Транзит

Алексей Пишенков, 1999

Кроме «безбашенных» приключений 90-х годов, ставших в то время для некоторых просто нормой жизни, эта книга, можно сказать, также и о том, что Вторая Мировая война совсем не является закрытой главой где-то в анналах истории. Она, эта война, как бы это не показалось кому-то странным, продолжается и по сей день. И если политики или историки, иногда даже на государственном уровне, и сегодня пытаются оспаривать и пересматривать события, произошедшие тогда, то некоторые вполне конкретные люди прямо сейчас являются непосредственными участниками действия, начавшегося ещё в сороковых годах XX столетия. При этом даже реальное боевое оружие тех лет зачастую всё ещё используется по своему прямому назначению – оно стреляет… Являясь историческим и приключенческим романом, это произведение, тем не менее, основано на реальных фактах и событиях из жизни самого автора.

III

«Интерсити экспресс» Цюрих — Вена — Цюрих не ехал в нашем понимании этого слова — он как будто летел над рельсами. Без привычного российскому уху стука колёс, без лязгания буферов, свиста на поворотах и грохота сцепок. В вагоне стояла абсолютная тишина, лишь еле заметное мерное покачивание иногда напоминало о том, что он всё-таки движется. Желающие, как в хорошем авиалайнере, могли наслаждаться несколькими музыкальными программами на любой вкус с помощью наушников и панели управления, присутствовавших на каждом сиденьи. В отличие от убогих, обшарпанных и заплёванных старых составов наших РЖД, интерьер швейцарского поезда тоже скорее напоминал самолёт, чем железнодорожный вагон: два ряда кресел футуристической формы лежащего полумесяца с каждой стороны вдоль окон, багажные отделения под потолком, тишина, белый неоновый свет, мягкая цветная обивка, люди в наушниках, проводник-стюард, разносящий кофе, чай и прохладительные напитки, международный телефон в хвосте… пардон, в конце вагона, у туалета… Советскому человеку, впервые попавшему сюда без предварительной подготовки, казалось, что он оказался на съёмках фантастического фильма о далёком будущем, космических кораблях и межпланетных рейсах. Это сейчас переживал и Клим, и даже при всей его обычной сдержанности он не мог скрыть своего восхищения. Но прекрасная альпийская панорама, беззвучно проносящаяся за идеально звукоизолированным окном, напоминала, что мы всё ещё на планете Земля, а лежащие в наших карманах «совковые» серпастые-молоткастые паспорта, хотя и элегантного тёмно-красного цвета, но без единой легальной европейской визы, уничтожали ощущение идиллического прекрасного будущего и напоминали о небезопасном, нервозном и трудном конце двадцатого столетия, в котором мы имеем счастье (или несчастье) жить.

Несмотря на то, что поезд шёл прямо туда, куда нам надо, то есть в Цюрих, мы, за неимением оных виз, должны были покинуть его роскошные сиденья перед швейцарской границей в небольшом городке Брегенц на австрийской стороне и продолжать путешествие опять нелегальным путём. Хотя даже партизанский способ пересечения границы здесь также был намного более комфортабельным и безопасным, чем в той же Чехии. Надо было лишь сесть в приличный автомобиль со швейцарскими номерами, сделать «швейцарские» лица и переехать её. Никаких пробежек ночью по вспаханному полю, патрулей на джипах, погонь и т. д.

Вообще, с перемещением по суше с востока на запад было заметно, как постепенно меняется к лучшему жизнь и люди именно в этом направлении, а не наоборот. Особенно это отражалось на первых официальных лицах страны, которые встречал на своём пути каждый путешественник: пограничник — зеркало целой государственной системы. Вечно злые и подозрительные белорусские погранцы и таможенники, в старомодной, ещё советских времён, форме с непонятными эмблемами их новой государственности — чистая воля произвола, с вечным выражением Павки Корчагина на лице и убийственным взглядом пропитых глаз, словно в книжках времени расцвета СССР о героях-чекистах, постоянно ищущие «врагов народа» или замаскированных шпионов среди усталых челноков с клетчатыми китайскими баулами, нищих эмигрантов-неудачников, пьяных туристов и остальной всякой всячины, проезжающей в обшарпанных поездах через их республику, за неимением средств на более приличный транспорт, потом сменялись поляками.

