Пути Древних. Левиафан: Книга 5

Алексей Фролов

Ночь битвы за Арброт изменила всё. Один вернул Карну память, а Мидас понял, что мстил не тому. Но их история далека до завершения, ведь Всеотец поведал, что дриада Нисса, возлюбленная Карна, и полубогиня Фавна, предначертанная Мидасу, всё ещё живы. И чтобы найти их, двум некогда лютым врагам, а ныне – вынужденным союзникам, предстоит долгий путь. И в конце этого пути – Хельхейм, мир мертвых…

Глава 5. Гавменнескеры

Корабль звался «Ньёрнорд», он пришел из земли данов и принадлежал торговцу Акке, который намеревался идти к Скагерраку, затем обогнуть земли данов с севера и через Каттегат выйти к Хавну. То была небольшая рыбацкая деревушка, что насчитывала едва ли сотню жителей, но Акке пророчил ей великое будущее, ибо Хавн располагался точно на стыке владений данов, свеев и балтов.

Для Карна и Мидаса маршрут «Ньёрнорда» стал настоящим подарком судьбы, ибо по словам Акке, который не раз пересекал Море балтов, от Хавна до Арконы можно было добраться за полдня, и это если на неспешном торговом кнорре. Но в самом Хавне и окрестных портиках не составит труда пересесть на что-то побыстрее и маневреннее, вроде снеккара.

Но кое-чего Карн не понимал. По словам Мидаса, нордманы с севера практически ничего не знали о землях притенов, разве что на Оркады в древности наведывались, но как-то не прижились на тех скалистых утесах, где даже могилу вырыть — большая проблема. А вот даны с юга давно и успешно торговали с Пертом, хотя то был единственный притенский город на их торговых картах. Гораздо дольше и успешнее они торговали с англами и саксами, что жили южнее.

В принципе, все это было не существенно для двух странников, одетых как притенские друиды и возжелавших посетить древнюю твердыню русов. Сами по себе они вызывали гораздо больше вопросов, ответы на которые давать совсем не хотелось. Однако Карн прочел ауру Акке еще в порту Ист-Хейвена, а Мидас с пары слов понял, что этому невысокому чуть грузноватому мужику с копной черных смолянистых волос, перехваченных на затылке в тугой конский хвост, можно верить. Однако ж на всякий случай поверх двух золотых браслетов, что шли в счет оплаты проезда для них с Карном, фригийский царь сунул капитану еще один.

— Интересное у тебя имя, — Мидас хитро посмотрел на Акке. Они стояли на носу «Ньёрнорда», что резным бортом дерзко разгонял плотный матовый туман, нависший у самой воды. — Таких имен не дают в землях данов, я прав?

Акке прищурился в ответ. Учитывая, что у него был всего один глаз (другой скрывался под засаленной льняной тряпкой, небрежно перекрывавшей правую часть головы), вышло забавно. Судя по кривой улыбке, капитан и сам об этом знал.

— А прав ли буду я, — спросил он в ответ. — Если предположу, что не бывает ни притенов, ни англов с таким цветом глаз, как у тебя, почтенный Вагни?

Не дожидаясь ответа, Акке повернулся к Мидасу спиной и уставился под киль корабля, будто что-то выискивал. Под попутным ветром «Ньёрнорд» споро рассекал водную гладь, точно лезвие клинка — не прикрытую доспехом плоть. Ветер был холодным, но капитан кнорра, казалось, не ощущал дискомфорта. На нем была лишь шерстяная рубаха — ни плаща, ни худа — и все же он ни на мгновение не терял молодцеватую выправку.

— Пожалуй, некоторым вопросам лучше оставаться без ответов, — резонно согласился Мидас. Карн, сидевший прямо на досках подле невысокого борта, опустил голову и улыбнулся.

— «Ньёрнорд» это на языке нордманов, — приговорил он, поняв, что Мидас не намерен продолжать разговор. Сам он ощущал в ауре Акке, что капитан не прочь побеседовать, пусть даже и на двусмысленные темы. — Они похожи, нордманский и данский. Да и руны у вас едва отличимы. Но все же не дан прозвал твой корабль.

