Снежная слепота

Алексей Калугин, 2001

Чужой, враждебный, холодный мир… Дикий мороз и бескрайняя снежная пустыня… Однако и здесь есть люди. Странные, запуганные, потерявшие память. Любой, кто агрессивен, напорист и жесток, запросто может стать вожаком в этом лишенном воли человеческом стаде и с молчаливого согласия остальных завладеть лучшим жилищем, самой вкусной едой, самыми красивыми женщинами. Так и было в этом мире, пока в нем не появился Харп, сумевший протащить с собой не только обрывки воспоминаний, но и смелость и решительность. Ему недостаточно просто выжить, он хочет во что бы то ни стало разгадать тайну ледяной планеты.

Глава 6

Войдя в дом, Харп аккуратно прикрыл за собой дверь тамбура: зная, что такое по-настоящему убийственный холод, в первую очередь начинаешь заботиться о том, как сберечь тепло. Скинув с плеча трофейные снегоступы, он кинул их в угол вместе со своими.

Марсал уже был дома. Сидя за столом рядом со старым Бисауном, он занимался тем, что латал дыру на подкладке дохи.

Не снимая верхней одежды, Харп скинул ботинки, сунул ноги в войлочные тапки, ни на кого не глядя, прошел через всю комнату к теплогенератору и, откинув крышку с бидона, зачерпнул полную кружку талой воды. Пил Харп долго и со вкусом, словно в кружке была не вода, а какой-то удивительный напиток, каждый глоток которого доставлял ему ни с чем не сравнимое наслаждение.

— Откуда это? — указав на сваленные в углу снегоступы, спросил Бисаун.

— От верблюда, — угрюмо буркнул Харп и снова зачерпнул воды.

Марсал непонимающе посмотрел на Бисауна. Старик молча пожал плечами.

Да Харп и сам не знал, что означала фраза, которой он ответил на вопрос старого Бисауна. Просто в нужный момент она сама собой пришла ему в голову.

Напившись, Харп подошел к столу и все так же молча кинул на него свой заплечный мешок.

Посмотрев сначала на мешок, а затем на неподвижно стоявшего у стола Харпа, Марсал в конце концов перевел вопросительный взгляд на Бисауна.

Старик сосредоточенно кашлянул в кулак и, пододвинувшись вместе с табуретом поближе, осторожно, будто опасаясь, что на стол может выпрыгнуть чертик, развязал мешок.

Из-за серого пластикового занавеса выглянула Халана.

— Что скажешь, старик? — усмехнулся Харп, глядя, как все сильнее вытягивались лица Бисауна и Марсала по мере того, как старик извлекал из мешка принесенные вещи.

Выложив на стол последний нож, старый Бисаун поднял на Харпа взгляд, выражавший теперь не просто недоумение, а полнейшее смятение.

— Это еще не все.

Харп сначала выложил на стол часы с браслетом, а под конец достал зажигалку. Откинув металлическую крышку и крутанув рифленое колесико, он с довольной улыбкой посмотрел на выпрыгнувший голубоватый язычок пламени.

— Откуда это? — негромко повторил свой вопрос старый Бисаун.

— Я был в поселке на юге, — небрежно бросил в ответ Харп.

— Ты хочешь сказать, что все это тебе подарили? — недоверчиво посмотрел на Харпа старик.

— Не знал, что у вас здесь принято делать подарки гостям, — насмешливо заметил Харп.

Скинув доху, он достал из-за пояса металлический прут и положил его на стол рядом с тем, что принес.

— Я предложил людям из поселка на юге дать мне что-нибудь в обмен на этот прут, — произнес он с серьезным видом. — Но они оказались настолько любезны, что отдали мне все, что я пожелал, да еще и прута не взяли.

Старый Бисаун откинулся назад, прижался спиной к стене и посмотрел на Харпа так, словно пытался определить, насколько опасен человек, стоявший напротив него.

Широко разведя руки в стороны, Харп положил их ладонями на стол и, наклонившись вперед, с усмешкой посмотрел старику в глаза.

— Ты сумасшедший, — едва слышно произнес старый Бисаун.

— Не более, чем все остальные, живущие в этом мире, — ответил Харп.

Старик натужливо кашлянул в кулак, сделав вид, что только это заставило его опустить взгляд.

— Почему ты ничего не рассказал мне о поселке на юге? — спросил Харп.

Бисаун бросил на Харпа быстрый взгляд исподлобья.

— Потому что мне ничего о нем не известно.

— Да? — Харп недоверчиво прищурился. — Да. — Старый Бисаун взял в руки нож, вынул его из ножен и тронул ногтем лезвие. — Хороший металл, — заметил он, обращаясь к Марсалу.