«Панове» — поляки — на восточной границе являлись, в большинстве своём, достаточно приятными людьми, хотя и угрожающе носили автоматы Калашникова также советского образца, смешные береты и бравую пятнистую военную форму. Эти уже были, вопреки своему внешнему виду, абсолютно безобидными, с открытой и откровенной склонностью к коррупции по любому поводу, который, кстати, всегда старательно выискивали, в надежде сунуть себе в карман доллар-другой.

«Западные» поляки на выезде из страны только лишь спокойно проверяли паспорта и количество сумок и чемоданов, серьёзно и тщательно. Контроль, контроль, контроль… Вдруг чего… Хотя, видимо, знали, что их «восточные» коллеги уже выбрали и скассировали всё, что можно.

Чехи — первые пограничники в обычной синей полицейской (не военной!!!) униформе, способные, к тому же, иногда улыбаться и вообще вести себя по-человечески. Их присутствие в вагоне означало окончательный выезд из типично восточной зоны — «соцлагеря».

До сих пор не понимаю, как этот маленький народ, находясь так долго во владении советского «социализма», смог так быстро найти все свои западные корни и перестроиться — именно перестроиться, а не «перестроиться» в смысле «перестройки», объявленной господином М. Горбачёвым и ведущей Россию и весь разваленный им же Союз незнамо в какую задницу, лишь бы поднять свой собственный престиж за пределами нашего многострадального государства… Его службы были узнаны и хорошо оценены на Западе… Но об этом когда-нибудь потом…

Далее, на выезде, чехи вообще не проверяют.

Австрийцы пунктуально и придирчиво контролируют только документы, не багаж. Культурно, сдержанно, но достаточно подробно интересуются, куда и зачем едете, на сколько и т. д.

Швейцарцы, о швейцарцы! Богом благословенный спокойный народ. Если пограничный полицейский решил проконтролировать ваш паспорт, паспорт человека, едущего в хорошо вымытом «Крайслере», цвета вишнёвый металлик со швейцарскими номерами или в серебристо-сером ухоженном «Саабе», примерно таком же, в котором, скорее всего, ездит его собственная жена, мама или племянник, это значит, что сегодня страж закона встал не с той ноги или перепил перед службой, что практически нереально, то есть это значит, что в таком виде вы автоматически проезжаете без проблем, а если ещё и с типично местным акцентом поприветствуете пограничника, спросите что-то о погоде и пожелаете ему приятной службы, то проезд вам гарантирован с улыбкой даже на тракторе по железнодорожному мосту… Если, конечно, ваш трактор имеет швейцарские номера… Как выглядят пограничники этого сказочного альпийского государства в поездах, я не знаю, так как при наличии виз я всегда летел в Цюрих или Женеву самолётом, а при их отсутствии встреча даже с этими приятными официальными лицами не сулила мне ничего хорошего.

Дело было уже вечером, когда «Интерсити», пролетев почти восьмисоткилометровую по длине с востока на запад Австрию, на несколько минут тормознул в последнем приграничном городке, чтобы высадить редких пассажиров и, наоборот, взять на борт уже ожидающих на перроне швейцарских пограничников. Раскланявшись с ними в идеально чистом тамбуре, мы с Климом вышли на небольшой вокзал.

Йенс, которому я предварительно позвонил из вагона, уже ждал нас перед входом. Привычно поприветствовав меня, он кинул в мою подставленную ладонь ключи от своей машины и поспешил на тот самый поезд, которым только что приехали мы — отработанная процедура: если всё пройдёт гладко, то мы встретимся уже у него дома, в небольшой деревеньке километрах в тридцати от Цюриха. В случае, если нас всё-таки по какой-то причине будут проверять, он не хочет иметь с этим ничего общего. По обоюдной договорённости, в случае, если я не позвоню ему до условленного времени и не сообщу об успешном переезде или, наоборот, о какой-либо задержке в Австрии, свой «Крайслер» он заявляет как пропажу на следующий день, а так как полиция «находит» его машину быстро и без повреждений, от подачи заявления в суд на похитителей он отказывается, а как выкрутимся из всего этого мы — это уже моя собственная проблема… Но ничего такого, хвала Богу и швейцарской погранслужбе, ещё никогда не произошло.

