Братство: Возрождение

Алексей Рудаков

Сохранив свой корабль в устроенной Императором бойне, Сэм Люциус, вольный пилот из иного мира, предпринимает все силы, чтобы выжить в стремительно меняющемся миропорядке Империи. Трофей, найденный им в личном сейфе прежнего капитана эсминца, открывает перед Сэмом неожиданные перспективы, а полученный с обречённой планеты сигнал бедствия и вовсе круто разворачивает курс его корабля.

Глава 2

Пространство станции Фита. Территория Империи

Наш катер неподвижно висел в пространстве, отдалившись от Станции Фита на три тысячи километров. С такого расстояния она была не видна глазу, несмотря на то, что после того как Империя приняла её в свои объятья, мощность и количество прожекторов, и так, в большом количестве рассыпанных по её поверхности, увеличилась, наверное, раза в четыре. Признаюсь — когда мы подошли к ней, я, поначалу, решил, что Жбан напутал и привёл нас к какой-то звезде, так ярко она сверкала в черноте пространства.

На борту катера, кроме меня, был только Док, сумевший убедительно доказать Совету, что именно его, в отличии от других, участие в экспедиции имеет смысл — в конце концов только он мог, по его словам, определить уязвимые места обитаемых на планете тварей. Мнение Шнека, разумно полагавшего, что в другой реальности его познания в биологии нашей вселенной, вряд ли будут применимы, Док и слушать не хотел, упирая на то, что у остальных и таких знаний нет.

Меня, как капитана, тоже, поначалу отпускать не хотели, но угрозы стереть дневник Жерга, упирание на уже имеющийся опыт путешествий в другой реальности и клятвенные обещания быть паинькой и не рисковать, сделали своё дело.

К экспедиции мы готовились основательно — если к высадке на поверхность планеты иной вселенной, можно вообще подготовиться. Около двери в шлюз были сложены различные палки, щупы и контейнеры, в общем всё, что могло бы нам пригодиться в затаскивании образцов чужого мира на борт катера — самим нам выходить из него запретили строго настрого, грозя коллективными карами в случае нарушения. Шнек, призвав на помощь Деда, даже камеры установил — и, если к их размещению снаружи, я отнёсся спокойно, то к тем, что он расставил внутри кабины — нет. Но переубедить его мне не удалось — обиженный тем, что его не взяли, старпом не шёл ни на какие компромиссы, сохраняя обиженно недовольное выражение лица — как у ребёнка, которого привели к неработающей карусели.

— Ну что, сэр? — Док, сидевший в кресле пилота, как оказалось — пилотировал он вполне прилично, развернулся ко мне: — Начнём? Я, вроде, морально готов, — он добродушно улыбнулся и взмахнул рукой, подражая какому-то киношному герою: — Вперёд, сэр! К неведомому!

— Как скажешь, — пожал я плечами, нажимая кнопку гиперпривода.

То, что Жвалг храбрился, было видно невооружённым глазом даже такому посредственному психологу, как я. А я? А мне было пофиг. Перегорел — слишком много сил ушло на планировку этого мероприятия и сейчас я не испытывал никакого воодушевления от предстоящего. Усталость — да. Любопытство — немного. Страх? А чего, простите, бояться? Жерг был тут, и, причём — один. Побывал, забрал пару чешуек и вернулся. А мы чем хуже? В общем, я рассматривал эту экспедицию как самый обычный перелёт — и не более того.

Чернота пространства послушно сменилась серостью гипера, которая, повинуясь движению рукояти тяги, уж простите, но я так буду её называть, начала наливаться бордовыми тонами, чуть позже уступившими место вернувшейся назад черноте, но это уже была тьма другой реальности.

— Всё, Док, — убедившись, что рукоять немного не дошла до верхнего ограничителя, я повернулся к своему спутнику: — Мы на месте.

— Знаешь, Сэм, — Жвалг встал, и, подойдя к боковому иллюминатору, прижался лбом к стеклу: — Я себе это как-то по-другому представлял. Более… Ну, торжественнее, что ли. Со спецэффектами разными. А тут… — отлипнув от стекла он повернулся ко мне: — Буднично и неинтересно. Если бы сам не видел перехода — решил бы, что это развод.

— Это сейчас так, буднично. — Я защёлкал тумблерами двигательного модуля: — А вот первый раз, когда от крейсера удирал, страху натерпелся.

Пошевелив джоем, я заставил катер описать дугу и довольный зрелищем дёрнувшихся, поплывших в сторону звёзд, улыбнулся — пока всё шло по плану.

— Ну что, Док, — перекинув три из четырёх тумблеров назад, что обеспечивало нам самый малый ход, я приглашающее махнул ему рукой, указывая на его пульт: — Я нас сюда доставил — теперь твоя очередь работать — планету ищи, где-то здесь она быть должна.

Для поиска планеты наш штурман, которому не повезло оказаться на борту катера, приспособил совмещённый с детектором масс, телескоп. Где он нарыл это оборудование и, тем более — как, на каких принципах это всё работало, я и понятия не имел. Мне было достаточно того, что оно работало — перед вылетом мы прогнали тесты — в нашем измерении. Там всё работало — антенна, больше похожая на дуршлаг, которую инженеры Деда разместили сразу за кабиной, сделала всего два оборота, после чего замерла как охотничья собака, учуявшая добычу, вот только в роли добычи тут оказалась планета, вокруг которой наматывала круги база Фита.

Вот и сейчас — стоило антенне совершить пару оборотов, как на планшете, соединённом с основным пультом жгутом проводов, высветилась стрелка, указывающая направление на, невидимую глазу, планету. Док отнёсся к этому как к само собой разумеющемуся, в отличии от меня — головой-то я понимал, что основополагающие физические законы здесь должны были работать, но вот сердцем в это поверить было сложно — особенно после того, как я сам, своими глазами наблюдал Допплеровский эффект, когда вёл катер на встречу с нашим эсминцем.

— Сэр, — Жвалг снова перешёл на официальный тон: — Курс сорок два, определяю дистанцию…

Пока он возился с дальномером, наводя его на планету — её я пока не видел, некогда было — движение в этой реальности давалось кораблю с трудом, будто нас окружала не пустота, а густое масло, хотя… Кто его знает — что там на самом деле было, там — за бортом, то есть.

— На курсе, — отрапортовал я ему спустя полторы минуты, наконец положив нос корабля на нужную отметку бортового компаса, нулевой отметкой для которого служила местная звезда, как самый простой и наглядный ориентир, что здесь, что в нашем пространстве.

— Сэр? — вопросительно-тревожные нотки в его голосе заставили меня напрячься и я, на всякий случай отщёлкнул единственный активный тумблер в положение выкл., отчего наш катер неподвижно завис в пустоте: — Чего, Жвалг?

— Дистанция, сэр. Она гуляет?!

— Это как?

— Сами посмотрите — только что было шесть мегаметров, а сейчас четыре… Ой, нет — восемь!

— Что за бред? — я вылез из своего кресла и подошёл к нему. Я был готов согласиться, если бы она сокращалась — пусть рывками, как если бы мы неслись к планете скачками, но — увеличение?! Как это возможно?

— Вот, — он постучал пальцем по экрану планшета — там, ниже стрелки, указывавшей прямо по курсу, смаргивала строка цифр, определявших дистанцию до цели нашей экспедиции, и — да, цифры эти постоянно менялись. Восемь сменилась двойкой, двойка — пятёркой, а последняя, продержавшись на экране добрых десять секунд, уступила своё место единице, отчего я бросил взгляд вперёд, ожидая увидеть надвигавшуюся на нас поверхность планеты, обещавшую поставить точку — сделать её из нас на своей поверхности, завершая этим наше путешествие. Но, к моему облегчению, впереди была только чернота, слабо расцвеченная редкими звёздами.

