Форс-мажор

Алуа Серик

Юноша встречает отца, бросившего его еще в детстве. И желая ему отомстить, он начинает «выкачивать» деньги из отца, тем самым улучшая свое финансовое положение. Из числа «ботанов» он трансформируется в заядлых «мажоров». Юноша настолько увлекается своей новой жизнью, что влезает в большие долги. Тогда он устраивает собственное похищение и требует у отца выкуп. Но во время выкупа происходит настоящее похищение, в котором заложниками оказываются все участники.

Первая любовь

Сменив школу с элитной гимназии на обычную среднюю школу, я столкнулся с большим количеством оскорблений в свой адрес. Да и поводов для этого у моих одноклассников было больше, чем предостаточно: я был толстым «ботаном». Да, с самоиронией у меня все в порядке.

Мама все это время была полностью поглощена работой, поэтому до меня ее руки никак не доходили. На тот момент я учился в седьмом классе, как раз период полового созревания. Наверное, поэтому от издевок моих одноклассников не было отбоя, они даже не заморачивались и называли меня либо «толстяк», либо «ботан». Ни друзей, ни подруг у меня соответственно не было, даже учителя не сильно прониклись мною, может из-за моего внешнего вида. Поэтому я ходил туда с большим трудом, они задирали меня, прятали мои вещи и постоянно обзывали. А я не мог дать им сдачи, просто не мог, не хватало смелости, наверное. Все что мне оставалось — это игнорировать их и молча идти за свою парту.

Но была одна причина, из-за которой я все-таки появлялся в школе. А причину звали Аида Галымжановна — это учительница по истории мира: она была студенткой четвертого курса педагогического университета. Но полюбил я ее не потому, что она была самой красивой и милой, а после одного урока истории. Тема урока была: «Правители мира». Она записала на доске тему урока и повернулась к нам:

— Итак, ребята, скажите для начала, каких великих правителей вы знаете? — обратилась она к классу.

Все ученики принялись выкрикивать с места.

— Чингисхан? — неуверенно произнес ученик за третьей партой.

— Гитлер! — прокричал отличник.

— Сталин, — уверенно сказала девочка, сидящая рядом с отличником.

— Александр Македонский! — крикнул с задней парты троечник.

— Все молодцы! Правильно! — похвалила она, — А теперь скажите, что вы о них знаете? Не как о правителях, а как о людях, черты их характера? — указав рукой на одного из «ботаников» и ожидая его ответа. Тут класс притих.

— Они повели за собой тысячи и миллионы людей, такое может только человек, владеющий огромной силой, — протараторил он уверенно.

— Хорошо, еще у кого-нибудь есть предположения? — обратилась Аида Галымжановна ко всему классу. Ученики не знали, как можно ответить на данный вопрос. Но тут с передних парт отличница начала активно поднимать руку. Учительница кивнула ей, дав понять, что ожидает ответа.

— Они причинили столько горя, как врагам, так и жителям своих стран. И столько людей погибло, они были очень жестокими, — уверенно подметила девочка.

— Верно, — подтвердила Аида Галымжановна: — может кто-нибудь еще хочет что-то добавить? Ну ребята, не стесняйтесь, выскажите свое мнение.

Меня перепирало изнутри, и я встал:

— А я думаю, разве может человек, у которого все есть: и семья, и достаток; жертвовать своим народом ради личных целей? Это несчастные и озлобленные люди, мстящие всему миру за детские обиды, — высказал я.

Класс охватил шок. Сначала все притихли с недоумением, а потом подняли меня на смех. Все было как в замедленной съемке, одновременно с этим сердцебиение участилось. Я каждой частичкой тела прочувствовал свою ничтожность и наблюдал как они крутили пальцем у виска и смеялись, приговаривая «вот придурок», «тупой». Не выдержав давления, я хотел сбежать, но тело мне не принадлежало. Все же, найдя в себе силы, я медленно направился в сторону двери. И вот, наконец, я за пределами кабинета попытался бежать куда глаза глядят. Время постепенно начало приходить в привычный ритм. Оказалось, что все это длилось несколько минут, хотя мне казалось, что прошла целая вечность. Учительница выбежала вслед за мной. Но я бежал настолько быстро, что она не поспевала. Найдя укромное местечко, я спрятался под лестницей. Все мое лицо залилось слезами от обиды и несправедливости. Я слышал где-то вдали учительницу: «Дамир! Стой! Не убегай!» Я решил никогда не выходить оттуда, чтобы никто никогда надо мной не смеялся. Но через минут пять Аиде Галымжановне все же удалось меня найти.

— Ах вот ты где! Попался! От меня еще никто не уходил! — пыталась она меня рассмешить. Но я был полон отчаяния.

