Шибболет, или Приключения Пятачка в стране Кашрута

Алексей Макарушин

Осенью 1998 года молодой преподаватель анатомии из российской провинциальной медакадемии случайно оказывается в Государстве Израиль. Там, следуя извитому руслу обстоятельств, он меняет сферы деятельности и места жительства, участвует в интернет-буме и финансовых аферах, причащается юбилейному Рождеству и, в конце концов, попадает под каток интифады Аль-Акса. Книга содержит нецензурную брань.

МАРШ ЛЮБВИ

Стихи о еврейской демократии

Сегодня — День Независимости. Независимости от Бога.

С разных концов Израиля вошел в столицу народ.

По улице Яффо — шествие. Перед толпой дорога

Серой скатертью стелется до самых Яффских ворот.

Впереди — жеманные пидоры, гордо зады отклячив,

Надувных голубых шариков над ними весёлый рой.

За ними — коблы с ковырялками, сплетясь в объятьях горячих,

Тащат на нитках розовые шарики за собой.

Идут к Сиону паломники. Мы им даровали ныне

Право глумиться над истинами, записанными в Торе.

Право блудить прилюдно и осквернять святыни.

Право совокупляться на храмовом алтаре.

Среди резвящихся — члены, прошу прощения, кнессета,

Писатели, музыканты, актрисы, балеруны,

Беженки из России с дипломом училища Гнесиных,

Местные трансвеститы — элита нашей страны.

Еврейская демократия, ты можешь собой гордиться:

Во всемирную педерацию входим теперь и мы!

То, чего ты добилась, враги не могли добиться:

Государство Израиль ныне — бардак во время чумы.

…Вечер. Парк Независимости. Бесы вокруг мангалов

Хлещут любовное зелье, до одури, допьяна.

А в получасе езды от торжествующих гадов

Идет — похоже, последняя в нашей судьбе — война.

(Стиль и орфография автора сохранены. Все права принадлежат газете «Вести», концерн «Едиот Ахронот»)

Моти совсем загрустил и вышел в досрочный отпуск. На его место досрочно из отпуска вышел Барух Беленький, репатриировавшийся 15 лет назад из Молдавии. Ознакомительный диалог Макаркина и Баруха был кратким: «Привет, я Барух; я вместо Моти. Но я не Моти — у меня будешь летать, как муха». «Пошёл на хер, Барух». Макаркин попросил расчет, Шломо рассчитал его копейка в копейку, агора в агору.

Заплатив 200 шахов («новых израильских шекелей») «Центру Помощи Олим» Макаркин поступил в распоряжение посреднической конторы «Тавус» в лице подрядчика («каблана») Пинхаса. Тот, в свою очередь, передал Сергея в аренду Теннисному центру в Кфар-Йарок, между Рамат-Ха-Шароном и Северным Тель-Авивом. «ПЫЛЬ С КОРТОВ СДУВАТЬ». Путь туда был долгим даже на велосипеде, но Сергею была обещана компенсация в размере стоимости месячного автобусного проездного.

В первый же день Сергею была продемонстрирована штатная организации Центра и его иерархическая структура (приведена снизу вверх, кавычки означают ссылку на «страну исхода»): 1) «марокканка» Хава (туалеты и душевые), русский Макаркин (корты и дорожки), «йеменец» Рувен (садовник, пенсионер, старший в группе); 2) «румын» Йоси, старший над всеми тремя предыдущими; «аргентинки» Габи и Эстер, реципционистки; 3) «англичанин» Моше, старший над шестью предыдущими; прочий англосаксонский административный состав (около 10 любезных женщин и девушек), в большинстве своем не говорящий на иврите и в основном занятый перепиской со старыми американскими спонсорами и навязчивым рекрутированием новых; 4) последний из оставшихся в живых отцов-основателей Центра «поляк» Бени и его ближайшие родственники. Бени утверждал, что играл в теннис с Хаимом Арлозоровым. То что он играл с Бен-Гурионом, Вайцманом, Бегином, Даяном и Рабиным подразумевалось как бы само собой. Отдельная «деклассированная» группа — смуглые загорелые тренеры, сводные братья пляжных спасателей, но, в отличие от них, помимо секса тупо помешанные не на парусах и досках, а на мячах и ракетках.

Пока Сергей Макаркин под руководством Рувена вникал в тонкости ухода за 22 кортами (в том числе двумя грунтовыми) и специфику работы немецких воздуходуйных машин, в Центре проходил Чемпионат Европы по теннису среди инвалидов. После того, как Макаркин мягко указал Рувену на то, что флаг Испании и логотип Найка «Just Do It» повешены вверх ногами (Рувен специально бегал к «англосаксам» в офис, чтобы абсолютно удостовериться), Макаркин, наряду с «румыном» Йоси, стал считаться интеллигентным человеком, а заодно и ответственным ещё и за флаги с транспарантами. Йоси немного ревновал нового «интеллигента», и попытался подставить Сергея с греческим флагом (неудачно).