Сначала Мидас удивился лингвистическим познаниям Карна, но потом вспомнил, что хотя у того под рукой и не было Сердца Хрунгнира, он все же оставался Левиафаном. Да и память к нему вернулась, пусть и не в полном объеме.

— Такого вопроса я мог ожидать от нордмана, но никак не от притена, — Акке обернулся на голос парня и оперся чреслами о выбеленный солнцем и солью борт кнорра. — С такими познаниями ты действительно мог быть друидом, если бы не твои руки. Это руки воина.

Карн улыбнулся, глядя в сторону Акке. Покидая земли Коннстантина, он думал о том, что ему придется скрывать лицо под капюшоном, чтобы его притенские татуировки не вызывали лишних вопросов. Но теперь он понял, что в этом нет необходимости. Большинству было просто плевать на его «художественную резьбу по мясу», а таким, как Акке, не нужно было знать, что значит «нгител», чтобы определить — кто перед ним.

Этот суровый морской волк, определенно — нордман по происхождению, многое утаивал, но давно привык к тому, что его секреты навсегда останутся таковыми, просто потому что не найдется человека, который захочет и сможет их раскрыть. Но Карн и Мидас были людьми иного сорта и капитан отлично это понял, а потому не устоял перед возможностью сыграть в эту замечательную игру.

Над килем кнорра повисла тишина, наполненная шелестом волн, мерно бьющих в борта, и ритмичным поскрипыванием палубы. Большая часть команды спала на лавках и под ними, прислонившись к бортам и ящикам с товарами. Они уже третий час шли под мощным западным ветром и не было необходимости работать веслами.

Акке даже впередсмотрящему позволил вздремнуть, заняв его место. Но тот использовал свободное время иначе — зарезался в товисах со старшим помощником капитана. Они сидели у кормы, разложив игральную доску на бочонке с засаленной рыбой. Мидас без труда узнал в этой игре нордманский хнефатафл.

— «Железо севера», — нарушил тишину Акке. — Так с языка нормаднов переводится «Ньёрнорд». Я хожу на этом кнорре уже двенадцать лет и ты первый, кто обратил внимание на его название.

— Мне это показалось очевидным, — пожал плечами Карн.

— Как и мне показалось очевидным, что вы двое не странствующие друиды, — Акке хотел было повторить жест Карна, но тут же сообразил, что в данной ситуации это бессмысленно. Его бледно-синий глаз покосился на Мидаса

— Слишком богаты для притенских мудрецов? — скривился тот, почесав подбородок.

— Слишком, — кивнул Акке. — А еще среди друидов нет профессиональных воинов.

— А мы, стало быть, воины? — вздернул брови Мидас. — Профессиональные?

— Неа, — покачал головой капитан. Он внимательно посмотрел на Мидаса, потом перевел взгляд на Карна, который повернул лицо в его сторону. — Вы оба — нечто большее. Я многое видел, поймите, и в море, и на суше. Но таких как вы еще не встречал.

— И это пугает? — серьезно спросил Карн.

— Я из Тронхейма, — Акке гордо вздернул голову. Он уже не таился перед ними. Команда спала, а впередсмотрящий со своим оппонентом по игровой доске были слишком заняты игрой, так что никто не мог слышать его признание. — Я ничего не боюсь.

— Но ты среди данов и уже давно, — вступил в разговор Мидас. — Полагаю, на то есть веские причины.

— Есть, — кивнул Акке и его взор на мгновение потерял четкость. — Я был знаменосцем ярла Йоргена. Мы тогда воевали со свеями и дошли почти до Эльвдалена. Легкая победа, но лишь вернувшись назад, мы поняли, что произошло. Ярл Фольке отвлек нас малыми силами и увел от дома, а сам с большей частью хирда сжег все — от Рёрсу до Схьёрдала. В Схьёрдале жила моя семья — жена и четыре дочери. Я до сих пор чувствую на руках холод их обескровленных тел, над которыми раз за разом надругались хирдманы Фольке.

— Я слышал эту историю, — проговорил Мидас, решив поддержать капитана, наплевав на всякую секретность. Знаменосец конунга Эйрика действительно мог знать о тех событиях, а вот притенский друид — нет. — Вы тогда за двое суток дошли до Эстерсунда, хотя хирд на марше мог покрыть то расстояние не менее, чем за четыре-пять дней.