С нашими измождёнными небритыми лицами и в мятой одежде из венского «сэконд-хэнда» сойти за счастливых швейцарцев было очень тяжело. В багажнике, по моей просьбе, Йенс приготовил нам чистые вещи, одноразовые бритвенные принадлежности и кое-какие деньги в австрийских шиллингах. Отъехав на всякий случай немного обратно, километров сорок в глубь страны по автобану, мы сняли на ночь комнату в маленьком деревенском отеле, который я уже хорошо знал. Мой старательно небрежный швейцарский акцент не вызывал у сгорбленной бабульки-хозяйки никаких подозрений, поэтому она, получив свои деньги, как обычно, вперёд, даже не поинтересовалась нашими именами, просто спросила, во сколько мы будем завтракать, и пожелала нам «Гуте нахт» — спокойной ночи. Проверять кому-либо паспорта в такой глубинке людям обычно даже не приходит в голову, а если бы она и сделала это, то только с целью записать фамилии в гостевую книгу. Кто и для чего должен иметь визу в её страну и как такая виза вообще выглядит, она, без сомнения, не имела не малейшего понятия…

Сытые, побритые, умытые и отдохнувшие, распрощавшись с гостеприимной бабулькой по имени Лотта, около восьми утра мы с Климом уселись в сияющий чистотой тёмно-вишнёвый «Крайслер» и выехали по направлению к границе, идеальным местом для нелегального пересечения которой является Лихтенштейн, находящийся сейчас километров в пятидесяти южнее. Это маленькое альпийское государство находится фактически в составе Швейцарии, не имея с ней внутренней границы и используя швейцарский франк в качестве национальной денежной единицы. Единственную внешнюю границу имеет только с австрийской стороны, но вследствие того, что она находится далековато от оживлённых международных трасс и почти единственными клиентами пограничного контроля являются снующие туда-сюда местные жители и богатые туристы-лыжники, бдительность пограничного контроля в Княжестве Лихтенштейн практически нулевая. Главное просто не выглядеть вызывающе подозрительно сразу на первый взгляд, и пограничник даже не удостоит вас поворота головы. Небезынтересен и тот факт, что многие необразованные нелегалы, пытающиеся проникнуть в Швейцарию, не подозревают об отсутствии Швейцарско-Лихтенштейнской границы и не используют эти вечно открытые «задние двери».

Через каких-то минут сорок езды по узким, но безукоризненно ровным дорогам местного значения мы тормознули на небольшой пустынной парковке у какого-то леса. Рисковать я не хотел, и на тот случай, если нас всё-таки кто-то будет о чём-то спрашивать, а Клим по-немецки ни «бум-бум», я отправил его в «грузовое отделение». Помахав рукой своему спутнику, я захлопнул над ним крышку багажника и, нацепив на нос Йенсовы очки (как мне казалось, так я выглядел более представительно и был похож на истинного швейцарца), сел за руль. «Крайслер», оставляя на парковке облако серой пыли, рванулся с места, и через некоторое время я уже медленно подъезжал к будке погранконтроля австрияков, которая на выезде из страны была, как обычно, просто закрыта, судя по всему, уже несколько лет. На другой стороне границы лихтенштейнский розоволицый жандарм зарегистрировал взглядом мои номера кантона Цюрих на переднем бампере, поднял голову и уставился потом на меня, но пока он ещё не успел открыть рот, я, опустив стекло, с наимилейшей улыбкой, на которую только был способен, поприветствовал его своим безукоризненным швейцарским «Грюетзи!» (что-то типа «Бог в помощь») и невинно поправил на носу круглые очки. Страж закона тут же потерял ко мне всякий интерес, поднял со стола свою газету и уже из-за неё, не глядя, махнул мне рукой — мы были внутри!

При первой же возможности, я свернул в небольшой лесок и выпустил Клима из багажника, далее он ехал уже по-человечески. Из Вадуца, столицы горного княжества, я звякнул Йенсу, чтобы сообщить, что всё в порядке. Ещё полчаса и несколько километров — и мы переехали мост через неглубокую, обрамлённую галечными наносами речушку, на одной стороне которой развевался флаг с гербом Лихтенштейнского княжества, а на другой — красный с белым крестом швейцарский квадратный штандарт. Это было самое приятное пересечение государственной границы за всю дорогу, хотя и, опять же, нелегальное. Теперь оставалось только выскочить на автобан в направлении Санкт-Галлен — Цюрих.

