Любовь во времена серийных убийц

Алисия Томпсон (2022)

Фиби Уолш настолько одержима серийными убийцами, что посвящает им кандидатскую диссертацию, которую ей предстоит писать в старом доме покойного отца на мрачной-мрачной улице. А еще ее пугает сосед — Сэм Деннингс, который, по ее экспертному мнению, явно серийный убийца. Фиби предстоит выяснить, что Сэм может оказаться кем-то гораздо более страшным… Ведь он собирается пробить толстую броню, которую она выстроила вокруг сердца. Круговорот чувств и подозрений ведет героиню к главному выбору: оставить всё как есть, построить отношения или все-таки защитить диссертацию?

Два

На следующее утро меня разбудил телефонный рингтон, из тихого механического звука постепенно переросший, по ощущениям, в сирену, объявляющую о ядерной атаке. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что экран представляет собой путаницу линий паутины, и еще больше времени, чтобы вспомнить события прошлой ночи. Я так долго тупо пялилась на телефон, открыв лишь один глаз, что упустила звонок.

Невозможно было даже понять, кто это, учитывая стратегическое расположение самой большой трещины. Но затем раздался стук во входную дверь в ритме «побриться и постричься — два бита»^[12], настойчивый и бесцеремонный, и я застонала. Коннер. Этого следовало ожидать.

Тем не менее я на всякий случай прихватила из шкафа свою старую электрогитару. Если на пороге окажется незваный гость, я всегда смогу стукнуть его инструментом… или, по крайней мере, играть на расстроенной гитаре When I Come Around^[13], пока он не уйдет.

Распахнув дверь, я обнаружила на крыльце Коннера в смехотворно больших солнцезащитных очках и с дурацкой ухмылкой.

— Привет! — произнес он с излишним энтузиазмом. — Что за гитара?

Я прислонила инструмент к спинке дивана.

— Да просто… — промямлила я, открывая дверь шире, чтобы впустить его. — Я приехала поздно, так что тут бардак.

— Ну, Фиби, я и не ожидал, что ты сотворишь чудо за ночь, — усмехнулся Коннер. — А что это за стол?

Я посмотрела через плечо Коннера на свою машину, ожидая увидеть на ее крыше восемь резных деревянных ножек, по четыре с каждой стороны, с набором выдвижных ящиков и полкой. Однако письменного стола там не было.

Его перенесли прямо к дому, разместив под козырьком гаража. И если только письменный стол в викторианском стиле каким-то образом не обрел способность самостоятельно передвигаться, переместить его мог лишь один человек: ночной бродяга.

(Уличный Сталкер? Полуночный Грузчик? Босоногий Мясник? Будем надеяться, что последний вариант точно не окажется верным.)

— Это очень странный район, — проговорила я невпопад. — Заходи.

Запирая дверь, я улучила минутку, чтобы понаблюдать за Коннером, пока он осматривал гостиную. Он выглядел более мускулистым, чем я помнила. Интересно, занимался ли он спортом? Мысль о том, что мой младший брат достаточно взрослый, чтобы иметь абонемент в спортзал, казалась странной. Но потом я заметила татуировку на его икре — Crash Bandicoot^[14] в классической позе, которую он принимал, оглядываясь через плечо, если вы слишком долго бездействовали. Ну да, это больше походило на Коннера, которого я помнила.

Был момент, когда мы могли обняться. Это было бы наиболее естественно в самом начале, когда повисла небольшая пауза, прежде чем разговор возобновился. Коннер повернулся ко мне с улыбкой, а я потянулась за одним из папиных журналов в коробке у двери.

— Откуда все это? — поинтересовалась я. — Неужели его обманом заставляли подписываться на каждое издание?

Коннер пожал плечами:

— Он много брал с бесплатного столика в библиотеке. Ему нравилось вырезать статьи, которые казались интересными.

Я пролистала страницы. И, разумеется, обнаружила несколько аккуратно вырезанных прямоугольников и неровный гребень в месте склейки, там, где были вырваны целые листы. Я бросила журнал обратно на коробку.

