Время лживой луны

Алексей Калугин, 2009

Золотой век наступил! Информационные башни, внезапно появившиеся на Земле и моментально заполонившие планету, оказались способны исполнять любые желания людей. Это ли не счастье? Но нашлись скептики, которые, поминая бесплатный сыр в мышеловке, с упорством маньяков начали искоренять эти ростки «инопланетного вторжения». Возглавила крестовый поход Россия, которая до последнего времени оставалась свободной от влияния глобального информационного поля. Но и на ее территории периодически прорастали башни, борьбу с которыми вели подразделения ликвидаторов. Рейд вглубь реликтовых Облонских болот для спецгруппы сержанта Макарычева не обещал особых неожиданностей. Однако они начались уже на подходах к объекту. Не будь сержант атеистом, впору было бы назвать происходящее мороком и чудесами…

Глава 2

Вызов в штаб, как правило, не сулит ничего хорошего. Поэтому, когда ворвавшийся в расположение роты помощник дежурного по штабу звонко и радостно заголосил: «Сержанта Макарычева к командиру батальона!», сержант снял с ноги тапок и запустил им в посыльного.

Тот, наученный армейской жизнью, успел увернуться и тут же, дабы не провоцировать сержанта на более жесткие неуставные взаимоотношения, выскочил за дверь.

— Думаешь, из-за башни? — спросил негромко Стецук.

— А то, — сержант влез в сапоги, застегнул ремень и одернул куртку. — Ликвидаторы успели стукнуть.

— Так мы ж думали, как лучше…

— Ну а получим, как всегда, — по первое число.

Сержант ткнул ефрейтора кулаком в плечо — не тушуйся, мол, прорвемся, — и, цокая новенькими подковками на сапогах, поспешил к выходу.

Комбат стоял на широком штабном крыльце, заложив руки за спину, и с тоской наблюдал за тем, как бегает по плацу пара штрафников. У одного в руках была большая кастрюля с ячневой кашей, у другого — сетка яиц. Комбат слыл мастером по делу изобретения наказаний для проштрафившихся бойцов.

Подбежав к комбату, Макарычев лихо щелкнул каблуками и вскинул руку к пилотке.

— Господин майор! Сержант Макарычев по вашему приказанию!..

— Вольно, сержант, — даже не взглянул на Макарычева комбат. И, поведя тяжелым подбородком в направлении штабной двери, недовольно добавил: — Иди. Ждут тебя.

— Кто? — растерялся сержант.

Он-то полагал, что втык за самоуправство ему лично комбат сделает. А выходит, дело пошло выше. Так высоко, что даже комбату это не нравится.

— Сам увидишь, — резко дернул подбородком майор. — В моем кабинете… — и раздраженно: — Что вдруг тебя на подвиги потянуло, Макарычев?

— Не знаю, господин майор, — честно признался сержант.

Комбат снял фуражку, протер внутренний ее край платком и снова надел. Коротко бросил:

— Ступай.

Это означало, что он сказал все, что считал нужным. Остальное должно было стать для сержанта сюрпризом.

Макарычев коротко козырнул и побежал вверх по лестнице.

— А ну, живее! Живее! — раздраженно прикрикнул на бегающих по плацу штрафников комбат.

Влетев в штаб, сержант, не останавливаясь, махнул рукой помощнику дежурного по штабу, что сидел за пластиковой перегородкой, пробежал по узкому коридору и в некоторой нерешительности остановился перед последней дверью, за которой находился личный кабинет командира батальона. Тот или те, кто ждали его за дверью, явно были чинами немалыми — случай небывалый, чтобы комбат уступил кому-то свой кабинет. А значит, войдя в кабинет, сержанту следовало представиться. Сержант-контрактник, прослуживший без малого четыре года, знал, по крайней мере, полтора десятка способов, как представиться старшему по званию. И то, что годилось для одного, было совершенно неприемлемо для другого. Всего лишь легкой игрой интонациями голоса или едва заметным поворотом поднятой для отдания чести ладони сержант мог выразить свое отношение к тому, с кем предстояло иметь дело. В самом широком диапазоне — от почтительного уважения до уничижительного презрения. Как обращаться к тем, кто находился за дверью, сержант не знал. А майор даже не намекнул. Видно, действительно был зол на Макарычева. Хотя сам Макарычев за собой большой вины не чувствовал. Ну, что, спрашивается, с того, что, не дожидаясь пентюхов-ликвидаторов, застрявших где-то в пути, как корова в канаве…

