Серость. Про то, как будет

Алексей Павлович Феночкин

Нас ждет необычайное будущее, которое сложится как бы само собой, как бы эволюционным путем, ожидаемо с исторической точки зрения. Но за всем занавесом перемен будут стоять конкретные люди, которые приближали и приближают будущее уже сегодня, опережая и упреждая угрозы, нависшие над человечеством.

Глава 3. Поиски себя

Меня устроили в больницу системным администратором, теперь у меня была какая ни какая зарплата, свой закуток с кучей старых компов и интернет со скоростью улитки, бюджетники мать его… но это было лучше чем ничего. Теперь свободное время я проводил в поисках себя в интернете. Я думал, что должен был оставить о себе и своей прошлой жизни какие то следы, странички в социальных сетях, публикации, фотографии. Даже поиск по моему фото ничего не дал. Проштудировал сайты по пропавшим людям, ужаснулся их количеству, но так и не нашел себя в списках тех кого ищут. Значит меня либо не потеряли, либо некому искать, так я решил, но время от времени все же заглядывал туда снова и снова и вглядываясь в лица искал сходство с собой, но нет. Потом я пробовал просмотреть в социальных сетях участников групп обучавшихся в технических вузах страны, те которые я для себя выбрал исходя из своей квалификации программиста, но никто мне не показался знакомым. Я исходил из того, что поступил в ВУЗ сразу после школы, а мой сегодняшний возраст должен находится в коридоре 30—35 лет, мне примерно столько давали мои знакомые. Хотя мой прошлый образ жизни мог наложить свой отпечаток на внешность. и снова ничего. Были мысли совершить что-нибудь грандиозное и попасть в новости на главный интернет канал страны, но ничего не приходило в голову, что бы могло меня прославить, а то что приходило было трудно реализуемо или стиралось очередным беспамятством. Время играло против меня, мне все чаще приходилось просматривать дневники и писать новые. Это отнимало уйму времени. Я не хотел попасть в психушку, но дорога туда при таком развитии мне была заказана. Как ни странно моя прошлая популярность в больнице сыграла мне на руку, студентки медички и медсестрички заглядывали ко мне по поводу и без повода, подкармливая меня и угощая домашней выпечкой получая в замен мою приятную компанию. я был приятен, можно сказать даже симпатичен, не смотря на свои гипотетические 35 лет. Многие из них не брезговали интимной близостью со мной, оставив свои прямые обязанности утаскивая меня в заранее приготовленный закуток где-нибудь в подсобке отделения или ординаторской на приятное время препровождение. Я не чувствовал себя неловко в объятиях очередной прелестницы, потому что был свободен, полон сил и не помнил своих последних похождений. Все было у меня как в первый раз, и мои многочисленные женщины любили рассказывать о своих ощущениях и сравнениях с прошлыми разами, что было для меня источником дополнительной информации, а для них просто приятными воспоминаниями. Конечно все они догадывались, что не одни у меня, но зная что я ничего не помню не вменяли мне это в вину. Я был как султан, у которого был свой собственный маленький гарем. У меня не было особых предпочтений, и поэтому я принимал ласки и от полных и от худых, от красивых и некрасивых женщин, хотя последних как известно не существует. Моя толерантность сыскала уважение и в кругу мужчин больницы, так как я избавил их от излишней назойливости дурнушек. Я был сыт и доволен. Как писал Владимир Вишневский — «А скольких медсестер вернул я к жизни». Но моя странная болезнь прогрессировала, я забывал уже совсем не давние события, но руководство закрывала на это глаза, старалось не замечать. Все же я делал свою работу, только мне приходилось ее повторять по несколько раз. Уколы для улучшения памяти, которые делали мне со всей любовью мои медсестрички прямо у меня в коморке, совсем не действовали и я перестал их принимать. Однажды я окончательно забыл себя, кто я, и что тут делаю. Меня обнаружили на лестничном пролете рано утром, я лежал, свернувшись калачиком, прижав колени к груди и плакал, скорее даже рыдал. Моя речь была не связная, все подумали, что я сошел с ума. Сначала меня перенесли в отдельную палату пристегнув ремнями к кушетке, в ожидании главврача и очередной