Старик приложил все усилия, чтобы голос его звучал ровно и без напряжения.

Харп криво усмехнулся и сел на табурет.

— Халана! — негромко позвал он, бросив взгляд в сторону выглядывающей из-за занавеса женщины. — Дай мне что-нибудь поесть.

Халана неторопливо приблизилась, обошла теплогенератор, сняла с полки миску, прикрытую сверху жестяной крышкой, и, подойдя к столу, поставила ее перед Харпом. Сняв с другой полки большую пластиковую бутыль, она вновь подошла к столу, поставила рядом с миской пустую кружку и наполнила ее красноватой, чуть пенной жидкостью из бутыли.

Сделав это, она хотела тотчас же уйти на свою половину комнаты, но Харп успел схватить ее за руку.

— Эниса еще не вернулась? — спросил он, пытаясь заглянуть женщине в глаза.

Старательно отводя взгляд в сторону, Халана отрицательно качнула головой.

— Если тебя не затруднит, пришей мне пуговицы. — Харп взял доху, лежавшую рядом с ним на табурете, и протянул ее женщине.

Халана молча взяла одежду обеими руками, прижала ее к себе и, по-прежнему не говоря ни слова, скрылась за занавесом.

Харп снял крышку. В миске лежало с десяток небольших серых лепешек. Взяв одну, он сложил ее пополам и засунул в рот. На вкус лепешка ничем не отличалась от каши и похлебки из закваски, которые Харп уже успел попробовать. Но, как ни странно, вкус не показался ему приевшимся. Напротив, он даже перестал обращать внимание на то, что еда совершенно несоленая, — теперь ему казалось, что так и нужно.

Съев две лепешки, Харп сделал пару глотков из кружки. Наполнявший ее настой из красницы имел терпкий, чуть кисловатый вкус, показавшийся Харпу смутно знакомым.

Вытерев губы тыльной стороной ладони, он поставил кружку на стол и вновь принялся за лепешки.

— Ты правда принес все это из поселка на юге? — спросил Марсал.

Пережевывая очередную лепешку, Харп коротко кивнул.

— А говорят, оттуда никто не возвращается…

Марсал взял со стола принесенный Харпом нож, наполовину извлек лезвие из ножен, чуть повернув его, посмотрел, как на гладко отполированной стали играет свет лампы, и, будто испугавшись чего-то, снова спрятал обратно.

— В самом поселке я не был, — сказал Харп, сделав большой глоток из кружки. — Но поговорил с некоторыми из его обитателей.

— Сколько человек ты убил? — мрачно осведомился старый Бисаун.

— Надо же! — изумленно вскинул брови Харп. — В тебе внезапно проснулось человеколюбие, старик? Не ты ли сам полдня назад предлагал мне прирезать раненого «снежного волка»?.. Как он, кстати?

— Если речь обо мне, то я пока еще жив.

Харп, развернувшись, посмотрел в сторону, откуда раздался голос. Раненый «снежный волк» лежал на прежнем месте, накрытый по грудь стареньким одеялом. Лицо его было мертвенно-бледным, губы покрывала запекшаяся корка, но взгляд был ясный. Для человека с пропоротым животом выглядел он совсем неплохо.

— Не обращай внимания на то, что я сказал, — быстро улыбнулся «снежному волку» Харп. — Это всего лишь шутка.

— Еще бы. — Раненый попытался усмехнуться, однако усмешка его скорее походила на гримасу боли. — Старик знает, что ждет его, если я не выживу.

Улыбка тотчас же исчезла с лица Харпа, словно рисунок мелом, стертый мокрой тряпкой.

— По-моему, ты неверно оцениваешь ситуацию, в которой оказался, — сказав это, Харп чуть прищурил левый глаз — верный признак того, что он уже дал этому человеку собственную оценку.

Раненый попытался приподняться на локте, однако, сморщившись от боли, вновь упал на подушку. И все же у него хватило сил, чтобы произнести негромко, но с вызовом:

— Я — «снежный волк». А ты — всего лишь новичок, не проживший еще и пятидневки. «Снежные волки» уже ищут тебя и, будь уверен, рано или поздно найдут. Так что для тебя же лучше, если ты станешь относиться ко мне с должным уважением.

Усмехнувшись, Харп покачал головой и провел ладонью по щеке, покрытой короткой щетиной.

— Похоже, до тех пор, пока я не обрасту бородой, все так и будут называть меня новичком, — сказал он, обращаясь к Марсалу.

— Отсутствие бороды сразу же бросается в глаза. — Марсал смущенно улыбнулся в ответ.