Дверь неожиданно приоткрылась — сержанту пришлось сделать полшага назад, чтобы не получить по носу, — и выглянул из-за нее невысокий черноволосый человек в сером цивильном костюме. Под пиджаком у него была светло-голубая рубашка с неприлично расстегнутой верхней пуговкой. Лицо, помимо длинного, острого носа, украшали усы и аккуратная черная бородка. Одним словом, незнакомец был явно не армейской косточкой. И при этом выставил комбата из его же собственного кабинета.

Н-да…

Макарычев недоумевающе смотрел на незнакомца и молчал. Потому что просто не знал, что следует говорить в такой ситуации.

«Здравствуйте»?

Или «Разрешите представиться»?

— Вы ко мне? — спросил чернобородый.

— Сержант Макарычев.

Сержант махнул рукой так, что и не поймешь, — не то честь отдал, не то муху со щеки согнал.

— А, вас-то я как раз и жду.

Незнакомец приглашающе распахнул дверь.

Сержант переступил порог. Сдернул с головы пилотку. Скомкал ее в кулаке.

В кабинете никого не было. Только он и чернобородый. Гражданский. Или…

В голове у сержанта закрутились очень неприятные мысли.

— Садитесь.

Чернобородый указал на ряд стульев, аккуратно выстроенных вдоль длинного, покрытого зеленым сукном стола для совещаний.

Сержант полагал, что чужак усядется за громоздкий двухтумбовый письменный стол комбата, приставленный к большому столу, как перекладина к букве «Т». В черное полукресло с широкой, удобно выгнутой спинкой. Точнехонько под портрет президента. Однако чернобородый обошел стол и сел на стул напротив сержанта. Переплетя пальцы, положил руки перед собой.

На вид — лет тридцать семь. Максимум — сорок, если ведет исключительно здоровый образ жизни. Лицо… Да, пожалуй, интеллигентное. Пальцы на руках длинные, тонкие, но, похоже, сильные. На запястье левой руки, между большим и указательным пальцами, небольшой полукруглый шрамик. Как от сведенной татуировки.

— Моя фамилия — Безбородко, — гражданский улыбнулся и провел ладонью по бороде. — Ну, так уж сложилось… Зовут — Лев Феоктистович. А вы, как я понимаю, Сергей Николаевич Макарычев?

Сержант молча кивнул.

— Чудненько! — Безбородко откинулся назад и положил локоть на спинку стула. — Как служится, Сергей Николаевич?

Макарычев сдвинул брови и подозрительно посмотрел на Льва Феоктистовича. Ему определенно не нравился такой разговор.

— В каком смысле?

— Да вообще! — Лев Феоктистович эдак неопределенно взмахнул рукой. — Вы, часом, не курите?

— Нет, — мотнул головой сержант.

— А то пожалуйста, — Безбородко сделал жест в сторону большой командирской пепельницы. — Я сам не курю, но мне нравится запах табачного дыма.

— Нет! — решительно отказался Макарычев.

— Ну, хорошо, — Безбородко легонько стукнул кончиками пальцев по краю стола. — Собственно, я хотел поговорить с вами о том, что случилось вчера.

Макарычеву определенно понравилось то, что Лев Феоктистович сказал «случилось», а не «произошло». Потому что случай — это все же следствие непредвиденного стечения обстоятельств, а происшествие — расплата за халатность. Но, будучи человеком искушенным в словесных играх, он все же на всякий случай спросил:

— А что случилось вчера?

— Башня, — мило улыбнувшись, напомнил Безбородко.

— А-а, — многозначительно протянул Макарычев.

— Так! — решительно хлопнул в ладоши Лев Феоктистович. — Давайте-ка расставим все точки над «ё». Вас, господин сержант, ни в чем не обвиняют. И я не провожу служебное расследование. Мне нужно во всех подробностях узнать, что случилось вчера возле информационной башни, вокруг которой стоял в оцеплении ваш взвод. И расспрашивать об этом я буду всех непосредственных участников событий. Включая виртуальную девушку вашего подчиненного рядового Портного.

— Так вы и про нее знаете? — удивился Макарычев.