Йенс уже ждал нас с холодным пивом, а его жена, Лени, приготовила обед.

В их прекрасном, почти двухсотлетнем старом доме я снимал крохотную, но уютную, обитую деревом в старобылом стиле комнатку со скошенным потолком и маленьким окошком прямо под крышей. С их сыном, Эриком, я познакомился случайно, на, наверное, первых официальных соревнованиях «Клуба 4×4» в Москве, в которых мы оба тогда участвовали на своих «Рейндж-Роверах». Я помог ему с поломкой его джипа, в то время как все остальные думали только о собственных результатах… Потом мы подружились, и он впервые пригласил меня в Швейцарию. С тех пор за символическую плату я всегда имел в распоряжении эту маленькую комнатку и питание в доме у его родителей, оказавшихся просто «золотыми» людьми. По мере возможностей отчим Эрика, Йенс, также помогал мне с поиском автомобилей и переходами границ. Хотя я и платил ему за это, он участвовал во всех моих делах скорее просто из откровенного желания помочь «несчастному русскому», чем за деньги. Тем более, он знал, что и я по возможности помогаю, чем могу, их Эрику, работающему на одной из швейцарских фирм в Москве.

Но в этот раз ничего искать не надо было. Очередной «Рейндж-Ровер», которых я пригнал в «совок» «под заказ» почти десяток, и белый грузовой микроавтобус «Фольксваген» уже стояли на асфальтированной площадке сбоку дома, за деревянной конюшней. Эти автомобили я нашёл и осмотрел ещё в свой прошлый приезд, предварительно договорившись о покупке и оставив денежные залоги их хозяевам, а Йенс, после того как я перекинул ему из Чехии деньги на счёт, расплатился до конца и перевёз машины к себе домой. Ещё за одной — «Вольво-850», с владельцем которой я пока пообщался лишь из Москвы по телефону, — мне придётся прокатиться на другой конец страны — в городок Лозанн на берегу Женевского озера. Йенс не сильно разбирался в автомобилях, и поэтому первичный просмотр и отбор я ему не доверял, тем более, что с конкретным заказчиком в России договаривался лично я, и, поняв конкретно, что человек хочет, я же отвечал за то, что ему привезу — этим я зарабатываю себе на жизнь, и в большинстве своём заказчики остаются довольны и потом рекомендуют мои услуги друзьям и знакомым. Вот, так и живу…

Поездка на юг была назначена на завтра, так что сейчас мы могли полностью расслабиться, пить пиво, болтать и наслаждаться плодами кулинарного мастерства Лени. Клим, естественно, говорить не мог и поэтому только усиленно поглощал пищу, а я рассказывал своим швейцарским друзьям о наших злоключениях по дороге сюда в этот раз. Лени охала и ахала, когда я подошёл к истории с наркотиками и пистолетом, а Йенс хитро усмехался при моих красочных и явно неравнодушных описаниях Кати Штолль. Оба были моим рассказом абсолютно поражены, что вполне естественно: для нормального человека, ведущего нормальный размеренный образ жизни, такое бывает только в кино, да и то не верится… но согласились с тем, что всё хорошо, что хорошо кончается.

После обеда, сердечно поблагодарив хозяйку, мы по приглашению Йенса перешли в гостиную, к камину, чтобы спокойно отдохнуть, сидя у огня со стаканчиком виски, пока Лени приберётся на кухне.

Напряжение с дороги спало, и я вернулся мыслями к перипетиям двух прошедших дней. Только теперь, с определённым временным отрывом, даже я сам понял, в какую катавасию мы чуть было не влипли… Или, может быть, всё-таки влипли, по крайней мере, лично я…

Кроме того, что, естественно, я думал о немецкой девушке, которая без сомнения запала мне в душу, мысль о клочке бумаги с непонятной схемой и еле видимыми цифрами тоже не давала мне покоя. Для меня кино продолжалось…

Сейчас, далеко уже не в подростковом возрасте, проехав почти всю Европу, и не только её, вдоль и поперёк, попадая в самые непредвиденные ситуации, которые мало кому вообще снились, набравшись различного нужного и ненужного опыта, даже добровольно поучаствовав по собственной дурости в одном небезызвестном вооружённом конфликте, я всё ещё остался безнадёжным романтиком с верой в любовь с первого взгляда, героические подвиги и загадочные клады, и из-за этого, собственно, часто впутывался в различные сомнительные авантюры с неопределённым концом, хотя и никогда потом не жалел об этом. Жалеть о содеянном, что бы то ни было — это не входило в мою жизненную философию.