Акке не обратил внимания на замечание Мидаса, лишь коротко кивнул, не отрывая взгляда от далекого прошлого, которое останется с ним до последнего вздоха.

— Я знаю, что это неправильно, но до сих пор не могу перестать задавать себе один вопрос, — капитан кнорра прикрыл единственный глаз и обхватил голову руками. Затем резко выпрямился, его жесткие морщинистые ладони цвета слоновой кости непроизвольно сжались в кулаки. Он ударил ими о борт корабля и с вызовом посмотрел в низкое серое небо. — Где были мои боги? Где они были, когда мою жену и дочерей насиловали? Где они были, когда мою жену и дочерей убили, а потом снова насиловали? Где?

Он не кричал и не было в его голосе неудержимой ярости, которой там следовало быть. Боль прошлого давно прижилась в сердце старого капитана, но память, память раз за разом наводняла его душу темными образами, которыми нужно было с кем-то поделиться. Он годами копил эту тьму в себе и вот, встретил двух странников, которых никогда больше не увидит. Он столкнулся с ними по воле судьбы, и почуял в их душах что-то знакомое, будто увидел за их спинами секреты, могущие изменить все.

И он открылся им. Потому что порой проще рассказать все незнакомцу, чем самому близкому человеку. Особенно когда самых близких людей уже нет в живых. Когда их отобрали без надежды на возвращение.

— Я думаю, твои боги были там же, где и всегда, — ответил Карн, хотя едва ли Акке требовались какие-то ответы. Но его слова прозвучали и в них было чуть больше жестокости, чем он хотел. — Они были где-то далеко. Слишком далеко от смертных и их проблем.

Мидас бросил на Карна короткий взгляд и ощутил незнакомое чувство. Укол вины? Или это крома, выторгованная у команды за пару медных колец, дает о себе знать?

— А каково это им? Умирать? Богам, я имею ввиду, — продолжал Акке, уже далеко не в полной мере контролируя свои речи. Карн понимал его и не пытался остановить. Пусть лучше сейчас, с ними.

Настала очередь Мидаса едва слышно вздыхать и окунаться своим медовым взором в прошлое, о котором хотелось забыть навсегда.

— Думаю, плохо. Хуже, чем смертным, — глухо уронил он. Карн повернул голову в сторону древнего бога. Внезапный порыв Акке что-то затронул в душе фригийского царя. Парень уловил изменения в его божественной ауре, но не смог их прочесть.

— Почему же? — удивился капитан и посмотрел на Мидаса. Его бледно-синий глаз стал прозрачным и чистым, в нем не отражалось ни единой эмоции.

— Потому что для смертных гибель — лишь начало, а для богов… для богов это конец, — в этих словах прозвучала беспредельная тоска, замешанная на тысячелетней усталости. У Карна заломило сердце.

— А они не возвращаются? — Акке не переставал смотреть на Мидаса, он заглядывал ему в лицо со смесью интереса и благоговения, будто понимал — кто на самом деле стоит перед ним. — Я слышал легенды о том, как Всеотец воплощался в телах смертных. Но это другое, я говорю не о…

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — мягко перебил Мидас. — Они могут вернуться, но почти никогда этого не делают. Потому что… потому что это как начать все сначала. Прожить тысячу жизней и вмиг забыть обо всем, что узнал, оставшись наедине с болью и пустотой. Без всякой надежды.

— Многие из смертных каждый вечер засыпают так — без всякой надежды, но каждое утро они просыпаются вновь и живут дальше, — невесело улыбнулся Акке. Карн понял, что капитан постепенно приходит в себя. По его ауре он увидел, что морскому волку действительно стало легче.

— Вот поэтому боги от века завидуют смертным, — заключил Мидас. Он изо всех сил стискивал зубы, чтобы сдержать бурю эмоций, готовую прорваться сквозь нетвердый заслон его ослабленной воспоминаниями воли. Фаланги пальцев, впившихся в борта кнорра, побелели. — Боги завидуют силе смертных. Их духу. Их жизни. Настоящей жизни, а не ее грубому суррогату, у которого даже цели нет.

