Принцип Парето

Алина Аркади, 2022

Она – та, что оказалась заложницей обстоятельств и жизненных проблем, не позволяющих изменить направление движения. Он – тот, кто давно не верит в светлое завтра, руководствуясь принципом рационального распределения возможностей для достижения поставленной цели. У каждого из них своё "правильно", обусловленное опытом пройденного и прочувствованного. Два человека, которые никогда не должны были встретиться, оказываются под крышей одного дома. Сможет ли он научить её действовать, полагаясь лишь на разум? Получится ли у неё научить его прислушиваться к своему сердцу?

Глава 3

На протяжении всего пути к кафе набираю попеременно Рому и Валю. Телефон недоступен у обоих. Муж и раньше не оповещал, куда и насколько уходит, но меня этот факт радовал, сейчас же хочу получить хоть какие-то объяснения, почему в один момент мы остались без жилья.

— Простите, что выдернула вас вечером, — извиняюсь перед Арменом, виновато опустив глаза.

Мне кажется или данная ситуация его радует? Улыбка не сходит с лица, а Тася жмётся ко мне ближе, исподлобья посматривая на моего начальника.

— Всё в порядке, Леночка, — проворачивает ключ в замке, распахивая передо мной двери кафе. — Мне несложно.

Усадив дочь в зале, спешу в подсобку, чтобы собрать свои вещи: то немногое, что не успел пропить или в пьяном порыве выбросить Рома.

— Куда пойдёте? — стоит надо мной, загораживая двери маленькой комнатки, в которой мы со Светой всегда переодеваемся по очереди.

— Пока не знаю.

— У меня тётка комнаты сдаёт, — начинает издалека, — вполне приличные, уютные и тут недалеко.

— Правда? — Слабый луч надежды пристроиться хоть куда-нибудь, чтобы отдохнуть и обдумать ситуацию, в которую я попала. — А сколько стоит?

— Всего-то двадцать тысяч в месяц. Но комнаты хорошие, душ имеется, кухня общая.

— Двадцать?.. — растерянно осматриваюсь, вспоминая, что после похорон бабули в кошельке осталась пара тысяч, не более. — Это очень много. У меня сейчас нет, а платить необходимо сразу. Никто не позволит мне жить в долг.

— Я могу с ней договориться. Поручиться за своего работника, объяснить ситуацию. Насколько я понял из короткого рассказа, идти вам некуда.

И вновь улыбка, которую мужчина даже не делает попыток скрыть. Чувствую неприятный холодок, спускающийся к конечностям, и хочу протиснуться к выходу, но Армен останавливает.

— А вы правда можете? То есть вас или вашу тётю такой вариант устроит?

— Конечно, устроит, Леночка, — все слова с придыханием, рокочущим голосом, который смакует каждую букву моего имени. — Но взамен я кое-что попрошу. Несущественное, простое, совсем несложное…

— Я всё отработаю. Могу допоздна, без выходных. Дополнительно зал убирать и даже в качестве охранника здесь оставаться, если вас…

Мужчина наклоняется ниже, оттесняя меня в угол, где стоит стеллаж с посудой.

— Нет, Лена. Всё просто: ты со мной спишь, и уже через двадцать минут у тебя есть тёплая комната, горячий ужин и чистая постель. А если постараешься, и отдельная квартира будет.

— Ч-что?

— Такая красота не должна прятаться в маленькой комнатке.

Проводит тыльной стороной ладони по щеке, вызывая отвращение, а когда до меня всё же доходит всё произнесённое Арменом, я стараюсь его оттолкнуть и метнуться к двери. Но он сильнее, поэтому одним движением возвращает на место, прижимая к себе и покрывая шею поцелуями.

— Ну же, Леночка, будь хорошей девочкой. — Бью его в грудь что есть силы, вырываясь. — Блондинки — моя слабость. А ты такая сладкая и сочная, — лезет слюнявыми губами в мой рот, и я успеваю укусить его язык.

Пока он матерится, замахиваясь на меня, отталкиваю, и мужчина с грохотом валится в угол на ящики с посудой. Хватаю вещи, вылетаю в зал, встречаясь со встревоженным взглядом моего ребёнка.