— Может дальномер врёт?

— Мы его тестировали перед вылетом, сэр!

— Но планета же прыгать взад-вперёд не может?!

— Не может, сэр! Но — прыгает. Или мы — прыгаем.

Я покосился в иллюминатор, сквозь который нашу рубку щедро заливали лучи местного светила — и оно, в отличии от планеты, висело в пространстве неподвижно. Ну или мы прыгали синхронно с ним. Относительно неподвижной планеты. Тьфу! Вот же бред в голову лезет!

— Док, а что телескоп говорит?

— Телескоп? — врач озабоченно посмотрел на меня: — Говорит? Вы в порядке, сэр?

— Нет! Чёрт! Я — в порядке. Я не это хотел сказать! Говорит… Тьфу! — я выдохнул: — Ты на планету смотрел? В. Телескоп? Смотрел?

— Нет, сэр.

— Так посмотри — прыгает она или нет, делов-то! Ты её — наблюдаешь?

— Эээ… — он приник к окулярам — работы по подготовке вылета велись в спешке и вывести изображение на тот же планшет мы просто не успели: — Да, сэр. Вижу.

— Дистанция? Ну, на глаз?

— Сэм, — он оторвался от телескопа и повернулся ко мне: — Я тебе что? Глаз-алмаз с дальномером? С монетку она, вот, — согнув большой и указательный пальцы он обозначил диаметр мелкой монеты.

— Три — четыре мегаметра, — уверенно заявил я. Конечно, расстояние до планеты могло быть как больше озвученного, так и меньше — её размеры были неизвестны, но я решил, что для Дока и так сойдёт — главное было показать, что всё под контролем.

— Начинаю движение, — не дав ему задуматься над моими словами произнёс я: — Следи, что бы она прямо по курсу была. Ща приблизимся, притормозим, выберем площадку и сядем.

— Без дальномера?

— Ага! — щёлкая тумблерами кивнул я: — Я так сто раз делал, фигня!

— Странно, что вы, сэр, всё ещё живы, — покачал он головой и снова прилип к окулярам.

К планете я вёл катер по широкой дуге, перейдя на неё, как только наша цель стала видна невооружённым глазом. Дальномер продолжал нести всякий бред и ориентироваться на его показания было бы верхом безрассудства.

Тёмный шар медленно рос, оставаясь справа от нас и я осторожно шевелил джоем, стремясь направить катер по касательной к его поверхности, так, чтобы мы вышли на его дневную сторону. Не могу сказать, что ночная сторона была совсем уж мёртвой — кое где тёмный диск озаряли короткие вспышки то белого, то желто-оранжевого цвета, что наводило на мысли о бушующих в атмосфере грозах и извержениях местных вулканов. Первый вариант, впрочем, вызвал бурную дискуссию между Доком и мной — оставленный в нашем мире планетоид был простым мёртвым булыжником, с полным отсутствием чего-либо интересного — ни руд, ни минералов там не было. Атмосферы там тоже, как вы понимаете, не было.

А тут… Молнии, вулканы…

Ещё больше вопросов возникло, когда до поверхности оставалось менее тысячи километров, то есть — менее одного мегаметра. На такой дистанции дальномер резко взялся за ум, прекратив путаться в своих показаниях и теперь отщёлкивал медленно сокращавшуюся до поверхности дистанцию, не пугая нас своими скачками.

Первое, что мы увидели, выскочив на освещённую сторону — были облака. Самые обычные — белые и пушистые. С высоты в семь сотен километров было хорошо видно их скопление, расположившееся вокруг одного из горных пиков, сдвоенным клыком возвышавшегося над равнинной поверхностью планеты. По нашей дружной оценке, этот не-то зуб, не то коготь, поднимался километров так на двести, однозначно доминируя над в общем-то равнинной поверхностью.

Казалось бы — ну, облака — чего такого-то?

Но — на фоне пронзительно чёрного неба, вкупе с показаниями газоанализатора, клявшегося, что между нашим бортом и поверхностью нет ни одной молекулы газа, любого газа, эти мягкие на вид образования, воспринимались, мягко говоря — необычно.

— Может и он тоже, того? — Жвалг постучал пальцем по экрану газоанализатора, но его шкала так и осталась мёртвой: — Не могут же быть облака и — отсутствовать атмосфера, а Сэм?

— Да хрен его знает, — пожал плечами я: — Мы же не дома — тут… — не договорив я мотнул головой, продолжая плавный спуск к поверхности.

С высоты в пять сотен километров уже можно было разобрать её детали, ничем особым не отличавшиеся от множества таких же виденных мною раньше. Обычная, навевающая зевоту, бурая равнина. Кратеры, каньоны и небольшие, с острыми пиками, горы. Скука — если не обращать внимания на зуб с облаками, на который, выбрав его в качестве ориентира, я и рулил.

— Может к нему? — Док показал рукой на загадочное образование, но я отрицательно покачал головой, хотя, буду честен — любопытство внутри меня просто требовало лететь к тем облакам.

— Не, мы на разведке. Сейчас сядем, осмотримся, свезёт — попробуем камней набрать и домой.

— Сэм! Ну неужто тебе не интересно?

— Очень, — кивнул я, разглядывая пейзаж прямо по курсу. Мы уже спустились до полутора сотен и теперь могли разобрать больше деталей, но оптимизма они не вызывали: — Видишь? Вон те тёмные точки?

— Да, а что это? Похоже на камни.

— Камни и есть. И, что для нас хреново — их много. Как садиться-то будем, а, Док?

Чёрные точки, успевшие к этому моменту, вырасти и превратиться из безобидных с высоты оспин, в огромные булыжники, каждый из которых был сравним с нашим катером, густо усеивали всю поверхность под нами и рисковать посадкой корабля между ними я не хотел. Управлялся катер всё так же вяло, с задержкой реагируя на движения джоя, так что, садиться в опасной близости от острых на даже на глаз граней, я попросту боялся. А не рассчитаю? Впилимся бортом — и что? Нет уж…

— Сэм, — отлипший от окуляров телескопа Док, потянул меня за рукав, одновременно указывая куда-то влево: — Вон там, левее градусов сорок, горочку видишь? Там чисто, давай на ней высадимся?

Не могу сказать, что его открытие вызвало у меня прилив энтузиазма. Мысленно я уже прикидывал маршрут подъёма в космос, или что тут есть, с последующим возвращением домой.

А что?

Данных — набрали, планету — нашли, даже до… — я скосил глаза на дальномер, до полусотни ка-мэ спустились.

Чего судьбу искушать?

Но в Жвалга явно вселился дух пионера-первопроходца.

— Сэм… Так… Теперь прямо, со снижением. Вот, отлично! Чуть левее, ага! Вот так! — командовал он, уставившись одним глазом в телескоп: — Чуть притормози, ага… Ага… И правее, чёрт! Сэм! Ты что — не видишь?

— Не вижу, — пробурчал я, и это было правдой.

С моего места — штатного места штурмана, открывался отличный вид во все стороны — во все, кроме как вниз. В принципе — верно, сажать корабль дело пилота и — именно его кресло обеспечивало прекрасный обзор по всем четырём сторонам.

— Не видишь… — протянул он, на миг оторвавшись от созерцания поверхности впереди и покосившись на меня: — Не видишь… Так. Слушай меня! — отодвинув ставший не нужным телескоп — мы медленно ползли на высоте пары километров, он принялся командовать, перегнувшись, для лучшего обзора через пилотскую консоль.

