Любовь со всеми удобствами

Алина Кускова, 2011

Экотуризм нынче в моде. Отсутствие элементарных удобств и рукомойник под яблоней входят в стоимость тура. А уж если такой отдых можно организовать бесплатно – вдвойне хорошо. К тому же отдых в деревне – это не только свежий воздух, мычащие коровы, которых вы до сих пор видели только на картинках, но еще и романтика! Вас никогда не целовал деревенский мачо? О, вы многое потеряли! Наша героиня, Катерина Павлова, не даст соврать: любовь на фоне деревенского пейзажа – залог самых что ни на есть крепких отношений.

Глава 2

Прости, господи, за невольный каламбур

Меткая пословица наших дней «Скажи, где ты отдыхаешь, и я скажу, кто ты» вполне соответствует действительности. Вряд ли пенсионерку Валентину Павловну, которая перебивается на «щедрое» государственное пособие с хлеба на воду, можно встретить в Куршевеле. Впрочем, встретить-то можно, ведь бывают же исключения из правил. Если пенсионерка Валентина Павловна отправится в Европу автостопом и доберется до этого рассадника миллионеров, то на большее она рассчитывать никак не сможет. Только слоняться по Куршевелю и взывать к олигархической совести своим потрепанным и голодным видом. Нельзя там встретить и ни одного российского педагога, сеющего разумное, доброе, вечное в обычных городских и сельских учебных заведениях. Самые удачливые из них, а чаще это те, кто каким-то образом умудрился попасть в частную гимназию в качестве обучающего персонала, отдыхают на берегах гостеприимной Турции. Или позволяют себе трехдневную поездку в Париж, после которого трепетно вздыхают и готовятся «умереть».

Екатерина не была ни пенсионеркой, ни педагогом частной гимназии, от того и проводила свой отпуск в богом забытой деревеньке. Глядя на то, где и как она отдыхает, можно было с уверенностью сказать, что служит молодая женщина скромным работником музея и, в отличие от своей приятельницы Вероники, богатого мужа не имеет. Она вообще не имеет мужа, для нее он исключен как вымирающий вид. И не потому, что ей пришлось проводить свой отпуск в деревне, где мужчин вполне хватало для того, чтобы исправить ее семейное положение. Просто Екатерина верила в любовь. В большое и сильное чувство, способное захватить ее всю без остатка и с головой окунуть в неведомую страсть, которую она видела только в бразильских сериалах. Свой же сериал на глазах деревенских жителей она демонстрировать не стала и предпочла уделять внимание единственному мужчине, способному молча ей сопереживать.

— Представляешь, — жаловалась она чучелу, разводя руками, — течением унесло мой таз с бельем. Черт меня дернул взяться за постирушку! Чистюля разэтакая. Теперь у меня всего один топ и одни джинсы. Но это ведь не скажется на отношении ко мне окружающих? Как говорится, по одежке встречают, а я вроде бы здесь три дня живу. — Соломенная шляпа набросила тень на хмурое лицо чучела, и Катерине показалось, что ее собеседник тяжело вздохнул.

— Да, — согласилась она с ним, — в одном топе и одних джинсах будет нелегко налаживать контакты с местным населением. Может, ты одолжишь мне шляпу? Все-таки лишний предмет гардероба. Ой, извини, я как-то не подумала, что без шляпы тебе будет нелегко стоять на солнцепеке. — Она улыбнулась чучелу и прошла к своему дому.

— Р-гав! Р-гав! — внезапно раздалось у ее ног. Катерина от неожиданности подпрыгнула. — Р-гав!

Мелкая собачонка породы «Не наступите на меня случайно!» бойко атаковала, хоть и временную, но все же хозяйку дома.

— Пэрис! Милочка, ко мне! — следом за собачкой во двор заплыла стройная высокая дама с такой великолепной фигурой, что Катерина остолбенела. Она не думала, что в этой деревне кроме привередливого писателя может проживать супермодель! — Фу, Пэрис, фу! Это тетя, Пэрис, фу!

Катерине стало немного обидно, что она — «фу», но, с другой стороны, дама была права. В сравнении с ней она была просто «фу».

Собачка послушалась, отбежала от Катерины и ловко прыгнула даме на руки.

— Добрый день, дорогуша, — проворковала дама, — сори за мою крошку, она всегда так встречает незнакомых людей. Но я надеюсь, — дама с собачкой приблизилась к Катерине, — сейчас мы уладим это недоразумение.

— Какое? — тупо переспросила Катерина. — Собачка меня не тронула.

