Уличные истории. Я проживаю удивительно странную жизнь…

Алишер Мамасалиев

В книгу вошли:«Три пересечения с Писателем» – блестящая новелла о трех встречах автора со всемирно известным писателем Ч. Айтматовым, рассказ вошел в шорт-лист «Open Eurasian Book forum&Literture Festival 2018».«Районовские» – это увлекательное погружение в мир жизнеописания автора, выросшего, как он сам повествует, из уличной шпаны. Во второй главе автор иронически передает ностальгию по своему романтическому прошлому.Рассказ «Дисгармония» – одна из последних работ автора с философским аспектом.

Глава 1 «Районовские»

Баха

В добрые, союзные времена наш небольшой город, согласно энциклопедии СССР, считался культурно-промышленным центром, в нем действительно было немало достопримечательностей: театры, музеи, много парков и крупных предприятий.

Где-то, в начале 80-х в южной части города Фрунзе появились новые микрорайоны, и молодые советские ячейки общества, ютившиеся до этого в общежитиях и тесных коммуналках, массово стали расселяться в просторные панельные квартиры.

Эти жилые кварталы пахли горным воздухом и свежим асфальтом, в основном это были однотипные, серые девятиэтажки выстроенные как спичечные коробки в незамысловатые геометрические фигуры. В этих бетонных коробках потом появятся зеленые дворы с детскими площадками и вездесущей детворой. Так постепенно из года в год город Фрунзе рос вширь и на его карте появлялись новые микрорайоны с незамысловатыми названиями: Восток-5, Асанбай, Тунгуч, Джал, Аламедин и др.

Но были в нашем городе и другие «районы», их очертания вы не увидите на карте столицы, нет их и в туристических путеводителях, о них даже не знали и большинство самих горожан, лишь в особой картотеке ГУВД красным фломастером обведены их нечеткие границы, на страже которых хотя и не стоят зеленые фуражки пограничников, но и тут чужаку не дадут незаметно пройти.

Названия этих «районов» были на слуху у постоянных обитателей школьных спортплощадок и многочисленных дворов, спрятанных в квадратах панельных домов. Некоторые из этих «районов», как, например, «Кузнечка», «Дзержинка», «Карпинка», «Шанхай», «Ботаника», берут свое начало еще с шестидесятых годов. В этих «районах» росли наши отцы и старшие братья… и «старшаки» в кругу нам рассказывали легенды, когда «районы» эти действительно гремели на всю столицу… это «районы», где рулила уличная шпана, пацанские районы города, которые когда-то делили Фрунзе на отдельные территории.

До начала девяностых среди городской молодежи это деление на «районы» было четко регламентировано: любой, начиная с десятилетнего подростка, заканчивая студентом вуза, четко имел представление — из какого он «района», знал имена местных авторитетов, с каким «районом» его «район» имеет «терки», а с каким в «шоколаде». Это нужно было знать хотя бы для личной безопасности, чтобы ненароком в ночное время не оказаться одному на вражеской территории. И это не было сугубо нашей какой-то особой спецификой, практически все промышленные центры СССР в то время имели такую молодежную тенденцию, которая в начале 80-х стала приобретать массовый характер, и в таких городах, как Казань, Набережные Челны, Люберцы эта формирующаяся субкультура нередко становилась угрозой общественной безопасности горожан.

В мою пацанскую бытность (1984—1991 гг.), когда я еще шпаной ходил по чужим дворам, у нас на слуху были еще такие «районы» как — «Токольдош, Жилой, Забайкалье, Турусбечка, Бостон» и другие. Каждый такой «район» имел свою «толпу», своих авторитетов и «торпед». В то время мы не делились на нации, нас разделало только одно это был «район»… и если ты рос на улице, чтил его традиции и неписаные законы, со временем ты становился своим — «районовским», со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Пройдя все этапы уличного воспитания, от школьных разборок до вылазок «район на район», неудивительно, что среди твоих друзей всегда найдется пара тройка личностей из около криминального мира, которые еще в бытность своей отчаянной юности, ломали свои фаланги в драках, впоследствии достигая на своем поприще особого авторитета. Они напоминают мне бойцовских псов, их жизнь полна адреналина, они не живут, они словно горят как зажженная спичка, и, к сожалению, быстро тлеют. Такие до тридцати лет редко доживают, погибая в самом расцвете сил в постоянных разборках, осужденные судом или уходящие в мир иной от передозировки героином… и впоследствии оставшиеся в живых единицы, как правило, уходят с головой в религию. Это «герои» нашего времени, так называемые альфа самцы, уходящие ныне в небытие как исчезающий вид человека, поскольку в современном обществе рулят те, кто были всегда на втором плане и терпеливо ждали своего часа…

Почему я об этом пишу? Дело в том, что сегодня я был на похоронах у одного такого старого друга, который всегда удивлял меня своей одержимостью и бесстрашием, он был как пень неказист, маленького роста, с бычьей шеей, весь взбитый и беспощадный к своим врагам. Не знаю, любил ли он «баклан», но в школе Баха дрался всегда… он не был силен как буйвол или ловок как пантера, но он был честолюбив и одержим «ответкой». Его не раз побеждали в драках, но он неистово, зализывая свои очередные раны, требовал от победителя реванша. В конце концов к восьмому классу все, кто знал его бешеный нрав, старались с ним не связываться, оправдываясь тем, что он псих.