— Мамочка, тебе плохо?

— Хорошо, — выкрикиваю и, схватив Тасю, бегу прочь от этого чёртового места и мужчины, который настойчиво требовал близости.

Во рту всё ещё гуляет его вкус, и я несколько раз вытираю рот платком, чтобы избавиться от тошнотворного ощущения. Тащу дочь за руку, и она с трудом поспевает за мной. Теряюсь в направлении, но сейчас мне всё равно, главное — найти безопасное место и отдышаться. Неожиданно на меня кто-то налетает, и я, сбитая с ног, падаю, роняя сумки и пакеты.

— Ой, девушка, простите. — Передо мной женщина лет сорока, которая бегает вокруг и помогает мне подняться. — Я не нарочно, спешила…

— Да ничего страшного, — пытаюсь улыбнуться, но ушибленное бедро простреливает болью, и я издаю жалобный стон.

Вокруг меня разбросаны пакеты, а Тася собирает вещи, которые вывалились на тротуар. Женская сумка перевёрнута, наспех поднимаю всё, заталкивая обратно кошелёк и документы. Виновница моего падения присоединяется, и вместе мы быстро справляемся с проблемой.

— Ещё раз простите, я не хотела.

— Бывает, — пожимаю плечами.

Ещё пару раз извинившись, она идёт дальше не оборачиваясь, а затем и вовсе пропадает за углом.

Куда идти? Ночь, январь, мороз, а я на улице с ребёнком. Запоздалая идея даёт надежду: позвонить Свете, своей напарнице. У Армена она работает недавно, но мы с ней сблизились, нашли общий язык и подружились. Она мало что рассказывала о себе, да и я никогда не делилась подробностями своей жизни и проблемами, с которыми сталкиваюсь ежедневно, но иного выхода нет. Долго роюсь в сумке, а достав телефон, готова разрыдаться: экран разбит, покрывшись мелкой сеткой осколков, а кнопки не реагируют на нажатие. Старенький телефон, который Рома купил мне, когда родилась Тася, сегодня закончил своё существование. Предполагаю, именно падение моей сумки испортило аппарат. Адрес Светы я не знаю, и, кроме номера, никаких иных данных у меня нет.

— Мам, я замёрзла, — всхлипывает Тася, дёргая меня за руку. — Кушать хочу…

Я понимаю, что стою посреди огромного города с кучей вещей и маленьким ребёнком, не понимая, куда идти. Некуда. Не к кому. Мне бы немного времени, чтобы отдышаться, подумать, решить, как действовать дальше. Совсем чуть-чуть…

Громкий гудок поезда привлекает моё внимание, а оглядевшись, понимаю, что я недалеко от железнодорожного вокзала, несколько кварталов. Он работает круглосуточно, а в зале ожидания тепло и много людей, среди которых безопасно. Хватаю Тасю за руку в пушистой варежке и тащу по улице, чтобы побыстрее добраться в тепло. Дочка активно перебирает ножками, спешит следом. Несколько сумок мешают свободно двигаться, и я отпускаю Тасю, приказывая схватиться за мой рукав, чтобы распределить нагрузку.

В здании вокзала многолюдно, но главное — тепло. Множество кресел рядами, чуть дальше лавки, скромная кафешка, несколько торговых павильонов, большое табло с расписанием прибывающих поездов. Направляюсь в дальний угол, где свободно несколько мест и тихо. Перед кассами очередь из трёх человек, а ожидающие пассажиры заняты своими делами, не обращая внимания на девушку с ребёнком и сумками. Здесь каждый с багажом и никому нет дела, кто заходит и выходит из здания.

— Мам, я писать хочу. — Тася указывает на дверь туалета, и я понимаю, что ребёнок уже несколько часов таскается со мной по городу, ни разу не пожаловавшись на неудобства.

— Пойдём.

В туалете, как ни странно, никого. Оставляю сумки, веду дочку по нужде, а затем мою холодные ручки и лицо.

— А теперь кушать. — Стоило отогреться, как у ребёнка просыпается аппетит.

— Сейчас купим.