— Да уж… — Харп провел ладонью по другой щеке. — А что, у вас здесь никто не бреется?

— А зачем? — удивленно пожал плечами Марсал. — Борода защищает лицо от холода… Да и нечем бриться.

— А жаль, — покачал головой Харп.

— Идиот! — презрительно выплюнул «снежный волк».

— Это первый и последний раз, когда я тебя прощаю, — спокойным, убийственно спокойным голосом произнес Харп. — Если ты произнесешь еще хоть слово, когда тебя не спрашивают, я раскрою тебе череп. Имей в виду, это не пустая угроза: я всегда делаю то, что говорю. Ясно?

Ответ последовал не сразу. Должно быть, «снежному волку», привыкшему к полной безнаказанности, обусловленной той силой в лице остальных членов банды, которая всегда стояла у него за спиной, было не просто поверить, что в мире, который он прежде считал безраздельно своим, появился кто-то, осмелившийся бросить ему вызов. Слова Харпа сами по себе звучали достаточно убедительно. Но больше, чем слова, «снежного волка» напугал взгляд странного новичка. Глаза его были холодными, словно покрытые тонкой, невидимой корочкой льда. Так смотреть мог человек, уже однажды заглянувший за грань и точно знающий, что жизнь и смерть — это одно и то же. Чем можно испугать того, кто не боится смерти?

— Да, — едва слышно произнес «снежный волк».

— Я рад, что мы поняли друг друга.

Харп повернулся к раненому спиной, и в тот же миг взгляд его вновь сделался теплым и живым. Он забыл о лежавшем на полу «снежном волке», будто его вовсе не существовало. Он был уверен, что ему не придется браться за прут, чтобы исполнить свою угрозу. Кроме того, теперь он точно знал, что общество «снежных волков» его нисколько не привлекает. Он по своей природе был одиночкой и не имел привычки бегать в стае. К тому же чем дальше, тем больше Харп убеждался, что в этом мире если на кого и можно полагаться, так только на себя самого.

Взяв со стола часы, он застегнул браслет на левом запястье. Щелкнув зажигалкой, посмотрел, как ровно горит язычок пламени, улыбнулся какой-то своей мысли и, захлопнув крышку, убрал зажигалку в карман штанов. Затем настала очередь перчаток, снятых с одного из колонистов. Харп внимательно осмотрел каждую из пары, прощупал все швы, даже понюхал их изнутри и только после этого сунул за пояс. Так же внимательно рассмотрев солнцезащитные очки, он решил, что они ничуть не лучше его собственных, и снова кинул их в общую кучу.

Заглянув в тарелку с едой, Харп достал последнюю оставшуюся лепешку и сунул ее в рот.

— Это все, что ты хочешь взять себе? — спросил Бисаун, на пару с Марсалом молча наблюдавший за тем, что делает Харп.

Харп от удивления даже перестал жевать. Схватив со стола кружку с настоем красницы, он сделал из нее три больших глотка, проглотив вместе с жидкостью и пищу.

— Я что-то не понял, старик, что ты имеешь в виду?

— Вещи, которые не нужны тебе, переходят в общую собственность.

Сказав это, старый Бисаун выразительно поднял брови, чтобы было ясно, что ему и самому не доставляет никакого удовольствия снова объяснять новичку прописные истины, которые тому следовало бы запомнить с первого раза.

— Старик, — поставив локоть на стол, Харп подался вперед, — свою долю имущества из того, что было при мне, ты уже получил.

— Нет! — протестующе поднял руку Бисаун. — Себе лично я не взял ничего! Все перешло в общую собственность!

— Называй это, как хочешь, — недовольно скривился Харп. — Но из того, что я притащил сегодня, ты не получишь ничего. Я все оставляю себе.

Раскрыв горловину мешка, он начал не спеша складывать в него разложенные на столе вещи.

— Ты имеешь на это право. — Старик позаботился о том, чтобы голос его едва заметно вибрировал от праведного негодования, которое он старательно сдерживал. — Но скажи мне, зачем тебе еще три пары снегоступов? Или три лишние шапки?

Харп рывком затянул мешок и кинул его на свободный табурет.

— Я в вашем мире недавно, — сказал он, посмотрев на Бисауна. — Но уже успел заметить, что здесь любая железка или даже обрывок веревки имеют свою цену. А уж новые снегоступы, шапку, нож или солнцезащитные очки я всегда сумею обменять на что-нибудь дельное. А может… — Харп с насмешкой глянул на раненого, молча наблюдавшего за всем происходящим. — Может, откуплюсь этим добром от «снежных волков», когда они явятся сюда.