А тут — и девушка и загадка — всё в одном месте, в городе Ганновер, и есть даже точный адрес… Масла в огонь подливал ещё тот факт, что место, изображённое на Катиной схемке, я хорошо знал и был там неоднократно, причём с первого взгляда на этот злополучный клочок бумаги я не мог отделаться от ощущения, что что-то на этом рисунке «не сидит», что-то изображено неправильно, и, может быть, именно поэтому югославский мафиози, не зная реальную местность, и не смог найти то, что искал. А то, как девчонка неподдельно беспокоилась об этой схемке, говорило о её возможной ценности. Я был уверен в том, что имея больше времени на изучение рисунка, я бы наверняка нашёл ошибку и имел бы большие шансы разгадать его, чем этот «юг»… А тут ещё эта Катя, в которой мне нравилось, без преувеличения, абсолютно всё… И деньги, этот долг — отличный повод, чтобы к ней заявиться и проявить себя настоящим джентельменом… Всего каких-то километров шестьсот по отличным немецким дорогам да на классной машине… Говорить не о чем…

Вполне естественно, что устоять было невозможно. К тому же, если и «Вольво» удастся купить так же удачно, как стоящие перед домом джип и микроавтобус, то баланс расхода/навара с этой поездки вырисовывается очень и очень приятно в пользу последнего, что означает поступление значительной суммы в мой карман. А как абсолютно свободный человек без семьи и каких-либо обязательств перед кем бы то ни было, тратить свои деньги я мог абсолютно спокойно по собственному усмотрению. А в случае, если машины будет три (с «Вольво»), то для перегона всё равно придётся вызывать сюда Либора, Вашка или кого-то ещё из знакомых чехов, то есть я спокойно могу отправиться в Германию прямо отсюда, так как Клима, не знающего дорогу и языки, до Чехии проводят и перетащат через границы они — в конце концов, они умеют это делать не хуже меня.

План уже был готов, оставалось только «обломить» с ценой хозяина «Вольво» во французской части Швейцарии.

Вечером я сообщил Климу о своих намерениях — он не был против подождать меня пару дней с нашими друзьями в одной приграничной деревеньке в Чехии, где «шмаль» была для нас бесплатно и на каждом шагу, девушки сговорчивые и без больших претензий, а пиво вкусное и недорогое. Местная травка была, конечно, слабенькая, по сравнению со среднеазиатской, к которой мы привыкли в Москве, но на «хи-хи» «пробивала» хорошо, чего было вполне достаточно для поддержания веселья и всеобщего удовольствия, даже при плохом знании местного языка.

Мы сидели и курили во дворе перед домом. Лени и Йенс жили в маленьком хуторе на «выселках» деревеньки Элликон ан дер Тур, прямо на границе кантонов Цюрих и Тюргау. Напротив нас, через дорогу, находился дом и ферма их единственных соседей. Больше рядом не обитал никто. Год назад здесь даже перестал ездить автобус — из-за нерентабельности ликвидировали остановку. Часов после восьми вечера тут наставала такая тишина, что нам, типичным городским жителям, даже резало уши с непривычки. Было слышно, как в траве передвигаются невидимые, ещё не устроившиеся на зимнюю спячку насекомые и где-то недалеко, скрытый сумраком, чешет себя за ухом кот Винюр, как машет крыльями пролетевшая птица, как где-то далеко, в соседней деревне, кто-то заводит машину и хлопает дверью, звук собственного голоса казался слышимым на километры вдаль… Лишь иногда тихая идиллия нарушалась громким сопением или ударом копыта одной из небольших лохматых лошадей в конюшне, сбоку от дома, которых Лени и Йенс специально привезли из Исландии. Иногда чем-то громко чавкал старый, толстый и добродушный пёс Миро — вечно сонная немецкая овчарка.

В полном молчании мы докурили и пошли спать — завтра нас опять ждёт работа.