В принципе, я бы тоже мог перегнуться через свой пульт и рулить, опираясь на увиденное.

Но!

Вы пробовали управлять кораблём не то что стоя, а вообще — согнувшись вдвое? Нет? И не советую. Чревато для здоровья и в обычном пространстве, а уж при посадке на неизвестную и неподготовленную площадку и вовсе, гарантированный способ самоубиться.

— Сейчас немного левее… Ещё, еще… — Жвалг бросал мне команды практически лёжа животом на пульте, благо ему-то рулить не надо было: — Хорошо… Хорошо… Притормози. Еще медленнее, Сэм! Медленнее… Ага. Вот так. Начинай снижение. — покосившись на оживший альтиметр он объявил: — До поверхности полсотни метров, давай потихоньку.

Я молча пожал плечами и начал опускать катер вниз, стараясь делать это максимально медленно и плавно.

— Чуть вперёд и правее, Сэм. Там бугорок какой-то, лучше его обойти, да?

— Ты командуешь, — меланхолично ответил я, работая на образ тупого исполнителя: — Гробанёмся — ты виноват.

— А сядем? — он бросил на меня короткий взгляд.

— Сядем успешно — я молодец. Я же рулю.

— Ну ты и… — начал было он, но тут же оборвал себя: — Потом! Давай ещё правее и…

— И что? — он резко смолк, но в следующий момент просто взорвался криками: — Назад, Сэм! Твоюж мать! Назад! Стой! Вверх! Сэм! Стой!

— Ээээ… — я, на всякий случай, остановил катер и сейчас мы висели в пространстве абсолютно неподвижно. Ну — настолько, насколько я мог оценивать наши перемещения: — Ты бы уж, барин, определился бы, что делать-то? Куды рулить-то?

— Очень смешно, — повернувшись ко мне он провёл ладонью по лицу, стирая выступивший пот: — Пошутил, да? Давай назад… Метров на тридцать.

— Может тридцать четыре с четвертью?

— Чего? А, ну да, давай так.

— Док — у меня рулетки нет!

— А зачем тебе рулетка? Тьфу! Сэм! Ты достал уже!

— А ты команды давай нормальные, — огрызнулся я, заставляя корабль медленно ползти назад: — Где я тебе ориентиры найду? Не по звёздам же?!

— Стой, — он махнул рукой, не ведясь на мои провокации: — Всё, Сэм! Спускаемся. Только — медленно, хорошо?

— Да хорошо, хорошо, — проворчал я, осторожно опуская нас — так осторожно я ещё не садился, даже свой первый корабль я сажал куда как жестче, припечатав его к посадочной платформе, забыв про вертикальную составляющую скорости.

— Двадцать… Пятнадцать… Медленнее, Сэм, медленнее… Девять…

Взметнувшиеся облака пыли закрыли обзор и Док плюхнулся в кресло, не сводя взгляда с альтиметра: — Семь… Пять… Притормози, Сэм! Три…

— Сам знаю, ты лучше опоры выпусти, — закусив губу я едва-едва, по миллиметру, сдвигал грибок тяги на рукояти джоя, стараясь максимально замедлить наше снижение и получалось это не очень — вертикальная составляющая скорости снижалась медленно, а сильнее оперировать генераторами покойного профессора я опасался, боясь, что с непривычки, не чувствуя катер, отправлю нас вверх, пережав регуляторы.

— А как? Два с половиной… Лапы как выпускать?

— Млять! Док! Кнопка, справа внизу. С огоньком на ней. Ну?

— Тумблер с синей лампочкой? Два ровно!

— Да! Чёрт побери! С синей — перекинь его!

Щелчка перекинутого тумблера я не расслышал — не до того было, а вот жужжание моторов, выдвигавших опорные лапы из корпуса прозвучала для меня как лучшая мелодия, услышанная мной в жизни.

— Один и семь… Сэм — перекинул, зелёным горит! Один и четыре!

— Хорошо! Сейчас… — договорить я не успел — лёгкий толчок, сменившийся быстро угасшим покачиванием, возвестил нам, что ещё один этап нашей экспедиции завершился успешно — мы были на поверхности планеты.

— Уважаемые пассажиры! Наш катер совершил посадку на поверхности чёрт-его-знает-какой планеты, — подражая капитану пассажирского транспорта проговорил я, отстёгивая ремни: — Просьба оставаться на своих местах до… Эээ… Ладно. Можете не оставаться.

— Смешно, — Жвалг пристёгнут не был и уже стоял около правого иллюминатора, вглядываясь в пыльную взвесь снаружи.

— Ерунда какая-то, — я постучал пальцами по стеклу иллюминатора, за которым продолжали клубиться пылевые вихри: — Мы уже минут пять, как сели, а всё никак не уляжется.

За время, прошедшее с момента посадки мы не только успели натянуть лёгкие скафандры, но и перекурить. Перекуривал я, Док, понимая, что говорить о перерасходе воздуха бессмысленно — у нас на борту был недельный запас воздушной смеси, прочитал мне лекцию о вреде курения и попытался запугать меня примерами из своей практики, упирая на красочные детали несомненно ожидавшей меня смерти. Впустую — докурив первую, я подошёл к иллюминатору и, когда я задавал свой вопрос, в моих пальцах уже была зажата вторая сигарета.

— Хм… — споткнувшись на середине своего повествования о том, как я буду выхаркивать куски прокуренных лёгких, Жвалг недовольно вздохнул: — Сэм! Я, между прочим, о твоём здоровье забочусь! А ты?

— А что я? — я снова постучал в стекло, будто неслышный снаружи стук мог испугать и разогнать танцующие снаружи пылинки: — Мы тут не ради лекций о здоровом образе жизни, так, Док? Сидим… Сидим… Не, твои рассказы, они, да — интересны, особенно эти… Эфимизмы, но…

— Эфиземы.

— Ага и они тоже. Но меня больше беспокоят не они — а вот эта чертовщина. Там же вакуум, да?

— Угу, — он бросил короткий взгляд на газоанализатор, чья шкала продолжала оставаться мёртвой.

— И гравитация тут — практически стандарт. Почти единица. Так чего они не падают?!

— Не хотят, и ты не хочешь.

— Чего я не хочу?

— Курить, — он показал глазами на сигарету: — Сейчас я тебе про импотенцию расскажу. Вот послушай — был у меня один случай. Приходит ко мне, значит, боец. А смолил он, почти со школы. И говорит мне: «Док, у меня это…»

Что именно «это» я не услышал — пылевая взвесь, всё это время закручивавшая спирали за иллюминатором, вдруг замерла, просто зависнув в пустоте, а затем так же дружно, словно каждая из них была солдатом, получившим команду «ложись», рухнула вниз, открывая перед нашими идеально чистое пространство.

От неожиданности я даже сигарету уронил — вот только что было и раз — нет!

— Охренеть… — я повернулся к Жвалгу, но тот был удивлён не меньше моего, по крайней мере, его, так и не закрытый рот однозначно показывал его состояние.

— Эээммм… — он сглотнул и перевёл взгляд с меня наружу: — Эээ…

— Ага, именно ток, Док.

— Может магнитное поле? Поменялось — вот они и упали. В смысле — притянулись.

— Может. А может и нет. Может эфир подул.

— Какой эфир?

— Ну явно не ваш, медицинский. Мировой, Док. Есть такая теория, — начал было я, ища глазами сигарету, но подошедший ко мне ревнитель здорового образа жизни, как бы случайно раздавил её своим сапогом.