После восьмого класса он ушел из школы, и виделись мы с ним реже. Я знал от пацанов, что он временами ходит по соседним школам в поисках очередной жертвы… в то время, если вы помните, среди уличной молодежи было распространено такое явление, как «взять потаскать понравившуюся одежду или обувь», хотя это был обыкновенный грабеж. Вы не подумайте, он не был прирожденным преступником, нет, в начале это был обыкновенный шпана, переросший в уличного бродягу, а затем и в бандита. Мне кажется он просто не знал, куда и как применить свою волю и необузданную энергию. Баха презирал трусов, был одиночкой и уважал тех, кто имел дух, и мог постоять за себя. В войну именно такие люди становились героями, способными без страха лечь под танк, держа, в руках боевую гранату, и первыми ринуться в рукопашный бой.

После школы я ушел, в армию, потом был университет, и мы с ним не виделись, наверное, лет семь или восемь. Иногда заезжая на «район» я слышал о Бахе краем уха. Новое время внесло свои коррективы и многие из тех, кто раньше при виде его силуэта в темном переулке поворачивали вспять, теперь с иронией замечали, что он «сидит». Признаться, я не был удивлен такому раскладу, поскольку не представлял его, к примеру, возвращающимся вечером после работы домой, где он после ужина, сидя на диване, смотрел бы с детьми программу «Поле чудес». Нет, он не был таким, он «всю дорогу» был бродягой…

А встретились мы с ним случайно в 2001-м году в одном из местных кафе, где мы с друзьями отмечали день рождения. Признаться, я не сразу узнал его, он был исхудавшим, с тонкой шеей, и первая моя мысль была — наверное, «колется», но взгляд его остался таким же, как и прежде: — дерзким и самоуверенным, как у старого монгольского кочевника, собиравшего дань за двенадцать лет. Его карие глаза были очень живыми и реагирующими на малейшее движение в поле его зрения, казалось, что он ждет кого-то. Потом мы пару раз случайно пересекались на улице, и так произошло, что мне потребовалась его помощь.

У моего близкого друга в 2004 году какие-то отморозки забрали дорогую машину. Истинную причину произошедшего он мне толком так и не объяснил, сказав только, что нагло забрали за какие-то там несуществующие долги. Самостоятельно следов этих отморозков нам найти не удалось, и тогда я решил обратиться к своему «районовскому» другану. Так вот, мне пришлось потратить достаточно времени, чтобы найти его. В итоге после нашего с ним двухчасового разговора, во время которого он несколько раз звонил при мне каким-то людям, через четверо суток белый внедорожник, направляющийся уже к тому времени к границе Таджикистана, другу возвратили, но хозяину авто пришлось отдать курьерам около пяти тысяч долларов, чему он был не по-детски рад.

Второй раз я пересекся с ним уже в 2006-м году, когда мы с «Кел-Кел»* и Эдилем Байсаловым организовали митинг «Против криминала!». Наверное, стоит напомнить, что после так называемой «мартовской революции» (2005г.) небезызвестный криминальный авторитет Рыспек Акматбаев провел крутой авто марш-бросок из Чолпон-Аты до Бишкека. После чего Рыспек с тысячами своих сторонников, собравшихся у «Белого дома», потребовал, чтобы президент Курманбек Бакиев вышел к ним, и президенту страны пришлось выйти к людям, это еще было показано по всем СМИ. В общем, все, кто это видел, тогда были в легком шоке от происходящего в городе. Так вот, после того как мы организовали это шествие, а там было примерно пять тысяч человек, в наш адрес стали поступать угрозы. Мы тогда прошлись от «Южных ворот» до «Белого дома», и главным лозунгом шествия был — «Криминал рвется к власти!».

Не прошло и месяца после этого, как на Эдиля было совершено нападение (неизвестный человек сзади ударил его чем-то по голове). Мне стало еще тревожнее после телефонного звонка: мне на телефон позвонил тот самый школьный друг и предупредил, что меня ищут ребята одного очень авторитетного человека и хотят задать мне пару вопросов касательно прошедшего митинга. У меня было совсем немного времени, чтобы выехать из Бишкека, и теперь я могу об этом сказать, что Баха сам лично вывез меня на дачу, где я пробыл чуть больше недели. Каждые два дня его братишка на вишневой «девятке» привозил мне в пакетах еду, и это была реально такая конспиративная хата с зашторенными окнами и редкими прогулками во дворе.