* * *

Буквально в каких-то неполных двух километрах напрямик вниз по пологому склону, через клубничное поле от дома, во дворе которого я этим вечером курил свой любимый крепкий «Кэмэл» без фильтра, за оградой из колючей проволоки на бетонных столбах, что абсолютно не было типично для Швейцарии, располагалось большое частное владение с кусочком леса и собственным прудом. Угрожающий забор был хорошо прикрыт разросшейся живой изгородью, сквозь которую в некоторых местах при дневном свете просматривалась утопающая в зелени небольшая вилла. Я несколько раз проходил мимо этого места, когда в свободное время брал на прогулку Миро и болтался с ним по окрестностям пешком. Как и всё необычное и таинственное, этот дом тоже возбуждал моё любопытство. В такой стране, как Швейцария, заборов вокруг частных домов обычно либо не бывает вообще, либо они выполняют чисто декоративную функцию, просто обозначая границы участка. Загнутые же на концах бетонные столбы, обтянутые «колючкой», пусть даже и эстетично замаскированные декоративной растительностью, напоминали скорее секретный военный объект или уединённую психбольницу для общественно опасных пациентов. Тем не менее, это не являлось ни тем, ни другим.

Владелец этой старой виллы, пожилой мужчина с абсолютно выбеленными сединой, но всё ещё густыми и аккуратно зачёсанными на бок волосами, сейчас сидел в полумраке в небольшой деревянной беседке, овитой диким виноградом, на берегу своего собственного мини-пруда, задумчиво глядя на тёмную зеркальную поверхность воды. В сумерках уже нельзя было рассмотреть его лица, из одежды был виден лишь белый тёплый, видимо, по-домашнему вязаный, толстый свитер с высоким воротником. В отражении на поверхности пруда тускло поблёскивали никелированные колёса и поручни его инвалидного кресла.

Полтора часа назад в доме раздался телефонный звонок. Попросили его. Незнакомый молодой голос. Но потом трубку передали, и он сразу узнал человека на другом конце провода, узнал, хотя и не видел его уже как минимум двадцать лет. Они спокойно обменялись всего парой фраз и вежливо попрощались, пожелав друг другу спокойной ночи, хотя оба понимали, что сегодня, скорее всего, ни один из них спать не сможет.

И вот теперь он сидел в глубокой задумчивости, ещё раз анализируя то, что услышал по телефону, и вспоминал… Вспоминал то, что было очень и очень давно, ещё в его молодости и далеко отсюда. Пытался мысленно восстановить в памяти размазанные неумолимым временем детали…

Если бы человеческие мысли могли обретать какую-то материальную форму и передвигаться по свету, находясь в том или ином месте, о котором как раз думает в данный момент их автор, то его мысли бы наверняка прямо сейчас встретились с моими где-то в районе чешско-австрийских границ…

* * *

Плотно позавтракав перед дорогой, мы с Климентием рано утром сели в мой автомобиль «для внутришвейцарского пользования» — старую, но полностью исправную серенькую «Вольво-360», подаренную мне прямо на номерах двоюродной сестрой Эрика (в этой стране гораздо выгоднее подарить старый автомобиль кому-нибудь, чем платить достаточно круглую сумму за его сдачу на свалку). Машина стояла у Йенса и Лени перед домом, я постоянно оплачивал за неё необходимую минимальную страховку и пользовался ею во время своих приездов. Таким образом, благодаря этой замечательной семье я постоянно располагал в Швейцарии абсолютно всем необходимым — домом, питанием и автомобилем для работы.

Этим утром я предварительно ещё раз связался с человеком в Лозанне, и после взаимного подтверждения встречи мы отправились в путь.

Я просто обожаю это гениальное немецкое изобретение — автобан! Выехав на него недалеко от дома, я разогнался и включил пятую передачу. Выключил я её только через почти три часа пути и триста тридцать километров, перед съездом в нужный нам городок. Всю дорогу я ни разу не прикасался к ручке переключения скоростей.