— Пошли, Сэм, — он сделал вид, что ничего не заметил: — Пыль улеглась, самое время вылазку сделать. Пошли.

— Может подождём? — я мстительно покосился на свой комбез, в чьём кармане оставалась почти целая пачка: — Мало ли чего — вдруг взлетят? Да и ты мне про того бойца и его импотенцию не рассказал.

— Да нечего рассказывать, — отмахнулся Жвалг, готовясь опустить забрало шлема: — Снайпер ему яйца отстрелил, когда тот покурить вылез. Пошли.

Идти вот так сразу мне не хотелось — по моему разумению следовало выждать, мало ли чего. Вот вылезем, а они как прыгнут! Облепят, превратят в статуи — и всё, привет!

— А к тебе он тогда что пришёл, — попробовал оттянуть момент выхода я: — Яйца что ли принёс? Пришить, да?

— Сэм! Ведро бери. — сам Док уже вооружился совковой лопатой и нетерпеливо переступал с ноги на ногу около двери, ведущей в шлюзовую камеру: — Голова у него болела, вот и пришёл.

— Хм… — я почесал подбородок: — Где голова и где яйца… Что-то я тебя не понимаю.

— Кончай дурить! — он угрожающе покачал лопатой: — Пошли. — но увидев, что я не сдвинулся с места, Док вздохнул и пояснил: — Я ему таблетку дал. Он вышел из блиндажа и курить на бруствер уселся. Дело ночью было. Руку — с сигаретой опустил и словил. Понял?

— Ааа… То есть снайпер решил, что там голова, да? А что он на бруствер сел?

— Мозги прокурил потому что! — поняв, что словами от меня ничего не добиться, он схватил меня за рукав и поволок к шлюзу.

— Но, Жавлг, погоди! — я попробовал вырваться, но хватка у Дока была что надо: — Мне…же… Просто интересно!

Не обращая внимания на мои трепыхания, он подтащил меня к шлюзу и затолкнул внутрь, стоило столько створке отъехать в сторону на ширину, достаточную для моей тушки.

— Стекло опусти, — посоветовал этот тип, готовясь начать процесс шлюзования и мне не оставалось ничего другого, как подчиниться его словам, благо шлём лёгкого скафандра — в них можно было находиться в пустоте до получаса, закрывался одним движением.

Открывшийся из шлюзовой камеры вид ничем особенным взгляд не радовал. Прямо перед нами простиралась ровная, запорошенная пылью и песком равнина. Метрах так в двадцати от нас края площадки начинали медленно подниматься вверх, и я порадовался наблюдательности врача — сам бы я этот пятачок вряд ли бы разглядел, интуитивно ища более просторное место для площадки. А тут… Мало того, что разглядел, так и сумел направить меня прямо по её центру. Вспомнив кое-что, я повернулся к Жвалгу, жадно рассматривавшему пустынный пейзаж.

— Слышь, Док? А чего ты «назад» заорал, ну, когда на посадку шли?

— Чего заорал? — он чуть подвинул меня плечом, явно готовясь спрыгнуть вниз, но я, ухватив его за пояс, оттащил новоявленного исследователя назад, вглубь камеры.

— Ты чего, Док? Забыл? Мы как обещали — из корабля ни шагу. Наберём образцов, — я приподнял ведро: — И всё, назад.

— Да погоди ты, — дёрнулся он, вырываясь: — Сэм! Там такое… Вон там, — его рука указала на приподнимающийся край площадки: — Пойми, — он снова дёрнулся, но неудачно — я ждал его рывка: — Пойми, Сэм! Это надо видеть! Мы, когда садились, мы перевалили тот гребень, я видел, Сэм! Видел!

— Чего ты видел? — ожидая его рывка я немного отклонился назад, но Док внимательно следил за моими действиями — вместо того, чтобы дёрнуться вперёд, наружу, он, сначала сдал назад, наваливаясь на меня спиной, а, когда я отшатнулся, рванулся к выходу из шлюза, одновременно поворачиваясь вокруг себя, отчего мои пальцы разжались, освобождая его пояс.

Коротким прыжком он перескочил комингс и уже через секунду смотрел на меня, стоя на поверхности чужой планеты.

Признаюсь — я окаменел.

Не знаю, чего я ждал — молнии с пустого неба, пропасти, которая должна была разверзнуться под ногами нечестивца из низкого мира, посмевшего осквернить собой поверхность этой планеты…

Не знаю. Док, кстати, похоже тоже ожидал чего-то подобного — оказавшись внизу он замер, словно испугавшись своей смелости и только наше хриплое дыхание показывало, что мы оба всё ещё живы.

— Эээ… Жвалг? — я облизал пересохшие губы и сглотнул ставшую внезапно очень вязкой слюну: — Скажи мне — ты дебил?

— А мы живы, Сэм! Живы! — он подпрыгнул на месте будто испытывал поверхность планеты на прочность: — Крепкая, — подтвердил он мою догадку и тут же пнул носком ботинка небольшой камушек, улетевший куда-то за корму: — Иди сюда, Сэм. Всё в норме!

— В норме? — я подставил ведро и об его днище стукнулся заброшенный туда второй камешек.

— В норме! — Док покрутил в руках более крупный булыжник и, подойдя ко мне, забросил его в шлюз: — Знаешь, — он небрежно облокотился на край проёма: — Я почему-то думал, что поверхность как желе будет.

— Как желе?

— У меня всё норм с головой, — хихикнул он: — Но вот когда прыгал — ждал, что она, — носок его ботинка прочертил борозду в пыли под корпусом: — Как батут меня отбросит. Я даже напрягся. А тут — камень как камень.

— Камень, — повторил его слова я, слегка пнув булыжник, отчего он, подпрыгивая на неровностях своей поверхности, откатился в дальний угол, где и затих: — А я молнии ждал, — признался я, — с небес.

— По мне?!

— Угу.

— Ну ты гад, Сэм! А, если бы она по тебе?

— А по мне-то за что?

— За всё хорошее, — проворчал он и, отойдя от шлюза, махнул рукой: — Пошли.

— Куда? — поверхность чужой планеты ударила меня по подошвам скафандра точно так же, как до этого делали многие другие поверхности. Даже песок, вминаемый рубчатым протектором, поскрипывал, уплотняясь под моим весом как обычный песок, ничем не показывая своего отличия от песка моего мира.

— К гребню, — скомандовал он и, подавая пример направился к краю, что был прямо перед носом нашего картера. При этом, Док, к моему удивлению, двигался пригнувшись, будто эта, абсолютно пустая равнина, простреливалась неведомым противником. Почти подойдя к краю, он, гибким, каким-то змеиным движением перетёк в положение лёжа и последние несколько метров до гребня, прополз, вжимаясь в поверхность, отчего в песке появилась заметная борозда.

Добравшись до конечной точки, Док ловко, не отрываясь от поверхности, повернулся и поманил меня к себе: — Давай сюда, Сэм. Только тихо, не надо, что бы нас заметили.

— Заметили кто? — не понял я направляясь было к нему во весь рост, но он так зашипел, что я поспешно плюхнулся на брюхо.

— Кто заметили, Жвалг? — повторил я свой вопрос, когда оказался рядом.

— Они, — он кивнул за гребень: — Сейчас сам увидишь: — Приготовься.

— Готов, — перевернувшись на живот, я подвёл руки под грудь, готовясь, по его команде выставить голову над горкой породы, отделявшей нас от того, что так и взволновало, и заинтересовало моего спутника. Напрягши руки, я ждал его команды, но её не было. Пять секунд, десять — время шло, а Жвалг молчал. Он точно был жив — в шлеме раздавалось его дыхание, переданное по связи, вот только оно было каким-то странным — ни дать, ни взять, Док к чему-то принюхивался.