Уже после передела сфер влияния в криминальном мире (2007—2008 гг.), когда Бишкек практически гремел от криминальных разборок, Баха был вынужден сам уехать в Арабские Эмираты. Потом, как я слышал, он пытался легализоваться в соседнем Казахстане, где у него остались жена, две дочки и две автомастерские, а в 2011-м году в пригороде Алма-Аты во время перестрелки он получил огнестрельное ранение. Подробности его ранения никто толком из «районовских» не знали, супруга его не смогла приехать на похороны, а у его родственников детали случившегося я не стал уточнять. Сказали только, что ему в Алма-Ате сделали две сложные операции, но в итоге 11 апреля, в реанимации, не приходя в сознание, он скончался. А накануне родственники привезли его тело на родину, и сегодня он был скромно похоронен…

Хотя мы и были с Бахой разными по содержанию и отношению к жизни, но по нашим базовым ценностям мы были с ним идентичны, потому что оба вышли из одного котла, из улицы… и сегодня с той самой улицы, где мы выросли, мы провожали его в последний путь…

(2011 г.)

P.S. Прошло какое-то время и я стал чувствовать внутри себя какую-то тяжесть, как будто что-то недосказал… очевидно, это было сожаление о том, что я так и не встретился с Бахой, хотя мог бы. Я не раз бывал в Алма-Ате по делам и в принципе, если сильно хотел бы, то, конечно, смог бы его найти… уверен, он был бы рад меня видеть.

Посвящается всем «районовским» пацанам, выросшим и воспитанным на задворках улиц городов…

*старшаки — следующий статус после пацанов переступивших 18 летний порог, далее шли «старики».

«Кел-Кел» — молодежное движение принимавшее активное участие в свержении режима президента Аскара Акаева 24 марта 2005 года.

быть в шоколаде — обозначает быть в хороших отношениях.

ответка — ответные реакция на действия противника.

На кухне

Давеча был в гостях у старого другана, братишки, с которым в бурной юности вместе прошли огонь и воду… потом пути наши разошлись, и встречаемся мы ныне больше на тоях или похоронах. Сам он работает сейчас в пожарной службе, а до этого где он только не работал, но задерживался везде недолго по причине своей импульсивности и «похуизма».

Так вот, раз в год, обычно по осени, бывает, сидим у него на кухне, водку пьем с огурцами и жареной картошкой, вспоминаем былые приколы и говорим помногу и ни о чем. Вот и в этот раз был у него своеобразный юбилей, сороковник стукнуло, а сорок лет, как правило, не отмечают у нас, но он такой, без предрассудков, позвонил, что-то пробурчал в трубку и в конце: «Короче, жду брат, к шести подгребай, будут все свои и пара коллег…». Зайти и поздравить друга, сказать старому корешу пару теплых слов — это у нас «в обяз», надо в общем.

Пришел на пару часов позже, шум из 5-й квартиры на втором этаже слышался уже в подъезде… зашел тихо, без стука… куча мужской обуви в прихожей, кто-то на кухне сидел, что-то резал в сигаретном дыму, а в зале оживленная мужская дискуссия, и салаты на столе уже разрушены… через полчаса под аккорды негромко звучащего из колонок «Кино» я уже всех «догнал», и мы до двенадцати ночи говорили друг другу длинные тосты и долго не отпускали тех, кто хотел уйти, и ржали как дикие кони, мешая соседям снизу.

Как же это, блин, приятно иногда собираться со старыми друзьями у кого-нибудь дома, так, по-свойски — как и раньше, без суеты, официантов и лишней публики.

(2006г.)

Участковый

После окончания средней школы, в 91-м году, моё дальнейшее поступление в вуз выглядело делом бесперспективным, родители не настаивали и я решил до осени пока не утруждаться мыслями о своем будущем.

Практически большую часть своего времени я проводил на улице, убивая время в игре в карты, а вечерами мы толпой ходили на дискотеку, летом это был парк «Панфилова» летняя танцплощадка, которой была разделена между «районами». А зимой по субботам мы собирались на дискотеке в «Доме офицеров» (сейчас это Славянский университет), там даже гардеробная работала пока оттуда не сперли две кожаные куртки, и после все складывали свою верхнюю одежду в центре своего круга.

Но однажды случилось так, что я, не дожидаясь своего восемнадцатилетия, пошел в военкомат и попросился в армию. Мама, конечно, была в шоке, все вокруг в недоумении, типа — а, что вдруг? Но на то были объективные причины.

Вечером в актовом зале военкомата собрали нас, призывников 73-го года рождения, и каждому на руки под подпись выдали соответствующие повестки: Мамасалиеву Алишеру явиться в такое-то время, к такому-то числу, в военкомат Свердловского района и загадочная надпись в углу черными чернилами «Команда 20А». И дело тут не, в патриотическом желании послужить Родине, а в обыкновенной, как это бывает по молодости, да по дурости, групповой драке между пацанами из разных районов, в столичном парке «Панфилова», вследствие, чего на больничной койке оказались двое наших сверстников, один из которых, будь он неладен, оказался сыном партийной «шишки».

На второй день после «баклана»*, пацанов из района стали по одному таскать в милицию, и мы собравшись во дворе стали решать, как себя вести в случае допроса.

