Записки репортера

Алексей Мельников, 2021

Очерки и публицистика калужского писателя и журналиста Алексея Мельникова.

Надежда Константиновна

Она так и осталась загадкой. С десяток написанных ею неярких томов. Сотни — не менее тусклых о ней. Тысячи всяких — о том, с кем она прожила жизнь. Тысячи тысяч — о тех, кто эту жизнь испытал на себе. Повытертые фото строгой девушки с длинной косой. Седенькой бабушки — в круглых очках и назидательно сомкнутыми устами. Масса пединститутов и школ, названных в ее честь (в молодости она преподавала). Портреты, бюсты, мемориальные доски. Памятник на Лубянке — лицом к Сретенскому монастырю, где в 30-ые придуманная не без участия ее супруга НКВД томила в заточении остатки неперековавшегося духовенства.

Единственное из оставшихся в Калуге упоминаний о жене вождя революции — табличка на 95-ой маршрутке. Конечный пункт оной обозначен, как «фабрика им.Крупской». Никакой фабрики на самом деле нет (давно банкрот), направление же в ее сторону не забыто. Так по сию пору и катят калужские пассажиры в направлении давно упраздненного ориентира. Причем, по улице имени непосредственного начальника Крупской в наркомпроссе — товарища Луначарского. Таблички с этой фамилией в городе по-прежнему актуальны. Крупской же повыносились совсем…

В очередной версии истории русской революции (будь она кем-нибудь сочинена) главным героем вполне могла бы стать именно Надежда. А потом уже — ее супруг. Оснований для того достаточно. Скажем, марксистом Надя стала раньше Володи. Зачем, правда — загадка. Злые языки твердят: чтоб скорее сыскать умного жениха. Что, в общем-то, оправдалось. Впрочем, есть и другая версия: марксизм стал для не очень пылкой и романтичной, хотя и упрямой девушки отдушиной и вместилищем самых сокровенных грез. Или — того, что должно было бы быть на их месте. «Марксизм дал мне величайшее счастье, какого только может желать человек, — вспоминала годы первой «влюбленности» в некий книжный образ счастья Надежда Константиновна, — знание, куда надо идти, спокойную уверенность в конечном исходе дела, с которым связала свою жизнь».

Секрет горячей приверженности революционному учению у супругов был, пожалуй, не одинаков. Если Владимира в объятия бородатых ниспровергателей капитализма толкала ненависть к повесившему брата самодержцу, собственный бешеный темперамент, честолюбие и тяга к экстремальным теоретическим экзерсисам, то Надежда, судя по всему, отдавалась новой вере в недостижимую справедливость вполне бескорыстно и от души. Сначала Толстой, а потом Маркс заняли в сердце юной учительницы место церкви, религии, роль которых в ранние годы так старательно высмеивал надин отец. Да и не только он. Девушка страстно искала веру и отваженная молиться одному богу, научилась поклоняться другому. Жажда справедливости не давала ей покоя. Роскошь, праздность, сытость одних и боль, бедность и надрыв других. Жить с этим было невыносимо.

Физический труд и личное самоусовершенствование — вот выход, рассуждала вслед за Толстым Надежда."Я все стала делать сама по дому, а летом исполняла тяжелую крестьянскую работу, — вспоминала первый"религиозный"опыт постижения благодати справедливого мироустройства Крупская. — Изгнала всякую роскошь из жизни, стала внимательной к людям, терпеливее. Но скоро я поняла, что от этого ничего не меняется, и несправедливые порядки будут продолжать по-прежнему существовать, сколько бы я ни надрывалась над работой".

Летний отпуск на природе в деревне проводится с томом"Капитала"в обнимку. Сложная книжка для девушки, но покоряется со второй, третьей попытки."Благая весть"несётся питерским рабочим, в классы. Зерна сомнений падают на подготовленную почву. Ратовать за целостность самодержавия на рубеже веков считалось в просвещенной среде за моветон. В рабочей — тем более. Роль церкви упрощается до некоей сущности, отвечающей, как негодует молодая Крупская, за"всяческую муть".

Аресты не замедлили себя ждать. За ними последовали ссылки. В том числе — и судьбоносные. В далёком Шушенском заключается брак с Володей. Вытачиваются кольца из двух пятаков."Разыгрывается этот балаган"с венчанием. Избежать его никак нельзя — иначе ссыльным не позволено будет жить вместе."Ну, что ж — женой так женой", — войдёт впоследствии во все канонические книжки о революционной чете меланхолическое признание будущей первой леди.

Семейная жизнь стартовала на одном краю земли — восточном. Продолжилась на противоположном — западном. Эмиграция проглотила революционную чету на полтора десятилетия. Скучная Европа, издание подпольных газет, чтение докладов, переводы с французского, немецкого, английского и — назад, обильная корреспонденция с буйными прогрессистами, нудный семейный быт, велосипедные прогулки в Альпы, хворь матушки, письма свекрови… Мюнхен, Лондон, Женева, Париж — блестящий маршрут русских изгоев."Хлеб наш насущный даждь нам днесь" — нужда политическим пилигримам никогда не грозила.

Надя была неважной хозяйкой. Роль эту возложили на тещу. Кормила зятя она. Наде никаких не давалась кухонная премудрость. По причине ли опрокинутых кастрюль и битых чашек, а может по каким иным соображениям первым литературным опытом молодой Крупской стал небольшой трактат под характерным названием"Женщина-работница". О том, сколь тяжек при царизме женский труд. И чтобы его облегчить — от царизма необходимо избавиться. Впрочем, последней идее были подчинены практически все ранние труды Надежды.

Чем больше и чаще писала Крупская, тем строже относилась она ко всему ранее до нее сочиненному. Даже — Платоном сочиненному. Даже — Кантом. Не говоря уже о Марселе Прусте и Михаиле Булгакова. Их и им подобных Крупская на старости лет предложила запретить. Как уводящих от марксизма. Также, как запутавшегося в"буржуазных рифмах"Чуковского, сражение с"Крокодилом"которого разочарованная стилем писателя Надежда Константиновна затеяла в конце 20-х годов."Крокодил"временно отступил, но устоял. Крупская же, искренне переживая за литературный вкус подрастающего поколения, так и не смогла членораздельно сформулировать низкосортность будущих детских шлягеров.

Она прожила ровно 70 лет. Скончалась сразу же после шумного юбилея. Многие, конечно, говорили, что ее отравил Сталин. От него был преподнесен аппетитный торт. Впрочем, угощение вскоре реабилитировали. Надежда Константиновна была просто не здорова. Устала. Много перенесла. Многое повидала. Многое передумала. Многое после себя оставила. Но главное унесла с собой — тайну упорного движения до упраздненных ориентиров.