— Я переписывалась по электронной почте с женщиной из агентства недвижимости, — сообщила я. — Она рекомендовала нам постараться подготовить дом к продаже к середине июля, учитывая, что люди, вероятнее всего, захотят купить жилье к тому времени, когда их дети пойдут в школу. Значит, у нас есть около полутора месяцев, чтобы навести порядок.

Коннер оглядел царящий вокруг хаос, его взгляд скользнул от старой посуды, оставленной на приставном столике, к вороху белья в центре комнаты и смятым картонным коробкам, втиснутым между диваном и стеной. Я не могла понять, для чего отцу было нужно так много вещей, столько бесполезного хлама и откровенного мусора, и внезапно почувствовала, что начинаю злиться на Коннера за то, что он раньше не ухаживал за домом. Не заботился о нашем отце, который, как ни крути, всегда был больше его, чем моим.

Наконец Коннер снова повернулся ко мне, состроив утрированную гримасу отвращения, которая почти заставила меня улыбнуться. Почти. Я еще не пила кофе.

— Знаешь что? — предложила я. — Дай мне пятнадцать минут — принять душ и одеться, а потом можем перекусить и придумать план действий. Согласен?

* * *

В итоге мы зашли в расположенный неподалеку Waffle House^[15]. В этом месте было нечто успокаивающее, нечто незыблемое. Я сразу же почувствовала себя куда комфортнее, отмораживая задницу в кабинке этого кафе, сидя напротив своего брата, пока мы оба вглядывались в засаленные меню, точно собирались выбрать нечто отличное от того, что брали обычно, находясь в этом старом заведении.

— Ну, — проговорила я после того, как мы сделали заказ, — как дела у Шани?

Лицо Коннера просияло. Он так сильно любил свою девушку, что это практически вызывало у меня тошноту. Я не горжусь этим, но я даже отключила уведомления о новых постах Коннера в социальных сетях в месяц их годовщины, потому что он каждый день писал о том, что еще он в ней любит. Как мило морщится ее носик, когда она смеется. Как она готовит масала доса по рецепту своей матери-индианки. Что она всегда рядом с ним… Список можно продолжать и продолжать.

Он даже придумал хэштег. Не то чтобы #Shanielove было невероятно креативно, но тем не менее. По-настоящему вывела меня из себя фотография, где он написал хэштег горчицей на хот-доге в память об их пятом свидании на бейсбольном матче. Кто вообще помнит, куда они ходили на пятое свидание?

— Замечательно! — воскликнул он. — Ей осталось проучиться еще один год в школе медсестер. Она сказала, что ей очень понравилось работать в неврологическом отделении, но там не так много работы, поэтому она просто максимально наберется опыта и уйдет оттуда.

Его нога подпрыгивала под столом со скоростью мили в минуту. Эту его привычку, сигнализирующую, что он чем-то взволнован, я помнила с тех пор, когда он был ребенком. Ему не терпелось сказать что-то еще, я это чувствовала.

— Хорошо… — протянула я, прощупывая его. Может быть, они с Шани думали о переезде после того, как она выпустится? Но тогда непонятно, почему бы просто не сообщить мне об этом. Я планировала пробыть во Флориде ровно столько, чтобы привести в порядок и продать папин дом, так что для меня не имело значения, останется Коннер или тоже уедет.

Черт, неужели Шани беременна? Но тогда он не стал бы говорить о ее учебе и перспективах работы, верно?

— Я собираюсь сделать предложение! — выпалил Коннер и достал из кармана темно-синюю бархатную коробочку, сразу же открыв ее и впихнув мне в руки. Боковым зрением я увидела, как единственный гость в зале оторвался от своей газеты, и моя рука метнулась, чтобы быстро захлопнуть коробку.

— Господи, — громко зашептала я, — убери это, пока все не подумали, что ты делаешь предложение мне.