Карн положил ладонь на борт корабля и заскользил ею в сторону Мидаса, пока не коснулся его руки. От легкого прикосновения древний фригийский царь едва не подскочил на месте, будто ужаленный электрическим разрядом. Но не отдернул ладонь, и спустя мгновение по его телу разлилось успокаивающее тепло. Он глубоко вздохнул и посмотрел на парня с безграничной благодарностью, а тот просто кивнул в ответ, хотя и не мог видеть его взгляда.

Мир вновь набрал привычный ход и двинулся к неведомым берегам будущего, оставив прошлое далеко позади, в сером мареве призрачных воспоминаний, клубящихся над ленивыми всплесками нетленных вод бытия. Странный момент, раскрывший такие разные и вместе с тем — такие похожие сердца, напоенный болью, но давший каждому надежду или, быть может, лишь ее призрачную тень, прошел. Акке вновь уставился под киль кнорра, привычно прищурив свой единственный глаз. Корабль вышел из тумана, небо над кожаным парусом прояснилось, обнажив прозрачную синеву.

Они просидели в тишине еще с полчаса, пока острый взор Акке не заметил что-то у самого горизонта на севере. Капитан застыл, точно изваяние, и, не мигая, уставился вдаль. В его взгляде Мидас прочел тревогу и посмотрел в том же направлении. У него было великолепное зрение, он видел лучше любого из смертных, но здесь речь шла об умении вычленять мельчайшие детали на однотонном постоянно меняющимся фоне. Этот навык можно обрести лишь годами ходя по морю и тут мало какой бог мог бы сравниться с опытным капитаном. Разве что Ньёрд.

Карн не мог прильнуть к горизонту подобно своим спутникам, но парень отчетливо уловил изменения в их аурах. Его окутала тревога, он поднялся, держась руками за борт кнорра.

— Что происходит? — спросил он полушепотом, прикинув, что команде пока не обязательно знать о тревогах капитана, которые могут и не оправдаться. Хотя сам он уже ощущал в воздухе сгущающиеся тенета большой беды.

— Все на весла! — заорал Акке с таким остервенением в голосе, что Карн невольно схватился за секиру у пояса, а единственная рука Мидаса скользнула к ножнам, что висели у правого бедра. Теперь у правого, не левого.

Команда «Ньёрнорда» подскочила в полном составе. Шерстяные плащи, которыми укрывались спящие, полетели на палубу, как и доска для игры в товисах вместе с медными безделушками, что выступали в роли очередной ставки.

Мидас еще в порту Ист-Хейвена понял, что полторы дюжины рубак Акке — не случайные люди, они давно работают вместе, не первый год. Некоторые из них больше походили на воинов, чем на торговцев, что, в сущности, не удивляло. Удивило то, что восемнадцать человек в одно мгновение будто переместились в пространстве — вот они спят или погружены в хитросплетения игровой партии, и вот уже яростно налегают на весла, а впередсмотрящий впился глазами в горизонт, хотя секундой ранее сидел на корме в максимально расслабленной позе и думал лишь о том, как зажать вражеского конунга и наконец отыграться.

А вот Карну ситуация показалась вполне естественной. Он вспомнил капитана Марвина и стальную дисциплину на его корабле, закалила которую вовсе не жестокость, а понимание того, что выжить в борьбе со стихией можно лишь в том случае, если каждый будет делать свое дело и делать его достойно. Дашь слабину, попытаешься облегчить себе задачу — и поставишь под угрозу всех. С такими в море разговор короткий, так что в опытной слаженной команде просто не могло быть лентяев или откровенных глупцов.

— Я вынужден повторить вопрос своего друга, — Мидас отлип от горизонта, не в силах что-либо разобрать среди тысячи тысяч равномерно вздымающихся гребней, что походили друг на друга точно близнецы. В его голосе звучала тревога и Карн даже не обратил внимания на то, что бог называл его другом. — Что происходит? Что ты видишь, Акке?

— Я вижу то, чего не хочу видеть, — процедил капитан. Он не носил ни клинка, ни секиры, но на его поясе висел длинный и широкий сакс, подобный нордманским боевым ножам, только еще больше. И сейчас Акке инстинктивно сжимал его рукоять. — Вы слыхали о командах, пропадающих в открытом море?