Издалека рассматриваю меню кафешки, замечая булочки, пирожки и слоёнки. Хоть что-то, чтобы забить голод, а ещё сок, яблочный, Тасин любимый. Ныряю рукой в сумку и сглатываю. Выворачиваю содержимое на кресло, перебирая вещи, и не нахожу кошелька. Точно помню, как подняла его с тротуара и положила вместе с документами, но последние на месте, а кошелька нет. Оседаю на кресло, припоминая инцидент с падением, и меня осеняет — его вытащила та женщина. Столкновение было неслучайным, возможно, спланированным для дальнейшей кражи содержимого сумки. Закрываю голову руками, обречённо склонившись к коленям. У меня не осталось ничего: бабули, жилья, денег, телефона, возможностей дать своему ребёнку хотя бы ночлег…

— Мамочка, не плачь. — Маленькие ладошки стирают слезинки с моего лица. Тася целует меня в щёку и гладит по голове, успокаивая.

Невероятно, четырёхлетняя дочь заботливо и ласково обнимает, приговаривая, какая я у неё замечательная и любимая. Ради таких моментов я существую, отдавая всю себя кусочку моего счастья. Ради неё же не могу опустить руки и продолжу бороться. Ищу платок и, на моё счастье, нахожу в кармане куртки четыреста рублей. Радуюсь, словно ребёнок, тому ма́лому, что сейчас держу в ладони. Покупаю Тасе пирожок и сок, и ничего для себя, понимая, что дальше лишь неизвестность, а это последние деньги, которые у меня имеются. Ест дочь с аппетитом, не забывает предложить мне. Отказываюсь, убеждая, что сыта. Моя основная задача — накормить её, а я потерплю. Смотрю на вокзальные часы, на которых время давно перевалило за полночь. Тася зевает, с трудом держит глаза открытыми, но я беру дочку на руки, чтобы она уснула. Шепчу ласковые слова, глажу по голове и убаюкиваю, а когда засыпает, вновь погружаюсь в собственные мысли.

Завтра пугает своей неизвестностью и туманностью моего положения, где я одна без жилья, денег и знакомых, которые бы мне могли помочь. Не знаю, каким будет наше будущее, если вообще будет, исходя из положения, в котором оказались. Сейчас понимаю, что квартиры мы лишились по вине Ромы, который, как мне кажется, подделал подпись бабули и продал жильё. Думаю, что новые владельцы напоили мужа или припугнули, заставив подписать документы. Сумма, которую я видела в договоре, мизерная для жилья в большом городе. Конечно, не центр, но и не окраина, где за такие деньги можно разве что комнату в общежитии купить, не больше.

И Вали дома не было, и Армен не помог, требуя за свои услуги лечь под него… Я давно замечала на себе его сальные, плотоядные взгляды, но часто говорила, что замужем, делая на этом акцент, и он не решался бросаться грязными предложениями. Осмелел сегодня, осознав, что я нахожусь в безвыходном положении.

Теряю нить размышлений, когда закрываются глаза, и я погружаюсь в полудрёму, всё же реагируя на звуки вокруг и людей, которые садятся рядом, а затем уходят. Ночь пролетает незаметно, а проснувшись утром, вижу вокзал, наводнённый людьми, бегущими по своим делам.

Покупаю Тасе булочку и чай, уговаривая поесть. Не отказывается, внимательно смотрит серыми глазёнками и продолжает успокаивать потерянную маму. Рядом располагается семейная пара с детьми, с которыми дочка находит общий язык и несколько часов занимается играми. Мужчина и женщина обсуждают поездку к родным, перечисляя многочисленных родственников и вспоминая, какие подарки они купили.

Устремляю взгляд в зал, находя себе развлечение — наблюдаю за людьми. Вокзалы и аэропорты видели любви и слёз больше, чем все места, вместе взятые: встречи любимых, сопровождающиеся жаркими поцелуями; прощания, скреплённые тесными объятиями и слезами горечи; смех, обиду, разочарование и жалость к себе и окружающим. Мы не замечаем этого, когда спешим по своим делам, опасаясь не успеть на запланированную встречу, работу, остановку автобуса. Жизнь несётся мимо быстрее, чем нам кажется. Открыл глаза — утро, закрыл — следующая неделя, моргнул — лето, задумался — десять лет прошло. Быстро, незаметно, зря…

Сейчас, анализируя последние пять лет своей жизни, благодарна только одному — у меня есть Тася. Мой свет, моя девочка, которая заставляет идти вперёд, не оглядываясь на мужа-алкоголика, тяжёлую работу, проблемы и разочарования. Если бы не она, я бы сдалась ещё вчера, когда стояла на тротуаре с разбитым телефоном в руке. Нельзя, не имею права, не положено. После любой чёрной полосы всегда по определению появляется белая, просто моя чуточку затянулась — на два с лишним года.