В шлеме!

Принюхивался!

К чему?!

Тут, в скафандре, то есть, если даже и обделаться по-крупному, запах до носа дойдёт очень нескоро. Скорее уж… Ладно, пропустим этот момент.

Я уже собирался его окликнуть — с момента последних слов уже прошло около минуты и наше бездействие начинало напрягать, как вдруг моего лица коснулся лёгкий и свежий ветерок. С собой он принёс йодистые ароматы моря — тёплого, ласкового, манящего к себе игрой волн в прибое и такого неуместного здесь.

Невольно я втянул носом воздух, желая наполнить грудь этой освежающей волной, вдыхая её бодрящие ароматы, я вдруг осознал — чёрт! Я же сейчас дышу ровно также как Жвалг!

— Док, — пересилив себя — желание было только одно — дышать, лежать, не шевелиться и дышать, дышать — на любые другие действия у меня просто не было ни сил, ни желания, так вот — пересилив себя я окликнул своего товарища: — Ты это тоже слышишь? Ну — чем пахнет, слышишь?

— Морем, как в детстве, — затуманенным голосом ответил он после небольшой задержки: — Домом. Плюшками, бабушкиными.

Сказав это, он перевернулся на спину и вытянувшись во весь рост, закинул руки себе за голову — за шлем то есть.

— Эй-эй, Док! Ты чего, — я потряс его за локоть: — Какое на хрен море? Какие к чёрту пирожки, Жвалг! Мы в скафандрах! Забыл?! Тут вакуум!

Скосив глаза на левый рукав, я отыскал взглядом датчик внешнего давления, размещённый чуть выше запястья. Резиновый шарик, размещённый внутри прозрачной трубочки, раздулся во всю её длину, не встречая никакого сопротивления снаружи, подтверждая мои слова. Нас окружала пустота и ни что не мешало этой резинке заполнить собой всё свободное пространство.

— Док, — я снова тряхнул его: — Не раскисай — это глюк. Может фильтры дурят, может…

— Тсс… — рывком повернувшись на живот он прижал меня рукой к поверхности: — Тихо, Сэм. Тихо. Прислушайся.

— Чего? — не понял я, а, в следующий момент, я услышал шум прибоя. Волны, с однообразным, убаюкивающим шелестом накатывались на берег и став пеной, шипя, откатывались назад, проигрывая атаку за атакой суше.

И, в отличии от ветерка, продолжавшего дуть мне в лицо, как бы я не вертел головой в шлеме, звуки раздавались спереди — я несколько раз покрутил головой, прислушиваясь то одним, то другим ухом — нет, точно — прибой воевал с сушей впереди, скрытый от наших взором выступом поверхности.

Приподнявшись на локтях, я осторожно высунул голову над каменистым гребнем.

Это был кратер.

Когда-то давно — сотни тысячелетий, а может и миллионы лет назад космический странник окончил своё путешествие здесь, выбрав по воле случая эту поверхность в роли конечной точки своего маршрута. Лоно планеты, приняв в себя всю его силу, расплескалось, образовав классический цирк, окружённый невысокими стенками, из-за края которой мы сейчас и выглядывали.

Само пространство, заключённое в кольцо стен, было не велико — поперечник кратера я оценил километров в тридцать, может быть, чуть больше, но это было не важно — в нём бушевало море.

Высокие волны с шапками пены бились о стенки цирка, стремясь вырваться наружи и покрыть собой равнину снаружи. Стены, вздрагивая от их ударов, сдерживали их натиск и волны, покрыв скалы клочьями пены отступали, готовясь к новому натиску. Их война длилась уже давно — во многих местах некогда толстые вертикали каменных бастионов истончились, обрушились, уступив силе волн, и их обломки, перемолотые в песок, создали песчаные пляжи, протянувшиеся вдоль устоявших стен.

Всё было так — вот только море было молочно-белым.

Отливающие металлическим блеском шапки пены украшали макушки белоснежных гребней волн, и ветер, незримо бушевавший над поверхностью, срывал их, гоня куда-то к центру моря стаи радужных пузырьков. А те пенные наездники, которым удалось удержаться на своих конях, спрыгивали на прибрежный песок, покрывая собой прибрежное пространство и различный мусор, выброшенный волнами из глубин пучины.

Обрывки водорослей, обломки стволов — привычный морской мусор был разбросан по всему пляжу, совсем как в нашей реальности, ничем особым, не отличаясь от хорошо знакомого нам вида — кое-где, в кучах различного хлама, даже что-то зеленело совсем уже родной растительной зеленью.

— Урановые реки и ртутные берега… — пробормотал я себе под нос, разглядывая это буйство природы.

— А не наоборот? — Док тоже высунул голову из-за края скалы и сейчас во всю крутил шлемом, стремясь рассмотреть открывшийся нам вид со всех ракурсов.

— А смысл?

— Ну… Ртутные реки оно как-то привычнее, — пожал плечами он, привстав так, что большая часть его тела покинула наше укрытие: — Где же они? Я их тут видел, Сэм! Точно видел — вон там, — удерживаясь одной рукой за камень, он вытянул вторую в сторону моря и повторил: — Я видел! Это был не глюк! Они там плавали, честно! Такие чёрные, Сэм, как… Как… — Жвалг замялся, подбирая слова и, я уверен, он бы их нашёл, но тут пространство перед нами начало меняться.

Каменный выступ, за которым мы прятались, легонько вздрогнул и, из его поверхности, обращённой внутрь, начали струиться тонкие серые полоски, всем своим видом намекавшие на своё родство с пеленой гиперперехода. Постепенно струйки росли, раздавались в стороны, и, покрутив головой, я убедился, что их порождал не только наш уступ.

Все каменные стены, все, куда только мог дотянуться мой взгляд, исторгали всё ту же дымку, постепенно заволакивавшую пространство над внезапно успокоившимся морем. Полотна тумана стелились над белой гладью, то вздуваясь вверх, то приникая к его поверхности. Они продолжали свой рост, но, когда их края встречались, серая мгла не сливалось в одно целое, наоборот! Кромки полотнищ начинали трепетать, забираться друг на друга, будто между ними шла борьба за место под солнцем.

Встретившись в центре, они забурлили, продолжая свою борьбу, скрутились, спутались между собой и, вспухли пузырём, который, спустя несколько секунд, будучи не в силах удержать их в себе, лопнул, выплёскивая вверх подобие торнадо, над вершиной которого тут же вспыхнула бледно голубая звезда. Её свет был столь резок, что я поспешил отвести взгляд, сберегая зрение.

Камни, словно почуяв, что их задача выполнена, вздрогнули еще раз, прекращая подпитывать собой свои полосы, отчего по тем побежали короткие, судорожные волны, от которых в трепет пришла вся колонна торнадо. Её верхний конец, отливавший сиреневым в свете новой звезды, задрожал и принялся раскачиваться из стороны в сторону, на ходу разворачиваясь, расплетаясь на составлявшие его тело серые канаты, которые, раскрывшись подобно лепесткам цветка, принялись таять в окружающем их пространстве.

Досмотреть этот процесс до конца мне не дал Жвалг — когда стебелёк-торнадо уменьшился вдвое он пихнул меня локтем в бок: — Сэм! Смотри — затмение!

Другой рукой он показывал вверх, на ту, недавно появившуюся звезду — её диск, до этого сверкавший резким, бледно голубым сиянием, вдруг как-то потускнел, свет, исходивший от него стал мягким и даже каким-то тёплым что ли.