Наш участковый, узнав, что я внезапно собрался в армию, позвонил мне на домашний и вызвал к девяти утра к себе, писать объяснительную. Это был 38-ми летний, рано начавший лысеть, поэтому всегда постриженный почти под ноль, плотный как молодой бычок, бывший опер Эрлан Байгазиев. Он был небольшого роста, коренастый и вечно хмурый, даже шутки его были с каким-то зловещим смыслом. От увольнения из органов МВД по статье «превышение полномочий» его спасли только его былые заслуги в «Угро»*, и вот уже как полтора года он каждое утро приходил в полуподвал девятиэтажки, где в трех комнатах с низкими потолками располагалось отделение милиции. Сначала он меня заставил ждать битый час в коридоре, так они всегда делали, а потом из кабинета послышался его хрипловатый голос: «Заходи, как тебя там?». Я старался не показывать своего волнения, изобразив что-то вроде безразличия, а на левой щеке предательски сияла ссадина.

«Да-а, попали вы конкретно на этот раз», саркастически протянул он и повернулся лицом к зарешеченному окну, как будто там висела инструкция, указывающая, что ему дальше делать со мной. — Садись, давай пиши, как все было…

Он сказал это таким тоном, как будто у него в папке уже лежали неоспоримые доказательства того, что реально произошло накануне вечером в парке. Мне нужно было сесть к нему слева, чтобы он не видел мою правую руку. Хотя, кого я хотел перехитрить? Таких, как я, он щелкал как семечки… нам рассказывали, как у себя в «Угро» он раскрывал «висяки»* и таскал в ментовскую «черных»*, а в этот раз наших пацанов он тормошил только из-за того, что ему звонили из горисполкома и требовали найти зачинщиков группой драки.

Он был вынужден просиживать в этом кабинете свои штаны в ожидании перевода в ГУВД, и вся эта бумажная волокита с регистрацией жильцов и возня с уличной шпаной вызывала у него нескрываемое уныние. В его двухкомнатной квартире, доставшейся ему от матери, кроме жены, подрабатывающей на рынке, на его шее еще сидели 21-летний сын студент и дочка, заканчивающая школу. Поэтому даже в выходные дни, не желая оставаться дома, он коротал свое время в этом кабинете, играя с дежурным в нарды. А временами на него что-то находило, и он, словно сорвавшийся с цепи волкодав, ходил по дворам, рыская по подвалам в надежде «найти на жопу приключений». Таким людям как он периодически требовался адреналин.

Он смотрел на меня почти безразлично, и, кажется, его больше беспокоила портящаяся за окном погода, нежели содержание моей объяснительной. Вырвав листок у меня из-под рук, он положил ее в папку и, закрыв лязгая ключами, старый покрашенный в белый цвет сейф, почти по «Жегловски» произнес: «Короче, фраерок, слушай сюда, — он нас всех так называл, вообще, половину его лексикона составляла «блатная феня» и, если бы не его капитанские погоны, он вполне мог сойти за бандита. — Если до 10-го успеешь свалить, тогда считай, что тебе повезло, а пока свободен… отвернувшись к окну он потерял ко мне интерес.

Недолго думая, я организовал небольшие проводы для «районовских» и тихо улетел с осенним призывом служить в Забайкальский военный округ, город Читу. Не нужно, наверное, описывать, как год казарменной жизни, в дали от дома, изменили меня и моё мировоззрение. Это совсем другая, не менее захватывающая история, о которой я обязательно вам расскажу позже.

Так вот, когда я уже вернулся в Бишкек, нашего «блатного» участкового уже не было, вместо него с папкой на боку по району бегал молодой «старлей», только, что закончивший академию МВД. А как окончательно развалился Союз, так вместе с ним изменилось все, что нас окружало. Улица стала местом коммерческой торговли, а некогда родной район заполонили совсем чужие лица, так постепенно мой город превратился в общежитие.

Иногда, по случаю, вспоминая с друзьями наши былые похождения, мы вспоминали добрым словом и нашего участкового. Пусть и вредный был мужик этот капитан, но не было такого, чтобы он «шакалил»*, до всех на районе докапывался, если кто-то «дизилил»*, закрывал на сутки в «обезьянник»*, но никого из наших никогда не подставлял… а, времена тогда были смутные, начало 90-х, вокруг то черные «беспределили»*, то красные «постановили»*…

А сегодня встретил его случайно на вулканизации, почти двадцать лет прошло с тех пор. Смотрю — стоит передо мной Эрик байке, «аудишку» свою «бортует»*, уже лысый совсем, новые морщины на лице, седина на весках, чуть осунулся, и спрашивает меня про пацанов, кто где, чем занимаются, как будто это было в прошлом году, не забыл, оказывается, нас, почти всех помнит по именам… Рассказал он мне, что вышел на пенсию майором, живет теперь в пригороде, ведет свое хозяйство и что иногда «таксует»* в городе. — «Вот ведь парадокс, обратился ко мне Эрик байке, — я всю свою жизнь за бандитами бегал, а родного сына не уберег от тюрьмы, сидит сейчас за мошенничество, спасибо Всевышнему дочка вот помогает нам со старухой…».

