Маленький человек в эпоху перемен. Рассказы

Алексей Витальевич Богомолов

Оглядываясь назад, автор видит, что прожил большую и интересную жизнь, поэтому он не придумывает сюжеты и персонажей, а берет их непосредственно из окружающей его действительности.

Ролевые игры

С Валеркой мы учились на одном курсе и знали его еще по стройотряду. Вместе работали на стройке в колхозе во время летних каникул. Был он каменщиком от Бога. Кирпич клал быстро и ровно, да так, что два подсобника за ним едва поспевали. Полторы-две нормы за день вырабатывал. А нормы были не как на госпредприятии, а как на хорошей шабашке. Вечерами, когда другие студенты, вволю упахавшись за день, сонными мухами ползали по территории сельской школы, готовясь отойти ко сну, — кровати стояли в классах, Валера гладил рубаху, чистил ботинки, брился и, обильно обрызгав себя одеколоном, устремлялся на ночную прогулку. Возвращался под утро, часок-другой спал, а потом, вместе со всеми поднимался, завтракал, — и на работу. Всегда был весел, бодр, подтянут. Мужики удивлялись, как здоровья хватает? А ему все нипочем! Следующим вечером он снова приводил себя в порядок и, отсалютовав: «Всем пока!», уходил в ночь. Мы не были друзьями, да ему, скорее всего они и не требовались, просто жили в одной комнате, ели в одной столовой и работали вместе.

Тем удивительнее, что осенью, вернувшись в Москву, буквально в конце сентября, Валера пригласил меня и еще двоих приятелей по отряду к себе на свадьбу. Мы с мужиками встретились, потолковали между собой. Что делать? Раз приглашают, надо ехать, да и нет причин отказываться.

В назначенную субботу встретились на вокзале, по студенческим купили льготные билеты до Чехова и отправились провожать товарища в новую женатую жизнь. Минут через девяносто, жаркая и душная зеленая электричка, останавливающаяся возле каждого столба, наконец, выплюнула нас на платформу. Кафе, где намечалось проведение застолья, располагалось недалеко от железнодорожной станции и мы легко нашли его по Валериному описанию. Зарплаты за стройотряд мы еще не получили и поэтому в руках у нас был один букет довольно еще приличных гвоздик на всех, ну а денег по всем карманам наскреблось около десятки. Букет я за рубль купил возле вокзала у доброй старушки. Но парни меня высмеяли и сказали, что цветы кладбищенские: «Вон, видишь, проволокой перетянуты». Они убрали железяку, пересчитали количество и со словами: «Мальчик должен быть нарядным," — десятую гвоздику обломали и воткнули мне в нагрудный карман рубашки. И, хотя наше материальное положение было не из лучших, внешне мы производили впечатление достаточно приличных молодых людей. Понятно, что по правилам этикета, джинсы и яркие галстуки явно диссонировали друг с другом, но нас это мало смущало. Не костюмы же одевать. Да у нас их и не было.

Приехали мы как раз вовремя. Народ уже постепенно подтягивался, образуя небольшую толпу возле входа. Через стеклянные двери были видны столы, уставленные тарелками и блюдами с салатами и холодными закусками. Четверочками, словно постовые, через равные промежутки стояли бутылки: шампанское, водка, вино, лимонад. Хлопотливые нарядные женщины отдавали последние распоряжения. Ждали прибытия молодых. Доподлинно не было известно, должны ли они были приехать из ЗАГСа, или ездили к какому-нибудь вечному огню, а то и к могиле неизвестного солдата. Странная традиция. Но присутствующие находились в том приподнятом настроении, которое обычно сопутствует ожидающим наступления радостного мероприятия. А вот и свадебный кортеж. Несколько автомобилей, издавая вовсе уж не мелодичные звуковые сигналы, въехали на привокзальная площадь. Первой к входу в кафе подъехала черная блестящая «Волга», украшенная сверху двумя желтыми переплетенными кольцами. На радиаторе сидела нарядная кукла, по капоту от нее лучами расходились ленты разных цветов. Из машины уверенно вышел Валера, помахал приветственно рукой встречающим и, обойдя автомобиль, распахнул заднюю дверцу. Он помог своей суженой выйти, согнул руку кренделем, как бы приглашая даму к совместному проходу до места назначения. Та обхватила ее своей и они продефилировали мимо нас в сторону накрытых столов. Мы с ребятами тщетно всматривались в лицо новобрачной, но узнать в ней хоть кого-либо из известных деревенских красавиц не удалось. Наверное местная решили мы. Зря что-ли Валерка каждый день письма в отряде писал?

