Белый. Возвращение
Лебеды нынче неурожай. То ли лето засушливое, то ли просто ей так вздумалось в это лето, не вырасти. Не найти лебеды… А надо мне в зелье ее, лебеды этой проклятой, надо, и все тут…
Я отошла от избы на пару десятков шагов, оглянулась. Высунув длинную шею из калитки, мне вслед смотрел Мартин, серый, упитанный гусь. Я готова была руку дать на отсечение, что он улыбался. Из соседской трубы на крыше валил дым, Охотник затопил печь, чтобы приготовить куропаток, которых настрелял рано утром, пока я еще спала.
От домика веяло уютом и теплом. Домом.
Охотник как будто был всегда, хотя поселился рядом совсем недавно, одну зиму назад. Я уже и не помнила, как мы жили без него.
Мы — это я и мои гуси.
Мартин, между тем, опасливо сделал шаг по тропинке, а потом, осмелев, уверенно потопал за мной, смешно переваливая круглое туловище на коротких лапках.
В этот момент лопухи слева от гусака подозрительно зашевелились, и в следующую секунду на него бросилась грязно белая тень.
— Мартин! — Заорала я, а в следующую секунду по земле покатился клубок из гусака, меня и того непонятного, и невесть откуда взявшегося, из кустов. А еще через секунду я уже обнимала тощего, грязного белого волка с человеческими глазами и ревела навзрыд:
— Белый, Белый…
— Бурый уже, а не белый. Видишь, полинял, облез весь… — Волк убирал морду, на которую щедро лилась соленая вода из моих глаз. — Ишь, сырость развела, я и так мокрый весь! А ты… Дура ты, а не ведьма, — волк, пару раз лизнув меня в щеку для приличия, наконец, выбрался из моих объятий и отошел в сторонку. — Из-за какого-то паршивого гуся!
Выглядел Белый, и правда, неважно. Шерсть сбилась клочьями, кое-где из нее торчал репей. Морда осунулась, бока ввалились.
— Этот «паршивый гусь» — Мартин!
— Да у тебя все… Кто-нибудь… — Белый оскалился, тряхнул головой. — Ладно, гусь пусть Мартин, а там в избе рядом кто?
— Там — Охотник. И мои гуси. Мы живем здесь… А я думала ведь, убили тебя… И из деревни той потом уйти пришлось, думала все, не свидимся с тобой больше… Как ты нас нашел?
— А… Ранили меня тогда. Дурачье твои деревенские, и староста у них — растяпа. Волка на расстоянии десяти шагов подстрелил, а добить — не смог… Ушел я. А нашел как… — Волк снова тряхнул головой. — Я ж тебя нюхом чую. И как вы уходили оттуда по твоему следу, дождями политому да солнцем высушенному — тоже почуял.
Я содрогнулась, вспомнив ту ночь… Как мы под проливным дождем, по раскисшей дороге, ночью, даже не уходили, а убегали из деревни. Охотник нес плетеные садки с гусями, а я — наше нехитрое добро в узелках. Мы тогда бросили почти все, пришлось бросить… Слишком много слухов ходило по земле под Стольным градом. Великая Княгиня… Полюбовница Казимира…
Конец ознакомительного фрагмента.