— Прости, — пробормотал он и снова открыл коробочку, чтобы еще раз взглянуть на кольцо, прежде чем сунуть ее обратно в карман. — Я продал свою систему виртуальной реальности, чтобы купить его. Оно стоило четыреста баксов, но я купил за триста пятьдесят, и они бесплатно переложили его в более симпатичную упаковку.

— Это здорово, — поддержала я. Мой голос прозвучал менее бодро, чем мне хотелось. Не то чтобы я не была рада за своего брата, но новость обрушились на меня внезапно. Все случилось очень быстро. — Ты не думаешь, что тебе стоит подождать? Пока ты не станешь… старше?

Меня саму внутренне передернуло, когда я произнесла это, но Коннер, похоже, не обиделся.

— Нет, — покачал он головой. — Мое сердце полностью принадлежит Шани. К чему мне ждать и держать это в тайне?

В этот момент подошла официантка с нашей едой, и Коннер пустился в рассуждения о том, что бекон настолько пережарен, что может стоять сам по себе. Официантка, сухо спросившая, не нужно ли его переделать, через секунду уже смеялась вместе с Коннером, когда тот шутливо продемонстрировал, как бекон марширует по тарелке. В этом весь мой брат.

Однако я не могла понять, почему его слова так потрясли меня. Неужели просто из-за беспокойства, что он действует импульсивно? Не думаю. Он казался мне слишком юным, потому что едва окончил колледж, но, с другой стороны, они с Шани встречались с выпускного класса средней школы, так что их отношения имели давнюю историю. Если отбросить мою спонтанную реакцию, Шани, с которой я пару раз встречалась, мне очень даже нравилась, и они с моим братом действительно выглядели счастливыми вместе.

Что, если я завидовала? Мои последние отношения даже нельзя было по-настоящему назвать отношениями. Я подцепила парня, в которого была влюблена еще на первом курсе, — безупречно красивого светловолосого Адониса, изучавшего «Беовульфа» (первый звоночек) и несколько раз звавшего меня к себе для секса (еще один сигнал, я полагаю), прежде чем начать вести себя так, словно я призрак.

Но это задело мою гордость, а не сердце. И я думаю, что именно фраза брата: «забрала мое сердце целиком», засела во мне глубоко, словно заноза. Отдавала ли я когда-нибудь кому-нибудь или чему-нибудь всю себя? Хотела ли я этого вообще?

— Ты собираешься есть яичные белки? — спросил Коннер, уже занеся вилку над моей тарелкой.

Мелочная часть меня хотела сказать «да», но он знал, что я заказала глазунью только для того, чтобы макать тост в желтки, а остальное проигнорировать. Он называл это «Глазунья без глаз».

Я пододвинула к нему свою тарелку.

— Ты мог бы, по крайней мере, подождать, пока я закончу есть, — заметила я, когда он начал отделять белки от желтков и перекладывать их себе.

— Но тогда они уже не были бы такими горячими, Фиби, — возразил он, подняв брови домиком.

— Итак, — спросила я, — когда же ты собираешься сделать предложение?

— Дело не столько в том, когда, сколько в том, как, — заявил Коннер, откусывая кусочек яйца.

Я подождала, пока он дожует, затем покрутила кистью, призывая его продолжать.

— Ладно… в таком случае — как ты планируешь сделать предложение?

— В том-то и дело, что я не знаю! — воскликнул Коннер. — И поэтому не знаю когда. Это должно быть эпично, вроде вирусного видео с кликбейтным заголовком типа: «вы-не-поверите-что-произошло-дальше-жесть-он-крут», настолько эпично.

Мне казалось, что самый быстрый способ добиться подобного эффекта — это сделать так, чтобы все эпически пошло не так, но я не произнесла это вслух.

— Дорожка из лепестков роз, ведущая ее к какому-нибудь значимому месту, — предложила я.

— Банально.

— Попроси дайвера в аквариуме подержать табличку с предложением.

Коннер печально улыбнулся:

— Шани ненавидит черепах.

— Надписи в небе?

— Я думал об этом, — кивнул он. — Слишком дорого.