комиссии. А потом, вызвав неотложку, со слезами на глазах медсестер проводили до кареты скорой помощи, двери которой захлопнулись за мной, как и все то хорошее, что было со мной до этого в больнице. Так у меня началась новая, не менее интересная жизнь, но определенно в худших условиях, но я не мог помнить и сравнивать, так как покинул свое временное пристанище налегке, без моих записей и дневников, без моего планшета, без моих воспоминаний. В психушке меня давно ждали, и главврач довольно потирая ладони поприветствовал меня фразой — «добро пожаловать, теперь вами займутся профессионалы». Впрочем, я этого не слышал или не помню что слышал. Меня завезли в палату, где были еще три человека, которые прижались к спинкам своих кроватей когда меня привезли, я окинул комнату взглядом и увидел что коек всего три, а нас пациентов четверо, но вскоре один из постояльцев выскочил в проем двери и скрылся в коридоре. Меня подкатили к опустевшей койке и переложили с каталки на постель. Постель была темно серого цвета, как и робы у пациентов, поэтому сливаясь с постелью они казались не живыми серыми мумиями если бы только не их нервные подрагивания и покачивания из стороны в сторону. Я понял, что давно ничего не ел и у меня скрутило живот, теперь рядом со ной не было моих медсестричек с их пирожками и булочками, в прямом и переносном смысле. я почему то забыл слова, и все так же не понимал зачем я здесь. Я так долго боялся неизбежного, а когда оно наступило я был не готов, мой мозг был не готов. Санитар поставил мне укол какой-то дряни, после чего я уснул. Мне не снились сны, ни сегодня, ни за долго до этого, а может как и явь я их просто забывал. Очнувшись я увидел над собой две пары любопытствующих глаз моих сокамерников, они не показались мне страшными, а наоборот были доброжелательными и улыбались оголив редкие не здоровые зубы. я попытался заговорить, но не смог, моя язык как будто онемел, а все горло казалось настолько сухим и безжизненным что мне стало страшно. Я попытался присесть, я все еще был привязан к кровати. Сумасшедшие сообразив, что я хочу сделать, помогли мне присесть и отвязали одну руку, которой я тут же схватил с тумбочки стакан с жидкостью и начал жадно пить. И этого мне было мало, я хотел еще. Отвязав вторую руку и ноги, я сел свесив их с кровати. все тело затекло так как будто я пролежал целую вечность в одной позе. Комната казалась мне такой же как и была в момент моего прибытия, но что то в ней все же было не так. Это было солнце, которое светило сквозь зарешеченное окно, был закат. в коридоре послышались шаги, я не знал как отреагируют на мое освобождение и улегся в кровать сымитировав сон. В палату зашел рослый рыжеволосый молодой человек с некрасивым лицом квадратной формы, и я подумал что всегда представлял себе работника психушки именно таким, но я не мог помнить и видеть так как память моя отсутствовала, а глаза мои были закрыты. Но я уже отчетливо представлял кто сейчас войдет и что сделает. Это потрясло меня как никогда, и я списал это на интуицию и на действие препарата который мне вкололи накануне. я конечно не помнил, но подозревал, что укол был, он оставил свой сед на вене моей руки. Медбрат не удивился тому что я развязан, буркнув что то в сторону моих товарищей, а они казались мне товарищами после того как любезно меня освободили, жестом приказал мне повернуться на живот. Первое время я сделал вид, что не понял его приказа, но прочитав выражение его лица, или представив, что будет за неповиновение я все же повернулся на живот. Мне поставили укол в задницу, болезненный, горячий, но от этого укола я не провалился в безразличие, мне стало весело и позитивно, боль спешно прошла и я уже расхаживал по палате изучая интерьер и постояльцев. А потом мы гуськом пошли в столовую, откуда доносился запах подгорелой овсянки, который несомненно перебивал все другие запахи съестного. В столовой были еще люди. По углам стояли такие же здоровые медбратья как и рыжий, больные неуклюже и торопливо ели. Они казались мне узниками концлагеря, все одинаково худые, с изнеможенными морщинистыми лицами, молодых людей я не заметил среди них и это мне показалось странным. потом я непроизвольно соскочил с места и через секунду туда