— Естественно! — Лев Феоктистович всплеснул руками, как будто пораженный наивностью сержанта. — Я же не просто так поболтать сюда забежал! У меня, господин сержант, работа такая — все про всех знать!

— А, так вы… — начал было Макарычев.

— Нет! — взмахнув рукой, перебил его Безбородко. — Я не тот, за кого вы меня принимаете! И на этом — все! — Еще один кавалеристский взмах рукой. — Не нужно больше строить догадки! Договорились?

— Конечно, — послушно кивнул Макарычев.

— Итак, Сергей… — Безбородко откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. — Вы позволите мне обращаться к вам по имени?

— Как вам будет угодно, — едва заметно улыбнулся сержант.

— Вчера ваш взвод получил приказ до прибытия ликвидаторов обеспечить оцепление информационной башни, обнаруженной в лесу егерем Колычевым. Для вас это было уже не первое задание подобного рода?

— Седьмое, — уточнил Макарычев.

— И прежде ничего необычного не случалось?

— Нет.

Макарычев мог бы ответить, что прежде вообще ничего не случалось. По прибытии на место сержант расставлял своих людей так, чтобы никто не мог подойти к башне незамеченным, после чего оставалось только курить, жевать галеты, травить анекдоты и ждать, когда ликвидаторы подъедут. Ликвидаторы заливали башню жидким азотом. Сверхнизкая температура по сей день оставалась единственным надежным средством, с помощью которого можно было вывести из строя уины. Если башня была большая, как последний раз, они предварительно обкладывали ее по периметру большими брикетами сухого льда. Клубы углекислого газа стелились по земле, доставая едва не до колен. Еще бы пиротехнику да лазерную светоустановку — и было бы точно, как на концерте «KISS». После того как башня рассыпалась, ликвидаторы собирали оставшуюся серую труху в герметично закупоривающиеся, плотные черные пластиковые мешки, еще раз обрабатывали перелопаченную площадь жидким азотом и отбывали восвояси. Тогда и Макарычев снимал оцепление, и взвод отправлялся в расположение части.

Сержант мог бы рассказать все это Безбородко. Но не стал. Он пока еще не понимал, что вообще хочет услышать от него Лев Феоктистович. А потому решил, что лучше всего точно и коротко отвечать на заданные вопросы.

— Почему же в этот раз вы нарушили приказ?

— Я не нарушал приказа.

— Разве? — прищурился, изображая недоверие, Безбородко.

— Мне было приказано выставить оцепление, и я сделал это. Мы должны были дождаться ликвидаторов, и мы их дождались. О том, что в зоне оцепления будут расхаживать нашпигованные нанороботами монстры, меня никто не предупреждал. Поэтому мне пришлось действовать по обстоятельствам.

— Вы могли доложить о случившемся командованию.

— Что именно? — обозначил усмешку Макарычев. — Что мы нашли возле башни маленькую девочку, которая напала на рядового Муратова, и поэтому нам пришлось ее пристрелить?

— Можно было начать с того, что это была вовсе не девочка.

— Девочка, которая не девочка? — Сержант медленно качнул головой из стороны в сторону. — Вы хорошо знаете нашего комбата?

— Нет. Я только сегодня с ним познакомился.

— А… Ну так имейте в виду, что это самый прямолинейный и рационально мыслящий человек на Земле, не наделенный даже каплей воображения. Если ему показать картину Кандинского, он, наверное, сойдет с ума. Именно поэтому, как командиру строевой части, ему нет равных. Но только в мирное время. Я битых три часа объяснял ему, что произошло возле башни. За это время мне пришлось написать два десятка объяснительных и рапортов, которые все были изорваны и отправлены в корзину. А рядовой Портной, пристреливший ту самую девчушку, три раза был отправлен на гауптвахту под обещание завтра же отдать его под трибунал и трижды возвращен назад со словами: «Ну, ладно, разберемся, может, все еще не так уж плохо».

Макарычев глубоко вздохнул и умолк.

Сорвался.

Наговорил лишнего.

Такого, что не следовало бы говорить даже хорошему знакомому. Тем более какому-то там Безбородко. С бородой. Льву Феоктистовичу.

Вот только как иначе объяснить, почему он начал действовать по собственному усмотрению, не доложив о случившемся командованию?

