Секундомер смерти

Алена Скрипкина, 2023

Камень Лазаря способен воскрешать мертвых и дарить вечную жизнь, поэтому завладеть им хотят многие персонажи от самого Люцифера до сбежавшего в Лондон олигарха Бориса Вейсмана. Поможет ему в этом представитель частной военной компании. Совершенно случайно в эту историю оказывается втянута жена офицера спецслужб Алла. Ей придется пройти через все круги ада, попасть в сети Аль-Каиды, стать «невестой Аллаха», шахидкой, как и еще несколько девушек. Сможет ли она добыть камень и воспользоваться им или сделает другой выбор? Получит ли олигарх доступ к вечной жизни и сумеют ли шахидки исполнить свой смертельный долг?

Глава 4

Вскоре теплая компания решила, что все задуманное прошло гладко. Милиция никого не нашла и дело, квалифицировав по бытовому хулиганству, спокойно прикрыли. Кого, в конце концов, волнует судьба какого-то старика? Да и сам Зигмунд Генрихович вскоре выписался из больницы. Правда, стал он каким-то очень уж тихим и пришибленным, но это уж не их вина. Да мало ли тихих и пришибленных окружает нас в повседневной жизни? А она своим чередом катилась дальше. Боря получил деньги, даже больше, чем рассчитывал и расплатился с приятелями, которые после этого его откровенно зауважали.

Они провернули еще несколько подобных дел и сами не заметили, как постепенно полностью попали под влияние самого молодого члена команды, такого, на первый взгляд, смирного и незаметного. А Боря медленно и целенаправленно продолжал плести свою хитроумную паутину. Он с большой гордостью, а совсем не с содроганием, чувствовал себя этаким пауком, сидящим в засаде в ожидании дичи.

Теперь почти каждый вечер перед сном Боря перечитывал библию, ту самую, с апокрифам. Текст он уже давно выучил наизусть, но все же что-то заставляло его читать снова и снова. Если бы Борю неожиданно разбудили посреди ночи, он и тогда, не задумываясь, отрапортовал, что бог воскресил Лазаря на четвертый день.

Иисус подошел к пещере, где находился гроб с телом покойного старца и сказал: «Отнимите камень», потом помолился, положил на грудь Лазаря небольшой камешек и приказал: «Лазарь, иди вон». Тот поднялся и, как был в погребальных одеждах, так и пошел домой в развевающемся саване.

Боря настолько слился с идеей получить таинственный камень, что он, с завидной регулярностью, стал появляться даже во сне. Решив, что так недолго сдвинуться, Боря запрятал подальше свою идефикс и занялся делом. Ведь если камень не нашли за столько веков, значит, у него еще есть время, а вот деньги для поисков он должен раздобыть как можно быстрее.

Незаметно пролетела школа, и их компания как-то сама собой распалась. Этому очень способствовало и то, что Борина семья, наконец, получила отдельную квартиру в другом районе города. Это была совсем небольшая двухкомнатная хрущевка, но, все-таки, своя, отдельная.

Боря, конечно, поступил в институт. Его умным мозгам не помешал даже известный пятый пункт анкеты под названием «национальность». Боря, даже если бы очень захотел, не смог бы написать, что он русский с таким редким для славянина сочетанием Борис Моисеевич Вейсман. В институте он тоже умудрился сколотить небольшую, но крепкую компанию для добывания денег и, конечно, стал в ней бесспорным и признанным лидером.

Прошло еще немного времени и вдруг, откуда-то со стороны, до Бори дошли слухи о том, что Ленчик попал-таки в тюрьму и там, по необъяснимой причине, вскоре повесился. Конечно, Боре было глубоко наплевать на бывшего приятеля — уголовника. В его характере было вообще наплевать на всех, кроме его самого. Боря делил все человечество на две части.

Одна — люди полезные и нужные ему, Боре. Этими он интересовался до тех пор, до которых они ему были нужны. Другая часть — люди бесполезные. Она как бы вообще не существовали в Борином сознании и присутствовали в окружающем мире лишь как символы потенциального потребления его идей или других возможностей использования.

Но где-то в глубине Бориной души засвербела неприятная мысль, что это, возможно, не простая случайность. Промаявшись несколько дней, Боря постарался забыть о данной неприятности. И забыл, да так крепко, что когда пару месяцев спустя, встретил на улице свою бывшую учительницу, то никак не мог сообразить, о каком Игоре она говорит. А когда понял, ему отчего-то стало нехорошо, и совсем не потому что всего несколько дней назад, тот разбился на мотоцикле. Не стоило гонять на такой скорости, к тому же, зимой, когда так скользко! Безусловно, они вместе поахали, поохали над жизненными перипетиями и разошлись. Но теперь Боря уже не смог так легко отделаться от мысли, что все это, неспроста.

Его аналитический мозг четко рассортировал информацию, подготовив ее для логических выводов, но тут Борю ожидал непривычный и оттого еще более неприятный сбой. Логический вывод не получался. Он снова и снова сортировал имеющиеся у него разрозненные сведения, пытаясь привести их к закономерному выводу.

Результата опять не получалось. У Бори похолодели руки. Кажется, он впервые столкнулся с явлением, которое не поддавалось логическому анализу, а значит, было иррациональным. От напряжения мысли или от какой-то другой причины, его лоб покрылся бисеринками противного липкого пота. Он машинально продолжал идти вперед, окончательно потеряв над собой контроль.