Обменялись телефонами… «Ты, — говорит, — у меня в долгу остался, Алишер, помнишь?». Уже прощаясь, не отпуская мою руку, произнес он. «Помню, Эрик байке, конечно…». «Да ладно, это я так, реакцию твою хотел проверить…», — похлопав меня по плечу, он сел в машину и уехал.

Еду потом домой и думаю: а задержи он меня тогда, даже просто до выяснения всех обстоятельств, и не убеги я тогда на Байкал, где неожиданно осознал истинную ценность многих казавшихся мне тогда обыденных вещей, интересно, как бы тогда сложилась моя жизнь?..

Были раньше нормальные менты, надеюсь и сейчас есть.

(2014г.)

*Угро — уголовный розыск.

висяки — трудно раскрываемые уголовные дела.

черные — представители криминального мира.

шакалить — поступать подло, строить интриги и тд.

дизилить — вести себя вызывающи, хулиганить и тд.

беспределить — действия не подпадающие здравому смыслу, выходящие за рамки любых понятий.

обезьяник — камеры временного содержания в РОВД

постановить — заранее спланированные незаконные действия сотрудников правоохранительных органов, от слова — постановка.

бортует — меняет шины на автомобиле.

таксовать — заниматься частным извозом, от слова — такси.

Сын художника

Сегодня утром случайно встретил своего старого приятеля Сагына. Уже не помню, как он влился в нашу компанию, но точно помню, что однажды я очутился в необычном помещении с завешенным желтой от времени простыней окном, где пахло масленными красками, на паркетном полу, стопками прислонившиеся к стене, стояли картины без рамок, и эти кружки из-под майонеза с торчащими кисточками.

Сагын был сыном известного художника, в мастерской которого в студенческие годы иногда, чаще всего зимой, мы с пацанами собирались погреться. В годы моей молодости особо не было мест, куда можно было пойти, а зимой тем более когда на улице «дубак», любое помещение с отоплением для нас считалось как апартаменты. Не сказать, что мы часто там бывали, но по мере необходимости мы просили Сагына на ночь взять ключи от мастерской.

Чаще всего мы резались там в карты, иногда приглашали девчонок или, скинувшись, пили бормотуху… Сагын был не похож на нас, выросших из дворовой шпаны, ни внешностью, ни своим содержанием, но его почему-то тянуло к нам. Чувствовалось, что он через нас хотел компенсировать свои пробелы пацанской, дворовой романтики. Мы же наоборот, приняли его как раз за его неординарность и отсутствие понтов, хотя у него было чем понтоваться перед нами. Он с легкостью играл на клавишах Баха и на гитаре «лабал Битлов», знал английский и мог часами рассказывать о картинах великих художников импрессионистов, хотя до них нам было по барабану.

Мне импонировало в нем то, что он был не таким как все… очень раним, мог обидеться демонстративно и не разговаривать с тем человеком месяцами. Была в нем какая-то наивность и в тот же момент чувствовался какой-то стержень. Мы часто подшучивали над ним, так, по доброму, и могли вместе посмеяться над каким-нибудь его промахом, произошедшим при общении с девушкой, случайно оказавшейся в нашей компании.

Часто бывало так, что, он немного захмелев, устраивался где-нибудь на подоконнике и с интересом наблюдал за нами, стараясь запечатлеть что-то в своей памяти. Он был сыном своего отца, в его венах тоже текла кровь художника, и он видел все происходящее вокруг через определенную призму. Сагын редко нас рисовал. Кому-то он дарил скупые рисунки карандашом, что-то оставлял себе, чтобы потом нарисовать на холсте, а иногда он просто игнорировал нас, не отвечая на звонки или обходя нас стороной, и мы тогда гадали, кто или что могло его обидеть.

Потом неожиданно раздавался звонок и кто-нибудь из друзей «кричал», что сегодня вечером все собираемся у Сагына. И тогда мы снова собирались в мастерской как ни в чем не бывало, слушали музыку, записанную на кассеты, и пили «Жигулевское» пиво. А затем как-то Сагын пропал совсем, я потерял его из виду, и мы только иногда вспоминали о нем и о том, как весело проводили время в мастерской художника.

Это удивительное чувство, когда неожиданно встречаешься через много лет со старым приятелем. Навряд ли он считал меня своим другом, но я точно помню, что мы тянулись друг к другу, мне нравилось в нем то, чего во мне тогда не было, и наоборот, очевидно он во мне узнавал те качества, которые ему были несвойственны. Признаюсь, подозревая об этом, я иногда был к нему снисходительным, но еще раз повторюсь, мне импонировало в нем не свойственная нашему кругу принципиальность.

Прошло много лет с тех пор и я был искренне рад снова увидеть его лицо, пусть даже на нем появились новые морщины и местами седая щетина, но это был тот самый Сагын, сын художника.