* * *

Швейцария является абсолютно уникальным и единственным в своем роде государством в мире, по многим аспектам. Одним из таких аспектов можно считать и то, что в стране с населением всего-навсего в каких-то шесть миллионов человек официально существуют четыре (!!!) государственных языка: немецкий, французский, итальянский и рето-романский, — и, соответственно, четыре различные части страны, в которых эти языки используются, и не только языки. Кроме того, что въезжая, например, из немецкой во французскую часть этой уникальной федерации, вы видите, что все надписи, названия и даже дорожные знаки меняют свой язык, меняется и окружающая архитектура, люди и их поведение — вы въезжаете во «Францию». Из строгой и чинной немецкой культуры человек попадает в более открытую и космополитичную французскую. На улицах резко бросается в глаза большое количество чернокожего населения, всё кругом гораздо более яркое и разноцветное, люди, даже на первый взгляд, ведут себя по другому, как-то более раскованно, что ли… А если, например, уткнувшись на юге швейцарской мини-«Франции» в берег прекрасного Женевского озера, вы повернёте налево и продолжите свой путь вдоль него и далее, на юго-восток, то через каких-то неполных сто километров очутитесь в весёлой и крикливой, пахнущей на каждом шагу пиццей «Италии»…

* * *

Владелец «Вольво», на моё счастье, владел и немецким языком, так что с помощью его обьяснений по телефону (я одолжил на один день у Йенса его мобильный) мы быстро нашли нужный дом на окраине города.

Во время старательного осмотра машины я постепенно понял, что торговаться будет тяжело: автомобиль был просто в идеальном состоянии. Абсолютно не к чему придраться. Он на все сто процентов заслуживал свою цену, которая, в общем-то, меня тоже вполне устраивала, и я сразу знал, что куплю его и так, но… попытка — не пытка, у меня в запасе ещё были уже чётко отработанные «козыри» для охмурения «бедных» швейцарских граждан. И я с кислой миной приблизился к молча стоящему поодаль хозяину:

— Так… Автомобиль, конечно, в целом неплохой… М-м-м… Но как же так?.. По телефону вы говорили, что он цвета серый металлик… Это значит, по-моему, почти серебристый, а сейчас мы, проехав целых триста пятьдесят километров через всю страну, видим, что машина… э-э-э… почти чёрная?.. (На самом деле, «Вольво» имел абсолютно роскошный и очень популярный на российском рынке цвет — тёмный антрацитовый металлик с глубоким перламутром, от которого я и сам, по правде говоря, балдел… но что-то говорить надо было…)

— Я сказал… серебристый?.. — заволновался швейцарец.

Эти милые люди всегда испытывали огромное чувство вины, поставив кого-то в неудобное положение. На гнусном и бесстыдном использовании данного факта и строилась сейчас моя тактика — но, в конце концов, мне-то тоже жить с чего-то надо!

— Я уж не знаю, были это вы или ваша фрау, но мы точно ехали за серебристой машиной, — уже более уверенно наседал я, заметив его «правильную» реакцию.

— А… а этот цвет вам совсем не подходит? — промямлил обескураженный хозяин.

— Ну…

Далее, после получасовой дискуссии о возможной корректировке цены, с учётом всех сложившихся обстоятельств, я вытащил свой второй «козырь» — достав из кармана пачку наличных, сообщил, что в случае достижения консенсуса готов заплатить ему прямо сейчас и, к тому же (О-о-о! На это они клюют почти все!), в купчей мы напишем гораздо меньшую цену, что для продавца означает экономию на налогах. И… Дело было сделано! Хозяин «упал»: в результате переговоров цена съехала вниз на целых две тысячи франков (тогда где-то около 1300 долларов), и мы перешли в дом, чтобы подписать все необходимые документы и передать деньги.

Выпив кофе и отметив с продавцом сделку рюмочкой изысканного коньяку (в Швейцарии допустимо определённое количество алкоголя за рулём), мы с Климом в прекрасном настроении расселись по машинам, решив перед возвращением перекусить в ближайшем ресторане.