— Сейчас мы с вами познакомимся, — заявила дама и принялась разглядывать Катерину, как будто та являла собой картину кающейся Магдалины. — Любовь, — сказала она и пристально поглядела на Катю.

— Да нет, я просто здесь отдыхаю, — засмущалась та. — И об этом совсем не думаю…

— Иногда нужно думать, — сказала дама, усмехнувшись. — Любовь — это я.

— Надо же! — изумилась Катерина, поздно догадавшись, что перед ней и есть та самая Любка, которая танцует стриптиз по понедельникам. — А так и не скажешь. — Она не смогла представить эту гламурную даму на банальном шесте. — Катерина. Это я Катерина.

— Я это сразу поняла, — сказала дама строгим голосом начальника паспортного стола.

— Какая милая псинка, — Катерина выдавила из себя улыбку и поняла, что нажила себе врага.

— Это не псинка, — обиделась Любовь, — это породистая девочка с такой родословной, что рядом с нею все — плебеи! Пэрис, милочка, нас назвали псинкой!

Катерина смотрела вслед удаляющейся даме, сюсюкающей со своей собачкой, и думала о том, насколько люди привязаны к своим домашним питомцам. Слишком привязаны, до такой степени, что все окружающие для них — плебеи. Нет, она ни за что не заведет себе собаку. Другое дело — гусей. Вряд ли Анюта следит за их родословной. Анюта не следила, она бежала к Катерине за помощью.

— Спасай Семена! — горячо зашептала она, хватая соседку за руку.

Катерина могла подумать что угодно, но ни за что на свете не догадалась бы, от чего его нужно было спасать. Как оказалось, поздним вечером, когда муж спал, Анюта наварила кастрюлю варенья. Когда оно чуть подстыло, разлила его по банкам и закатала крышками. А кастрюлю оставила немытой. Утром, пока спала Анюта, ее муж решил кастрюлю из-под варенья вылизать. И увлекся…

— Просыпаюсь, — рассказывала Анюта соседке, — кто-то кричит: «Пожар!» И голос такой алюминиевый, сладкий. Глаза открываю, стоит передо мной терминатор хренов, морда лица в кастрюле! Я ему говорю: «Поиграл и хватит», а он мне отвечает: «Не могу, голова застряла». Нет, Катерина, ты представляешь?! Нормальные люди пальцем, — Анюта показала «кастрюле», нарисовавшейся рядом с ней, указательный палец, — варенье облизывают! А этот все рыло запихнул!

Анюта всплеснула руками и села на лавку перед избой.

— Это его бог наказал! — важно заявила она. — Помнишь, как ты на нашу свадьбу напился до поросячьего визга и меня со всеми бабами путал?! — Она вскочила, подбежала к Семену, который пытался стянуть кастрюлю с ушей, и хлопнула его по тому месту, где, по ее расчетам, должен был находиться лоб.

— Ты б еще военный коммунизм вспомнила и электрификацию всей страны, подлая баба! Специально вместо таза варенье в узкой неровной кастрюле сварила.

— Кто же знал, что ты дно мозгами лизать станешь? — кипятилась Анюта. — Нормальные люди их по-другому используют. Что делать-то, Катерина?! Жалко же его, подлеца, любовь все-таки.

— Металл от больших температур расширяется, — робко вставила та.

— Правильно! — обрадовалась Анюта. — Сейчас мы кастрюлю в печку вставим! Металл от больших температур расширится, и кастрюля сделается просторнее!

— Глупость твоя от этого сделается просторнее, — промычал Семен, — в той кастрюле моя голова находится! А из запасных частей у меня только вставная челюсть.

— А от низких температур, — попыталась реабилитироваться Катерина, — все сужается…

— Правильно! — обрадовалась Анюта. — Мы его сейчас в колодец окунем! Голова сузится и из кастрюли выскочит.

— Сама опосля выскочишь в тот колодец, — простонал Семен. — Физики хреновы! Применяйте народные методы!

— Может, — по душевной доброте, глядя на то, как погибает чья-то любовь, предложила Катерина, — ему клизмой сбавить вес и освободить от лишних килограммов?

— То, от чего я освобожусь после вашей клизмы, с головой никак не связано…

— Привередливый, — гордо заметила Анюта, — разборчивый. Что ни скажи, все наперекосяк! Помнишь, Сема, когда я третью девку родила, ты по деревне бегал и кричал, что отказываешься забирать меня обратно?! — Анюта подскочила к мужу и со всей силы треснула его по кастрюле.