Середина нового светила начала темнеть и, действительно, всё происходящее с этой звездой, действительно напоминало затмение, вот только какое-то неправильное, вывернутое наизнанку что ли.

Затемнение диска началось не от края, как у всех нормальных звёзд, чью плоскость пересекает близкий к нам объект, создавая волну тени своим движением. Нет — сейчас он темнел сразу от центра, будто тот, неведомый нам объект или некая планета — будто нечто двигалось от нас к светилу! Я даже головой покрутил, пытаясь отыскать взором причину такого затемнения — безуспешно, разумеется.

Меж тем, центр звёздного диска продолжал темнеть, очертания чего-то, приближавшегося к нему и закрывавшего собой его свет, всё росли, становились всё более и более чёткими, формируя постоянно расширяющийся круг. Он рос, раздвигал свои края, и, соразмерно этому его движению, на кратер опускалась темнота и тишина — я только сейчас заметил, что рокот волн — стих. Сейчас, а не тогда, когда молочные волны стихли, будто разглаженные пронёсшимися над ними серыми полотнищами. Всё вокруг замерло так сильно, как бывает в последние минуты перед восходом, когда, в ожидании рождения нового дня стихают все — и птицы, и насекомые, и люди, обращая свои взоры на восток, где вот-вот должен появиться алый край Солнца, принося нам начало нового дня.

Очередной толчок в бок не позволил мне развить свою мысль дальше.

— Господи… Что это? — вылезший из-за нашего укрытия более чем на половину Док, сейчас поспешно сдавал назад, вжимаясь всем телом в наш камень — поверхность диска, которую, почти всю залила чернота, оставив видимым только узенькую полоску вокруг края, эта чернота сейчас набухала, оживала — будто нечто, спрятанное там, внутри, рвалось наружу, стремясь попасть в этот мир.

Возникший в центре светила нарыв шевелился, раскачивался из стороны в сторону — было видно, как его головка, раскачиваясь из стороны в сторону, перекрывает светящийся поясок по периметру звезды. Вот она дёрнулась вперёд, отступила, словно собираясь с силами и снова рванулась вперёд, да так сильно, что темнота, из которого и состояло тело этого вздутия пошла складками как какая-то материя или плёнка.

Новый рывок и снова — отступление.

Ещё одна попытка.

На сей раз, тёмная материя — называть темнотой то, из чего состоял этот нарыв я больше не мог — слишком уж материальным выглядела эта чёрная плёнка — очередной рывок заставил её края отползти к центру звезды, расширяя светлое колечко по периметру и то, что рвалось из недр диска почувствовало эту слабину.

Я ожидал что она лопнет, пойдёт трещинами, разрушится, уступая напору того, что рвалось с другой стороны, но этого не произошло.

Нарыв, этот вырост, принялся расти вверх, окутываемый облегавшей его плёнкой, которая сползая с поверхности светила открывала всё больше и больше места для света, принявшегося заливать всё вокруг своим сиянием с удвоенной силой.

Прошло ещё совсем немного времени и нечто, сильно напоминавшее огромный палец, набирая скорость, начало движение к застывшей поверхности белого моря. При движении этот палец втягивал в себя — в свой, видимый нам конец, темную плёнку, и она, скользя по его телу, обнажала его бурую поверхность, украшенную одинаковыми плитами более светлого оттенка.

Втянув в себя всю плёнку, червь — а в том, что это был один из тех гигантов, про которых писал Жерг в своём дневнике, я уже не сомневался — червь покрутил своей головой над пустынной гладью моря, словно выискивая кого бы ещё сожрать и, не найдя ничего подходящего, распахнул свою пасть — в других условиях я бы сказал, что он заорал, но — какой крик в пустоте?!

Крутанув головой червяк, замерев на пару секунд, продемонстрировал нам свою, раскрывшуюся на множество треугольных сегментов пасть, в глубине которой отливали воронёным металлом длинные иглы зубов. Или клыков, когтей — у меня нет подходящих слов для описания увиденного. Эти зубья не были неподвижны, как у существ нашего мира — они находились в постоянном движении — сновали взад-вперёд, раскачивались из стороны в сторону — в общем содержимое его пасти, жило своей, независимой от всего прочего, жизнью.

Так и не обнаружив ничего съедобного, червь — прямо как человек, разочарованно покачал головой, и, сомкнув пасть, нырнул в белую гладь, простиравшуюся под ним. Молочная жидкость приняла его без всплеска, словно это было густое масло, а не та вольная стихия, которая всего несколько минут назад яростными волнами обрушивалась на берег, стремясь вырваться на свободу из плена каменных стен.

— Он когда ни будь кончится? — зевнув, Док повернулся ко мне, облокачиваясь спиной о каменный бруствер. Зевать было от чего — уже более пяти минут тело червя скользило от звезды к глади моря и конца этому движению видно не было. Поначалу мы жадно рассматривали движущееся сверху вниз тело, отмечая и указывая друг другу на особо примечательные его части. То на отсутствующую пластину, то — на длинный шрам, полукольцом охватывавший его бок — но и это занятие приелось нам спустя пару минут.

— Да кто же его знает? — покачал я головой, стараясь сдержать свой зевок: — Может — а ну его нафиг, а? Пошли к катеру — чего тут сидеть?

— Погоди. Давай хвост дождёмся. Интересно же.

— А, если у него его нет? Хвоста, то есть?

— Как это нет?

— Смотри, — привстав я ткнул рукой в сторону всё так же скользившего тела: — Его перед нами уже столько прошло, что море это, — взмахом руки я указал на слабо колыхавшуюся белую гладь: — Давно уже должно было из берегов выйти. А ничего!

— И что? Может там глубоко? Внизу. Пещера какая есть, пустоты разные — вот он туда и ползёт. Заползает в них?

— Вряд ли. Кратер как кратер — у таких плоское дно. Уж поверь — я, подобных, перевидал немерено.

— Но ведь он же — ползёт?!

— Угу. Из точки «А», — я ткнул рукой в диск звезды: — В точку «Б». В море это. Только может это и не звезда вовсе и не море совсем.

— А что?

— Да откуда я знаю, — пожал я плечами: — Вверху — портал выхода, внизу — входа. Вот он между ними и ползёт. А может и вовсе, — не сдержавшись я зевнул и, покосившись на червя, всё так же продолжавшего своё движение, продолжил: — Может он и не ползёт никуда.

— Это как? Вот же — ползёт. Ты сам видишь!

— Ну… Выходит из звезды сюда, ныряет в море и выныривает перед ней же. И — по кругу. Как белка в колесе.

— Хм… А зачем? — он повернулся к червю и некоторое время пристально его разглядывал, после чего отрицательно покачал головой: — Не, Сэм. Красиво придумал, но не катит.

— Чего так? — я снова не удержался и зевнул: — А, как по мне, так вполне. Может он типа хомячка — хозяева ему вот такое колесо сделали — он и радуется. Милое, домашнее животное. — всё же не выдержав, я снова зевнул.

— Так следы, ну те — что мы видели, на шкуре. Они же не повторяются? Вот!

— Может он другим боком ползёт, — не сдавался я: — Вот и не видим. Чешется по дороге. Или ему — пузико чешут. Хозяин — любит свою скотинку, вот и…

К сожалению, или к счастью — не знаю, но развить мне свою мысль дальше не удалось — именно в этот момент объект наших наблюдений решил закончиться. И причём — проделал это он крайне быстро — я только было выставил руку, желая продемонстрировать, как именно ему чешут пузико, как червь резко кончился. Вот ещё секунду назад его тело скользило мимо нас и… Хоп! Выскочивший из тотчас очистившегося диска обрубленный хвост скрылся в молочной глади. С секунду ничего не происходило, а затем, как-то одновременно — исчезла и звезда вверху, и, по гладкой белизне моря, пробежали, постепенно набирая силу, первые волны.