— Предъявите, пожалуйста, документы. — Передо мной вырастает высокая фигура полицейского, который, уставившись на меня, ждёт ответа.

— А? Да… — достаю из сумки паспорт, вручая мужчине.

— Так… местная, судя по прописке, — смотрит на фото в паспорте, сверяя с оригиналом, то есть мною. — А девочка? — кивает в сторону Таси, и я тут же протягиваю свидетельство о рождении. — Дочь, ясно…

— Что-то не так? — сглатываю, уставившись на мужчину.

— Ребёнка позавчера украли у пары семейной. Похожа на вашу дочку. Всё в порядке, — протягивает документы. — Поезд ждёте?

— Да, — придвигаю вещи, закрывая ногой.

— Мы меняемся в восемь утра. Уже почти десять вечера, а вы на прежнем месте. Когда у вас поезд?

— Завтра, — придумываю на ходу, чтобы не вызвать подозрений.

— А почему так рано приехали? Обычно люди опаздывают, а вы за сутки на вокзал прибыли.

— Так получилось, — нервно сглатываю, хаотично бегаю взглядом и силюсь придумать очередную ложь, которая спасёт меня от подозрений.

— Ясно. За ребёнком следите.

Последнее, что звучит из уст сторонника правопорядка, и он направляется в противоположный конец зала, останавливаясь рядом с напарником. И только в этот момент приходит осознание, что я не так незаметна, как казалось изначально, и начинаю привлекать внимание. Сколько смогу здесь находиться, пичкать дочь пирожками и спать сидя? Но я по-прежнему не имею ни единой мысли, что делать дальше и куда двигаться. Нет знакомых и друзей, денег и возможности снять жильё. Тупик, в котором я зажата, словно в ловушке.

Тася забирается ко мне на колени, перекусив очередным пирожком, и засыпает. Вторая ночь в этом зале даётся тяжелее. Практически неизменная поза, явный голод и усталость накрывают безысходностью и желанием выть от беспомощности. На смену обречённости приходит паника, а за ней страх за будущее Таси и своё. Не могу ответить самой себе на вопрос, по какой причине я, будто приклеенная, остаюсь в здании вокзала, не решаясь ступить за его пределы. И тут же отвечаю — неизвестность.

Утром первым делом иду в туалет, чтобы умыть дочку и привести себя в порядок, насколько это возможно в условиях общественного вокзала. Замечаю настороженный взгляд девушки-продавца кафе и двух полицейских, которых, кажется, видела здесь позавчера. Медленно прохаживаются мимо, прислушиваясь, о чём мы с Тасей говорим, ненадолго останавливаются, продолжают движение и вновь возвращаются ко мне. Наконец ближе к вечеру один из мужчин не выдерживает и подходит к нам.

— Предъявите, пожалуйста, документы.

Молча протягиваю паспорт, ожидая вердикта мужчины. Но, кажется, по моему виду он понимает, что измотанная женщина перед ним правдиво ответит на все вопросы.

— Мы были на смене позавчера, — начинает, подзывая напарника, — вы с ребёнком зашли в здание вокзала примерно в одиннадцать вечера. Прошло почти двое суток, а вы ещё здесь.

— Жду поезд, — отвечаю на автомате.

— Покажите билеты.

— Ещё не купила.

— Пройдёмте с нами до выяснения обстоятельств, — кивает в сторону выхода, показывая, что я должна идти за ним.

— А там тепло?

— Что?

— Туда, куда вы меня поведёте, — тепло? — я настолько устала, что мне плевать, куда и зачем меня ведут, главное, чтобы Тася не замёрзла и смогла поесть.