где я сидел, прилетела железная чашка с кашей, звеня по дереву лавки и разбрызгивая содержимое некогда находившееся в ней. Я как будто знал что это произойдет и вскочил с места. За моей спиной стоял старик грозно вздымающий кулак к небу, тряся им и выпучив глаза пытаясь что-то говорить беззубым ртом, но я и так все знал, это было его место, и я занял его по незнанию. Это место было его уже несколько лет, и он каждый раз отстаивал свои права на него с приходом нового постояльца. Больные почти не общались, у них не было имен, но я чувствовал, что они как-то понимают друг друга. Может это просто казалось.. Один из соглядатаев увидев произошедшее подошел к старику и схватив его за шею сзади начал возить его лицом по разбрызганной каше, без единого звука. Закончив эту процедуру, он вывел старика из столовой и жестом предложил мне сесть на место. Я сел не смотря на то что на лавке была каша. С этого времени я решил играть роль сумасшедшего и не выделяться из толпы пока не будет ясна вся картина. Память больше меня не покидала, я помнил все дни что провел здесь, наверное лекарства которые тут давали делали свое дело. А возможно они делали и еще больше. Анализируя прожитые дни и события я пришел к выводу, что что-то во мне изменилось, нет это не щетина которая вылезла на целый сантиметр в виде редкой бородки и не отпущенные волосы, которые никто не подстригал, ни отросшие ногти на пальцах, которые я старательно обгрызал, что-то произошло внутри меня. Я изменился. Я наперед знал какие события сегодня произойдут, и чем дальше я здесь находился, тем дальше я мог заглядывать в будущее, как будто мой мозг компенсировал мои потери памяти, давая мне нечто большее, знания о будущем. Сначала я предвидел следующий момент, затем следующий час, день, неделю. и теперь я знал все что будет со мной через месяц и, даже через пол года, но мои знания не давали мне преимуществ, так как я был заключенным в этой пожизненной здравнице разума. мне было достаточно представить какой-то ориентир в будущем и я получал картинку и как будто получал информацию схожую с воспоминаниями, помните как дежавю в вашей жизни, когда нам кажется, что мы это уже видели и переживали. Я сам часто переживая дежавю в прошлом, старался поступить иначе, сказать или сделать нечто другое чем то как мне это представлялось за секунду до дежавю. Я видел, как меняются времена года, как умирают одни постояльцы и приходят другие, я видел когда вынесут вперед ногами старика, видел как жестоко накажут бунтарей голодного бунта, но я не видел своего освобождения, своего спасения. Наверное я не мог спозиционироваться на этом моменте, подобрать правильный ключ, правильный образ который приведет меня к нужному воспоминанию из будущего. А возможно ли вообще мое освобождение?. Все лечение сводилось к приему таблеток и получению уколов, от которых уже изрядно болела задница, и я чувствовал, что больше меня не от чего лечить, я здоров, и даже больше. Лечащий врач очень редко нас осматривал, смотрел зрачки, язык. Это была молчаливая больница, здесь никто не разговаривал. Здесь были необычные психи и я это понял давно, но не понимал в чем их необычность, пока на себе не испытал нечто невообразимое. Со мной заговорили прямо у меня в голове, сразу два голоса, оба принадлежавшие немолодым людям, они спросили, помню ли я с чего началась моя болезнь. Мне стало страшно и я зажмурился и напряг все мышцы, голоса не пропали, и кажется они исходили из самого центра моего мозга. они повторили вопрос и я отрицательно помотал головой, тогда они в третий раз задали тот же вопрос и я понял что нужно мысленно на него ответить, и я ответил — «нет». Тогда один из голосов сказал, что научит меня как все вспомнить, если я буду делиться с ними тем, что имею, а имею я и мало и много одновременно информациею из моего будущего. Так я приобрел невидимых партнеров в своей голове и избавился от гнетущего одиночества. Они не называли своих имен и не просили назвать мое, да я и не помнил как меня зовут, или звали. Я не понимал как такое возможно, но я и сам был необычным человеком, может это были исключительно мои способности которые кто то научился использовать. как бы там ни было я свыкся с мыслью что получу свою память назад.