Пришло время рассаживаться и приглашенные, а их было человек пятьдесят, не спеша, чтобы не создавать давки возле дверей, прошли в зал. Причем, из молодежи, — только мы трое, да пара девчонок нашего возраста, которые сели возле невесты. Никого из Валеркиной группы, да и из института вообще. Молодые сидели во главе стола, а дальше уже по степени родства. Жениховские расположились по левую его руку, а те, что со стороны невесты — справа от Валериной избранницы. Я, Николай и Петр, а именно так звали моих друзей и спутников, разместились в конце жениховских, но как раз напротив молодоженов. Можно сказать, что через стол. Надо отметить, что пока все рассаживались, жених подошел к нам, поблагодарил за то, что приехали, и пожаловался на работников ЗАГСа: «Представляете, у них пластинка с Мендельсоном испортилась и они нам поставили эту, про войну: „Соловьи, не пойте больше песен, соловьи, в минуту скорби пусть звучит орган…“ Нормальное начало для семейной жизни.» Николай, тем временем, успел засунуть наш невзрачный букет в большую вазу с розами и гладиолусами, так что одним позором стало меньше.

Это сейчас на такого рода торжества приглашается тамада, массовик-затейник или кто другой, который и стол ведет, и следит за тем, чтобы народ не скучал, да не пил по углам. В то время подобные излишества если где и бывали, то массового распространения пока еще не получили. Зато всегда находились бойкие женщины, причем с каждой из сторон, которые и традиции соблюдали, и скучать не давали. Так было и на этот раз. С «нашей» стороны выступала Галя, жгучая брюнетка лет тридцати пяти. Невысокого роста, с роскошными формами, веселая и задорная, она, казалось, ни минуты не сидела на месте, постоянно шевелила собравшихся, весело спорила со своей напарницей со стороны невесты, поднимала тостующих и следила за тем, чтобы у всех было на тарелки положено и в рюмки налито. В то же время откуда-то появился поднос. Родственники произносили тосты за здоровье молодых, после чего лезли в карманы и клали на него деньги. Родители положили рублей по триста, разгоряченные куражем и алкоголем, соревнующиеся между собой бабки — рублей по пятьсот; те, кто дядьки, тетки или братья — по стольнику. Если Гале или ее визави казалось, что дают мало, они начинали стыдить и позорить тостующего, требуя добавить денежек. Мы вяло заедали буженину бутербродами с красной икрой и понимали, что где-то через полчаса доберутся и до нас. И что делать? Самим потихоньку уйти или ждать, пока нас, раскачав за руки-ноги, с крыльца выкинут? Смыться по-тихому вряд ли удастся. Галя уже давно в нашу сторону как то очень уж заинтересованно посматривала. И тут Николай достал из нагрудного кармана сложенный пополам аккуратный чистый конверт.

— А это у тебя еще откуда? — мы с Петей слегка оторопели.

— Думать надо, когда на свадьбу едешь. Ручку давайте и деньги, — я достал из кармана и протянул Коле три мятые трешки и рубль.

Сверху он написали: «Не вскрывать!!!», ниже:"Валере! Лично в руки!», расправил и вложил под столом деньги, потом плотно запечатал, старательно облизав клейкие части и пустил по рукам в сторону жениха. Брачующийся нашу находчивость оценил и подыграл, взвесив конверт на ладони и показав большой палец, аккуратно спрятал подарок во внутренний карман пиджака. Поэтому, когда подошла наша очередь, тост от друзей Петя произносил спокойно и уверенно.