Раненый «снежный волк» только плотнее сжал губы, но, не поддаваясь на явную провокацию, не произнес ни слова.

Старый Бисаун только молча пожал плечами, давая понять, что не намерен каким-либо образом комментировать подобное заявление.

— Вот, возьми. — Марсал почти с испугом протянул Харпу один из принесенных им ножей, который он все это время машинально вертел в руках.

— Оставь себе, — махнул рукой Харп.

— Спасибо, — растерянно ответил Марсал и посмотрел на нож так, словно не знал, что с ним делать.

— Он тебе не нравится? — удивленно приподнял бровь Харп.

— Нет, что ты, нож отличный! — поспешил заверить Марсал. — Только…

Марсал умолк, не зная, как закончить начатую фразу.

— Марсал хочет сказать, что, даже если он оставит нож себе, его при первой же встрече отберут «снежные волки», — помог ему старый Бисаун.

— Марсал! — Харп с недоумением посмотрел на своего собеседника. — Ты же мужчина!

— Ну да… — как-то не очень уверенно согласился с таким утверждением Марсал.

— Никто не может отобрать у мужчины оружие до тех пор, пока он способен держать его в руке.

Харп и сам не знал, откуда взялась произнесенная им фраза. То, что она принадлежала не ему, — это точно. И совершенно никаких сомнений не вызывало у Харпа то, что она нисколько не соответствовала его собственной жизненной философии. Способность находить компромиссы Харп считал не менее, а может, и куда более важным достоинством разумного человека, чем умение защищать себя с помощью оружия. Он полагал, что два здравомыслящих человека, насколько бы сильно ни расходились их позиции по обсуждаемому вопросу, всегда способны найти взаимоприемлемое решение. Оружие же как последний довод необходимо только в том случае, когда приходится вести диалог с самодовольным болваном, не способным воспринимать другие аргументы. Должно быть, Харп где-то слышал фразу об оружии в руках мужчины или прочитал ее в своей прошлой жизни. Сейчас же он произнес ее лишь потому, что решил: именно нечто подобное, глубокомысленно-возвышенное, явно родившееся не в этом мире, где господствуют беспринципность и утилитарный рационализм самого низкого пошиба, может заставить Марсала поверить в себя и вернуть ему присутствие духа, которое он, судя по всему, давно потерял.

Однако первой реакцией на слова Харпа стал тихий смешок, раздавшийся из угла, где лежал раненый «снежный волк».

Харп взял со стола какую-то замызганную тряпку и, не глядя, кинул ее в ту сторону, откуда послышался не понравившийся ему звук. Тряпка угодила точно в лицо «снежному волку», который тут же отшвырнул ее в сторону и, пронзив спину Харпа ненавидящим взглядом, принялся отплевываться и обтирать губы тыльной стороной ладони.

Старый Бисаун поставил руки локтями на стол и возложил подбородок на переплетенные пальцы. Брови его были сосредоточенно сдвинуты, а взгляд устремлен на ровную темно-коричневую поверхность стола, будто он пытался прочесть на ней какие-то загадочные, видимые только ему письмена. Однако на губах старика при этом лежала легкая тень усмешки, которая, по замыслу Бисауна, должна была выражать все, что он думал по поводу сказанного Харпом.

Марсал посмотрел сначала на «снежного волка», затем на старого Бисауна, никак не отреагировавшего на его взгляд.

Опустив глаза, Марсал вновь извлек лезвие из ножен. На лице его, сменяя друг друга, с молниеносной быстротой промелькнуло несколько совершенно разных оттенков чувств: сначала растерянность, затем недоумение, быстро превратившееся в сомнение, и, наконец, страх, не имевший никакой конкретной причины, спровоцированный лишь тем, что Марсал понял: сейчас ему предстояло принять решение, которое могло изменить всю его жизнь. И сделать это он должен сам, поскольку никто из присутствующих не выражал намерения помочь: у каждого были свои причины оставить Марсала в этот момент наедине с самим собой.

Когда Марсал ударом ладони по рукоятке загнал нож в ножны, Харп готов был признать, что проиграл: сейчас Марсал положит нож на стол и скажет, что отказывается от такого подарка.

Марсал искоса глянул на старого Бисауна, и тот едва заметно наклонил голову, давая понять, что одобряет принятое решение.

Марсал чуть повернул голову и встретился взглядом с Харпом.

— Спасибо, — сказал он. — Я думаю, нож мне пригодится.