— Чего сердце занозишь? — возмутился тот. — Это не я, а самогонка кричала. И от радости! Не уводи в сторону мыслительный процесс, освобождай посуду, поросенок голодный сидит!

— Я в этой кастрюле поросенку картошку варила, — пояснила Анюта, — а вчера, как черт дернул, сварила варенье. — Она уселась на лавку и задумалась. — Нужно перевернуть его вверх ногами и отрясти кастрюлю с головы.

— Так все мои мозги выскочат, — сопротивлялся Семен.

— Нечему там выскакивать, — отмахнулась Анюта. — Беги, Катерина, к писателю! Нам двоим его ни за что не перевернуть!

Раздумывать было некогда, воздух проникал в кастрюлю слишком мелкими порциями, не давая Семену Шкарпеткину свободно дышать. Катерина побежала.

Резидента в окне не было, во дворе тоже. Или он спал, или занимался чем-то еще, и она ему явно помешает этим заниматься. Катерина подошла к писательской калитке и слабо пискнула. Мешать ему ей почему-то совершенно не хотелось. Но, как ни странно, буквально сразу голова Резидента высунулась в окно, и он изумленно уставился на соседку.

— Извините, — начала Катерина растерянно, — но там кастрюля застряла… Я бы попросила…

Карпатов смерил презрительным взглядом Синеглазку. Ему стало понятно, что у этой неумехи на керогазе застряла кастрюля, от чего она осталась голодной и на почве голода и обезвоживания организма помутилась рассудком.

— С вареньем, — зачем-то добавила Катерина, — смородиновым.

Так Синеглазка еще и сластена! Откуда она взяла смородину?! На ее участке эта ягода не произрастает. «Ясно, — тоскливо подумал Карпатов, — с голодухи бедняга начала чистить чужие огороды. И теперь пытается втянуть в это преступное дело и меня». Катерина принялась сумбурно описывать недавние события, упомянув Анюту и Семена. Карпатов подумал, что они чистят огороды втроем и безмерно страдают.

— Ему так плохо! Так плохо! — расписывала Катерина страдания Семена. — Он готов умереть! Сделайте же что-нибудь! — не выдержала она. — Что вы сидите, как красна девица в своем тереме?! — Подумав о том, что Семен может задохнуться, а Анюта погибнуть из-за потери любимого мужа, она разозлилась. — Спускайтесь! Нам нужно перевернуть его с ног на голову!

Карпатов покраснел от возмущения, которое он не стал выражать вслух. Он не будет опускаться до банальной деревенской ругани с этой умалишенной особой! Но идти у нее на поводу?! Только ради интереса, так сказать, накапливая материал для будущей книги. Синеглазка прекрасно впишется в его «Отношение полов» в образе скандальной и недалекой представительницы слабого пола.

Карпатов задернул занавеску, показав тем самым, что разговор окончен. Катерина потопталась немного у калитки и побежала обратно. Только она хотела сказать Анюте, что писатель, этот эгоист и черствый тип, отказался прийти на выручку Семену, как услышала за спиной шаги. Она обернулась и увидела бежавшего за ней писателя.

— Ну, — сказал он, грозно хмуря брови, — что у вас еще случилось?!

— Вот! — Анюта выдвинула вперед Семена с кастрюлей. — Полюбуйтесь на него! Застрял мозгами.

— Его нужно перевернуть, — Катерина принялась тормошить рукав писательской рубашки, — и оттрясти кастрюлю с головы.

— Глупости, — заявил Карпатов и скинул с себя руку Катерины. — Это поможет вытрясти из него заначки, а не кастрюлю. — Он подошел к Семену ближе и попытался снять супершлем. — Придется резать! — безапелляционным тоном многоопытного хирурга произнес писатель. — Автогеном!

— Каким Геной? — с дрожью в голосе, предчувствуя страшную развязку, проблеял Семен.

— Авто-ге-ном, — по слогам повторил Карпатов. — И будут жертвы!

— Я даже знаю, кто, — ехидно заметила Анюта.

— Ни за что! — испугался Семен и… сдернул со своей головы ненавистную кастрюлю. — Ох! Ах!

— Ой, — вздрогнула Анюта, — Семушка, как я рада, что наконец-то ты освободился. Спасибо огромное товарищу писателю за поддержку, спасибо Катерине за советы…

— Убью подлую бабу! — заявил Семен и набычил и без того красные от нехватки воздуха глаза.