Очевидно, подобные мероприятия не были моей сильной стороной. Я никогда никому не делала предложения, и уж тем более никто не делал его мне. Я даже близко к этому моменту не подходила. И сама идея выставить себя на всеобщее обозрение или чтобы кто-то другой сделал это, ради публичного отклика… Я бы предпочла такого рода ужасам просмотр абсолютно мрачного эпизода «48 часов»^[16]. Например «Кошмар в Напе», где убийцей девушки оказался муж ее соседки по комнате, тот самый парень, который дал интервью, полное сочувствия, за сорок восемь часов до того, как выяснилось, что это был он.

— Подожди. — До меня наконец дошел смысл сказанного Коннером. — Шани ненавидит черепах?! Не акул, медуз или угрей, а черепах?!

— У них нет плоти внутри панцирей, — объяснил он, — их панцирь и есть их тело. Ее это бесит.

— Понятно. — Я отбросила эту информацию, прежде чем перейти к животрепещущей теме, которую требовалось обсудить. — В общем, как я уже говорила, я связалась с агентом по недвижимости. Она считает, что мы никак не успеем сделать дом идеальным в нужные сроки, поэтому мы должны просто отмыть его, привести в порядок, насколько сможем, и быть готовыми продать его по заниженной цене. И мы должны быть осторожны, чтобы не вложить в него слишком много денег, потому что после того, как будут выплачены папины долги, останется не так уж много.

Брови Коннера сошлись на переносице.

— Какие еще долги?

— По кредитной карте, которая, похоже, предназначалась в основном для покупок в телемагазине. — Я сделала паузу. — Кредит на твое обучение.

— А-а, — кивнул Коннер. — Точно.

Меня немного убило, что он вообще не выказал по этому поводу ни чувства вины, ни огорчения. Когда наши родители развелись, выяснилось, что каждый условился взять на себя финансовое обеспечение ребенка, находящегося под его постоянной опекой. Однако в то время, как мама отказалась платить за мое образование, заявив, что мне восемнадцать и я должна начинать самостоятельно о себе заботиться, папа согласился на оплату обучения Коннера в бакалавриате.

— Дело в том, — продолжила я, — что мне необходимо закончить мою диссертацию этим летом, чтобы защититься осенью. У меня не будет финансирования, если я затяну с этим. Знаю, у тебя новая работа, так что не жду, что ты будешь приходить каждый день или что-то в этом роде… но мне действительно нужно, чтобы ты выкраивал время на выходных, чтобы помогать. Договорились?

— Конечно, доктор Уолш, — проговорил Коннер. — О чем твоя диссертация?

Я сделала большой глоток остывшего кофе.

— Я еще не доктор. Пишу о тру-крайме как жанре. — Такое объяснение я обычно даю, когда просто не хочу вдаваться в подробности. — Отношения между автором и объектом, наше отношение к серийным убийцам как к явлению. Что-то в этом роде.

— Жизнерадостно, — усмехнулся Коннер. — Ты собираешься доедать эту вафлю?

Я отправила в рот еще кусочек.

— Отвали, братец. Остальное — мое.

* * *

Вопрос о том, что делать с гигантским письменным столом, поднял свою уродливую голову, как только мы вернулись домой. Стол все еще стоял рядом с входной дверью. Я подумала, что должна испытывать облегчение, что услуги Полуночного Грузчика не включают взлом и проникновение.

В гостиной имелся укромный уголок, идеального размера для того, чтобы поставить пианино, будь у нас соответствующая семья, но вместо этого отец разместил там старое кожаное кресло и завалил его всякой всячиной. Я попросила Коннера помочь перетащить кресло на середину комнаты, а на его место задвинуть письменный стол.

— Разве мы, — фыркнул Коннер, когда мы с трудом втиснули стол в дверной проем, — не должны наоборот выносить вещи?

— Этот кусок дерева — единственная вещь в мире, которую я люблю, — ответила я, прежде чем разразиться яростным проклятием оттого, что мой палец оказался зажат между столом и стеной. Осмотрев покрасневший сустав, я задумалась, как тяжело будет печатать сломанным пальцем, прежде чем боль притупится и пройдет. — Кроме того, он нужен мне для работы.