Старый Бисаун с досады разве что кулаком по столу не стукнул. Вскочив с табурета, он затопал к бидону с водой, шаркая задниками тапок. Пить ему не хотелось, но он не мог просто так сидеть и смотреть куда-то в сторону, когда Харп буквально всем своим видом демонстрировал хозяину дома свое превосходство.

Пока старый Бисаун, стоя возле теплогенератора, не спеша пил воду, которая, как ему казалось, отдавала сегодня каким-то на редкость неприятным металлическим привкусом, Марсал распустил пояс, поддерживающий ватные штаны, и продел его через петлю на ножнах подаренного Харпом ножа. Снова застегнув ремень, он встал и, поправив ножны, попробовал, легко ли выходит из них нож. Это получилось у него не очень ловко, но Марсал остался вполне доволен результатом.

— Послушай-ка, — обратился к нему Харп, — а кроме людей, в этот мир никто больше не является?

— Ну, вещи еще разные, — Марсал указал на вещевой мешок Харпа, стоявший на соседнем табурете. — Бывает, правда, очень редко, что появляется только один мешок с вещами, без человека.

— А животные какие-нибудь? Или птицы?

— Я сам ни одного зверя, кроме снежных червей, в этом мире не встречал, — покачал головой Марсал. — Но, говорят, порою так же, как новички, появляется невесть откуда всякая мелкая живность.

— Куры, индейки, кролики, — добавил вернувшийся к столу Бисаун. — Пару раз были собаки и один раз — кошка.

— Ты сам их видел? — посмотрел на старика Харп.

— Сам я видел только кроликов, — ответил Бисаун, с достоинством присаживаясь на свое место. — Микато — его хибара стоит здесь, неподалеку — как-то раз, года два назад, после вспышки, извещающей о прибытии новичка, нашел на указанном месте мешок с тремя кроликами, двое из которых оказались самками. Чудные, скажу я тебе, зверьки: белые такие, пушистые, с длинными ушами. Микато отгородил для них место в углу своей хибары и стал кормить сушеной закваской. Плодиться эти кролики начали с невероятной быстротой. Спустя пятидневку у него уже было штук двадцать маленьких крольчат.

— И что же с ними стало потом?

— Как что? — с показным удивлением старик глянул на Харпа. — Пришли «снежные волки» и всех забрали.

— Сами решили разводить?

— Сожрали! — Старик бросил презрительный взгляд на лежавшего на полу «снежного волка», внимательно прислушивающегося к разговору за столом. — Микато уверял, что, если бы они подождали еще хотя бы пару пятидневок, он мог бы обеспечивать крольчатиной не только «снежных волков», но и всех, кто живет поблизости. Я слышал, что и куры едят сушеную закваску и разводить их несложно. Но «снежные волки» о завтрашнем дне не думают — им главное сегодня чем-то брюхо набить. Вот они и съедают всю живность, что попадает сюда, не давая ей возможности расплодиться.

— Аргумент не в твою пользу, — оглянувшись на «снежного волка», заметил Харп.

— Ты хочешь, чтобы я тебе что-нибудь на это ответил? — презрительно скривился раненый.

— Если у тебя есть что сказать…

— Пошел ты…

— Ну что ж, по крайней мере откровенно и от души, — сказал Харп и снова повернулся к «снежному волку» спиной.

— Теперь-то ты понимаешь, что я был прав? — с надеждой посмотрел на Харпа старый Бисаун.

— О чем ты, старик? — Харп ответил ему удивленным взглядом.

Старик беззвучно шевельнул губами и указал взглядом в сторону «снежного волка».

— Нет, старик, — покачал головой Харп. — Это твоя проблема. И как ты ее намерен решать, меня совершенно не интересует.

— Это такая же моя проблема, как и твоя, — зло бросил старый Бисаун. — Когда сюда придут «снежные волки», ты заговоришь по-иному.

— Старик, — Харп с тоской посмотрел на Бисауна, — твоя главная ошибка заключается в том, что ты так и не понял, что я не собираюсь оставаться здесь навсегда. Мне неприятен этот дом и тот порядок, который ты в нем установил. Мне противен даже запах, который я вдыхаю, входя сюда. Вы можете жить, как хотите, — я никого не собираюсь ни к чему принуждать, — но сам я скоро уйду.

— Интересно, куда же ты собираешься идти? — ехидно усмехнулся Бисаун. — В поселке на юге ты уже побывал, и, похоже, там тебе не понравилось. «Снежные волки» тебе тоже не по душе. Что дальше? Ты намерен основать собственный поселок? Или собственную банду?

— Как долго ты живешь в этом мире, старик? — Харп то ли с интересом, то ли просто с жалостью посмотрел на Бисауна.