— Правильно, — согласилась с ним Анюта, семеня к ближайшему дереву, — убей Катерину. Мне она никогда не нравилась. Жалко, конечно, но что поделаешь, нужно же чем-то жертвовать…

— Не ее, а тебя убью! — заявил Семен и попер на жену: — Жертвенница!

Катерина опешила от всех этих заявлений и опустилась на лавку, рядом с ней сел Карпатов и закурил.

— Милые бранятся, только тешатся, — сказал он, успокаивая ее.

Тешились супруги Шкарпеткины довольно странным образом. Анюта бегала вокруг дерева, за ней гонялся злой, как сто чертей, Семен.

— Ой! — кричала Анюта. — Люди добрые! Нализался, пьяный таракан, все мозги по голове растеклись. Или ничего не чувствуешь?! Или действительно их у тебя нет?!

Семен остановился и потрогал свою голову. Она стала бурая и липкая.

— Помираю, — прохрипел он, прислоняясь к дереву, — Анька, вызывай медицину в помощь!

— Чтоб помогли тебе помереть? Это они могут, их только для этого и вызывают! Ща! — захихикала она. — Поверил! Течь-то нечему! Разве ж у тебя мозги? Шучу я, а то еще с испуга дашь дуба у дуба, прости, господи, за невольный каламбур.

— Каламбурит она все, — недовольно прохрипел немного успокоившийся Семен и лизнул руку. — Действительно не мозги! Откуда ж им вытечь-то? Варенье!

— М-да, — процедил писатель, пуская дым колечками. — Отношения полов.

— Да, — вздохнула Катерина, — любовь.

— Любовь?! — насмешливо поинтересовался у нее Карпатов. — Где это вы ее видели?!

— То, что у вас ее никогда не было, — с пафосом заявила Катерина, — это еще ничего не значит. Нет, — она перебила саму себя, — это значит. Это значит, что вы обделенный судьбой человек! Что вам не повезло в жизни, что вы не способны на большое и светлое чувство! А вот Анна с Семеном, — те замерли и изумленно прислушивались к ее выводам, — они способны. Они любят друг друга!

— Правда? — Анюта вытерла рукавом набежавшую слезу и повернулась к мужу. — Ты меня того?!

— Того этого, — подобрел Семен, обнял жену и повел в дом, пиная ногой ненавистную кастрюлю.

— Ха! — заинтересованно сказал Карпатов. — А вы способны?! Вы способны любить? — И в его глазах появилось странное возбуждение. Он поднялся и пошел к выходу.

— Не знаю, — честно призналась Катерина, — но я, по крайней мере, в любовь верю.

Она встала и направилась к себе в дом. Пусть этот высокомерный тип думает о ней, что хочет. Ей все равно. Конечно, не будь он таким высокомерным, он бы ей обязательно понравился. Еще бы она в него влюбилась, не дай бог! Это можно пожелать только врагу или Любке-стриптизерше. Любови пожелать любви. Еще один каламбур. У нее вся жизнь из одних каламбуров.

Вот она, идет с собачкой. Как раз вовремя.

— Георгий! — вскричала Любовь Аркадьевна Карелина, завидев писателя. — Что у вас случилось?! Мы с моей девочкой, как только услышали шум и гам, сразу же побежали к вам на выручку.

— Огромное спасибо за заботу! — заявил Карпатов и кинулся к Карелиной. — Только вы со своим чутким сердцем не оставите нуждающегося человека в беде.

— Да, я такая, — довольно заявила Любовь и прижала собачку к своей пышной груди.

— Ступайте! — сказал ей Карпатов. — Ступайте к этому человеку!

— Я уже иду к нему! — обрадовалась Любовь и поперла на писателя.

«Идиотка, — подумала, глядя на них, Катерина. — Совершенно не понимает, что он над ней издевается! Или не издевается?! Во всяком случае, Резидент не делает никаких попыток сбежать! Да уж, прекрасная парочка: гусь и гагарочка. А он еще не верит в любовь! Да что для него любовь — так, пустой звук, гласные с согласными. Он, как и все мужики, падки на хорошенькое личико и ладную фигурку». Катерина усмехнулась и остановилась, намереваясь обойти писателя с Карелиной, — они заняли всю дорожку, но она не собиралась идти по песку. Внезапно, когда до него оставалась пара шагов, Карпатов резво отскочил в сторону, и Карелина со всего маху налетела на Катерину.

— Р-гав! — подала недовольный голос собачонка.

— Вот тебе и р-гав, — засмеялась неожиданному пируэту Карпатова Катерина.