В наше время очень редко можно встретиться с реально одержимыми людьми, живущими не по общепринятым правилам, я бы даже сказал, чудаками со своим миропониманием. Истинные художники, наверное, и должны быть такими, немного отчужденными от реальности бытия…

После дежурных приветственных фраз, я узнал, что у него своя художественная галлерея в Казахстане… он выдержал паузу и спросил меня многозначительно: «А помнишь, как мы всей толпой сорвались в Алма-Ату?». «Да-а, конечно, помню, как такое забудешь», — ответил я. Он так посмотрел на меня понимающе, с узнаваемой улыбкой, как будто я забыл его имя, но типа ничего страшного… потом я еще что-то говорил ему, сейчас уже не помню что именно, но попрощались мы как-то на обрывке разговора. Пожали друг другу руки, даже не обменявшись номерами телефонов и он ушёл своей дорогой… а я поехал по Токтогула.

А потом я несколько дней гадал, выворачивая воспоминания из своей памяти, что он своим ироничным вопросом хотел мне сказать?.. Что-то тогда во время нашей спонтанной поездки в Алма-Ату произошло, чему я мог не придать значения… кажется даже, после этого мы больше в мастерской и не собирались.

(2004г.)

Нур

В одно время я стал реже писать, придерживаясь известного постулата «Если можешь не писать — не пиши», но иногда внутри «заполняется стакан до краев» и чтобы не взорваться я начинаю стучать пальцами по клавиатуре.

Словно с подзорной трубой я со стороны слежу за теми с кем мне доводилось пересекаться вплотную, и иногда пишу о них…

В детстве у меня был друг, даже не друг, а как старший товарищ. Нур был старше меня на два года, когда тебе восемь, а соседскому мальчику десять он для тебя уже авторитет.

Когда он приезжал на каникулы к своим родителям из Рыбачьего*, я все время, что он гостил во Фрунзе был рядом с ним. Нур напоминал мне героя из моего любимого фильма «Кортик». Он был высок ростом, держался всегда независимо, иронизировал и никогда не злоупотреблял своим непререкаемым для меня авторитетом. Нашими героями тогда были персонажи из советских телевизионных детективов, где следователь уголовного розыска неустанно преследовал какого-нибудь жулика. Стараясь походить на своих кумиров, мы с Нуром выходили на улицу, держа в руках допотопный фотоаппарат и детский компас, выбирали для нашего «расследования» кого-нибудь из прохожих. Стоило нам только определить для себя объект слежки, и мы начинали его преследовать буквально по пятам. Это было так увлекательно, что порой мы, забываясь, уезжали вместе нашей «жертвой» на каком нибудь рейсовом автобусе на другой конец города. Поочередно вставая у объекта нашего преследования за спиной затем спереди мы старались запомнить черты его лица и детали одежды. Затем уже вконец измотанные мы возвращаясь во двор увлеченно обсуждая, дальнейшие наши действия на завтра.

Нур много фотографировал, не знаю, была ли внутри его фотоаппарата пленка, но я не видел ни одной его фотографии, впрочем, тогда меня это мало волновало. Дворовые друзья на меня косо поглядывали, поскольку пока Нур не уезжал обратно к своей тайэне*, где он и воспитывался я все время проводил только с ним. Он учил меня играть в шахматы, стрелять из пневматической винтовки, рассказывал увлекательно про рыбалку и иногда мы просто ходили вместе в кино. Так продолжалось кажется до пятого класса, пока родители Нура не переехали в новую квартиру и я уже слышал о Нуре изредка только от своей мамы, поскольку наши родители работали в одном коллективе.

Со временем мы повзрослели и нас раскидало в разные стороны… и как-то мама попросила меня отвезти ее к своей коллеги по случаю покупки дома в пригороде Бишкека, это была мама Нура. Мне тогда уже было чуть больше двадцати, по пути я стал расспрашивать маму о Нуре, и из ее рассказа я узнал, что он увлекается культуризмом (тогда в начале 90-х все этим увлекались), не курит и не пьет и что он уже несколько раз подавал документы в КГНБ. Я ехал и думал: — интересно как он сейчас выглядит и как мы встретимся с ним через столько лет… надо было одеться поприличней с досадой подумал я.

Когда мы вошли в дом и поздоровались со всеми гостями, мама неожиданно спросила хозяев: «Нур дома, Алишер хочет с ним поздороваться…», и мне указали на дверь времянки из окна которой горел желтый свет, была середина осени.

В центре комнаты сидели засучив рукава двое молодых мужчин и чистили морковку. Было видно, что Нур «качается», крепкая шея, мускулистые руки с выделяющимися венами говорили сами за себя. Я в деталях помню ту нашу встречу, поскольку перематывал в голове этот эпизод несколько десятков раз.