При разгрузке фургона с бутылками питьевой воды «Иден» произошел легкий инцидент. Бутылки перегружались на неамортизированную повозку, и при движении по вымощенным дорожкам Центра повозка гремела как взвод Т-34 на Красной площади. Инвалиды нервничали и теряли подачи. Член оргкомитета чемпионата Питер Дубноу из Гибралтара (крупная табличка на груди, вероятно для инвалидов по зрению) решительным жестом остановил победоносное продвижение полноводного громыхала, и разыграл с Макаркиным этюд на тему допроса советского добровольца немецким офицером в испанской гражданской войне. Макаркину не хватало только таблички на грудь — «Поджигатель Кордовы»: «Ви есть специяльно нарушать порядок. Я буду вас наказать». «Говори по-английски или на иврите, я ваш украинский не понимаю. По-русски, по-немецки можно, по-французски. Только не по-украински». «Ви всё понимать и специяльно притворяться, чтоби вредить. Ви не любить инвалиды». «Я люблю инвалидов. Я не люблю уродов». «Что есть урода?». «Не знаю, как это по-вашему, по-украински. Спросите у Бени. Он должен помнить свой польский. А насчёт бутылок — скажи, куда сгружать, я потихоньку всё перенесу на руках». «Хорошо. Ви есть стараться. Но все русские — плохой работники. Да». «А ты всё-таки урод, член оргкомитета Питер Дубноу, Гибралтар».

Вторая рабочая неделя началась с демонстрации чуда. Как обычно, легко позавтракав, Сергей кинул в велосипедную корзину-багажник пару бутербродов. При переезде 6-полосной автострады по пешеходному переходу заднее колесо соскочило с бордюра и отпружинило. Крышка корзины-багажника распахнулась и два бутерброда, перелетев через голову и, освободившись по пути от бумажной обёртки, плюхнулись на проезжую часть. Маслом кверху. Оба. Законы физики в Израиле, похоже, уже не действовали. Макаркин поочередно посмотрел на водителей трех ближайших автомобилей. Да, они тоже видели, что бутерброды упали маслом кверху. Не сговариваясь, все трое изобразили вежливое удивление. Подняв бутерброды, Макаркин продемонстрировал им, что всё по честному, масло только с одной стороны. Все трое изобразили, что они и так ему поверили. Светофор сменился, лица троих пожелали ему и дальше такого же удачного дня.

Реально день выдался не столь удачным. Приближались весенние каникулы, на базе Центра организовывался детский лагерь. Яркое весеннее солнце набирало обороты, как и рекламная компания косметических компаний против солнечных лучей. Руководство Центра потребовало, чтобы в местах возможного скопления детей были натянуты полупрозрачные тенты. Моше обозначил места, где возможно скопление детей, Йоси взял на себя общее руководство, Рувен с Сергеем приступили к сборке из элементов строительных лесов передвижной «вавилонской башни», должной обеспечить доступ если не к солнцу, то к достаточно высоким точкам, где можно закрепить солнцезащитные тенты. Рувен, боявшийся высоты, предпочёл передвигать внизу башню, оборудованную двумя мелкими колёсиками, нежели на семиметровой высоте вязать узлы, фиксируя парусящие тенты. Наверх пришлось лезть Макаркину. Конструкция постоянно болталась и шаталась, но сохраняла целостность. После подвязки первых креплений на осветительных столбах дело заспорилось. «СДЕЛАНО!» — кричал Сергей. «ДВИГАЮ!» — кричал Рувен. Через минуту на новом месте. Еще через минуту снова: «СДЕЛАНО!» «ДВИГАЮ!». Еще две минуты — «СДЕЛАНО!» «ДВИГАЮ!». Появился ритм. Перешли к креплению на стене. «СДЕЛАНО!» «ДВИГАЮ!» «СДЕЛАНО!» «ДВИГАЮ!». Макаркин чуть замешкался, когда одна из подвязок оборвалась. Пытаясь дотянуться до развевающегося на ветру обрывка он зацепился рукой за верх стены, ногой уперся в неё. Но Рувен, задумавшийся о чём-то своем, как и всё пенсионеры, подчинялся уже ритму, а не команде, и сдвинул башню. Макаркин остался висеть на стене. Стена отделяла территорию теннисного центра от высокоскоростной автострады. Сергей попытался подтянуться. Внизу, за стеной, неслись в обе стороны сотни автомобилей. «И, разумеется, всем по х…й, что я счас тут ё… нусь к едрене фене» — подумал Сергей, глядя на движущиеся лакированные армады. Руки не могли зацепиться и медленно скользили к краю. Горло пересохло. Слова терялись еще где-то на уровне ядер среднего мозга, и изо рта неслось только удивленное «Э-э-э??». Пенсионер-мыслитель Рувен передвинул башню еще дальше. Наконец, пара простых членораздельных слов пробила запруду в среднем мозгу Сергея и вышла звуком наружу: «Э-э-э, аллё, ёба?». Рувен взглянул вверх и сравнительно расторопно подставил башню назад под болтающуюся ногу Макаркина. Сергей внимательно посмотрел на «йеменца». Тот явно не чувствовал за собой никакой вины, так что раскручивать его на ящик пива было бессмысленно.

Тем не менее вечером Макаркин впервые в Израиле напился. Когда раздался контрольный звонок хозяина из Брюсселя, уже никакой Сергей мертвым голосом пробубнил в трубку, что «он никакой, ему плохо, он умирает

Конец ознакомительного фрагмента.