Проклятие Серой Дамы

Алла Ромашова (2024)

Сила в родовых корнях. Это понимает состоявшаяся писательница Елена Шмуляк, когда ищет ответ на вопрос: «Откуда у ее деда-священника письма, написанные по-французcки детским почерком от имени Pier Tchaïkovski?» Пройдя через испытания «огнем, водой» и …пленом, она осознает, что иногда близкий человек может оказаться негодяем, а далекий — стать настоящим другом. Елена пишет роман-детектив о Фани Дюрбах, француженке-гувернантке. В 1844 год на ижевском оружейном заводе пропали секретные бумаги. Генерал Нератов, в семье которого служит Фани, приглашает своего старинного товарища статского советника Лагунова помочь с поисками. У Лагунова в городе своя миссия, и он не справится без помощи очаровательной француженки. Судьба сводит их во второй раз, и, похоже, что это неспроста. Что же связывает писательницу Елену с героиней ее книги? Какая семейная тайна стоит за старинными письмами? Как сложатся у девушек из разных времен их судьбы?

Все герои вымышлены, а совпадения случайны. Историческая линия сюжета является художественным фоном к событиям, описанным в книге.

«Роман Елены Шмуляк «Фани Дюрбах и Статский советник». Продолжение

— Беги-и-и…

Вода под Мишкиными ногами хлынула через земляную насыпь, и мощный поток снес с пути ветки и бревна, старую телегу, мешки с песком — все, что накидали солдаты. Мишка едва успел вскарабкаться на вал. Сапоги, которые он бережно поставил на верхней кромке насыпи, чтобы не попортить, вмиг исчезли в хлынувшей воде. Вокруг орудовали лопатами мужики, швыряя в быстрое течение комья земли и песок. Но ничего не помогало. Бревна плотины ломались под натиском стихии, вздыбливались в бурлящем водовороте и с грохотом обрушивались в реку. Промоина расширялась. Еще немного — и нижняя улица города будет затоплена.

— Мужики, кидай, что под руку попадется! Хватай, что можно унести!

Рабочие и солдаты кинулись по дворам, сгребая все, что попадалось. Взгромождали на себя мешки с мукой и зерном, короба с углем, тянули сундуки с утварью, ломали заборы. Бабы выли и падали грудью на добро. Мужики орали на жен:"Дуры, все одно погибнет!"и сами тащили к промоине и сбрасывали вниз емкое имущество. Вода бурлила, поглощая скарб. Старший смотритель завода, обрусевший немец по имени Федор, командовал:

— Держись, братцы, подводы рядом!

Среди криков, воя женщин и грохота взбеленившейся воды едва слышался тонкий старческий голос: дряхлый удмурт с белыми длинными волосами и желтыми слезящимися глазами тряс посохом, стоя на валуне рядом с разрушенной плотиной, и кричал:

— Сазьтӥськи, окаянной! Азьпалзэ тодытыса веран быдэсмытэк — музъем усьтӥськиз. Шаман убиенный кыскиз ас понна — ваньмыз быремын^[1]. Гоните чужаков с земли удмуртской, если хотите остаться живыми!

Смотритель, перекрикивая шум воды, скомандовал:

— Убрать смутьяна!

К старику кинулись солдаты, подхватили его под руки и стащили вниз. Ноги «смутьяна» безвольно скользили по грязи, а рот все еще был открыт, но криков уже не было слышно: старику двинули «под дых».

В конце улицы загромыхали долгожданные подводы с лесом. Мишка вздохнул с облегчением. Груженые телеги останавливались у края промоины, лошади испуганно били копытами и ржали. Их крепко держали за поводья по двое и по трое солдат, пока остальные скидывали в водоворот лес. Рабочие, по грудь в воде, заколачивали дыру в плотине.

Вскоре все телеги опустели. Вода, наконец, отступила. Тонкие ручьи еще пробивались сквозь груду деревьев, мешков и скарба, но уже не грозили затопить город. Люди смогли вздохнуть спокойно.

Мишка огляделся: мужики вокруг чумазые, лиц не видно, половина — босые. «Сапоги жалко!» — подумал он. Когда теперь такие выдадут… На заводе Мишка без году неделя — а уже дослужился до сапог: получил обувку в благодарность за участие в установке на шпиль заводоуправления часов — курантов. Тогда он упросил мастера взять его с собой наверх. По винтовой лестнице они добрались до площадки вокруг высоченного шпиля, на котором высился российский герб — двухаршинный золоченый двуглавый орел с тремя коронами, скипетром и державой и расправленными, словно обнимающими город крыльями. Солнце отражалось от его блестящей поверхности, слепило рабочих. Мишка уселся, как петух на оградку, на самый край узенькой площадки вокруг башни, зацепившись ногами за ажурную решетку, и озирал окрестности, пока остальные водружали огромные часы, приклепывая их по металлу. В этом весь Мишкин подвиг и состоял. Вот так, ни за что, получил повышение до подмастерья и награду — сапоги.

Зябко потирая одну босую ногу о другую, Мишка вспоминал, как год назад он вместе с конюхом Василием, получившим вольную за помощь в поимке убийцы, прибыл из Воткинска в Ижевск. Завод поразил парня: пылали жаром доменные печи, лились лафеты, ковалось оружие. Работу начинали спозаранку — в пять. Заканчивали в сумерках. Спали в рубленых домах, на полатях, по шестеро, а в жаркие дни — на полу, на казенных суконных одеялах. Но зато имелись баня, сад и оружейная школа, где таких, как Мишка, мальчишек обучали мастерству: гравировке, токарной обработке дерева и металла.

Мишка по бревнам допрыгал до заводи, образовавшейся ниже того места, где водоворот утащил сапоги. В ней плавал смытый потоком мусор, промокшие вещи, хворост. Мишка длинной жердью поковырял глину, надеясь нащупать пропажу. Уткнулся в твердое, пошевелил палкой, задел что — то острое, похожее на пряжку. Обрадовался: «Никак, нашел!» — и принялся энергично подтягивать пропажу к себе. Когда до находки оставалось меньше аршина, он засунул руку в грязь, ухватился посильнее за что-то липкое и дернул. Сапог, почему-то издавая страшные вопли и разбрызгивая вокруг себя хлябь, дергался и вырывался из его руг. Мишка с испугу выпустил находку, плюхнувшись по инерции на землю. «Сапог» перевернулся в воздухе и оказался худым грязным петухом с разинутым клювом, едва не принявшим смерть в земляной жиже. Птица, вереща, бросилась наутек. А мужики, которые отдыхали, сидя на земле неподалёку, грохнули от смеха так, что даже командир ижевского завода Нератов Иван Александрович, наблюдающий за устранением аварии с террасы генеральского дома, направил в Мишкину сторону лорнет, чтобы рассмотреть, над чем так гогочут рабочие.

Миловидная девушка в скромном, но элегантном платье изумрудного цвета, которое красиво оттеняло ее каштановые, уложенные в строгую прическу волосы, тоже смотрела в окно из генеральского дома. Это была француженка-гувернантка Фани Дюрбах».

Примечания

1

Очнитесь, окаянные! Сбылось пророчество — разверзлась земля. Убиенный шаман тянет за собой — все погибнем!