— Достаточно долго для того, чтобы понять: тот, кто сюда попал, останется здесь навсегда, — с открытым вызовом сказал Бисаун. — Я не могу объяснить, что представляет собой мир вечных снегов, и не знаю, почему и каким образом сюда попадают люди. Но, поверь мне, выхода отсюда нет. Просто кто-то или что-то дает нам еще один шанс. Может, мы должны исправить что-то, что совершили в прошлой жизни, а может, просто нам нужно о чем-то забыть. Как бы там ни было, то, что сейчас с нами происходит, это жизнь. Мне уже много лет — по сравнению с тобой или Марсалом я просто старик, — и я не знаю, за что или благодаря чему я попал сюда. Я почти не помню своей прошлой жизни. Но я точно знаю, что в тот момент, когда я пришел в себя, лежа на снегу, мне были предложены новые правила игры. Кто, зачем и ради чего это сделал — об этом я спрашивал себя только первую пятидневку, до тех пор, пока не понял, что должен возрадоваться уже хотя бы тому, что жив. Моя собственная жизнь является для меня величайшей ценностью в этом мире. И если я хочу выжить, я должен играть по тем правилам, которые мне предложены. Вот и вся мудрость, Харп. То, что с тобой происходит, это не сон и не бредовое видение. Все, что от тебя требуется, это только принять этот мир таким, какой он есть, и понять, что ты здесь навсегда.

— Ты красиво говоришь, старик. — Харп смотрел на Бисауна скорее с сожалением, чем с осуждением. — Но ты не можешь или не хочешь понять, что ты просто доживаешь свою жизнь, а мне ее только еще предстоит прожить. Ты хочешь обеспечить себе спокойную и по возможности сытую старость, и в этом я тебя не могу винить. Но посмотри, что происходит вокруг тебя. Посмотри, во что превратили этот мир ваша рабская покорность и желание выжить любой ценой. Если бы я был проповедником, то начал бы взывать к тому светлому, что, может, еще сохранилось в душах тех, кто уже смирился и ни во что ни верит. Если бы я был героем, то, не раздумывая, бросился бы в бой, отстаивая те идеалы, которые мне самому кажутся единственно правильными. Но все это не по мне, старик. Поэтому я просто хочу уйти.

— Интересно куда? — спросил старый Бисаун.

И, как ни странно, лицо его в этот момент оставалось удивительно серьезным. Он смотрел на Харпа так, будто видел в нем самого себя, только лет на тридцать моложе и куда более безрассудного.

— Ну, например, за горы, те, что на западе, — ответил Харп таким тоном, словно ему предстояло просто выйти за дверь, добежать до ближайшего сугроба, оставить там свою отметку и тут же вернуться назад.

— А почему именно туда? — без особого интереса, вроде только ради поддержания разговора, осведомился Бисаун.

— Ну, хотя бы потому, что туда, как я слышал, собирался идти Татаун. — Харп наклонил голову к плечу и посмотрел на Бисауна долгим испытующим взглядом. — Ты жил вместе с ним, старик. Скажи, Татаун был в своем уме? Он понимал, что затевает?

— Это несерьезно, — пренебрежительно поморщился старый Бисаун. — Татаун был мастак на всякие выдумки… Да хоть у Марсала спроси!..

— Татаун точно знал, что за западными горами живут люди.

Трое мужчин одновременно обернулись на голос.

Халана стояла рядом с серым пластиковым занавесом, придерживая его рукой. Казалось, только это ненадежная опора не дает ей упасть.

— Женщина не в своем уме.

Старый Бисаун посмотрел на Халану и сделал быстрый жест рукой, который можно было истолковать двояко: и как небрежный взмах, за которым не стояло ничего, помимо пренебрежительного отношения к женщине, и как приказ Халане вернуться на отведенное ей место.

— Не так давно ее муж без вести пропал, — добавил старик доверительным тоном, обращаясь персонально к Харпу.

Харп словно и не услышал того, что говорил ему Бисаун.

— Говори, Халана, — сказал он, обращаясь к женщине.

Халана подняла руку и ухватилась за воротник своей рубашки так, словно ей не хватало воздуха и она собиралась рвануть ворот, чтобы вздохнуть наконец полной грудью. Но вместо этого она заговорила, глядя не на Харпа, а куда-то в сторону входной двери. Она говорило прерывисто, то и дело останавливаясь, чтобы сделать глубокий вдох:

— Это случилось почти год назад… Татаун, как обычно, пошел, чтобы проверить старые лазы снежных червей и, может, собрать в них красницы… Он нашел человека… На нем была такая же одежда, как у нас, но он не был новичком… Татаун рассказывал, что у него была длинная борода… Человек был сильно обморожен… Татаун сказал, что у него не было ни единого шанса остаться в живых… Но он успел сказать, что пришел из-за гор… Именно после этого Татаун и стал думать о том, как бы добраться туда…

Во взгляде Халаны, который она бросила на старого Бисауна, внезапно блеснула ненависть, способная если не испепелить, то хотя бы обжечь.