— Эээ… — я машинально помахал рукой ему вслед: — Всё. Конец фильма, пошли домой, Док.

— Пошли, — спорить он не стал, было видно, что переизбыток эмоций и, плюсом, бесконечное ожидание хвоста червя, случившееся так внезапно — сделали своё дело, погасив в нём первооткрывательский пыл.

Выпрямившись во весь рост, я бросил прощальный взгляд на пришедшее в движение море уже было повернулся к катеру, как Жвалг схватил меня за плечо: — Погоди. Смотри — там что-то происходит!

Прямо напротив нас, совсем рядом с берегом, только что бывшая ровной как стол белая поверхность — волны сюда ещё не дошли, вдруг вспучилась горбом, а, чуть позже — ещё одним. Второй горб был крупнее, и он явно преследовал первый — точно как в обычном водоёме, когда крупная хищная рыба преследует свою более мелкую, но весьма шуструю жертву.

Не говоря ни слова, мы метнулись назад и залегли за нашим бруствером, выставив из-за него только верхние части шлемов.

Подводная часть погони продолжалась недолго — и жертва и её преследователь успели почти замкнуть круг, от того места, где мы впервые заметили эти горбы, как жертва, осознав тщетность своего бегства, попробовала перейти в атаку.

Молочная гладь расступилась и, в пространство над ней, вылетело, изгибающееся в полёте тело молодого червя. Этот экземпляр был намного меньше того гиганта, которого мы видели перед этим. Меньше и светлее — его тело было светло древесного оттенка, собственно поэтому я и посчитал его молодым. Замысел убегавшего так же был ясен — пользуясь своей гибкостью и манёвренностью, он надеялся одним прыжком оказаться за спиной, или хвостом — кто их разберёт, чего там у них, оказаться за своим преследователем — и, скрыться, оторваться на безопасную дистанцию, пока тот будет разворачиваться.

План был хорош, я и сам, в бытность мою простым пилотом, часто именно так удирал от более крупных обидчиков, но его нынешний преследователь, был явно готов и к такому манёвру своей жертвы. Точно в тот момент, когда тело молодого, описав красивую дугу над поверхностью, было готово коснуться белой глади головой, вертикально вверх, разбрасывая во все стороны молочные брызги, выстрелил своей оскаленной пастью его противник. Он был гораздо крупнее и темнее, тело, несшее на себе следы множества схваток, вытянулось в струну, всаживая чёрные клыки в добычу.

На миг всё замерло — схвативший свою жертву преследователь, завис, и я физически ощутил, как его зубы, с неприятным хрустом, пробивают костяные пластинки молодого. Замерло всё — даже белые капельки неподвижно застыли вокруг нападавшего, получившего свой приз, а, в следующий миг, они оба рухнули вниз, подняв целый столб брызг.

Ещё через миг, добравшиеся, наконец-то сюда волны, стёрли с поверхности все следы происходившего.

— Крупные рыбы пожирают мелких, — пробормотал я известную фразу, так хорошо подходившую к увиденному.

— Закон природы, — качнул шлемом Жвалг и встал в полный рост: — Полетели домой что ли?

Я уж было хотел с ним согласиться, как вдруг заметил, как волны, набегавшие на песок практически под нами, вдруг выбросили на берег нечто похожее на сильно измятый цилиндр светлого древесного цвета.

— Смотри, Док, — я махнул рукой, привлекая его внимание к объекту, уже догадываясь, что именно вынесло к нам: — Тот, большой который, всего мелкого не сожрал. Вон его кусок выкинуло.

Подчиняясь воле волн на самой кромке прибоя, неспешно перекатывался с боку на бок остаток тела жертвы и, судя по тому, что один из его концов был как бы обрублен — это был хвост.

— Думаешь? — он перегнулся через камень приглядываясь, а затем — я и дёрнуться не успел, перескочил на другую сторону, направляясь к объекту.

— Стой! Сдурел?!

— Да всё путём, Сэм. Расслабься, — он останавливаясь прокричал он на ходу, спускаясь короткими прыжками по песчаному склону.

— Ты… — перемахнув через наш бруствер, я направился за ним, осознавая всю глупость содеянного — а ну как вылезет сейчас ещё один — мы же ему на один зуб!

— Док! Убью! Вот как вернёмся… — очередной прыжок вниз по склону оказался неудачным — нога, провалившись в песок по щиколотку увязла, и я, взмахнув руками, опрокинулся на спину, проделав остаток пути на пятой точке.

— Вернёмся — убью! Санитаром сделаю! — проворчал я, вставая и отряхивая скафандр от песка.

— Сделаете, сэр. Конечно, сэр. — вооружившись какой-то кривой палкой, не иначе как подобранной тут же — на песке валялось много разного хлама, Док, не рискуя приближаться к границе намокшего песка, подтягивал, точнее пытался подтянуть к себе хвост молодого, что, учитывая размеры куска, выглядело совсем уж бессмысленным и нелепым занятием.

Длинный, не менее двух, а то и трёх метров, цилиндр был мне примерно по пояс, отчего все его старания были обречены на провал — для этой туши требовался, наверное, складской кар с вилами и человек пять грузчиков для погрузочных работ.

— Да брось ты его, — подойдя к товарищу я встал рядом, не желая ему мешать: — Зачем тебе этот хлам? Мы же его не дотащим?

— Образец же взять надо, — подстраиваясь под ритм волн он пытался раскачать мятый цилиндр так, что б его повернуло к нам обгрызенным концом.

— Пошли на катер, Док, — потянул я его за плечо: — Вернёмся, расскажем нашим — может Дед лебёдку какую придумает. Док! — видя, что он не реагирует на мои слова я дёрнул его сильнее: — Да брось ты это!

— Десять минут, Сэм, — не поворачиваясь он стряхнул мою руку с плеча: — Дай мне десять минут — я уже понял, как его развернуть, у меня, — последние слова он произнёс с натугой, во всю ворочая подсунутой под тело палкой: — У меня уже получается!

— Как скажешь, — поняв, что спорить бесполезно, я отошёл в сторонку и принялся бесцельно бродить по пляжу, пиная попадавшиеся на пути кучки водорослей. От моих ударов высохшие тонкие стебельки лопались, рассыпаясь в невесомую пыль.

— Из праха мы пришли, в прах и вернёмся, — пробормотал я себе под нос, искоса поглядывая на продолжавшего свою борьбу Дока. Труп, пока, однозначно выигрывал, не желая поворачиваться к морю задом, а к моему спутнику — передом.

Покачав головой — это было надолго, я уселся на песок и принялся подкидывать на ладони мелкие камушки, собранные тут же. Камни как камни — белые, серые, некоторые — с полосками каких-то вкраплений — если бы не вакуум, окружавший меня и белые волны с шапками отсвечивающей металлом пены — так вполне привычный пейзаж. Море… Оно и в другой реальности море.

Примерившись, я уже было хотел закинуть камушек в море, но, в последний момент, остановился — кто его знает, что там, в глубине? Получит по башке — обидится. Ну его…

Порадовавшись своей предусмотрительности, я огляделся и, выбрав в качестве мишени, крупную кучу водорослей, запустил его туда, готовясь насладиться рассыпавшимися в прах растениями.

Камень угодил точно в середину кучи, но не пробил её, как я ожидал — он, едва коснувшись коричневых переплетений отскочил в сторону и запрыгал по песку.