Затем были танцы. Ох уж эти пляски в доме престарелых. Однако, Гале удалось завести всех. Поначалу-то мы с парнями кучковались у стенки, и чувствовали себя крайне неловко. Вокруг все чужие, причем возрастные, но она поочередно вытаскивала нас в центр зала и секунд тридцать потанцевав, передавала в руки какой-нибудь одиноко стоящей даме, а сама, тем временем отковыривала от стены очередного скромнягу с которым впоследствии поступала столь же непостоянно. Впрочем, градус радости был уже достаточно высок и, понимая, что надо как то и соответствовать почетному званию лучших друзей жениха, мы стали помогать Гале и принимали самое активное участие в танцевальном действии.

Потом все снова садились за стол, орали: «Горько!», считали,…пили… Затем шли на танцпол и женщины под баян пели матерные частушки и, повизгивая, плясали, словно домашние птицы, хлопая себя локтями по бокам. Мы тоже не отставали. Песен правда не пели, но Петруха ходил вприсядку, а мы дружно хлопали и поддерживали выступающих.

В заключение, попив кофе и опрокинув по рюмке «на посошок», стали собираться домой, хотя о каком доме может идти речь, если электрички уже не ходят? Николай очень удачно увел со стола бутылку водки, но очень неудачно засунул ее в штаны и в холле, при большом скоплении народа она у него выскользнула и разбилась. Потом к нам подошёл Валера и сказал, что ночевать мы будем у дяди Саши, постоянно ослепительно улыбавшегося невысокого смуглого мужчины приятной внешности, лет тридцати пяти. Тот оказался мужем той самой задорной Гали.

Идти пришлось долго, около часа, по шпалам, отвратительно вонявшим креозотом и всем тем, что обычно выливается из туалетов поездов дальнего следования. Было темно и только рельсы, уходящие куда-то далеко в бесконечность, отражали свет луны, вычерчивая перед нами две правильные параллельные светящиеся линии. Мы брели, наверное, километров пять, спотыкаясь и стараясь не упустить из вида идущих впереди дядю Сашу с женой. Хмель постепенно выветрился и оставалась только усталость и желание лечь и заснуть. Наконец, ведущие остановились, подождали нас и мы, свернув на едва заметную тропку, прошли в полной темноте метров триста, пока не уперлись в забор из невысокого штакетника. Хозяева пропустили нас в калитку. Вот и дом. Совсем небольшой и невысокий. Крылечко в три ступеньки. Галя, протиснувшись между нами, нагнулась и, достав откуда-то снизу ключ, открыла входную дверь. Да здравствует электрический свет. Миновав небольшую летнюю веранду, вошли в избу. Дядя Саша взял фонарик и ушел с Николаем в сарай за матрасами, а мы мимо кухни зашли в комнату. Тусклая одинокая лампочка без абажура под потолком, наружная проводка на фарфоровых роликах по темным от старости бревенчатым стенам. В углу — старый, еще деревянный комод, крашеный голубой масляной краской, такие же буфет и гардероб «мать и дитя» с кривым, начинающим чернеть по краям зеркалом. Большую часть комнаты занимала печь.

На полу, между ней и стеной, постелили пару матрасов, накрыли их покрывалом. Хозяин принес из кухни два стула, чтобы мы могли сложить на них одежду, и, укрывшись еще одним покрывалом, мы легли рядком: Петя посередине, а мы с Николаем по краям. Галя, нисколько нас не стесняясь, разделась до комбинации, выключила свет и скрылась за темно-синей в цветочек ситцевой занавеской, отгораживающей лежанку у печки от остальной комнаты и откуда уже раздавалось похрапывание ее мужа.