Теперь мне было необходимо найти третьего водителя. Прямо из Лозанны я звякнул в Чехию и быстро договорился с одним из своих друзей — Либором, что уже сегодня вечером он выедет к нам поездом через Вену. Так как чехам визы для передвижения по Европе были не нужны, то это означало, что уже завтра утром я могу встречать его на вокзале ближайшего к нам города — Фрауенфельда. Всё выходило как нельзя лучше, и всю дорогу обратно я уже размышлял только о Ганновере…

Следующие два дня мы занимались переоформлением документов в полиции, получением страховок и транзитных номеров, а также походами по магазинам и «культурными акциями» — мероприятиями, которые я всегда проводил для своих друзей, в первый раз попавших сюда. Обязательными «гвоздями» культурной программы являлась прогулка по центральной улице Цюриха и, как говорят, «самой дорогой улице мира» — Банхофштрассе, на которой существует самая высокая на свете концентрация дорогих магазинов на метр длины, а также посещение самого большого и, наверняка, самого красивого в Европе водопада — Рейнфалл — у городка Шаффхаузен. Во всём этом участвовал и присоединившийся к нашей маленькой компании Либор, который заодно и привёз нам наконец-то сумки с нашими вещами.

На следующее утро мы попрощались, и Клим с чешским другом на «Вольво» и «Фольксвагене» отправились на восток, к австрийским границам. Я же нервно сидел на кухне почти два часа, пока не зазвонил телефон и Клим не сообщил о благополучном въезде в Австрию. Значит, у них всё в порядке. Теперь и мне пора было собираться.

Особо много багажа у меня, как обычно, не было, поэтому, кинув в «Ровер» свою единственную сумку, я потрепал за ухом лохматого Миро и сел за руль: Лени и Йенс были на работе, так что прощаться мне было больше не с кем, кроме этого добродушного пса.

Предварительно заправившись «под горлышко», я направился к очередной известной мне «дырке» в границах, но на этот раз на севере, с немецкой стороны.

Недалеко от замечательного городка Шаффхаузен и прекрасного водопада реки Рейн начинался не менее замечательный и очень большой, по европейским меркам, холмистый лесной массив, во всех направлениях пронизанный достаточно густой сетью грунтовых лесных дорог и дорожек, в некоторых местах даже аккуратно посыпанных гравием. По этим местам в сухое время года можно было совершенно спокойно передвигаться даже на легковом автомобиле, не говоря уже о таком вездеходе, как «Рейндж Ровер». В последний раз я проезжал здесь на «Форде Скорпио». Дорожки эти, судя по всему, служили для вывоза спиленных деревьев и общего ухода за лесом. Никаких знаков здесь, естественно, почти не существовало, и ориентироваться приходилось только лишь сохраняя направление с помощью компаса. Кое-где грунтовки были «слепыми», то есть кончались просто лесным тупиком. Там, куда я должен был попасть, находился лесной пункт пересечения границы, с двумя деревянными пограничными будками по сторонам гравиийной дороги — немецкой и швейцарской, с соответственно болтавшимися около них флажками обоих государств и даже шлагбаумом. Но эти посты, созданные, видимо, для контроля случайных велотуристов или охотников во время летнего сезона, сейчас, как и большую часть года, должны были быть закрыты, а скрипучий деревянный шлагбаум я легко открою и сам…

Тем не менее, уже третий раз попав в тупик, я понял, что, видимо, всё-таки заблудился. Не оставалось ничего иного, чем, как слепой котёнок, начать тыкаться в разные дырки и искать дорогу наобум. Причём самое жуткое было то, что в случае, если я завязну в каком то болоте или, не дай Бог, у меня в этом лесном лабиринте кончится бензин, то при полном отсутствии какой-либо связи с внешним миром моя ситуация могла бы быть более чем плачевна — рассчитывать на то, что кто-то вдруг случайно проедет мимо и найдёт меня, было абсолютно бесполезно. А не зная точно своё местонахождение, выбираться отсюда пешком по компасу я мог и два дня, на что не было ни еды, ни воды, ни сил.

Почти через четыре часа болтания туда-сюда в огромном лесу, по разным тупикам и опасным глубоким осенним лужам, на конце одной из дорог показалось какое-то строение, и, подъехав поближе, я обнаружил маленькую лесопилку, за которой уже начинался асфальт. Ещё через десяток километров мой по крышу заляпанный грязью джип с почти уже пустым бензобаком влетел в небольшой населённый пункт, который, судя по номерам запаркованных всюду автомашин, находился уже, слава Богу, в Германии. В центре деревушки, на перекрёстке, стоял большой указатель, на котором я с радостью увидел обозначение дороги в направлении на Роттвайл и Штутгартский автобан «A-81». Не теряя зря времени, я повернул в нужную сторону и поспешил побыстрее убраться из небезопасного приграничного района.