— Вам некуда идти? — присаживается рядом, с интересом разглядывая меня.

— Некуда, — подтверждаю, потому что отнекиваться бессмысленно.

— Прописка местная, и муж имеется, насколько я понял, — приводит аргументы мужчина.

— Муж алкоголик, продал квартиру неизвестным людям без моего ведома. Они-то нас и выгнали совместно с вашими коллегами. Обратилась к начальнику, который вместо помощи попытался изнасиловать. Разбила телефон, а кошелёк украли. Вот так… — выдаю всю правду, получая неожиданное облегчение.

— Сидеть здесь не выход. Вы же это понимаете?

— Понимаю, но пока вариантов у меня нет, — пожимаю плечами, глажу по голове дочку, которая пристроилась на соседнем кресле, положив голову на мои колени. — Я ещё не придумала.

— Ясно, — поднимается, увлекая за собой напарника.

Наблюдаю за мужчинами, один из которых подходит к автомату, чтобы заказать кофе, а второй покидает здание вокзала. Судорожно сглатываю, давлюсь слюной, желая горячего напитка и хоть какой-нибудь еды. Мужчина берёт стаканчик и направляется ко мне, но путь ему преграждает человек в чёрном пальто. В его руках смешная клетчатая сумка, которая совершенно не идёт его образу, вызывая улыбку. Странный персонаж активно беседует с полицейскими, когда к нему подходит женщина лет шестидесяти, а через десять минут к ним присоединяется второй сотрудник правопорядка. Не знаю, на какую тему беседа, но в какой-то момент вся компания оборачивается, уставившись на меня. Неуютно настолько, что отворачиваюсь в другую сторону, чтобы не гореть под взглядом четырёх пар глаз.

— Добрый вечер. — Женщина присаживается рядом, обращаясь ко мне.

— Добрый.

— Я Лариса Петровна, а вы?

— Я Лена, а это, — глажу дочь по волосам, — Таисия.

— Саша сказал, что вы попали в сложную ситуацию.

— Саша? — смотрю на мужчин, пытаюсь угадать, кого конкретно она имеет в виду.

— Высокий брюнет, — кивает в сторону полицейских, и становится понятно, что Саша тот, кто со мной разговаривал после проверки документов.

— Да, всё верно.

— А что вы умеете делать, Лена?

— В смысле?

— Убирать комнаты можете? — Киваю. — Стирать? — Снова кивок. — А готовить?

— Готовлю хорошо, но ещё лучше делаю торты и пирожные, — улыбаюсь, наклоняясь ближе к Ларисе Петровне. — Окончила кулинарный техникум. Люблю создавать сладости. Любила… — вспоминаю, что последние несколько лет работала на крохотной кухне Армена, не имея возможности заниматься сложными кондитерскими изделиями.

— Что ж… — Женщина откидывается на спинку кресла, откровенно меня оценивая. — Может, это и к лучшему, — разговаривает сама с собой, пожимая плечами.

— Что именно?

— Предлагаю вам поехать со мной. Я работаю в большом доме у одного влиятельного человека. Наверное, это можно назвать управляющий, а если просто — завхоз. Комнату вам дадут, работу тоже, с ребёнком пока неясно, что делать… но мы придумаем.

— Вы мне работу предлагаете? Вы же меня не знаете, — смотрю опешившим взглядом, не веря в то, что слышу. — Впервые видите…

— Я хорошо разбираюсь в людях, Лена. Вы выглядите скромно, но прилично и не вызывающе. Спокойная, учтивая и заботливая, — кивает на Тасю, которая практически лежит на мне, раскинув ручки в стороны. — Пальцы в ожогах. Вероятно, работали на кухне, обварились в кипящем масле. У меня такие же, — показывает ладони. — Я предлагаю вам выход, возможно, временный, но всё же это лучше, чем сидеть здесь.

Внутри разрывают сомнения: незнакомая женщина, какой-то дом и неизвестность, которая имеет неопределённые последствия. Но я так устала… Смертельно устала.

— Сколько вы не ели? — Отворачиваюсь, сжимаясь под её взглядом. — А сколько не спали?

