Гражданин Еда. Рассказы 2020—2021

Алексей К. Смирнов

Рассказы 2020—2021 гг, написанные в жанре сюрреалистического гротеска. Все как обычно – юмор темных оттенков и ненавязчивое человеколюбие. Книга содержит нецензурную брань.

Катюша

Нет, благодарю, я некурящий. Знаете, гражданин следователь, скажу вам начистоту. Вы ждете каких-то признаний, а мне не вполне понятно, за что меня скрутили. Но я наслышан о позорном свойстве интеллигентных людей доносить на себя и самостоятельно плести себе паутину. Уж не знаю, подпадаю ли я под такую категорию и насколько интеллигентный, но книжки читаю. Потому я чистосердечно признаюсь в том, что меня гнетет. Опять же, может быть, станет полегче. Я не ведаю за собой других общественно значимых прегрешений и расскажу о единственном возможном.

Месяц назад ваш покорный слуга отмечал — как и вы, надеюсь — общенародный священный праздник День Победы. Отмечал в том смысле, что сознавал: вот он, собственно говоря, наступил. Во мне уже выработалось преступное, по всей вероятности, убеждение в полной деградации этого некогда светлого торжества. Я имею в виду соответствующие мероприятия — как общегосударственные, так и частные. Смотреть и слушать все это стало решительно невыносимо, но у меня есть дурная привычка держать телевизор включенным. Я не выношу тишины. Пусть бормочет и бредит. К вечеру мое подсознание уже обкушалось до кислого рефлюкса, и я собрался выключить, но там вдруг запели «Катюшу». Это было целое представление, и до того необычное, что я решил досмотреть.

Вы государственный человек и наверняка знаете эту программу. Ее ведут гладкие прохиндеи с бешеными глазами и змеиным запасом ядовитой слюны. Может быть, видели? Нет? Ну, я расскажу. Вся эта хищная свора сидела за прозрачным столом и улыбалась во всю пасть, а стены студии были сплошь увешаны экранами с поясными изображениями героев. Старцы и старицы запевали поочередно, а дальше студия остервенело била в ладоши и подхватывала припев. Или рефрен, черт его разберет. «Выходила на берег Катюша». Веселье нарастало волнами: соло — припев, соло — припев. На втором куплете ведущие принялись дирижировать и подмигивать друг другу. Старички старались, были предельно серьезны и выводили дребезжащими голосами: «Расцветали яблони и груши… На высокий берег на крутой». Они сдвигали мохнатые брови, моргали слезящимися глазами, напрягали шейные жилы. Представьте картину: штук пять или шесть развеселых гиен в полный рост — и сотня развалин, обрезанных под ордена. Тут-то во мне и совершилось непотребство. Ничего крамольного не желая, помимо сознательной воли, я мысленно дорисовал им ножки. Короткие. Торс неподвижный, лицо как поющая маска — сами понимаете, паркинсонизм, а самоварные ножки приплясывают как бы отдельно на радость студии и ее хозяевам. Хорошо! Матрешечный визг, шакалы рукоплещут и раскачиваются, а престарелая ассамблея послушно сучит конечностями и повинуется, как ее приучили за долгую непростую жизнь. Все они, за исключением дирижеров, пляшут вприсядку, несмотря на тотальный артрит. Я им, конечно, сочувствовал в меру личных душевных способностей. Да что стыдиться — сильно жалел. Рисовал себе похожее действо в будущем, где, по причине его государственной важности, запоют уже не старички, а их бессмертные эмалевые портреты. Думаю, современные технологии позволят им открывать рты.

Вы скажете, что ничего подобного не было и все это плод моей грязной фантазии. Согласен. Я же не снимаю с себя ответственность. Вам хочется каких-то объяснений — я и выворачиваю карманы. Чем богат. Беда в том, что эта воображаемая картина приклеилась и дальше я шагу не мог без нее ступить. Вы уж не обижайтесь, но даже сейчас представляю, как и вы пляшете ножками там, у себя под столом. Ведь вы ничего такого не делаете? Мне не видно. Да, я догадываюсь, что еще сам попляшу. Прошу извинить. Продолжу: стоило мне выйти на улицу, как все в моем умозрении пускались в пляс — пешеходы, водители, пассажиры, дворники, продавцы, ваши подручные. Плясали мои сослуживцы, родственники; плясали руководители страны и деятели науки. Чума не обошла стороной давно умерших классиков отечественной литературы; она распространилась на произведения скульптуры, живописи и даже архитектуры. Везде Кривые беспокойные ножки как несущая конструкция для серьезных и вдохновенных лиц мерещились мне везде. У меня нарушился сон, потому что они мне снились. Пропал аппетит, потому что я и сам ловил себя на том, что приплясываю за едой. Разговаривая с кем-нибудь по службе или просто так, я машинально чертил на первом попавшемся листке таких же уродцев. Начал принимать успокаивающие таблетки, но танцы никуда не исчезли и только замедлились. Они стали более плавными, приблизившись не то к балетным, не то к гимнастическим.

Вот так я и очутился в том тире. Пошел прогуляться по парку. Шел и смотрел себе под ноги, чтобы не видеть толпу, которая медленно и с улыбкой выписывала кренделя. Тир стоял на отшибе, и я, естественно, непроизвольно к нему подался. Купил десять пулек. И с первого попадания понял, что пропал: фигурки были в точности такими, какие мне представлялись. Кувыркаясь и опрокидываясь, они смешно сучили ножками. Говорят, что раньше там фигурировали разные империалисты и недруги нашего государства, всякие кулаки и буржуи, ковбои, Иосип Броз Тито и прочая сволота. Я перестал дышать. Не помню, как уложил первые десять — знаю только, что ни разу не промахнулся. Взял еще пулек. И еще. Заслужил призовую игру. Выиграл плюшевого медведя, он сучил ножками. Полез за бумажником, и тут меня взяли за плечо. То есть за локти. И за все остальное. Я по-прежнему не понимаю, гражданин следователь, за что еще конкретно меня схватили, но чувствую, что заслужил, и глубоко раскаиваюсь. Надеюсь, вы удовлетворены? Что, простите? Выделите в отдельное дело? А за какие же тогда грехи… Погодите минуточку… Хорошо, я все понял, я не буду буянить и чинить препятствия. Только верните шнурки, а то у меня обувь сваливается, когда я… ну, вы уже поняли.

© май 2020