— Суда, атакованные стурвормами или марулами? — уточнил Карн, которому совсем не нравилось, к чему клонит капитан. Более того, он чувствовал, как меняется аура членов команды. Нет, пока еще не страх, это были стойкие и опытные моряки, которых не просто напугать одними лишь словами. Но слова эти исходили из уст их капитана, а потому не могли не возыметь эффекта.

— Корабли, разграбленные пиратами? — почти тут же спросил Мидас. Фригийский царь подумал, что, быть может, переоценил Акке и тот, как и положено бывалому моряку, охоч до лихого фольклора.

— Нет, — капитан мрачно покачал головой, не разжимая ладони, обхватившей потемневшую от времени рукоять сакса. — Я говорю о судах, которые северяне называют хелькарами, кораблями-призраками. Их встречали с давних времен по всему Северному морю. Корабли с полными трюмами, с вооружением, целые и невредимые. Никаких следов борьбы, ни капли крови, ни лоскута порванной одежды. Но без команды. Ни единой живой души.

Мидас посмотрел на Карна, он знал, что парень почувствует его взгляд. Карн отрицательно покачал головой, он нещадно шерстил свою память, но не находил там ничего, что могло бы объяснить слова Акке. С потерей Сердца Хрунгнира он забыл почти все, что узнал, пока был Левиафаном.

— Похоже на морской фольклор, — пожал плечами Мидас, который, однако, не собирался расслабляться. Сказал, что подумал. Потом спохватился. — При всем уважении, капитан.

— Может и фольклор, — покивал Акке, не отрываясь от горизонта. — Мадс, на три грога вправо! Гребите мощнее! А то не уйдем.

Последнюю фразу он произнес почти шепотом и его интонация не понравилась ни Карну, ни Мидасу. Они вновь переглянулись, и в этот раз уже фригийский царь покачал головой, а парень прочел в его ауре чувства, которые бередили и его собственную душу. Судя по всему, если Акке действительно пытался от кого-то уйти, то сам он едва ли верил в успех этого предприятия.

— Гавменнескеры, — капитан будто выплюнул это слово. Рулевой взялся за румпель и повел его в сторону, меняя направление движения корабля. Кнорр ощутимо качнуло и он стал забирать правее. — Люди моря, что живут во глубине неспокойных вод и путешествуют на чудных кораблях, способных ходить не по волнам, а под ними. Я слышал эти истории, встреча с гавменнескерами навсегда меняет жизни людей. Те, что ходят на кораблях с белыми бортами, могут исцелить и одарить несметными богатствами. Но те, у которых борта выкрашены в черный цвет, несут смерть.

— Говорят, это они оставляют за собой хелькары, — вставил впередсмотрящий. Его звали Сван. Высокий и стройный мужчина, крупные сухие мускулы, весь в шрамах, вероятно — бывалый воин. А по их с Акке взаимоотношениям Мидас прикинул, что он приходится капитану скорее телохранителем, чем деловым партнером.

— Я их чувствую, — неожиданно встрепенулся Карн. На самой границе восприятия посреди блеклого серого океана он ощутил нечто большое и холодное. Объект поражал своей колоссальностью и своей не-жизнью. Раньше измененный взор Карна улавливал вокруг корабля лишь бледные крапинки, а иногда и целые скопления, какие-то побольше, другие поменьше. Парень быстро понял, что так он видит морских обитателей — рыб и даже медуз.

Но то, что он ощущал теперь, не было живым. И тем не менее, оно обладало волей, жестоким механическим стремлением, а под его ледяной, как само море, кожей таилось нечто опасное. Карн коснулся его сфокусированным ментальным взглядом, но когда попытался проникнуть внутрь, его будто отбросило обжигающей волной нестерпимой боли. Он вскрикнул, но тут же успокоился, почувствовал на своем плече руку Мидаса.

— О чем ты? — древний бог всматривался в лицо парня. — Кого ты чувствуешь?