— Двое суток, — честно отвечаю. — Даже немного больше.

— Сколько ещё сможете не спать? А? А она? — показывает на Тасю. — Девочка маленькая, а на вокзальных пирожках долго не продержишься. Ей нужна нормальная пища и место для отдыха, в котором тепло и безопасно.

— Я не знаю… — закусываю губу, обдумывая предложение женщины.

Смотрю на её приятное лицо и открытую улыбку, чувствуя только положительный отклик внутри, а когда она улыбается, хочется ответить взаимностью.

— Соглашайтесь, Лена, — убеждает. — Вероятно, иного шанса вам не предоставят.

Несколько секунд сомнений, разъедающих подобно серной кислоте, и я киваю.

— Гриша! — окликает мужчину в пальто. — Помоги, пожалуйста.

Гриша подходит и оказывается невероятно высоким и широкоплечим. Он в два, а то и в три раза больше меня, и приходится сильно задрать голову, чтобы рассмотреть волевое лицо с крупными чертами. Молча берёт сумки — все сразу, и кажется, для него ноша не имеет никакого веса. Перехватываю Тасю, уложив на плечо, и иду следом за моими новыми знакомыми. На стоянке за вокзалом передо мной открывают дверь большого джипа, приглашая сесть. Гриша берёт у меня дочь и, дождавшись, когда я устроюсь на заднем сиденье, осторожно передаёт мне.

Пассажиры впереди беседуют о чём-то своём, пока мы едем по трассе, покидая город. Мерное покачивание убаюкивает, и я, поддавшись усталости, проваливаюсь в дрёму, сквозь которую слышу обрывки фраз:

— Зря ты это сделала, Петровна. — Мужской голос звучит с укором.

— Я зашиваюсь одна, Гриша. Сколько на собеседование приходило? Много. Безрукие, а на хозяина косятся в надежде пристроиться потеплее. А эта работящая, сразу видно.

— Парето нам голову снесёт. Досконально всех проверяет сам. Одно мутное пятно, и всё — свободен.

— Скажешь, это моя инициатива, ты не в курсе. Сказала везти — повёз. Всё. А там пусть его хоть разорвёт от негодования, если Аронов одобрит, перечить не станет.

Разговор продолжается, но собеседники переходят на шёпот, уловив моё движение. Не знаю, сколько мы едем, но в какой-то момент меня ощутимо толкают в плечо и показывают, что нужно выйти.

Спросонья осматриваюсь вокруг: огромный дом в несколько этажей кажется бесконечным; много ёлок, припорошённых снегом и скрытых высоким каменным забором; несколько одноэтажных строений рядом, в окнах которых горит свет; территория подсвечена фонарями и настенными светильниками. Иду за Ларисой Петровной по извилистой дорожке, улавливая обстановку вокруг. Заходим в дом и движемся по длинному коридору, пока женщина не останавливается у одной из дверей. Быстро находит ключ и открывает, включая свет.

— Комната небольшая, но уютная. Кровать, телевизор, шкаф, там ванная, — отворяет боковую дверь, позволив мне заглянуть. За спиной появляется Гриша, оставляя вещи у двери, и сразу уходит. — Всё необходимое имеется. Скромно, конечно…

— Нет-нет, всё отлично! — прерываю её, даю понять, что это намного больше, чем я могла рассчитывать. — Спасибо вам! Огромное спасибо!

— Отдыхай. Завтра всё обсудим на свежую голову. Спокойной ночи.

— И вам.

Как только закрывается дверь, раздеваю Тасю и полусонную тащу в душ, чтобы смыть последние два дня на вокзале. Стоит с закрытыми глазами, пока я мою голову и маленькое тело душистым гелем. Закутываю в полотенце и укладываю в кровать, купаюсь сама и ныряю к ней под одеяло, крепко обняв.

Я не знаю, где оказалась, кому принадлежит этот дом и что с нами будет завтра, но сейчас, на хрустящих от чистоты простынях и в объятиях своего ребёнка, меня обволакивает чувство тотальной безопасности, которое я не испытывала долгое время. Мысли лениво ворочаются, отказываясь двигаться в нужном направлении, и я засыпаю, чтобы начать утро в новой жизни.