Когда же Боря вернулся домой и лег спать, ему приснился Зигмунд Генрихович Трояновский, который грозил скрюченным пальцем и хохотал страшным громовым голосом. Это было уже слишком. Прямо после занятий в институте, Боря отправился в свой бывший дом. Почему-то у него возникла навязчивая мысль, что все произошедшее — дело подлых рук бывшего шляхтича. Хотелось с ним встретиться и все узнать. Наверное, старый хрыч прекрасно запомнил всех участников налета и напустил на них какую-нибудь порчу. Боря настойчиво успокаивал себя тем, что его-то как раз там и не было. Не мог Зигмунд Генрихович знать о его закулисном участии в грабеже, никак не мог. Но почему-то эта мысль не приносила заметного облегчения.

Поднявшись на шестой этаж, Боря привычно толкнул дверь, которая оказалась, не заперта и вошел в такой знакомый с детских лет длинный коридор. Комната пана Трояновского была третьей слева по коридору. Тусклая лампочка почти не давала света, поэтому Боря только в последний момент заметил узкую полоску бумаги, наклеенную на дверь. Комната опечатана, значит, Зигмунда Генриховича там нет. Пройдя на кухню, он застал там одну из соседок, которая словоохотливо стала рассказывать, что бедняга скончался почти месяц назад.

Умер он так же тихо, как и жил, поэтому никто из соседей в первые дни даже не обратил внимания, что Трояновский перестал выходить из своей комнаты. Заволновались они только когда в коридоре появился ярко выраженный специфический сладковатый, неприятный запах, который стал быстро распространяться по всей квартире и который ни с чем не спутаешь. Милиция, будь она неладна, тоже не очень торопилась. В общем, когда вскрыли дверь, оказалось, что старик пролежал там уже больше недели и уже заметно разлагался. Еле-еле выветрили противный запах. Да и сейчас еще пованивает. Боря послушно подтвердил, что да, какой-то запах есть. Но за неимением практического опыта по этой части, ему не удалось определить, чем пахнет.

Снова оказавшись на улице, он поплотнее запахнул пальто и поежился. Как-то неспокойно стало на душе после всего. Трояновский умер до того, как Игорек попал в аварию, значит, никак не мог оказать влияния на произошедшее. Странно все это, очень странно. Боря снова поежился. Из троицы оставался только Генка. Может, стоит его навестить и узнать, как дела? Ведь Боря всегда старался все доводить до логического конца.

Дверь открыла бледная, изможденная женщина. Боря, в первый момент, даже не узнал Генкину мать. Вообще-то он видел ее всего несколько раз, но запомнил, ухоженной и моложавой женщиной. Сейчас перед ним стояла древняя старуха с глубоко ввалившимися глазами и заметно трясущимися руками, и головой.

— Боря! — всплеснув руками, всхлипнула женщина.

Страшная мысль, как сонная змея, подняла голову и шевельнула хвостом где-то в глубине одеревеневшего Бориного сознания, но отступать было некуда, и он осторожно спросил:

— А Гена где?

— Гена… — снова всхлипнула его мать, — сейчас в больницу к нему иду. Умирает он! Врачи говорят, что вот-вот… — и она, громко, как по покойнику, разрыдалась.

Боря почувствовал, как внезапно знакомо похолодели и стали противно мокрыми руки, а язык просто прилип к гортани. Он растерянно и сбивчиво попрощался и выскочил на холодную вечернюю улицу. Одна мысль набатом билась в совершенно пустой голове: «Божья кара!». Никто не может уйти от нее, ни один человек. Конечно, как все пионеры, а потом и комсомольцы, Боря был атеистом.

Но ведь отец — раввин, им не был, и ему удалось где-то глубоко внутри Бориной души посеять семена веры, которые должны были когда-то взойти. Вот сейчас они дали первые бутоны, хотя, возможно, на этом все и закончится, потому что Боре совершенно не хотелось лезть в теософские дебри, но страшные слова: «Божья кара» продолжали преследовать его до самого дома. Там он схватил старую библию, вынес ее во двор и сжег прямо на снегу. Так будет лучше. После всего произошедшего, лучше, чтобы у него не осталось ничего из вещей Зигмунда Генриховича.

Кто во всей этой мистике разберется? Боря стоял над маленьким костерком и смотрел, как сворачиваются и превращаются в пепел плотные страницы самой великой книги человечества. Огонь постоянно тух на холодном и резком зимнем ветру, и ему снова и снова приходилось поджигать ее. Наконец, когда библия превратилась в совершенно неопознаваемый обожженный кусок, состоящий из темного обгоревшего переплета, обложки и нескольких черный рассыпающихся страниц, Боря ушел домой. Он не был полностью уверен, что этого достаточно, но хотелось думать именно так. Его не должна коснуться божья кара. Он сделает все, чтобы избежать ее и получить от жизни все, что задумал.

В конце концов, Боря действительно и пальцем не трогал бедного старика. Скорее — наоборот, он никогда не отказывался ему помочь. И Трояновский был постоянно благодарен ему за это. Замысел самой операции и разработка деталей принадлежали не только Боре. Они вместе спорили и обсуждали каждую деталь, но там ни слова не было сказано об избиении. Да и вообще, мысль — нематериальна, успокаивал он себя на пронизывающем ветру. Зубы предательски выбивали дробь то ли от холода, то ли от страха. А, может быть, от предчувствия чего-то страшного и опасного, неумолимо надвигающегося на Борю?