром людей и миром глав

Небес, дающих надежду.

* * *

Как Диогену помогая,

Со свечкою при свете дня

Людей искал, судьбу кляня

И чьи-то души поминая.

Не ради славы ведь старался —

Не ради веры в божество.

…И от того вконец остался,

Как Диоген, без ничего.

* * *

@morning_swellow с благодарностью

за данную мысль

О, хлеб и зрелища будут желанны всегда,

И эти желания — тоже из категории вечных.

Даже занимая в вечных самолётах места,

Направляясь в вечную Касабланку или ещё куда,

Жаждать народ будет хлеба и зрелищ беспечных.

Не помогут ни светлые радости, ни яркая красота.

Схема счастья известна тысячелетия и проста:

Зрелища, хлеб, рабы… и пара заводиков свечных.

* * *

За детьми того декабря

Дитю января — трудно.

Оно будто дышит зря

И всхлипывает простудно;

Оно никудышный актёр,

Хоть паузу держит дольше.

Ему не доступен флёр

Снов, что о чём-то большем.

* * *

Отец Небесный, да святится Имя,

С Которым на земле наступит царство,

Твоя где воля встанет над другими;

Дай хлеб насущный, не нужны нам яства;

Прости долги нам, как прощаем сами

Мы должников своих открытыми сердцами;

Не искушай, избавь от всех лукавых;

Пусть в царствии Твоём пребудет слава.

Аминь.

Еккл. 1, 9-10

…Нам сказано: что было, то и будет,

Что делалось, то сделается вновь —

Нет нового под солнцем! Если ж люди

Укажут вам на что-то: вот-де новь! —

Не верьте им, всё ранее случалось

В седых веках, что были прежде нас.

Нет нового под солнцем? Что ж, осталось

Искать другие солнца в этот раз.

* * *

Бледно-кисельным туманом

Заволокло всю округу.

Пространство, словно дурманом

И сыростью сжало туго.

Конец ознакомительного фрагмента.