— А вы, Екатерина, что-то имеете против?! — покраснела от возмущения Карелина.

— Я?! — удивилась Катерина. — Ничего. — И, не поворачиваясь, направилась дальше.

— Любочка, — ехидничал писатель, — вы ошиблись. Не меня нужно спасать. Нужно помочь Семену смыть с физиономии смородину!

— У него для этого есть законная супруга! — услышала за спиной Катерина.

— А вы что, помогаете только одиноким?! — не унимался Карпатов.

— Некоторым одиноким очень бы даже помогла!

Катерина оставила парочку и зашла во двор. Закрыв калитку, она прислушалась. Писатель с Любочкой о чем-то спорили. Карелина говорила на повышенных тонах, Карпатов — насмешливо и с издевкой. «Он надо всеми издевается, — догадалась Катерина, — это у него такая манера. Мнит себя знаменитым, а я даже не читала ни одного его произведения. Такие циники смогут накарябать только философские опусы. Нечто такое в духе «А есть ли жизнь за МКАДом?». Ради этого они приезжают в далекую деревеньку, чтобы доказать, что в ней нет никакой жизни, а уж тем более и любви. Хотя что он может знать о любви?»

Эх, был бы он бессловесным чучелом, она бы ему многое рассказала.

И к чему она пришла? К Вероникиному дому, если не считать своих глупых мыслей о бессловесном чучеле. Неужели ее устроит только такой мужчина?! Интересно, а какой женщиной был бы доволен Карпатов? Тоже чучелом?

— Нет, Георгий, вы меня не так поняли, не такая я стерва, — кокетливо обиделась на писателя Карелина, проходя с ним мимо калитки, за которой пряталась Катерина.

— Р-гав! Р-гав! — подлая собачонка, не возлюбившая ее с первого же взгляда, попыталась наябедничать хозяйке о том, что их подслушивают. Но та, к счастью, не обратила на ее ргавканье никакого внимания. Она была увлечена разговором с писателем, а скорее всего им самим.

Карпатов принялся разубеждать Карелину в том, что она совсем не стерва, куда ей до стервы, стервы, они такие… Катерина видела в щелочку забора, как он при этом закатил глаза и мечтательно поглядел вдаль. Скорее всего вспомнил свою бывшую жену. Катерина хмыкнула, вот они, современные писатели, трубачи новых идей и кузнецы настроений, таскаются с разными стервами, а на хороших, обыкновенных женщин и не смотрят. Да что там смотрят, он с ней даже по-человечески не познакомился!

Конечно, и Катерина хороша, прибежала с бухты-барахты, потащила его к Шкарпеткиным. Но он мог бы остановить ее где-нибудь посреди пути, все равно ведь бежал следом, взять ее руку, поцеловать, представиться, сделать ей комплимент. Она сегодня необыкновенно хорошо выглядит! А Катерина улыбнулась бы и сказала ему: «Только сегодня хорошо? А в другие дни на меня что, смотреть невозможно?» Конечно, она прекрасно осознает разницу между собой и дамой с собачкой. Катерина вздохнула и поглядела им вслед, парочка продолжала препираться. «Милые бранятся, только тешатся», — вспомнила Катерина. Она ревнует?! Только этого ей не хватало на отдыхе! Влюбиться безответно и тосковать по возлюбленному, глядя на луну и сидя на грядке с морковкой. Да он недостоин ее любви! Он не знает, что это такое. И ей не нужно знать. Зачем он ей? У Катерины и так все в порядке: любимая работа, квартира, дочь. Начать бы следовало с дочери. Да… как бы ей позвонить?!

«Скажи, где ты отдыхаешь…» Великая Марлен Дитрих говорила другое: «Неважно, где ты отдыхаешь, важно — с кем!» В этих словах скрыт смысл жизни. И не только отпускной. Важно, с кем! Очень важно — с кем. Этот кто-то может испортить самый замечательный отдых, а может сделать его незабываемым, лучшим моментом бытия и сознания. Катерина отдыхала с Анютой, за то немногое время, что она провела в деревне, соседка не оставляла ее в покое ни на час.

— Ну и что там у них? — ее грузное тело перевесилось через забор. — Договорились небось ироды?

Катерина, испугавшись, что ее застали врасплох, когда она подслушивала чужой разговор, отпрыгнула от забора.

— Что? Чего? Я не поняла, — она добралась до крыльца и села на лавочку.

— Чего уж там, — махнула рукой Анюта, — дослушала бы лучше до конца!