— Они тоже нас чувствуют, — Карн будто проигнорировал вопрос Мидаса. Перед его внутренним взором промелькнула череда образов. Корабль, что ходит не по волнам, а под ними… Черные борта, покрытое алыми разводами дно… Существа, похожие на людей, но не люди…

Мидас вновь посмотрел на север, и в этот раз ему показалось, что он действительно что-то заметил. Точно, вот оно! Нечто двигалось к ним на большой скорости под водой, но достаточно близко к поверхности, чтобы создавать едва различимую рябь вдоль вектора движения. Мидас обернулся к капитану, потом вновь посмотрел на объект у горизонта, который за минувшее мгновение стал еще ближе.

— Нам не уйти, — констатировал фригийский царь. Акке достал свой кинжал из ножен и обернулся к команде.

— Сушить весла! — проорал он, стараясь перекричать внезапно поднявшийся ветер. — Парус долой! Готовиться к бою!

Люди споро, без лишних вопросов, затянули весла на корабль и уложили их вдоль борта. Сван метнулся к мачте и с помощью двух крепких молодцев в мгновение ока убрал парус. Все полезли под лавки за оружием, потом с внешнего борта сняли круглые щиты. Кольчуг и шлемов никто не надел.

— Ты уверен? — спросил подошедший Сван. Щит он забросил за спину, а в правой руке сжимал узкую боевую секиру на длинном древке. Мидас обратил внимание, что древко в верхней трети плотно обмотано кожаным шнуром. Сам он редко бился секирами, но знал, что пропитанная отверждающими составами кожаная обмотка снижала вероятность того, что дерево треснет при ударе. Такую секиру можно было даже поставить в скользящий блок против клинка или боевого ножа.

Акке посмотрел на Свана и ничего не ответил. Он был ниже ростом и в целом по габаритам уступал почти всем нордманам и даже притенам, которых Карну или Мидасу доводилось встречать. Капитан подошел к лавке и достал из-под нее свой щит. Очевидно, это был именно его щит, потому что в диаметре он составлял чуть более двух третей от диаметра щита любого из его воинов. Это был практически баклер, но в паре с длинным боевым ножом и с учетом общей комплекции Акке смотрелся гармонично. Мидаса все это интересовало лишь с практической точки зрения — если им предстоит бой, то очень хочется верить, что капитан кнорра умеет не только торговать и водить корабли по морю.

Приближающийся объект к этому моменту был уже хорошо различим и сомнения, если они у кого и были, развеялись точно облачко горячего дыхания в мороз. Воины под руководством Свана встали стеной щитов по левому борту, откуда двигались гавменнескеры. Акке занял позицию у мачты, рядом с ним замер Мидас. Древний бог сжимал в руке длинный нордманский клинок, позаимствованный у кого-то из павших на пристани Арброта. В его левой руке лежал скрамасакс, на четверть короче, чем нож Акке, но не менее опасный на вид.

Карн достал из-за пояса обе секиры, что не могло укрыться от Мидаса.

— Как ты собираешься драться, парень? — вопрос, однако, задал вовсе не фригийский царь. Это был Сван, стоявший подле капитана с двумя воинами. Они образовали резервный отряд, готовый заткнуть брешь в стене щитов, заменив собой раненых и павших.

— Ты его плохо знаешь, — хмыкнул Мидас, бросив короткий взгляд на Свана. — Чтобы укоротить тебе язык, глаза ему не понадобятся.

Сван утробно загромыхал, издавая звуки, которые, вероятно, можно было интерпретировать, как смех. Некоторые воины поддержали его, другие были слишком сосредоточены, настраиваясь на предстоящую битву.

Карн был уверен, что далеко не все из них профессиональные бойцы, однако у нордманов, данов и свеев так заведено — у них каждый мужчина был в первую очередь воином, а потом уже — кем заблагорассудится, торговцем, фермером, ремесленником. Собственно, притены в этом смысле ничем не отличались от своих дальних соседей (а может и родственников).

Однако парень не наблюдал паники. Они боялись, теперь он четко ощущал это в аурах каждого из них, даже образы Свана и Акке были подернуты серой дымкой страха, пусть и не такой плотной, как у остальных. Но вместе со страхом он видел в них уверенность и сосредоточение.