Как ни странно, на Безбородко развернутая реплика сержанта произвела самое благоприятное впечатление. Он весело заулыбался и оживленно заерзал на стуле. Казалось, вот-вот — и в ладоши захлопает.

— Вы замечательно излагаете, Сергей! — сказал Лев Феоктистович и тут же замахал руками. — Нет-нет! Я вовсе не ерничаю! Вы превосходно описали ситуацию!

В ответ Макарычев сделал скупой жест рукой — мол, ну ладно, будем считать, я рад, что вам понравилось.

— Ну, хорошо!

Лев Феоктистович пододвинул поближе лежавшую справа от него толстую синюю папку, аккуратно развязал тесемочки и стал перекладывать находившиеся в ней бумаги.

— А! Вот! — Безбородко выдернул из папки исписанный от руки листок, радостно посмотрел на Макарычева, взмахнул бумагой в воздухе и хлопнул ее на стол прямо перед изумленным сержантом. — Ваш рапорт?

— Мой, — не стал отрицать очевидное Макарычев.

— В нем вы пишете… — Лев Феоктистович прижал указательным пальцем нужную строчку. — «Рядовой Портной выстрелил сразу, как только девочка — скобка — монстр — скобка — попыталась атаковать рядового Муратова». Все верно?

Макарычев на всякий случай прочитал процитированную строку и, лишь убедившись, что Безбородко ни словом не соврал, кивнул.

— Да.

— Чудненько! — Лев Феоктистович выдернул бумагу из-под руки сержанта и спрятал ее в папку. — В связи с этим у меня к вам вопрос. Что значит «попыталась атаковать»?

— То и значит, — недоумевающе развел руками Макарычев. — Из девчонки полезли щупальца.

— И вы решили, что это атака?

— А что еще это могло быть?

— Что, если попытка контакта?

— Не знаю, — вынужден был признаться Макарычев. — Может быть…

— То есть вы не уверены, что это было нападение?

— Нам всем, всем, кто это видел, показалось, что девчонка ведет себя агрессивно. Хотя… Она не нападала, а пыталась защищаться.

— Защищаться?.. — Безбородко переплел руки на груди — Ну-ка, ну-ка, очень интересно.

— К тому моменту, когда девчонка выпустила щупальца, Муратов отвел ее довольно далеко от башни. Возможно, она почувствовала, что скоро пересечет границу информационного поля, а потому начала сопротивляться. Ведь, если я все правильно понимаю, созданные с помощью уинов нанореплики людей не могут существовать вне информационного поля.

— Верно, — кивнул Безбородко. — Вот только нанореплики знаменитостей, которых можно увидеть за кордоном, не наделены ни разумом, ни свободой воли. Любая из них, не задумываясь, переступила бы черту, отделяющую жизнь от смерти. И умерла бы, не понимая, что происходит, как только составляющие ее уины лишились бы организующего начала. Ваша же девочка принялась активно сопротивляться. Это все равно как если бы куклы из музея восковых фигур побежали на улицу, начнись в здании пожар.

Не зная, что сказать, сержант пожал плечами.

— Да, это странно…

— Более чем! — Лев Феоктистович вскинул указательный палец и посмотрел на Макарычева, как жрец майя на выбранную, наконец-то, жертву. — Выходит, Сергей, ваш солдат выстрелил, не раздумывая?

Макарычев почувствовал подвох. Безбородко определенно копал. Если не под самого сержанта, так, выходит, под Портного. Что ж, получается, ему стрелочник нужен? Тот, кто за все ответит?

— Если бы я успел, я и сам выстрелил бы.

— Серьезно? — вроде как недоверчиво прищурился Лев Феоктистович.

— Точно, — кивнул сержант и стиснул зубы.

— А почему?

— Потому что ясно было, перед нами не человек, а существо из иного мира. Значит — потенциальный враг.

Лев Феоктистович поднял руку, приложил указательный палец к губам и очень внимательно, как-то совершенно по-новому посмотрел на сержанта.

— Хороший ответ.

— Да уж какой есть.

— Нет, в самом деле хороший.

Теперь уже сержант смотрел на Безбородко так, будто впервые увидел. Похоже, Лев Феоктистович действительно был искренен.

— Теперь другой вопрос. Противник атаковал рядового Муратова. Но выстрелил в него Портной. Почему?

— Почему он выстрелил? — не понял вопроса Макарычев.