— Ну ладно тебе, они не знали, что говорили. Дамир, ну Дамирчик, — приговаривала она, осторожно вытаскивая меня из-под лестницы.

— Нет, я больше никогда отсюда не выйду! — одернул я свою руку.

— Ну хорошо, можно тогда я тоже присяду рядом? — спросила она.

— Мне без разницы, — отвернулся я в другую сторону.

— Знаешь, я тоже с тобой согласна, — присела она на корточки рядом со мной.

— Вы, о чем? — озадачился я.

— Ну я про то, что каждый из них был несчастен по — своему. Вот, например, Чингисхан будучи ребенком, видел, как убили его отца, — вела она беседу как обычно.

— Да, я знаю, — ответил я учительнице.

— Видишь, какой ты умный. А Наполеон? — задала вопрос Аида Галымжановна.

— Он был маленького роста, — ответил я ей.

— Правильно! Поэтому, чтобы доказать всему миру, что он чего-то стоит, он и заварил войну. Хотя это грубая аллегория, но в данный момент — не суть. А теперь ты веришь тому, что одноклассники говорили о тебе? Да покажи мне хоть одного, кто знает то же, что ты! — она нежно прикоснулась руками к моему лицу и вытирала слезы. О Боже, что-то внутри ёкнуло. Она так проникновенно посмотрела в мои глаза и следом обняла меня. В эту самую минуту мое сердце сильно застучало, дыхание участилось и охватило безумное, сильное чувство привязанности к этому человеку. Да, я влюбился по уши! В конце концов она меня уговорила вернуться в класс. Когда мы с ней зашли в кабинет, класс гудел, но увидев мое заплаканное лицо все замолчали.

— Ребята, я вами очень недовольна, — строго произнесла Аида Галымжановна: — Разве можно так делать? Это же ваш одноклассник, вы целый день проводите вместе, это можно сказать ваш член семьи, а вы даже не даете ему высказать свое мнение. Ваш класс я любила больше любого другого, а вы меня так подвели. Ну — ка просите прощения у Дамира!

Лишь некоторые из класса сухо произнесли: «извини», «прости».

— Я сказала, чтобы все попросили прощения, — повысила тон учительница. Я посмотрел на нее, мол «не надо, достаточно», она сказала вслух: «долго мне ждать?»

— Прости Дамир, — ответил класс в один голос.

— Все, Дамир, теперь проходи на свое место. И если хоть раз я узнаю, что вы над ним смеетесь, мало вам не покажется, — все переглянулись и кивнули. Но тут прозвенел звонок и все галопом выбежали из класса. А я медленно направился за свою парту, да и мне уже было наплевать на своих одноклассников. Мои мысли были заняты только ей. После этого случая я решительно начал за ней ухаживать, хоть между нами и была разница в восемь лет. Я приносил сладости и незаметно оставлял их на столе. Она всегда расспрашивала кто бы это мог быть, но я не решался признаться и лишь молча наблюдал за ее радостным лицом.

Помимо этого, я пытался выделиться: душился старым отцовским парфюмом и надевал галстук на ее урок. Каждую ночь перед сном я смотрел на ее фотографию и желал спокойной ночи. Чтобы никто не увидел фото, я прятал его под подушкой и плевать, что на нем было еще тридцать три лица. Это была фотография всего класса, где я перечеркнул лица всех, кроме ее. Даже мое лицо было перечеркнуто, так как я не хотел иметь ни одного упоминания, об обучении в этом классе.

Каждый урок Аиды Галымжановны для меня был на вес золота. Она — единственный человек, с кем я себя свободно вел и чувствовал. Мы с Аидой Галымжановной беседовали на разные темы и лишь она принимала меня как равного. Она отличалась от остальных учителей: всегда внимательно выслушивала меня, позволяла свободно рассуждать, анализировать различные ситуации и высказывать свою точку зрения. Это касалось не только истории, а абсолютно любых тем.

Но через пару лет она молча уволилась, не сообщив об этом никому, весь класс был шокирован. Мы все очень сильно привязались к ней, поэтому были крайне озадачены ее решением уволиться. Мы все пытались заполучить любую информацию у других учителей: о том где она и что с ней; но сколько бы мы не старались, никто ничего не говорил. А я был убит горем. «Ведь она даже не попрощалась с нами… со мной… и даже не сообщила об ее грядущих планах. И вообще, о принятом решении уйти. Меня снова бросил дорогой для меня человек». Я практически перестал есть, спал только пару часов в сутки и еще сильнее замкнулся в себе. Мама заметила происходящие со мной изменения и не могла понять, что со мной происходит. Она много раз пыталась выпытать, что со мной происходит, но все ее попытки были тщетны — я был непоколебим. В конце концов она сослалась на мой переходный возраст и решила оставить меня в покое.