Жизнь начерно

Алёна Даль, 2023

Как часто мы живём так, будто черновик пишем, рассчитывая в будущем «переписать» судьбу. Но… не получится. Увы, это знание приходит порой слишком поздно. Жизнь – это всегда чистописание, а ошибки исправляются прямо в «тексте», красной ручкой судьбы.Герои рассказов Алёны Даль учатся жить начисто – и маленькая Лиза, выбравшая сердцем главного зрителя, и заложница потерянной скрипки Тата, и цензор Лидия Белозерцева, вычитавшая в тюремных письмах ответы на собственные вопросы… Кого-то тянут назад путы прошлого, кому-то мешает обида или привычка, кто-то боится потерять лицо, а кто-то, стараясь быть хорошим для всех, делается несчастным. Но на смену разочарованию приходит прозрение, потеря оборачивается обретением, мечта становится явью. «Правильное» существование сменяется звенящей свободой. Жизнь обретает терпкую подлинность со всеми её кочками, горькими пилюлями и нежданными подарками.

Черновик

Лето, наверное, никогда не наступит. Симеиз вымок насквозь от дождей, от тяжкой сырости, будто это вовсе не черноморский курортный городок, а какой-нибудь мрачный Копенгаген.

Ирина Витальевна сидела на террасе рыбного ресторанчика, где её знал уже весь персонал, включая официанта Мози — студента-нигерийца, подрабатывающего здесь во время летних каникул. Ирина Витальевна обслуживалась всегда только у него, не упуская возможности попрактиковаться в языках.

— Как обычно капучино? — белозубо улыбаясь, спросил Мози на английском.

Он был горд предпочтением богатой клиентки, оставляющей щедрые чаевые.

— Да, Мози. Только в этот раз добавь в чашку десертную ложку коньяка, — попросила Ирина. — И смотри не перепутай: не чайную, не столовую, а десертную! Понял?

— Будет сделано! — ответил Мози и скрылся в дышащей искусственной прохладой глубине зала.

Ирина Витальевна рассеянно кивнула и принялась рассматривать затянутую туманной пеленой морскую даль. Она приехала в Крым, чтобы немного прийти в себя после изнурительного развода с выматывающей перепиской и чередой судов. Итогом она осталась довольна, но сил потратила больше, чем ожидала. Турбин оставил ей четверть акций своей компании и дом в Карловых Варах, который хоть и нуждался в ремонте, но сулил безбедную, праздную старость среди целебных источников и истинных аристократов. Свой маленький, но живучий бизнес Ирина Витальевна переводила на дистанционное управление. Уже сейчас она могла отлучиться хоть на неделю, хоть на две — всё работало без неё как часы. Пришлось, правда, сменить троих управляющих, но четвёртый — Глеб — оказался вполне достойным. Не ленился, не воровал. К тому же был холост и хорош собой. Если бы не он, Ирина не сидела бы сейчас за чашкой капучино с коньяком и не смотрела бы на горизонт, который всё ещё дымился сердито и угрюмо.

Отдыхающих в этом году было мало — то ли погода помешала, то ли охватившая полмира пандемия. Но Ирине Витальевне не было до этого никакого дела. Она перебирала в уме свои регалии и достижения, ища в них опору и утешение. Сравнивала себя с подругами, зачисляя очки в свою пользу. Ирина Витальевна понимала, что её жизнь, сотворённая ею самой, собранная по крупицам, сложенная по кирпичикам, по всем параметрам удалась — и сомневаться нечего! Наверное, могло бы быть ещё лучше — ведь нет предела совершенству — но она к совершенству не стремилась. С каждого из трёх мужей Ирина получила приличную компенсацию за утраченную молодость. Сына определила в Болонский университет. Дочь выдала замуж за английского лорда. Чего ещё желать на пятом десятке?

По бульвару мимо Ирины, постукивая тросточками, прошла пожилая пара. Он — в соломенной шляпе с громоздким чёрным зонтом, она — в затейливой причёске из воздушных, невесомых волос. Женщина засмотрелась на стариков, представляя, смогла бы она вот так доживать свой век? Ходить, опираясь на нетвёрдую руку спутника, укладывать выбеленные, пушистые пряди в замысловатые кудели — зачем? для кого? Она увлеклась и не заметила подкравшегося сзади человека — прохладные ладони легли на её глаза. Нет, Мози не мог позволить себе такой вольности. Приехала Ирина сюда одна, причём скрытно. Тогда кто? Возмутиться? С негодованием откинуть незнакомые руки? Женские или мужские? — любопытство заставило её немного помедлить.

— Иришка-мышка везде торопыжка! — раздалось из-за спины.

Так её могла называть лишь Томка Шуйская, с которой они сидели в школе за одной партой. Ирина резко обернулась, отбросив прохладные руки. Так и есть — перед ней стояла бывшая одноклассница, узнать которую стоило немалых трудов. Бесформенный сарафан, раздавшиеся бёдра, нелепая сумка с бахромой. Лицо неухоженное, без намёка на макияж. Только собранные всё в тот же хвост волосы и вечно ликующие не по делу глаза. Собственно, по глазам и хвосту Ирина Витальевна и узнала Шуйскую.

Они не виделись больше двадцати лет, не считая встречи одноклассников, на которую обе опоздали и просидели за общим столом с полчаса от силы. Ирина Витальевна помчалась в аэропорт, чтобы лететь в Копенгаген, а Томка забирать из садика Костика.