Когда я вошел в комнату, на его лице было приятное удивление. «О, Алишер… как дела, братишка?» — это были его первые слова, он положил на стол нож и, как бы привставая, протянул мне ладонь так, чтобы я не испачкался, и я пожал его жилистую кисть руки. «Ты что, маму привез? А, молодец!». Я сел рядом и стал расспрашивать его, что и как, но ответы его были очень короткими, я начал вспоминать про наше детство, но и тут он сделал вид, что не помнит уже ничего, было такое ощущение, что ему перед своим приятелем немного неудобно. Не зная, что еще сказать, я закурил, Нур посмотрел на меня, покачал головой и сказал: «Братишка, бросай курить, займись спортом, надо быть всегда на старте, вдруг кипиш* какой…». Ты прав, почти оправдываясь ответил я, нужно спортом заняться… все помнят, как в середине 90-х Бишкек был насыщен криминальными разборками. Но я был озадачен другим, если честно, я ожидал совсем другой встречи со своим старым другом. Я начал злиться на себя… к черту мою сентиментальность, очередной раз я упрекнул себя тогда, этот мир циничен и жесток, еще немного послушав затянувшиеся нравоучения двух «качков», я стал искать повод, чтобы поскорее уехать.

Прошло еще несколько лет, я знал из рассказов мамы, что Нур так и не смог устроиться на работу в силовые структуры, а о другой работе он и слышать не хотел. Потом говорили, что он женился на девушке из хорошей семьи и у него родились две дочери, что живут они вместе с ее родителями, а сам он иногда занимается перепродажей товаров. С конца 90-х я уже все реже слышал и интересовался судьбой Нура.

Где-то в 2006-м году я неожиданно встретил Нура у рынка Ак-Эмир, сначала я подумал, что обознался, это был высокий исхудавший мужчина, было видно, что он пьет уже не первый день, он шел мимо, и мы даже, кажется, пересеклись взглядами. Я рассказал об этом своей маме, она тогда поведала мне, что сама видела Нура несколько раз с бомжами и просящего милостыню, сидя на краю тротуара. Я был в легком шоке… Также я узнал от мамы, что он давно уже развелся и жена его уехала из Кыргызстана, а он просто ушел из дома и стал жить на улице как бомж. При том, что у него была крыша над головой, родители живы и, и он мог бы жить и работать как все нормальные люди. Что произошло с ним — мне мама так и не смогла ничего объяснить, только сказала, что все его родственники знают об этом, но ничего с этим поделать не могут. Я был в растерянности, и не мог понять, как может человек просто взять и решить для себя жить на улице? Я пытался через знакомых выяснить причины такого кардинального изменения поведения человека, но так и не смог объяснить себе его поступок. Наверное, что-то произошло трагическое, что сломало его полностью, от чего он не смог восстановиться, или, может, это обыкновенный, бытовой алкоголизм? Не знаю… У меня на тот момент почему-то не было никакого желания найти его и поговорить с ним, я посчитал это слабостью и думал, каково же его близким знать и даже видеть, что — твой сын, родной брат, близкий друг бомжует в центре города, и это видят все знакомые. Уверен, что это было и остается реальной трагедией и болью для всех членов его семьи.

В другой раз я с ним встретился уже в 2013 году на входе в «Детский мир», что на проспекте Чуй, куда приехал с семьей. Он сидел один на скамейке, на асфальте была пустая коробка из-под обуви и картонка с надписью: «Афганец, нужна помощь». Присмотревшись, я увидел, что у него на левой руке нет кисти, просто рукав от куртки. Я остановился и обратился к нему: «Нур, это ты?..». Я думаю, он меня сразу узнал, еще когда я к нему приближался. «Да, это я», — негромко ответил он. «Что с тобой случилось, что с рукой твоей?», — ошарашенный, я стал спрашивать его, ответ меня сбил с толку. «Вот, в Афгане потерял…”, — ответил он. «Какой Афган, Нур, ты никогда не служил в Афгане, ты что говоришь?.. Нур, это я, Алишер, ты помнишь меня, что с тобой, как ты руку потерял?!». Но он, как заговоренный, только и говорил про Афган, что дом сгорел и документов нет. Я стоял рядом с ним и пытался вытащить его на простой разговор, но это было бесполезно, прохожие оборачивались, а водители такси стали собираться около нас. Со стороны люди могли подумать, что я ругаю его. Я посмотрел ему в глаза в надежде, что он перестанет валять дурака, но ответной реакции не увидел, и, протянув ему купюру, ушел от этого места. Приехав домой, я рассказал родителям про нашу встречу с Нуром, и, конечно, все были шокированы моим рассказом об отсутствии одной кисти его руки. Я спросил, знает ли об этом мама Нура, на, что мама ответила, что в их кругу они вообще не затрагивают тему Нура, поскольку его мама уже не может без слез слышать об этом.

Вот надо же так сложиться судьбе человека, подумал я… где и когда он оступился, ведь ничто не предвещало такого поворота событий; образованный, здоровый, из благополучной семьи, как человек в расцвете сил уходит из дома, чтобы жить на улице?