— Нет! — сделал отрицательный жест рукой Лев Феоктистович. — Почему не выстрелил Муратов? У него ведь было оружие?

— Да, как и у всех.

— Так почему же, подвергшись нападению, он не стал стрелять?

Сержант ответил не сразу. Он сначала мысленно прокрутил заново всю ситуацию. Вот Муратов тащит упирающуюся девчонку к машине. Через локоть у него перекинуто сложенное одеяло. Автомат висит на плече. Схватить его, передернуть затвор и нажать на курок — дело двух-трех секунд. Портной стоит чуть в стороне. Его автомат тоже на плече. Правая рука согнута в локте, большой палец засунут под ремень. Рядом с ним Тарья. Они оба смотрят, как Муратов сражается с упрямой девчонкой. Вот сам он, сержант Макарычев, наклоняется, чтобы прикурить от зажигалки, что держит в руке Олег Стецук. Но, не успев затянуться, он услышал выстрел… Нет, сначала что-то коротко и тревожно крикнула Тарья. Он начал поворачиваться, чтобы глянуть, что там случилось. И в этот момент грохнул выстрел. Он успел увидеть, как падает девочка, тело которой оплетено тонкими, блестящими, извивающимися щупальцами. И как в страхе пятится от нее рядовой Муратов… Одеяло он уронил на землю… Но при этом даже не попытался сдернуть автомат с плеча. Почему?.. Прежде Макарычев не задавал себе этот вопрос. И Муратова не спрашивал. Наверное, потому что ответ казался ему очевидным. И прежде, и теперь.

— А вы бы не растерялись, если бы у вас на глазах маленькая девочка превратилась в чудовище? — спросил он у Безбородко.

— Речь не обо мне.

— И все же?

— Честно?

— Хотелось бы.

— Не знаю. Ситуация действительно необычная, — Лев Феоктистович развел руки в стороны. Он посмотрел сначала на правую ладонь, как будто это была та самая уиновая девочка, о которой шел разговор, потом на левую, как будто это был он сам. — В высшей степени необычная, — сказал он, переведя взгляд на Макарычева.

— Вот и я о том же, — кивнул тот.

— Но, посудите сами, Сергей, — Безбородко сначала свел ладони вместе, затем положил перед собой на стол. — Муратов не смог выстрелить в девочку, хотя от этого, быть может, зависела его жизнь. А вот Портной сделал это, не раздумывая, едва почувствовав угрозу.

— Вы хотите, чтобы я объяснил ситуацию? — спросил Макарычев.

— Если можете.

— Муратов видел перед собой девочку. И не смог быстро переключиться, когда она превратилась в чудище. Портной же с самого начала почувствовал что-то неладное.

— Что именно?

— Каким образом маленькая девочка оказалась одна в глухом лесу? Если бы она заблудилась, мы бы уже получили сообщение об исчезновении ребенка и вся часть прочесывала бы лес. К тому же Портной обратил внимание на ее босые ноги. Она шла так, будто не чувствовала сосновых иголок, которые должны были колоть ей пятки.

— То есть вы хотите сказать, что Портной с самого начала видел в девочке врага?

— Потенциального врага, — уточнил сержант.

— Интересно! — Лев Феоктистович откинулся на спинку стула. Одну руку он положил себе на плечо, другой обхватил подбородок. — Чрезвычайно интересно!

— А можно мне вас спросить? — осторожно поинтересовался сержант.

— Да, пожалуйста! — сделал широкий приглашающий жест рукой Безбородко.

— Вам известно, что представляла собой та девочка, возле башни?

— Почему вас это интересует?

— Подобная ситуация может повториться. И я хочу быть уверен, что поступил правильно.

— А вы сомневаетесь?

— Не сомневался до этого разговора.