Они никогда не были близкими подругами, но что-то заставляло их приятельствовать. Общая парта — исключительно из-за зрения. Обе носили очки, только Тамара страшные стариковские, доставшиеся, видимо, от бабушки, а Ирина — модные, в тонкой оправе, а потом и вовсе перешла на линзы. Кроме звучной фамилии в Томке не было решительно ничего аристократического. Она никогда не отличалась ни вкусом, ни манерами, ни кругом общения. Смеялась громко, невпопад, мечтала неистово и всех вокруг жалела.

— Иришка, что ты здесь делаешь? — удивилась Томка, разглядывая подругу детства. — Ух, и шикарная же ты! — она подняла руки Ирины, словно собираясь с нею вальсировать.

— То же самое я хотела спросить у тебя, — ответила Ирина Витальевна, затрудняясь выбрать манеру и тон беседы.

— А, да я тут сейчас живу! — беспечно махнула рукой Томка в сторону бульвара. — На Приморском, 24 — знаешь, где это? Приходи в гости!

— Погоди, ты ведь жила в Ростове?

— Ну, правильно, я там и живу! Только на лето приехала с Вадиком сюда. Мы комнату снимаем. Он у меня художник, пишет морские этюды, а я вот это, — она достала из сумки испещрённые круглым ученическим почерком тетрадные листы. — Черновик.

— Что же это будет? Бестселлер всех времён и народов? — ухмыльнулась Ирина, бросив небрежный взгляд на ворох никчёмной бумаги.

— Не знаю, что получится, — пожала плечами новоявленная писательница. — Помнишь, Нина Петровна говорила, что сочинение — это не мой конёк?

— Извини, не помню.

— Неважно. Я и сейчас не уверена, что это моё. Но знаешь, когда я пишу — просто улетаю!

— Куда ж ты улетаешь? — Ирина Витальевна смотрела на Томку, и не могла поверить, что они ровесницы.

— Туда, о чём пишу! — та мечтательно подкатила глаза. — Я будто бы путешествую.

— А что, на обычные путешествия денег нет?

Налетевший ветер надул парусом Томкин сарафан, а потом хлестнул его обратно. Выцветшая, в жёлтый горох материя облепила живот — круглый, тугой, с выпирающим пуговицей пупком.

— Боже, Томка, ты что беременна? — всплеснула руками Ирина.

— Ну да, — залившись краской, призналась Тамара. — От Вадика. Поздновато, конечно…

— Это твой новый муж что ли? А как же Игорь?

— Нет, Вадик мне не муж ещё, но как только родится ребёнок, мы распишемся. А Игоря я похоронила четыре года назад.

— Ох, прости. Не знала, — смутилась Ирина.

— Да ничего, я уже привыкла.

— Костик вырос — лет двадцать ему?

— Двадцать два. Сам отец уже! Вот дядя будет младше племянника, — Томка смущённо погладила живот. — Да что мы всё обо мне, да обо мне, лучше о себе расскажи! — глаза её снова вспыхнули девичьей радостью. — Ты такая красивая! Всегда лучше всех была! И умнее всех!

Ирина Витальевна смерила одноклассницу долгим взглядом. Есть ли смысл рассказывать ей о своих достижениях? Поймёт ли? Оценит ли? Что она понимает в этой жизни? Одета кое-как, за собой не следит. Как всегда, витает где-то в облаках. Ни денег нет, ни мужиков нормальных. А теперь ещё и возраст в нагрузку.

— Чем ты занимаешься? — подсказала Томка.

— Бизнесом, — сдержанно ответила Ирина.

— Ух ты, как здорово! Но ты всегда отличалась от всех нас. Была самой лучшей в классе!

— Да что ты заладила: лучшая, лучшая.

— Но ведь ты и вправду лучшая! — не сдавалась Томка, хлопая белесыми ресницами.

Ирина Витальевна принуждённо, под напором Томкиного энтузиазма рассказала о своих успехах, о международной премии, о дистанционном управлении и удачной оптимизации предприятия. Чем больше она говорила, тем глупее делалось выражение лица Шуйской. Ирина поняла, что мечет бисер, что их жизни настолько далеки друг от друга, что понять хотя бы десятую долю услышанного Тамара просто не в состоянии. Но восторгалась она так бурно, что в какой-то момент Ирина Витальевна усомнилась в её душевном здоровье. В самом деле, нельзя же так по-телячьи радоваться успехам бывших одноклассников (если конечно, твои собственные успехи не превышают их многократно). «Успехи» Шуйской говорили сами за себя: пупок в сорок с лишним лет, сомнительный сожитель-художник и, как всегда, ветер в голове.

Явился Вадик — щуплый, жилистый мужичок в полотняных тапочках, совсем не похожий на художников, которые обыкновенно ходят в свободных, заляпанных краской блузах, носят бархатные береты и влюбляются в роскошных натурщиц. Не было у Вадика ни берета, ни блузы, а Томка на натурщицу не тянула и в молодости.

— Вот, познакомьтесь, моя школьная подруга Ирина, а это мой Вадим, — защебетала Томка, кружась между ними ситцевым волчком.

— Здравствуйте, — бесцветно произнёс художник, не вдохновившись ни красотой Ирины, ни её тугим кошельком. — Ну что, пошли домой? — обратился он к Томке.

Ирину Витальевну задело равнодушие художника. Ещё больше кольнуло, когда тот заботливо поправил прядь Томкиных некрашеных волос, нежно коснулся живота.

— Вы сегодня что-нибудь писали? — властно спросила она, отпивая глоток капучино с коньяком.

— Да, несколько этюдов сделал, — удивился неожиданному интересу Вадим.

— Покажите!

— Прямо здесь?

— Прямо здесь! — потребовала Ирина. — Мози! — крикнула она в сторону открытой двери.

Тотчас у стола появился чернокожий официант и спросил по-английски, что желает мисс. Кроме Ирины его никто не понял.

Конец ознакомительного фрагмента.