— И тебе известно об этом! — почти прокричала женщина.

— Ну и что с того? — с безразличным видом старик пожал плечами. — Татаун нашел в снегах какого-то чудака, который, подвинувшись рассудком, выдавал себя за человека, пришедшего из-за гор. Я ему сказал то же самое, когда он поведал мне эту историю.

— Не валяй дурака, старик, — неожиданно для всех подал голос «снежный волк». — В ближайших окрестностях все знают друг друга в лицо. Если Татаун встретил в снегах незнакомца, это был либо новичок, либо…

— Он не был новичком! — снова подала голос Халана.

— Хорошо. — Старый Бисаун поднял руки с раскрытыми ладонями, давая понять, что готов признать все, даже самые глупые аргументы, приводимые его оппонентами. — Допустим, все было именно так, как вам хочется: Татаун нашел человека, пришедшего из-за гор. Но этот человек умер. — Старик внезапно подался вперед, словно вдруг захотел узнать, какого цвета глаза у сидевшего напротив него Харпа. — Ты хочешь того же? Умереть в пути? Замерзнуть в снегах? — Бисаун с удивленным видом раскинул руки в стороны. — Стоит ли ради этого куда-то идти? Мы живем в мире вечных снегов, и погибнуть от холода здесь можно где угодно!

— Но ведь человек из-за гор зачем-то шел сюда, — тихо, словно речь шла о чем-то очень личном, произнес Харп.

— Если только Татаун не придумал все это, — откинувшись назад, самодовольно усмехнулся старый Бисаун. — Кто еще, кроме него, видел странного незнакомца? Когда мы пришли на то место, где, по словам Татауна, должно было лежать его тело, мы ничего не нашли!

Старик вскинул руки, будто хотел показать, что он честный игрок и у него в рукавах не припрятаны крапленые карты.

— Татаун говорил правду! — Халана вышла вперед своей чудной угловатой походкой и положила на стол измятый и замызганный клочок какого-то странного вида материала. — Это передал ему человек из-за гор.

Рука старого Бисауна метнулась к обрывку, что положила на стол Халана, но Харп успел первым схватить его.

— Ты говорил, что не знаешь, что такое бумага, — посмотрел он на старика.

— И что с того? — повел плечами Бисаун, будто стараясь тем самым отогнать от себя всякие подозрения.

— Это бумага. — Харп положил на стол измятый кусочек. — Страница из книги.

— Отлично! — насмешливо всплеснул руками старик. — Теперь у нас есть бумага! Что дальше?

Харп оставил вопрос старика без внимания. Прижав обрывок бумаги к столу, он осторожно разгладил его. На клочке можно было рассмотреть фрагмент рисунка, выполненного тонкими черными линиями: человеческий скелет с оскаленными зубами сидел верхом на скачущей вперед страшно изможденной лошади, которая и сама была похожа на обтянутый кожей скелет.

— Что это значит? — тихо спросил у Харпа Марсал, наклонившийся вперед, чтобы тоже взглянуть на рисунок.

— Не знаю, — покачал головой Харп. — Но этот рисунок служит подтверждением того, что за западными горами живут люди.

— Или предостережением тому, кто решится туда отправиться, — добавил старый Бисаун. — Этот всадник не похож на радушного хозяина, готовящегося к встрече гостей.

Харп вновь проигнорировал замечание старика.

— Ты говорил, что у Татауна была какая-то идея относительно того, как можно добраться до западных гор, — напомнил он Марсалу.

— Бредовая идея, — усмехнулся в бороду Бисаун.

— Для этого Татаун хотел воспользоваться слизью, которую выделяют снежные черви, — сказал, старательно глядя только на Харпа, Марсал. — Слизистые выделения помогают снежному червю выжить под снегом и льдом. Татуан полагал, что если тело человека покрыть слизью снежного червя, это и ему поможет пережить самый жесточайший холод.

— Архибред! — еще громче и решительнее заявил о своем присутствии старый Бисаун. — Снежным червям удается выжить подо льдом, потому что они постоянно находятся в движении и за счет этого их тела саморазогреваются!

— Я находил остатки слизи в лазах снежных червей. — Марсал посмотрел на старика и, сделав глубокий вдох, продолжил: — Если измазать слизью ладонь и прижать ее ко льду, то даже не почувствуешь холода.