— Ага, — Лев Феоктистович снова положил ладони на стол. — Ну, что ж, господин сержант, могу с уверенностью сказать, что вы поступили совершенно правильно. Девочка, которую вы встретили возле башни, была не живым существом. В том смысле слова, как мы его понимаем. Хотя по своей биологической природе она была почти идентична человеку. Разница заключалась лишь в том, что все жизненные функции ее организма выполняли универсальные информационные носители. Благодаря уинам она не испытывала потребности в еде и воде, хотя могла имитировать процесс потребления пищи. Легкие ее функционировали, как у обычного человека, но в случае необходимости она могла бы сколь угодно долго оставаться под водой. Любые повреждения тканей восстанавливались уинами почти мгновенно. Даже выстрел вашего солдата, разнесший ей голову, был не смертелен, поскольку функции, осуществляемые у человека головным мозгом, были перераспределены между заполнявшими организм девочки уинами. То, что уины не стали бороться за жизнь созданного ими существа, объясняется, по всей видимости, тем, что, как вы верно заметили, все происходило на самом краю накрывавшего башню информационного поля. Еще три-четыре шага в сторону от башни — и существо в любом случае погибло бы. Предвосхищая ваши дальнейшие вопросы, хочу сказать: первое — мы понятия не имеем, для чего башня создала это существо. Второе — мы в своей практике впервые сталкиваемся с подобным. Никогда прежде нам не попадались башни, создающие копии живых существ. Быть может, все дело в том, что у нас в стране информационные башни и все хоть как-то связанные с ними нанотехнологии объявлены вне закона. Вдоль границы выставлен санитарный кордон, предотвращающий прямое проникновение башен на нашу территорию. А те, что прорастают из спор (пути их проникновения на нашу территорию — тема для отдельного разговора), довольно быстро обнаруживаются и оперативно уничтожаются. Видимо, нам просто не попадались башни, достаточно большие, созревшие, чтобы начать плодоносить.

— А за кордоном?

— Нам мало что известно о том, что происходит в других странах. Закордонные специалисты уверены, что информационные башни — это чудесный дар жителям Земли, а мы полные идиоты, поскольку не хотим им воспользоваться. Они готовы предоставить нам любую информацию, но специалистов наших к своим башням близко не подпускают. У нас на сей счет особое мнение. Из-за которого всех нас за кордоном считают ретроградами и параноиками. Хотя… — Лев Феоктистович постучал пальцами по столу. Плотное зеленое сукно скрадывало звуки ударов. Безбородко смотрел не на собеседника, а на свои суетящиеся пальцы. Складывалось впечатление, что он сомневается, стоит ли продолжать разговор на начатую тему. Но впечатление это было обманчивым. Лев Феоктистович всего лишь разминал суставы пальцев, которые у него, случалось, ныли. — Нашим коллегам, работающим за кордоном, не раз доводилось сталкиваться с людьми без прошлого, — он бросил взгляд на Макарычева. — Понимаете? Живет себе вполне обычный на первый взгляд человек. Жена или муж. Дети. Однако все попытки разузнать что-либо о его прошлом заканчиваются неудачей. Складывается впечатление, что в какой-то момент он просто появился из ниоткуда… Мы, понятное дело, догадывались, что тут не обошлось без информационных башен и уинов. Однако были уверены, что созданием рипов — так мы называем суррогатных людей, — занимаются все-таки люди. Реальные. Зачем, почему — это уже другие вопросы. То, что нам стало известно благодаря вам, господин сержант, заставляет совершенно по-новому взглянуть на ситуацию. Если раньше мы лишь предполагали, что появление информационных башен может оказаться началом вторжения на Землю, то теперь…

Лев Феоктистович оставил фразу незаконченной. Из-за чего она стала казаться еще более зловещей.

— Вторжение? — тихо повторил Макарычев. — Как в кино?

— Нет, — улыбнувшись, покачал головой Безбородко — Как в жизни.

— Почему тогда об этом никто не говорит?

— Разве? — недоумевающе вскинул брови Лев Феоктистович. — А о чем же мы тогда сейчас с вами разговариваем?

— Я имел в виду не это. Почему об угрозе вторжения не говорят на правительственном, на государственном уровне? Почему молчат СМИ? Я даже в Интернете ничего об этом не читал. Хотя тема информационных нанотехнологий там обсуждается активно.

— О, друг мой! О былых заслугах Интернета в области оперативного распространения достоверной информации можете забыть. Сеть давно уже находится под контролем уинов. Любой мало-мальски мощный сервер генерирует информационное поле. Недостаточно сильное для того, чтобы вокруг него начали расти информационные башни, но уины чувствуют себя в нем вполне вольготно. Не могу сказать, насколько эффективно они фильтруют и корректируют проходящую через сервер информацию, но в том, что процесс этот идет, нет никаких сомнений.

— А почему молчит власть?