Проснулся я оттого, что мне показалось, будто бы рядом, слева происходит какое-то шевеление и шорох. Да нет. Справа похрапывал Петруха. Звук не повторился. Наверное, показалось. Прошла минута-другая и волны дремы уже начали захватывать и уносить меня в царство сновидений, как, вдруг, я почувствовал на своем левом колене чью-то руку. Она нежно, едва касаясь, поглаживала ногу, неторопливо двигалась чуть вверх, на мгновение замирала, затем возвращалась вниз, чтобы потом вновь подняться уже на пару сантиметров выше, и опять отступала и останавливалась, как-бы играя, но двигалась она во вполне определенном направлении. Ничего себе, подумал я. Муж, значит, за занавеской мирно почивает, а эта озорница на охоту вышла? Любопытная семейка. И почему распутница выбрала меня, а не Николая? Это ему она весь вечер глазки строила. Может перепутала? Неудобно как-то. И о чем она думает? И чем это мы здесь занимаемся в десяти сантиметрах от Петрухи и в полутора метрах от ее мужа? Тем временем, ее рука постепенно, но уверенно, пробиралась все выше. Я осторожно повернул голову в ее сторону и чуть не заорал от неожиданности. В приглушенном лунном свете, исходящем из двух маленьких окошек, лежал дядя Саша. Он смотрел на меня и улыбался. Без резких движений я взял его руку и выпроводил ее из под покрывала. Что за глупость такая? Понятно, что выпил мужик, может в туалет ходил, а, возвращаясь, заблудился и прилег с пьяных глаз не там? Нет, ерунда какая-то получается. Он, что, в своем доме заблудился? У него жена-красавица, а он… Тут я почувствовал, что его рука опять нащупывает мою коленку. Видимо, то, что я прогнал его из-под покрывала он воспринял как элемент заигрывания или кокетства с моей стороны. Теперь я уже резко скинул его руку и решительно перевернулся со спины на правый бок, лицом к Петрухе. Лежу и разные мысли лезут в голову. А не опрометчиво ли я поступил, повернувшись к дяде Саше спиной? Вдруг он сейчас накинется на меня сзади и отработанным приемом устроит мне акт дефлорации? Да нет, успокаивал я себя. Тут Петька, Николай, да и Галя его, опять же, за занавеской спит. А может и не спит. А вдруг они заодно? Завлекают одиноких путников и потом глумятся? Нет, нет, нет! Но я же шум подниму. Стоп! А ребята-то, хоть дышат? Может им уже давно глотки перерезали и я один остался?!! Да нет. Вроде нормально все. Петруха посапывает. Надо было, конечно, этому другу сразу в ухо дать. Коля так, наверняка, и поступил бы. Сейчас уже момент упущен, чтобы устраивать бои в партере. С другой стороны, дашь в ухо — все проснутся и увидят, как мы, обнявшись, по полу катаемся. Тоже не вариант. Начнется скандал. Да и ночевать на улице очень уж не хотелось. И, овладеваемый такими думами, я незаметно заснул.

Когда поздним утром проснулись, в доме уже никого не было. Оделись, вышли на улицу и по узкой тропке, между рядами штакетника засеменили в сторону одиноко стоящего туалета.

— Мужики, — не выдержал я, — меня сегодня ночью чуть не трахнули.

— Да, ладно, — парни остановились и вылупились на меня. Ну, я им в двух словах и рассказал свою ночную историю. Когда вволю отсмеялись, Николай, который, как мне показалось, немного странно отнёсся к моему повествованию, признался:

— Так он половину ночи возле меня отирался, а когда я его прогнал, он к Лехе поперся.

— Нормальный, — говорю, — ты друг. А что в ухо ему не дал?

— Да потому же, что и ты. На железнодорожной платформе, что ли потом ночевать?

Мы ополоснули лица из уличного рукомойника и вышли с огорода на улицу. Перед нами простиралась небольшая площадь похожая на станционную. Внезапно откуда-то из боковой улочки прямо к нам высыпала шумная компания с гармонью и гитарой. Все были ряженые. Женщины были переодеты в мужчин, а те, в свою очередь, были облачены в дамское платье. Первой, пританцовывая, шла Галя в соблазнительно обтягивающем трико, красном камзоле и треуголке пирата. Следом шествовала целая ватага, возглавляемая густо накрашенным дядей Сашей в обличии цыганки с бубном в руке. Меня немного замутило. Петруха негромко произнес:"Интересно, а как эта деревня называется? Надо было бы Леху балериной нарядить. И не пора ли нам сваливать?» Мы, с сияющими от счастья физиономиями, двинулись навстречу процессии, сердечно поблагодарили хозяев за радушный прием и, сославшись на сильную занятость и поинтересовавшись, как лучше попасть на электричку, простились. Нас просили остаться, обещая щедрое угощение и веселое времяпрепровождение, но нам действительно пора было ехать.

Ну их…, эти ролевые игры.