Карн непроизвольно улавливал поверхностные мысли команды «Ньёрнорда». Кто-то думал о семье, кто-то вспоминал хмельные пиры и славные воинские победы. Двое или трое переживали о том, что не смогут продать богатую добычу, выторгованную у притенов. Но никто не собирался сдаваться, молить о пощаде. Они были намерены драться, более того — они собирались победить, хотя каждый слышал легенды о гавменнескерах и понимал, что надежды нет.

А потом заговорил Акке.

— Воины мои и братья, — начал он, подняв свой синий глаз к небесам, которые воля богов вновь запаяла серой пеленой. — Мы давно вместе и для меня было честью пройти этот путь с вами. Я не ведаю, что нас ждет. Но я знаю, что Тюр направляет руку каждого достойного воина. И я знаю, что вы все — достойные воины!

Бойцы ударили о щиты и Карн увидел своим внутренним взором, как их ауры сливаются вместе, образуя пока еще аморфное полупрозрачное, но уже вполне устойчивое облако, искрящееся багровыми искрами нарождающейся боевой ярости.

— А еще я знаю, что гавменнескеры, кем бы они ни были, ненавистны Ньёрду, подателю благ, что отяжеляет паруса ветром, а кошели — звенящим серебром! — и вновь воины ударили в щиты. Облако их объединенной ауры стало плотнее, к всполохам ярости добавились коронные разряды неистовства.

Мидас не мог видеть того, что видел Карн, но древний бог ощущал, как ускорился пульс воинов, стоявших рядом с ним, как участилось их дыхание, как они разомкнули губы в холодном оскале и дыхание их стало напоминать утробное рычание готового к броску хищника. Он и сам готов был поддаться этому ощущению, вспомнив то время, когда еще мог это делать.

— Кем бы они ни были, пусть отправляются в Хель! — прокричал Акке и гром сотряс небеса где-то вдали, вторя его словам. Ветер окреп, но воины уже не чувствовали холода. Они вновь замолотили по щитам клинками и секирами. — А мы, братья, отправимся в Вальхаллу!

Воины взревели и Карн увидел, что теперь они — одно целое. Бесформенное облако единой ауры стало монолитом, гранитной стеной, изрезанной алыми, синими и черными прожилками, пульсировавшими точно вены под кожей живого существа.

— Я вижу, что твои воины готовы, — проговорил фригийский царь, обращаясь к капитану. — Самое время рассказать все, что ты знаешь о гавменнескерах на черных кораблях. Если это действительно они — нам не помешают сведения об их слабых местах.

— У них нет слабых мест, — процедил Акке, плотнее стиснув пальцами рукоять ножа. По изменившемуся голосу и потемневшему взгляду Мидас понял, что капитал «заряжал» не только своих воинов, но и себя самого. — А если и есть — некому об этом поведать. Это последнее, что человек видит в своей жизни, — черные борта чудных кораблей.

Несколько мгновений спустя все они убедились в справедливости этого отнюдь не фольклорного образа. Корабль гавменнескеров всплыл прямо перед ними. Из воды показался угольно-черный цилиндр не меньше пяти метров в диаметре. Он поднялся над морской гладью, превзойдя по высоте резной нос кнорра, и замер. Тут же что-то заскребло по днищу «Ньёрнорда» и воины, оглянувшись по сторонам, поняли, что основная часть судна все еще находится под водой, скрывая свои истинные размеры.

Раздался протяжный скрип, потом шипение стравливаемого воздуха и в верхней части цилиндра открылся круглый люк. Из люка появились четыре фигуры — тощие щуплые существа с серой облупившейся кожей, исполосованной черными сетями кривых вен, и жуткими глазами, в которых не было зрачков, а белок имел неестественный желтушный оттенок. Они смутно напоминали людей, двигались рывками и были одеты в лохмотья, от которых распространялся запах болезни и гнили. Ветер, как назло, стих и многие воины закашлялись от нестерпимой вони.

Что-то щелкнуло и Карн, который видел происходящее лишь в спектре энергетических течений, тут же узнал этот звук.

— У них автоматическое оружие, — тихо проговорил он, холодея в большей степени от того, как выглядели ауры этих созданий, некогда называвших себя людьми.

— Ага, — кивнул Мидас, сглотнув. — Но это полбеды, парень. У них боевая подлодка.