— Власть — это особая песня, — Безбородко усмехнулся так, будто вспомнил бородатый, всем отлично известный, но все равно очень смешной анекдот. — И еще одна тема для отдельного разговора, — добавил он чуть более серьезно. — В двух словах: очень непросто убедить человека в том, что то, что лично ему кажется благом, на самом деле может представлять угрозу для всего человечества. Вот вы, к примеру, господин сержант, хотели бы иметь собственную машину?

— Нет, — уверенно отказался от щедрого предложения Макарычев.

— Серьезно? — удивился Безбородко. — Я думал, все мечтают о машине.

— Я не умею водить.

— Так можно научиться.

— Не хочу.

— Ну, ладно, а что бы вы хотели?

— Просто так? Задаром?

— Ну… — Лев Феоктистович чуть поморщился и покрутил кистью руки. — Почти.

— Хорошую акустическую систему «пять-один».

— Ну, так вот, представьте, что для того, чтобы получить эту самую акустическую систему, вам достаточно щелкнуть пальцами.

— И все? — недоверчиво прищурился Макарычев.

— Еще вам необходимо иметь определенное число универсальных информационных носителей, которые за кордоном используются в качестве общепризнанной валюты. Уже и у нас открылись обменные пункты. Двенадцать уинов за рубль. Уины циркулируют у человека в крови, плавают в цитоплазме клеток, а когда нужно за что-то расплатиться, они изымаются через особый дозатор. В виде перстня, — Лев Феоктистович почему-то показал сержанту средний палец, на котором никакого кольца не было. — Процедура чрезвычайно проста и совершенно безболезненна.

— И все? — снова спросил Макарычев.

— Ну, да, — уверенно кивнул Безбородко. — После этого предмет вашей мечты материализуется буквально из воздуха, и вы можете свободно им пользоваться. В зоне единого информационного пространства, разумеется. Вам бы хотелось воспользоваться такой возможностью?

— А в чем подвох? — подумав, спросил Макарычев.

Безбородко чуть подался вперед, положил локоть на стол и понизил голос до доверительного полушепота.

— В том, что никто не имеет понятия, как все это работает. Представьте себе ситуацию — информационное поле исчезло.

Макарычев представил. Усмехнулся.

— Здорово. Закордонники останутся с голым задом.

— Вот именно, — кивнул Лев Феоктистович. — Голые, голодные и злые. И что они сделают?

— Ломанутся к нам.

— Точно! — хлопнул ладонью по столу Безбородко. — Потому что Россия осталась единственной страной, не присоединившейся к единому информационному пространству.

— Еще Ватикан, — напомнил Макарычев.

— Официально Ватикан отказался присоединяться к единому информационному пространству, но вокруг него так много информационных башен, что практически вся территория оплота католицизма покрыта информационным полем. Люди, живущие в едином информационном пространстве, чувствуют себя добрыми волшебниками, способными создать все, что угодно, одним мановением руки. И наши, глядя на них, тоже хотят так жить. В самом деле! — Безбородко откинулся на спинку стула и широко развел руки в стороны. — Чем мы хуже?

— Я не понял, — покачал головой сержант. — Вы меня агитируете за информационные башни или против них?

— Я вас не агитирую, дружище, — улыбнулся Безбородко. — Я пытаюсь вас понять.

— А-а… — медленно кивнул сержант.

Безбородко в ответ только подмигнул ему. Но ничего не сказал.

В кабинете командира части воцарилась тишина. Луч света, продравшись сквозь щель в закрывающих окна темно-фиолетовых портьерах, упал на портрет президента. И сержанту Макарычеву показалось, что и президент подмигнул ему. Странно. Что президенту-то от него нужно? Чтобы грядущие выборы не проспал? Не проспит — дневальный разбудит.

— Давайте вернемся к тому, что случилось вчера, — напомнил о своем присутствии Безбородко.

Сержант жестом дал понять, что ничего не имеет против.

— Так, значит, узнав о том, что ликвидаторы задерживаются, вы решили самостоятельно исследовать башню?

— Нет, — едва заметно улыбнулся Макарычев. — Узнав, что ликвидаторы где-то капитально застряли, я решил выяснить, каким образом девочка выбралась из башни. Потому что откуда ей еще было взяться?

— Логично, — согласился Лев Феоктистович.