Старый Бисаун пренебрежительно махнул рукой и отвернулся в сторону, всем своим видом показывая, что считает ниже своего достоинства как-либо комментировать подобные измышления. Однако поза эта далась старику не без труда: за все то время, что Марсал прожил в его доме, это был первый случай, когда он решился открыто вступить в спор со старым Бисауном, которого считал своим покровителем.

— Это правда! — Марсал развернулся в сторону Харпа, клятвенно прижимая руку к груди. — Я сам пробовал!

— А почему ты считаешь, что я не верю тебе? — удивленно приподнял левую бровь Харп.

Марсал смущенно опустил взгляд. Пальцы его прижатой к груди руки суетно забегали по рубашке, словно ему вдруг срочно потребовалось проверить, все ли пуговицы на месте.

— Как долго слизь снежного червя сохраняет свои теплоизоляционные свойства? — спросил Харп.

— Этого я не знаю, — быстро качнул головой Марсал. — Татаун собирался все как следует проверить, но…

Харп понимающе наклонил голову.

— Слизь можно собрать в лазах? — задал он новый вопрос.

— Нет, в лазах ее остается очень мало, — ответил Марсал. — Хватит разве что руки намазать.

— Тогда как же достать слизь в достаточном количестве?

— Единственная возможность — это снять слизь с тела снежного червя. Татаун считал, что все тело червя покрыто плотным слоем слизи.

Тут уж старый Бисаун, не выдержав, рассмеялся и даже в запале хлопнул пару раз ладонью по столу.

— В чем дело? — Харп недоумевающе посмотрел на него.

— Извини, но это действительно очень смешно. — Старик согнутым пальцем вытер выступившие в уголках глаз слезы. — Я просто представил себе, как вы с Марсалом станете счищать слизь со снежного червя…

Старый Бисаун снова сдавленно хохотнул.

— И что здесь смешного? — недовольно сдвинул брови Харп.

— Ты хотя бы представляешь себе, что такое снежный червь? — спросил у него Бисаун, внезапно перестав смеяться.

— Я видел лаз снежного червя и могу представить его размеры.

— И только-то. — Старик усмехнулся и покачал головой. — Снежный червь — это живой снаряд весом, в зависимости от возраста, от трехсот килограммов до трех тонн, способный с легкостью пробивать глыбы слежавшегося снега и льда. Харп, я готов поверить в то, что смелости и дерзости тебе не занимать. Я готов даже на время отложить спор о том, обладает ли слизь, покрывающая тело червя, какими-то совершенно фантастическими, на мой взгляд, теплоизоляционными свойствами. Но скажи на милость, Харп, каким образом ты собираешься счистить со снежного червя эту самую слизь?

Харп, ни секунды не сомневаясь, переадресовал вопрос старого Бисауна Марсалу:

— У нас имеется ответ на этот вопрос?

Марсал шмыгнул носом.

— Для этого нужно убить червя, — сказал он, ни на кого не глядя.

— Такой ответ тебя устраивает? — обратился Харп к старику.

Старик положил локоть на стол и подался вперед, сократив расстояние между собой и Харпом до полуметра.

— За все годы, что я живу в этом мире, — негромко и проникновенно произнес он, — я не слышал, чтобы кому-то удалось убить снежного червя.

Харп, в свою очередь, повторил движение старика, и теперь их лица разделяли всего несколько сантиметров.

— А кто-нибудь пытался это сделать? — спросил он так же тихо.

Старый Бисаун резко откинулся назад.

— Только сумасшедшему может прийти в голову идея убить снежного червя.

— Более веских аргументов у тебя, естественно, нет, — усмехнулся Харп.

— Я не собираюсь уговаривать тебя не совершать самоубийства, — презрительно поморщился старик.

— Что скажешь, Марсал? — обратился к вновь притихшему собеседнику Харп. — Есть у меня шанс завалить снежного червя и остаться при этом живым?

— Татаун считал, что небольшого снежного червя, длиною около трех метров, убить можно. — Марсал вновь сослался на мнение своего погибшего друга. — Но для этого потребуются как минимум двое человек. — Марсал поднял голову и, пожалуй, впервые прямо посмотрел в глаза Харпу. — Я готов помочь тебе, но только в том случае, если ты возьмешь меня с собой, когда отправишься к западным горам.

— Еще один ненормальный, — презрительно фыркнул старый Бисаун.

— Не обращай внимания на ворчание старика. — Харп заговорщицки подмигнул Марсалу. — Он просто завидует нам.