Прошло еще несколько лет, и каково же было моё удивление, когда я снова увидел Нура у рынка «Ак-Эмир», что на МосСовете, сидящего на корточках около остановки с целыми, полноценными кистями обеих рук, как ни в чем не бывало, он сидел возле картонной коробки с мелочью на дне. Мы снова пересеклись с ним взглядам, и только тогда я понял, что это уже был не Нур… я думаю, мой Нур умер в нем гораздо раньше, чем мы повстречались с ним спустя много лет на этом самом месте, это был уже совсем незнакомый мне человек с абсолютно другими глазами.

А мой Нур остался только в памяти… Я сохранил свои детские воспоминания о нашей дружбе, и этот образ старшего товарища, похожего на героя из кинофильма «Кортик», будет отдельной строкой отмечен на полях моей тетради жизни.

(2012 г.)

P.S. Сентябрь 2018 года. Спустя шесть лет, мне придется дополнить эту историю, поскольку она имеет свое неожиданное продолжение. Случилось так, что мне пришлось маме зарегистрировать ее аккаунт в фейсбуке, чтобы она могла хоть иногда общаться со своими бывшими коллегами, живущими ныне в разных странах мира. Так вот, недавно она мне неожиданно заявляет: «Ты помнишь Нура, я его на фейсбуке видела на страничке своей коллеги, он, оказывается, в Алма-Ате массажистом работает, выглядит солидно, в медицинском халате сидит за столом, там фото его размещено». Я, недолго думая, зашел на ее фейсбук аккаунт и через ее друзей нашел самого Нура. Хотя он сильно изменился с тех пор, как я его видел в последний раз, но я его узнал, на фото он сидел на стуле в бордовом медицинском халате с короткими рукавами, а на заднем фоне в качестве демонстрации была расположена массажная кушетка. Я пролистал его страничку и увидел, рекламный баннер по предоставлению комплекса массажных услуг — точечного, мануального и классического, а внизу его имя и контакты, также на его страничке была информация, что он «Вступил в брак — 20 июля 2017 года»…

Я снова был в недоумении. Это удивительно как человек может упасть в глубокую пропасть осужденный окружающей толпой и потом найти в себе силы, чтобы вернуться снова в нормальную жизнь. Я вспомнил как я его осуждал… а потом я задал себе вопрос: — кто я такой, чтобы судить о жизни человека? — Знаю ли я через, что ему пришлось пройти и какие пережить испытания?..

Не знаю почему, но у меня увиденное вызвало двойственные эмоций, с одной стороны я был рад увидеть его живым и здоровым, а сдругой — я смотрел на его фотографию в надежде увидеть в его глазах хоть проблеск своего детского друга, но на фото был совсем чужой мне человек.

*Рыбачье — город на берегу озера Иссык-Куль в 1993 году был переименован в город Балыкчы.

тайэне — бабушка по материнской линии.

кипиш — неконтролируемая негативная ситуация.

Вот такое 8 марта

Был у меня друг, и не друг даже, а как брат… брат по духу, как у нас говорят, «кан-дос», т.е. кровный друг. Дружили мы Талантом с самого раннего детства, с 4-х лет росли вместе. Сначала в общаге вместе жили, что на «Набережной» по проспекту Чуй, я на четвертом, он на третьем этаже, потом в 79-м году одновременно в один новый дом переехали, короче, общались с ним «по тяжелой»*…

Компания у нас была своя, пацаны все из одного дома, те, с кем с детства дружим и общаемся до сих пор — Чина, Дэн, «Смешной» и Сан, но с Талой у нас было что-то особенное… так бывает в любой пацанской компании, когда кто-то с кем-то более близок, чем с остальными. С Талой в бурной своей юности в конце 80-х мы прошли вместе, как говорят, огонь и воду… в нем я был всегда уверен, знал что при любом «раскладе»* он не подведет. А это знаете очень важно, в особенности если в чужой компании или на разборках, чувствовать что твоя спина защищена.

Все, кто знали его, всех импонировало его добродушие и тонкое чувство юмора; это был улыбчивый добряк, который трезвым и мухи не обидит, но как выпьет лишнего, так это был практически неизбежный «баклан»*. Из-за этого он часто попадал во всякие передряги и как следствие в милицию… Помню, уже в 90-х часто бывало так, что «по ночухе»* тревожно звонил домашний телефон, будя всех домашних, и Тала почти шепотом просил меня привезти «капусту» к Октябрьскому РОВД. А потом он месяцами прятался от моих родителей, стыдясь за ночной звонок.

Тала с детства увлекался спортом и делал большие успехи в самбо, помню, тренеры за ним бегали по школе, а став подростком, он постепенно приобрел авторитет в своем окружении, учились мы тогда в 64-й школе. Не знаю до сих пор почему, но нас всегда друг к другу тянуло; примерно в 7-м классе мы все разъехались из 8-го микрорайона по разным районам, я на «Моссовет», Тала в «Асанбай», остальные кто куда, но я почти через день ездил к Тале на верха, или он с пацанами спускался вниз на «Дзержинку». Талу знали все, с кем я общался, его трудно было не заметить; темный, высокого роста, крепкого телосложения, с негритянской обворожительной улыбкой, он был сильно похож на молодого Боло Янга*.

Конец ознакомительного фрагмента.