— Они меня совершенно не интересуют, — Катерина не соврала, просто ей в это очень хотелось верить. — Как себя чувствует Семен? Голова у него не болит?

— Болит, — сочувственно покачала Анюта двойным подбородком. — Жуть как болит. Я ему самогонки дала, он спать и улегся. У нас же здесь аптеки нет, лечимся и травимся народными методами.

— Вместо снотворного можно использовать самогонку? — заинтересованно спросила Катерина.

— Тебе нельзя, — заявила Анюта, — ты слишком хлипкая. Правда, если закуска будет хорошая… Приходи ко мне ужинать! А то я одна осталась. Семен проснется лишь утром. А у меня картошечка с грибочками, огурчики, прямо с грядки сорванные…

— Приду, — пообещала Катерина. — Только воды принесу. У меня это мероприятие занимает слишком много времени. Только ты гусей не выгоняй!

— Да они уже вовсю у колодца гуляют! Или ты их боишься?!

— Еще чего! — в сердцах воскликнула Катерина и схватила пустое ведро.

Она увидела пернатую троицу издали, гуси пили воду в луже у колодца. Помешать им было просто неприлично, потому Катерина в кустах спокойно дождалась, пока те напьются и отойдут в сторону. Ей сразу же вспомнились слова Маугли: «Мы с тобой одной крови!», и она принялась повторять их вслух, медленно, но верно двигаясь к колодцу. Со стороны можно было подумать, что у нее случился внезапный паралич конечностей.

Катерина огляделась — на деревенской улице никого не было, значит, и смотреть было некому. Но она несколько ошибалась. Занавеска на мансардном окне в доме писателя чуть сдвинулась, и показалась его довольная ухмыляющаяся физиономия. Карпатов наблюдал за ее страданиями. Но Катерина его не видела и тихо двигалась к колодцу.

Гуси, по всей вероятности, к ней уже привыкли, внимания не обращали и продолжали переваливаться вперед. Катерина после слов Маугли, которым она отдала должное — они так подействовали на гусей, перешла на другие заклинания. «Ступенька, — твердила она себе, — пустое ведро». И старательно запоминала весь алгоритм процесса забора питьевой воды. Алгоритм сработал! Она не упала, со второго раза ведро все-таки свалилось, и набрала воды. Довольная собой и жизнью, которая показалась ей намного легче, чем утром, Катерина направилась домой, расплескивая драгоценную жидкость. Она справится! Она здесь справится со всем и хорошенько отдохнет. Права Марлен, ох, как права, главное — с кем!

— Проходи! — широким жестом пригласила ее к накрытому столу Анюта.

Катерина, несколько дней не видевшая такого изобилия, сглотнула слюну.

— Мне нельзя, я же на диете, — простонала она, тоскливо глядя на стол.

— Ага! — сказала соседка. — Я тоже. Садись, не порть мне аппетит своим худосочным видом. — И она торжественно водрузила на стол литровую бутылку с мутной жидкостью.

— Это она? — таинственно поинтересовалась Катерина. — Та самая, которая вместо снотворного?

— Кто бы сомневался, — подмигнула Анюта, — Семена теперь не добудишься. Давай свой стакан.

Пить алкогольные напитки стаканами Катерина не умела. Учиться было поздно. Она смаковала глотки обжигающей жидкости и пучила от ужаса глаза. Анюта подсмеивалась над Катериной и подкладывала грибов, обещая на следующий же день взять ее с собой в лес за лисичками.

Голова закружилась не сразу, только поэтому Катерина благополучно добралась до дома, вспоминая, что Анюта сказала ей напоследок:

— Жаль, что бутыль закончилась быстро. Мы по-бабьи поговорить и не успели.

— Ничего, — ответила Катерина, смутно осознавая, сколько они выпили, — завтра и поговорим.

Она дошла до своей калитки и попыталась ее открыть в другую сторону. Калитка заартачилась, Катерина на нее поругалась, чем и привлекла внимание Карпатова. Он высунулся из своего окна и опешил. В дупель пьяная Синеглазка стояла у своей калитки и жаловалась забору на свою одинокую, никчемную жизнь. В конце концов ей удалось открыть калитку, и она упала во двор. Пытаясь подняться по забору, Синеглазка улыбалась и сообщала тому, что сразу же уснет, если доберется до кровати. Добралась ли она до кровати или уснула в сенях, Карпатов так и не увидел. Зато он увидел, как Синеглазка, проползая мимо его огорода, привстала и послала чучелу воздушный поцелуй.