Я собралась закрыть входную дверь, но вдруг заметила парня, идущего по тротуару. Не просто парня! Того самого парня. Полуночного грузчика.

Как раз в тот момент, когда я замерла в дверном проеме, с сердцем, выпрыгивающим из груди, он поднял взгляд. При дневном свете он выглядел чуть более презентабельно — брюки цвета хаки, белая рубашка на пуговицах, каштановые волосы, похоже, причесаны, и он определенно был в обуви. Поскольку я продолжала пялиться на него, он поднял руку в приветственном жесте.

В ту же минуту я захлопнула дверь так резко, что моя старая гитара завибрировала низким, бесцветным гудением.

— Что случилось? — спросил Коннер.

— Это он, — пробормотала я, подходя к окну, чтобы раздвинуть жалюзи и выглянуть наружу. — Парень, который вчера вечером перенес мой стол.

— Э-э, — промычал Коннер, — разве мы только что не сделали это сами? Или у тебя есть еще один?

— Нет, — нетерпеливо ответила я, не испытывая ни малейшего желания вдаваться в подробности. — Этот стол был закреплен на крыше моей машины. Должно быть, этот человек снял его и принес к дому.

— Довольно мило, — проговорил Коннер. — Очень по-соседски.

— Он не… — начала я, но замолчала, увидев, как парень садится в грузовик, стоящий на подъездной дорожке соседнего дома, и задним ходом выезжает на улицу. Хм-м. Он оказался соседом.

Что ж, я знала одно. Если местные новости когда-нибудь возьмут у меня интервью после того, как его арестуют за серийные убийства, я не хочу быть в роли тех шокированных простаков, восклицающих: «Кто? Этот парень? Он был таким милым и таким добрым соседом! Однажды он помог мне передвинуть тяжелую мебель. Вел себя тихо. Вежлив, насколько возможно. Всегда махал рукой, увидев меня на улице».

Был ли он действительно добрым соседом или просто изображал? Было ли перемещение стола способом заставить меня почувствовать себя в некотором долгу перед ним? Конспирация — практическая необходимость, если вам есть что скрывать; вежливость становится социальным хлороформом.

Говорят, все серийные убийцы в какой-то степени хотят, чтобы их поймали, и это было единственным объяснением того, почему он махал рукой при встрече.

–…Старые соседи смотрели друг на друга странно, как пара незнакомцев, — тихо пробормотала я себе под нос.

Позади меня засмеялся Коннер.

— Если кто-то здесь и ведет себя странно, так это ты. Совсем как в эпизоде: «Да! — ответила тетя Хельга».

Я цитировала классику — «Хладнокровное убийство» Трумэна Капоте, позволяя брату ответить отсылкой к одному из любимых нами в детстве эпизодов «Симпсонов».

— Мы вполне можем начать уборку с этой комнаты, — проговорила я, опуская жалюзи. — Я принесу мешки для мусора.

Примечания

12

*  В музыке призыв «Побриться и постричься» и связанный с ним ответ «два бита» — это простой музыкальный куплет из 7 нот, рифф или фанфара, которые обычно используются в конце музыкального представления, обычно для комического эффекта. Он используется как мелодично, так и ритмично, например, как стук в дверь.

13

Песня американской панк-рок-группы Green Day.

14

Серия видеоигр в жанре платформер, созданная Энди Гэвином и Джейсоном Рубином. Разработана Naughty Dog по заказу Universal Interactive Studios для PlayStation в 1996 году. Главный герой серии — неудачный эксперимент, мутировавший сумчатый грызун Крэш Бандикут.

15

Американская сеть ресторанов. Основная масса заведений находится на Среднем Западе и на Юге, где сеть является региональной культурной иконой. Меню состоит в основном из блюд южной кухни для завтрака.

16

Новозеландский конкурс кинематографистов, основанный в 2004 году.