Подойдя к непонятной куче, я сделал то, что бы сделал любой другой на моём месте — пнул её ногой. Удар получился хорошим — от сильного сотрясения, водоросли, покрывавшие что-то внутри, рассыпались в пыль, открывая моему взору более крепкую основу.

— Чего это у тебя? — послышался голос Дока. Он стоял рядом, устало опираясь на свою палку.

— Ааа?

— Да ну его, — он досадливо мотнул головой: — В море унесло. Зараза!

Посмотрев ему за спину, я увидел, как хвост молодого качается на волнах в нескольких метрах от берега и понимающе кивнул — бывает, мол.

— Смотри, — присев на корточки я потянул на себя, вытаскивая из песчаного плена кусок шкуры, покрытый слоем плотно прилегавших друг к другу чешуек — именно тех, таких же, что достались мне в наследство от Жерга: — Помоги, ну-ка, давай вместе.

Совместными усилиями мы вытащили на поверхность довольно большой кусок — метра три на пять примерно. Пляж не успел глубоко его похоронить и извлечь его особых сил не потребовало.

Покопавшись носком в обнажившемся слое песка, я выворотил на свет обломки каких-то тонких и пустотелых, отливавших синим, костей, ещё один обрывок — совсем небольшой, метр на метр примерно и небольшой, вытянутый узким треугольником, зуб. Небольшим он был по местным меркам — приложив его к руке я хмыкнул — уперев тупой конец в сгиб локтя, я, с трудом дотягивался кончиками пальцев до его вершины.

— Знаешь, Док, — представив пасть полную таких кинжалов, да что кинжалов — мечей, я невольно поёжился: — А пошли как отсюда, а? Не дай Бог сюда полезут. Сожрут же моментом.

— И не подавятся, — подтвердил он, оценив, с медицинской точки зрения, габариты пасти: — Но, ты не дрейфь — не полезут.

Он стоял около такой же кучки, что и первая, вытаскивая из песка ещё один фрагмент шкуры: — Смотри, Сэм, — Жвалг несколько раз ткнул рукой в крупные скопления высохших водорослей: — Тут явно что-то произошло. Или обмелело быстро и эти, — он встряхнул своим куском: — Не убрались на глубину, или они массово на берег выбросились — как киты или дельфины. У нас.

Следующий час мы занимались тем, что выкапывали из песка всё новые и новые останки.

Свои усилия, для повышения эффективности труда, мы решили разделить. Док — вытаскивал из песка куски шкур и, проведя их быструю экспертизу, складывал добычу в две кучки. В первую он складывал оправдавшие его доверие образцы, а во вторую шло все, что вызывало у него хоть какие-то вопросы. Уточнять критерии оценки я не рискнул, да и некогда было. Мне — некогда. Его план работ определил меня в носильщики — вот я и мотался как проклятый между полосой пляжа и стенкой цирка, вываливая за её границу высочайше одобренные экземпляры. Между кучами шкур громоздился, выросший уже почти мне по пояс, холмик костей и зубов, которые Жвалг тоже хотел прихватить с собой домой, мотивируя это своим долгом перед Наукой. Да-да, именно так — с Большой буквы — я только покачал головой, когда он разродился своей речью о долге и всём таким прочем.

Перевалив очередную охапку за край скалы, я уселся на её верхушку, благо в этом месте камень был практически плоским, решив перевести дух — всё же забеги вверх-вниз серьёзно истощили мой запас сил. Покачивая ногами, я наслаждался бездельем, придумывая в голове отмазку на случай нагоняя от Дока, как вдруг — камень под моей задницей тихонько вздрогнул.

Показалось?

Нет — он вздрогнул ещё раз, потом ещё и завибрировал мелкой, неприятной дрожью, от которой у меня немедленно заныли зубы. Посмотрев вниз, на фигурку Жвалга я обомлел, а, в следующую секунду уже летел спиной вперёд, переваливаясь за наружный край цирка:

— Док! Назад! Наверх! Немедленно! — выставив из-за каменного бруствера шлем я осмотрелся и выматерился — из стен, в сторону моря, медленно ползли пока тонкие и робкие струйки серого тумана.

— Ты чего, Сэм? — не отрывая глаз от двух кусков шкур, которые он сравнивал между собой выбирая лучшую, спокойным тоном поинтересовался он: — Случилось чего?

— Посмотри, Док! Туман! Беги сюда!

— Туман, Сэм… Какой, — я видел, как его фигурка задрала и закрутила головой осматриваясь: — Тебе показалось…

— Сюда! Это — приказ! — рявкнул я и тут он тоже увидел серые нити над своей головой.

Рванул он знатно — я и не ожидал от такого спокойного, ну — почти всегда спокойного врача, такой прыти. Он несся вверх по склону как молодой сайгак — высоко задирая увязавшие в песке ноги и перепрыгивая попадавшиеся на пути камни. В его руках, развивались как флаги куски шкур, про которые он забыл. В общем — зрелище было что надо, если не брать в учёт то, что вокруг была пустота и те куски ну никак не могли изображать флаги. Но, наверное, они законов физики не знали, продолжая трепетать в его руках.

— Давай, давай, Док! — бросившись на край скалы я вытянул обе руки ему на встречу: — Прыгай! Мать твою, давай, ловлю!

Струйки тумана росли, набирали плотность и наливались густотой, становясь, на взгляд конечно, какими-то материальными.

— Прыгай! — заорал я во всё горло, видя, как они сплетаются между собой, формируя уже знакомые нам полотнища — и Док прыгнул. Его вынесло вперёд и вверх, прямо на меня, и, он бы обязательно бы приземлился за моей спиной, если бы не кусок шкуры, которую он держал в руке.

Чем? Ща что она зацепилась — я не знаю, а лезть разбираться — желания не было.

Фигура Дока, уже почти перелетевшая меня, вдруг дёрнулась, на секунду замерла, и, словно была на резиночке, рванулась назад — прямо в серую пелену, прикосновения с которой она так счастливо избежала своим прыжком.

Как я исхитрился его поймать — не знаю. Этот момент начисто стёрся из моей памяти. Помню только как его рвануло назад и тут же — раз — мы лежим по другую сторону каменной стены.

— Фух… — выдохнул я, ворочаясь под ним: — Док, ты не мог бы слезть со своего капитана, а? Пожалуйста.

Отвечать он не стал — просто откатился в сторону и сел, привалившись спиной к скале. Некоторое время мы молчали, заново переживая произошедшее, а потом он протянул мне кусок шкуры, который он продолжал сжимать в руке:

— Спасибо, Сэм. Не забуду.

— Сочтёмся, — кивнул я, не желая развивать эту тему. К чему? Под одним небом ходим, сегодня я, завтра ты: — В общую кучу кинь, дома глянем.

— Нет, ты — посмотри, — он снова протянул мне злополучный кусок: — Сюда глянь, — показал он пальцем на его край, который выглядел слишком ровным — ну не бывает в природе таких прямых линий.

— Это туманом? — догадался я, рассматривая разрез, пересекавший с десяток чешуек.

— Он, — Жвалг поёжился: — Спасибо, Сэм. Если бы не ты, меня бы там, — не договорив он махнул рукой — всё было ясно и без слов.

— Пойдём, пора и домой, — встав, я направился к внушительной куче нашей добычи, которую следовало перетащить в трюм.

— Сэм, глянь, — окликнул меня Док, и я обернулся — над затянутым серой пеленой морем, свиваясь и раскачиваясь, тянулись вверх, к разгоравшимся в черноте синим звёздам, десятки торнадо — исход червей начался!